Kiedy wrócisz do domu

Когда Стив возвращается с шестью стаканчиками кофе, желающих его пить находится только двое. Клинт и Пеппер до сих пор не выходят из палаты Наташи, а Брюс давно умчался в Башню присматривать за Синди. – Кофе, – без надобности сообщает Стив, когда Тони поднимает взгляд, – просто потому что при виде Тони Стив всегда хочет все сказать и объяснить, но ему все еще не хватает смелости начать сразу с важного, и в итоге он говорит много дурного. – Я принес кофе. Тони слышит, но не обращает внимания, просто блуждая по нему взглядом. Баки берет ситуацию в свои руки и впихивает ему напиток, осторожно сжимая чужие пальцы на теплой кружке, а потом обнимает его так легко, как будто взаправду делает это не в первый раз. – Выпей кофе, Тони, или я начну переживать и позвоню Стрэнджу. – Засунь его себе знаешь куда, – автоматически реагирует Тони, но без привычного запала. Не похоже, что он понимает сказанное, пока Баки не начинает театрально кривиться. – Я бы не стал, – заверяет он, пока Тони отупело смотрит на него. – Ну, знаешь, засовывать Стрэнджа. Он не в моем вкусе. Тони давится кофе, и Стив улыбается, видя, как легко Баки Барнс, самый крутой парень из всех, кого он знает, превращается в заботливейшего человека, когда ему есть о ком переживать. – Ты такой придурок, Бьюкенен, – делает вывод Тони, но делает еще глоток. Он нервный и раздражен, как оголенный нерв, и почти подпрыгивает, когда из коридора больницы доносится чей-то крик. – Может, кто-то объяснит мне, почему мы здесь? Мы не могли отвезти ее в Башню? Или хотя бы к Щиту? Бесплатные больницы… как бы вам объяснить? Как в том анекдоте, когда врач говорит пациенту: либо ампутируем ногу, либо везем тебя в частную. – Не пори ерунды. Наверное, к этой было ближе всего, – пожимает плечами Баки, и Тони взвинчивается. – Тебе-то откуда знать, это же Пеппер решила… – он внезапно замолкает и сужает глаза, пристально глядя на Баки. – Погодите-ка, минуточку… ты что, знал? Стив понятия не имеет, о чем речь, и если он все еще читает по лицу Баки так же хорошо, как и семьдесят дет назад, то он не одинок в своем недоумении. Но Тони был Тони и уже предположил худшее, неприятно оскалившись. – Чудесно, Барнс, естественно, ты знал, – говорит он задубевшим голосом. – Как раз когда я подумал, что могу называть тебя Джеймсом, ибо надо же делать шаги навстречу. Но прикинь что? О, я передумал. Джеймса еще надо заслужить, будешь Барнсом. – Тони… – пытается Баки, но Тони только стряхивает его ладонь нетерпеливым взмахом руки и стремительно удаляется, оставляя позади недопитый кофе и не пришедшую в сознание Наташу, на которую он еще не успел и взглянуть. – Такое ощущение, что я что-то пропустил, – Стив чересчур осторожно мешает кофе, давая Баки время, пока его выражение лица меняется от озадаченного до сердитого и потом до обиженного. – Может, введешь в курс дел? – Оставь меня в покое. – Нет уж, Бак, – Стив садится рядом, и когда Баки поворачивается спиной, насильно разворачивает его стул к себе. – Итак. Ничего не хочешь мне рассказать? Баки взглядом обещает ему ужасную смерть в агонии, но Стив пинает его по щиколотке. – Ты же знаешь, я не отступлюсь, – стоически угрожает он, и Баки зло смотрит на него. – Черт, Роджерс, откуда мне знать… – начинает он и умолкает. – Я сам еще ничего не понимаю. Романофф не принимает помощи от Тони, Поттс сидит у ее койки, а Тони даже не заходит? Ну уж нет, это было бы просто что-то космически неправдоподобное… – Не улавливаю связи. – Господи, это была бы мерзость века. Романофф не могла… или Поттс… – Баки, о