Ring by Selena Gomez
– Я серьезно! Он только вернулся от Королевы, и его первые слова были: «Она похожа на мою тетушку Трейси, царствие ей небесное»! – Зейн положил руку на сердце, показывая, что говорит чистую правду. Они сидели за дальним столиком в немноголюдном баре. Лиам сказал, что как-то бывал здесь, и выпивка тут вполне себе ничего и не шумно. В целом, он был прав, хотя Гарри задавался вопросом, что скромняшка Ли забыл в таком заведении. Возможно, он повесил на друга небольшой ярлычок "чистого мальчика", но уж больно он отличался в поведении от них с Найлом, тут уже ничего не поделаешь. – Я не виноват, что они похожи, – фыркнул Луи, и Малик похлопал его по плечу и кивнул, стараясь не смеяться сильно. – Так ты надолго вернулся в Лондон, Зейн? – сменил тему Найл. Он довольно быстро перешел с «мистера Малика» на простое «Зейн», но художника это, похоже, вовсе не смутило. Вполне вероятно, что, если бы Томлинсон не продолжал выглядеть, как строгий профессор, не принимающий веселья, как такового, и немного расслабился, все это ощущалось бы, как встреча друзей в пабе за пинтой пива. Но Луи оставался Луи, периодически закатывая глаза и тихо фыркая на какие-то высказывания парней, которые казались ему глупыми, и Гарри это уже подбешивало. Серьезно, неужели так сложно быть нормальным человеком? – Да, думаю задержаться тут подольше, – ответил Зейн и незаметно взглянул на Пейна, который с удивительным интересом разглядывал свой бокал. – Ближайшая выставка только через полгода, пока что поработаю над чем-нибудь новеньким. – Это замечательно! Моя мама только и делает, что заходит в гостиную и причитает, что ей нужна еще хоть одна твоя работа, чтобы она смогла повесить ее в спальне, – сказал Хоран. Гарри вспомнил эту картину, о которой говорил его друг, и сказать, что он удивился, узнав, что это творение парня напротив, ничего не сказать. Все эти идеальные линии, ровные переходы, прекрасно подобранные оттенки цветов. Кудрявый был уверен, что эту картину родители ирландца купили у какого-нибудь коллекционера за баснословные деньги и что она, как минимум, прошлого столетия, а то и старше. – Ох, Маура – прекрасная женщина, надо бы ее навестить, – Найл кивнул, одобряя желание Зейна. Малик сделал еще один глоток напитка и опять сменил тему: – Так вы, ребята, что-то типа Гарри, Рона и Гермионы этого университета? – Ну, если так, то Рон у нас точно Найл, – со смешком сказал Гарри и потрепал друга по блондинистым волосам. Хоран игриво послал ему в ответ воздушный поцелуй, сразу рассмешив этим их обоих, когда Стайлс поймал странный взгляд Луи. Томлинсон даже не потрудился скрыть своего хмурого лица при виде действий ирландца. – Это точно, – наконец вклинился в разговор Лиам, улыбаясь, смотря на парней. – Ты, Найл, все время ешь, смешишь всех и задаешь глупые вопросы. – Эй! – Найл оскорблено посмотрел на Пейна. – Если ты – всезнайка Грейнджер, Ли, это еще не значит, что я задаю глупые вопросы. И в смысле я все время ем? Гарри! Скажи ему, что он не прав! – Прости, приятель, но он говорит правду, – Стайлс виновато улыбнулся, на что Хоран картинно схватился за сердце. – Ну, знаешь! Все, я подаю на развод! Нет больше сил моих, терпеть это пренебрежительное отношение к себе! – он громко вздохнул. – Мы даже не женаты, Ни, – Гарри рассмеялся, не в силах выдержать этот спектакль друга. Все за столом тоже еле сдерживались, продолжая наблюдать. – Скажи это, когда в 40 лет придешь ко мне никому ненужным девственником, – фыркнул блондин, сложив руки на груди. – Я чисто физически не могу в 40 лет прийти к тебе девственником, – парировал Стайлс. Он чувствовал, как его щеки загорелись. Не самое классное чувство – говорить о своей сексуальной жизни при собственном профессоре. – А я не про физически, я про морально! – Найл повернулся, все еще возмущенный. – Вот как наложу на тебя порчу, и не будет у тебя больше никогда секса. Прибежишь к своему единственному другу и на коленях будешь просить: «О, прекрасный Найл Джеймс Хоран, не бросай меня, идиота, несносного, в одиночестве гнить до конца своих дней!» – он сложил руки в молитвенном жесте и выглядел так глупо, что трое зрителей уже перестали сдерживать смешки, а официантка, проходившая мимо, косо посмотрела на их компанию. – Ну, у меня есть еще Лиам, – продолжал подыгрывать кудрявый, подмигнув Пейну. – Ты не расслышал момент про порчу, Стайлс? – Ты не ведьма. – Я – Ирландец! На этом моменте рассмеялся даже сам Найл и отступил, закончив свой спектакль. Он даже неуклюже попытался покланяться парочке за соседним столом, которая наблюдала за этой сценой. – Детский сад, – под нос