чем ты? – Ради Бога, Роджерс, – многозначительно смотрит на него Баки. – Сложи уже два и два, потому что ты меня сейчас разочаровываешь. Стив хмурится, все еще не приходя к выводу, но затем… Он сглатывает, чувствуя, как тревога поднимается по горлу. – Ты хочешь сказать… – Это не я хочу, черт возьми, – Баки недоверчиво смотрит на дверь закрытой палаты. – Это было бы… Боже. Гребаный же ужас. Стив все еще упорно пытается сложить пазл в своей голове, и когда он внезапно замирает, Баки закатывает глаза. – О, как вижу, ты догадался. Твое лицо, бедный ты ребенок, выразительнее тысячи слов. Наивный, благодушный и слепой, как крот, великий наш Капитан Америка. А я, блин, не лучше – тупой, как сибирский валенок. – Баки, тише, дай мне подумать, – Стив наклоняется, понижая голос, хоть они здесь и одни. – Наташа… и Поттс? Вместе? Это же… – он делают паузу, потому что они, они, вашу мать, обещали себе больше никогда не поступать так с ним, а теперь оказывается, что они снова что-то скрывали от Тони. – Господи, Баки. Почему ты ему сразу не сказал? – Потому что я понятия не имел! – Баки вскидывается и недоверчиво смотрит на него. – Пошел ты, Стив, если думаешь, что я утаил бы от Тони такое. Мне в страшном сне такого привидеться не могло. Только теперь… То, что Поттс ушла с руководящей должности, и тот факт, что они с Тони расстались, и странное поведение Романофф… Да как я мог бы такое предположить? Что Поттс на такое способна? Что чертова Наташа Романова прыгнет в постель к девушке своего друга? Вот гадство. Гадство! Мне хочется что-нибудь ударить. – Тогда почему ты ему так не сказал? Когда Тони спросил… – Потому что если ему надо найти виноватого, то это могу быть я, все в порядке, – отводит взгляд Баки. – Ты же знаешь, ему совсем плохо. Он корит себя и, скорее всего, мучится, что не уберег Романову. Полный кретин, как будто ему под силу спасти весь мир, – ворчит он раздраженно, и на его лице на мгновение появляется нежная улыбка, прежде чем он снова мрачнеет: – А в этот раз? Он расстроен и зол. Если ему требуется покричать… – Ты сейчас шутишь, Барнс, – Стив смотрит на него, как на полоумного. – Ты что, собрался быть его мальчиком для битья? Если ему сейчас что и нужно, так это дружеская поддержка, а не боксерская груша. Сию же секунду езжай к нему и все исправляй. Какого черта вообще. Что в твоей тупой башке – варево вместо мозгов? Если кто-нибудь здесь все и испортил, так это не ты, а… Он затыкается, ловя себя на том, что практически кричит, а между тем дверь палаты распахивается и в коридор выходит Клинт. Он глядит полным осуждения взглядом, молча садится между ними и берет один из стаканчиков кофе. Залпом выпивает содержимое, сминает, отправляет в корзину точным броском, и затем берет второй. Только напившись, он открывает глаза и сперва отвешивает ощутимый подзатыльник Стиву, а затем и Баки. – Вы совсем ебу дали? – интересуется он. – Завалите рты, ваши вопли слышно на всю больницу. Поттс и так есть о чем переживать, а Нат… Она, кстати, проснулась. Ей и без вас тяжело. Она прекрасно знает, что натворила. Какой-то кошмар. Как мы вообще вляпались в такую неразбериху? – спрашивает он почти ошеломленно и оглядывается, замечая, что пропал Тони. – Куда делся Старк? – Он наорал на Баки и вернулся в Башню. – Браво, сержант, – Клинт, к изумлению Стива, похлопывает Баки по плечу. – Дал ему выпустить пар, да? Лучше б ты его нагнул пару раз, но если уж… – Бартон! – возмущаются они в один голос, и Клинт закатывает глаза. – Да бросьте вы. В конце концов, все уже знают, что ты хотел