сказал Томлинсон, но Гарри все равно услышал это. – Прости? – достаточно громко спросил он, чтобы все за их столом услышали его раздражение. Луи на это только фыркнул, закатив глаза, а после уперся взглядом точно в глаза кудрявого. В его эмоциях читалась насмешка, пренебрежение, как бывает, когда тебе лет 14 и ты считаешь себя ахуеть каким взрослым, а ребята буквально на год младше тебя просто наслаждаются детством. Все остальные будто затаили дыхание. Найл не понаслышке знал, каким Гарри бывает, когда раздражен, а сейчас он был практически в шаге от ярости, поэтому даже не трогал друга и ждал дальнейших действий, прощупывая почву. Лиаму хоть и не приходилось иметь дело с какими-либо эмоциями Стайлса, кроме веселья и усталости, но парень был умным и, посмотрев на Хорана, быстро смекнул, что сейчас лезть не стоит. Зейн же подчинялся каким-то собственным правилам, основанным, скорее всего, на их многолетней дружбе с Луи, и лишь выжидающе смотрел то на друга, то на кудрявого парня. – Прости, – еще раз повторил Стайлс, с каждой секундой закипая внутри все сильнее. Возможно, из себя его выводила нахальная, чуть заметная ухмылка на губах шатена, возможно, дело было в его поведении а-ля «я лучше других», а, возможно, Гарри все еще был обижен историей недельной давности, потому что иногда (правда, иногда, он не всегда такой) он бывает до жути злопамятным. В любом случае, постаравшись предать лицу максимально каменное выражение, он продолжил: – Ты что-то сказал? Томлинсон хотел сразу что-то ответить, но его прервал настойчивый тихий голос Зейна: – Луи. Однако шатен только поднял ладонь в сторону друга, даже не удосужив его взглядом, который все так же неотрывно наблюдал за глазами Гарри. – Я сказал лишь, что это, – он неопределенно взмахнул рукой. – Детский сад. От того, как просто он выплюнул эти слова, будто Гарри и правда не расслышал их до этого, в кудрявом что-то щелкнуло и он рывком поднялся на ноги. Через мгновение рядом оказался Найл, положив руку на плече друга в попытке успокоить его разбушевашиеся эмоции. – Ты - – Стайлс, если ты не хочешь устраивать здесь второй акт вашего театра, где сюжет резко станет драматичным, то идем, – сквозь зубы процедил Томлинсон, с которого тут же слетела эта его маска. Они оказались в мужском туалете, где вероятность быть услышанными хоть и не ровнялась нулю, но значительно уменьшилась по сравнению с залом. Когда Гарри вновь взглянул на Томлинсона, тело того было напряжено, губы сжаты в узкую полоску, брови нахмурены, а взгляд не сулил ничего хорошего. В какой-то момент Стайлс даже поймал себя на мысли, что испытывает некое чувство дежавю от схожести этого момента с разговором пару дней назад. – Ты хотел мне что-то сказать? – холодно спросил Луи. – О, даже не знаю, – Гарри невесело рассмеялся. Правда, что же он хотел сказать? Точнее, что из всего, что он хотел сказать, он хотел сказать именно сейчас? – Какого хуя, мистер Томлинсон? Мне кажется, это самый верный вопрос в данной ситуации. Что это, блять, было? – Что это- Ты сейчас серьезно? – шатен вскинул брови, будто считал недоумение Гарри по поводу его поведение в зале абсолютно глупым. – Вы вели себя, будто вам по 5 лет каждому! – Мы в долбанном баре, Луи! От-ды-ха-ем, понимаешь? Веселимся, придуриваемся и все, что делают живые, твою мать, люди, – он практически простонал это, потому что не видел в глазах Луи и малейшего понимания. – Вы – долбанное привилегированное общество Англии, Гарри! Какое «придуриваемся»? Тебе, черт возьми, доверили моих сестер! Как? Просто скажи мне: как? – он с секунду всматривался в лицо кудрявого, который потерял дар речи от того, каким высоким стал голос Томлинсона, после чего Луи продолжил выливать, по видимому, все, что накопилось в нем за прошедшую неделю. – Ты безответственный, импульсивный, наивный, доверчивый! Как моих самых родных людей могли доверить мальчишке, который все еще в обиде на меня за правильный, блять, поступок! – Правильный? – тут уже не выдержал и Стайлс. – По-твоему, правильно было давать мне какую-то, блять, надежду? Выслушивать мое гребанное нытье, чтобы я доверился тебе? Делать вид, что тебе не наплевать? Чтобы я решил, что ты не такой мудак, каким являешься на самом деле, Томлинсон? – он вскинул вперед указательный палец, сделав несколько больших шагов вперед так, что теперь оказался прямо перед Луи и мог видеть, как напряженна его челюсть. – Так дела не делаются, Луи! Никто не преступает свои какие-то там моральные границы, а потом на полпути воздвигает их снова, становясь в секунду ахуеть каким правильным. – Мне не наплевать. Я выслушал и поддержал