бы. – Клинт, – заикается Стив, весь красный, как свекла. – Нельзя же так говорить и… – Почему нет? – фыркает Клинт. – Мы месяцами врали друг другу, и посмотрите, к чему это нас привело. Я понятия не имею, как теперь разгребаться, а вы? Нет, ребятки, я вам так скажу, – добавляет он, качая головой, – если б мы хоть раз для разнообразия были честны друг с другом, то это нам бы очень помогло. Баки знает, что Клинт прав. По крайней мере, он отчаянно пытается в это поверить, стоя перед запертой дверью мастерской. Сначала он нашел Тони в комнате Синди, но Брюс выгнал их взашей обоих, как только они принялись орать друг на друга. Потому что Синди только что проснулась, Синди еще слаба, Синди требуется покой, Синди не нужно слушать ваши споры и вообще убирайтесь отсюда подобру-поздорову. Когда его обычно добрые и понимающие глаза вспыхнули зеленым, они оба повиновались быстро и слажено, а вот уже в коридоре Тони развернулся и исчез, даже не слушая Баки. – Скажи ему, что он вкрай выводит меня из себя, Джарвис, – не выдерживает он, когда ИИ в который раз вежливо, но решительно отказывается открывать ему дверь. – Тони, ты, гиперактивная сволочь, ты меня бесишь! Я знаю, что ты меня слышишь! – Уверяю вас, сержант, сэр… – Сэр, когда он хочет, знает все, что происходит в его долбанной башне! Не может быть, чтобы… Баки обрывает себя, когда дверь внезапно открывается и Тони смотрит настолько полным ярости взглядом, что он почти отступает. Тони выглядит совсем одурелым и, кажется, вот-вот взорвется: – Что, Барнс, что? Да я вообще все знаю в этом мире. И что моя женщина спала с кем-то еще, я тоже знал? Баки не знает, что сказать, поэтому говорит не то: – Не называй меня Барнсом, – требует он, и Тони смотрит на него с замешательством, смешанным с гневом. – Пошел ты! – Ты уже такое говорил, Старк, а я-то думал, ты гений, а не склерозник, – усмехается Баки, и только когда лицо Тони совсем темнеет, он осознает, что надо бы тормозить. – Черт возьми, – вздыхает он, проводя рукой по лицу. – Поверь мне, Тони, я понятия не имел. Если б я знал, то вышвырнул бы Романофф отсюда в ту же секунду. – Хотел бы я посмотреть, как бы ты попытался, – Тони нужна пауза. Он теперь не так зол и устало прислоняется к стене напротив Баки. Он не отстраняется, когда Баки осторожно проводит пальцами по его плечу. – Почему ты мне сразу не сказал, а дал на себя наброситься? – Я ошибся. Подумал, что тебе надо сорвать на ком-нибудь зло. – На тебе? Тогда ты еще тупее, чем я думал. Армия США плакала бы от отчаянья, если б знала, в какого идиота превратился ее лучший снайпер. – Тони… – О, ради Бога, не смотри на меня так, у меня сердце разбивается на миллиард кусочков, – колко говорит Тони, но его голос понемногу смягчается. – Ладно. Мне очень стыдно, что я накричал на тебя. Но я подумал, что кто-то опять пытается скрывать от меня правду, утверждая, что это мне же на пользу… чертовски неприятное дежавю, чтоб ты знал. – Но это тоже не совсем правильно. Ты уже не верил однажды людям, которые, хотели тебе только хорошего, – Баки пожимает плечами, и Тони уводит глаза в пол. – Так нечестно, – злится он, избегая встречаться взглядами. – Ты используешь мои же слова против меня, Джеймс. Я сказал тебе так, потому что… – Потому что ты это знаешь. Ты понимаешь, почему Стив поступил так в Сибири, даже если я не понимаю. Ты его простил, хоть он сам еще себя не простил. А теперь… ты злишься, но больше всего на себя. А не должен. Знаешь что? Ты ни в чем не виноват. – Правда? – это почти шепот, но они так близко, что Баки не мог бы не услышать. Его хватка на плече Тони становится крепче. – Абсолютно ни в чем, – твердо говорит он. – Все, что ты себе напридумывал… ты неспециально. Остановись. Не зарывайся в себя. – Я даже не могу на нее сейчас смотреть. Я поначалу все не верил, но потом меня осенило… они обе, понимаешь? Я не хотел идти к ней в палату, смотреть ей в глаза. Что я ей сказал бы? Что желаю выздоровления? Что с радостью профинансирую им медовый месяц? Что это, блин, самая сумасшедшая шутка, какую я только слышал: Пеппер не захотела меня, потому что не могла больше выдерживать жизни с супергероем, и поэтому поменяла меня на мою коллегу? Звучит, как чушь собачья. Значит, со мной что-то не так. Я недостаточно хорош? Я мало старался? Что есть такого в Романофф, что Пеппер ради нее выбросила все свои сомнения в мусорку, а для меня так не сделала? Я не понимаю, черт возьми. Какая-то часть меня так злится… Я почти ненавижу их, понятно? Так что кто знает, может, я хотел… – Тони слегка дрожит. – Может, я хотел, чтобы она упала. Чтобы с ней что-то случилось. Может, я хотел ей наказания. Чтобы она страдала… – Ни за что не поверю. – Потому что ты видишь во мне только хорошее? – Тони пытается быть ироничным, но это звучит, как отчаянная надежда, и Баки кладет ладонь ему на щеку, повинуясь порыву. – Нет. Точно нет. Я вижу твои разные цвета, Тони, и даже полностью черный. Ты высокомерный, нетерпеливый и бываешь невероятным придурком. У тебя проблемы с доверием, ты думаешь, что умнее других, не умеешь полагаться на командную работу и постоянно пытаешься быть сам по себе. Еще ты иногда мелочный и гневливый, а когда ты в чем-то упорствуешь, то тебя невозможно отговорить, какой бы безумной и опасной не была твоя затея… – Ничего личного, сержант, но это самый худший подкат в моей жизни, – стонет Тони, и пальцы Баки на его щеке замирают. Тони неуверенно смотрит на него из-под ресниц, и сердце Баки мгновенно тает. Он счастлив, но ему одновременно так страшно, что он когда-нибудь подведет то доверие, которое он видит в глазах напротив, пока Тони касается губами его запястья. – Вот что происходит, да? Ты хочешь заняться любовью со мной? Мне не кажется, я правильно все понял и ничего не выдумал? – Нет, не выдумал, – голос у Баки такой хриплый, как будто у него в горле гравий да еще пустыня в придачу. – Но если ты не хочешь, я пойму, просто скажи, и мы больше не вернемся к этой теме… Мне ничего не нужно, если тебе недостаточно уютно со мной… – Джеймс, – Тони сильнее прижимает его ладонь к своей щеке, придвигается ближе и кладет другую руку на его бедро. – Я похож на желающего убежать? Может, я и не знаю точно, чего хочу, потому что у меня в жизни бардак и я мечусь, как собака на сене, и сейчас я задаюсь вопросом, будет ли у нас домик с садом и собакой – у нас ведь уже есть кошка, и, кажется, мы даже неофициально взяли себе ребенка… Но я не против, чтобы ты меня поцеловал, я даже за, уверяю тебя. – Тогда хорошо, – Баки глубоко вздыхает, позволяя себе неуверенно улыбнуться. – Звучит заманчиво. Но что, если ты никогда не вспомнишь? Того, что у нас было… – Тогда покажи мне еще раз. У тебя уже получилось один раз. Черт, я могу тебе довериться и без этого. У меня память похожа на швейцарский сыр, а я прячусь в этих дырках, как это звучит, а? Убого. Как бы то ни было, самое тяжелое позади. Давай уже, а то я подумаю, что ты стесняешься. Ты же уже целовался с кем-нибудь, Барнс? – Тони, – умоляет Баки. – Перестань болтать. И потом он его целует. И когда за ними закрывается дверь мастерской, их больше никто, кроме белой кошки, не видит до самого утра.