тебя, потому что это то, в чем ты нуждался, в чем нуждаются все люди время от времени. Ты был пьян, Гарри! И ты все еще мой гребанный студент, – сквозь зубы процедил ему в ответ шатен. – Я не был настолько пьян, чтобы не соображать, ведь в конечном итоге я запомнил каждую ебанную деталь! – слова вылетели из Стайлса быстрее, чем он сумел подумать, как жалко это прозвучит. Со стороны казалось, словно Томлинсона будто окатили ледяной водой. Между ними повисла тишина, нарушаемая только лишь звуком воды, капающей из дерьмового крана в этом туалете. Луи будто искал что-то во взгляде парня напротив, одновременно решая какую-то непростую задачу в своей голове. А Гарри ждал. Стоял, смотрел в ответ, тяжело дышал и ждал. – Ты бы пожалел об этом, – чуть слышно сказал шатен, но в звенящей тишине его слова эхом раздались в голове кудрявого. – Позволь мне самому решать, о чем жалеть, – в тон ему прошептал Стайлс. В ту же секунду губы Луи накрыли губы младшего. На этот раз это не был поцелуй поддержки, напоминания, что он рядом, что слушает и чувствует то, о чем говорит Гарри. Он не был новинкой, чем-то, что было раньше недосягаемо и неизведанно. Поцелуй был жесткий, требовательный. Словно через него Томлинсон все еще пытался доказать свою правоту. Но Гарри не намеревался сдаваться. Он отвечал на пылкие прикосновения губ еще более страстными движениями, чувствуя, как буквально воспламеняется каждый миллиметр, касаемый губами шатена. Забыв о ссоре, обиде, разногласиях, Гарри видел звезды от такого простого действия. В порыве он сильно укусил нижнюю губу Томлинсона и даже намеревался было извиниться, но тот вдруг резко запустил свою ладонь в волосы парня. Он оттянул их от основания и получил то, что хотел, что запомнил еще с того раза. Гарри громко застонал ему в губы, настолько громко, что в его затуманенный мозг даже пришло осознание, что они сейчас в общественном месте. Кто угодно мог их услышать или даже увидеть, всего лишь зайдя в уборную. И этот факт сводил парня с ума. Не любящий огласку, сейчас Гарри лишь сильнее возбуждался от понимания возможности быть застуканным с Луи за подобным занятием. Эта мысль одновременно пугала и подогревала интерес. Видимо Луи понял его мысли, и, решив, что вариант присутствия зрителей ему не по душе, не разрывая поцелуй, втолкнул парня в первую попавшуюся кабинку. Стайлс от неожиданности чуть не ударился головой о стенку, но столкновение смягчила рука Томлинсона, нашедшая свое место на затылке парня. Ладони Гарри продолжали исследовать тело старшего: от лица и шеи до поясницы и упругой задницы, которую парень не раз рассматривал, даже не сразу замечая за собой того, что он пялился. Его руки были везде. Губы уже болели от напора, с которым Томлинсон впивался в них, с каждым разом то прикусывая, то сжимая их. Стайлс начал слегка отстраняться, постепенно выводя дорожку из поцелуев от уголков губ, по шее и вниз к ключицам, поочередно заменяя прикосновения губ на укусы. Луи, казалось, не устроил такой поворот событий. Будто ему не нравилось, что у него забирают контроль. Но сдаваться Гарри не собирался, не в такой войне уж точно. Вдруг, совершенно неожиданно, к нему в голову пришла безумная идея. Абсо-блять-лютно безумная, но парень загорелся ее осуществить, во что бы то ни стало. Он сжал ягодицы шатена, чтобы отвлечь его от попытки вернуть свое лидерство и губы Гарри на место, пока сам заменил дорожку поцелуев и легких покусываний на дорожку ярко-алых засосов на шее и ключицах парня. С губ Луи срывались едва слышные стоны вперемешку с настоящим рычанием. Парень едва отстранился от профессора, открывая глаза, чтобы насладится видом на свое творение. Следы были настолько сильными, что Гарри казалось, на их исчезновение уйдут недели, и эта мысль заставила парня перестать дразниться, перейдя к конкретным действиям. Он резко скользнул на колени, одной рукой сразу цепляясь за пояс брюк Томлинсона, а второй поглаживая его бедро, иногда сминая ягодицу. Его лицо находилось прямо напротив паха шатена, обдувая горячим дыханием быстро твердеющий член под тканью брюк. – Что ты… – глаза Луи расширились одновременно в недоумении и абсолютном понимании происходящего. – Ччшш, можно? – он чуть оттянул пояс, спрашивая разрешения шатена, хотя уже знал ответ. Зрачки полностью перекрывали привычную голубую радужку, выдавая то, насколько их владелец желал продолжения. Когда Луи кивнул, Гарри быстро расправился с застежкой брюк и спустил их до голеней. Он зубами стащил с шатена боксеры, заставляя его шумно выдохнуть. Не разрывая зрительного контакта, Гарри на пробу провел языком от основания до головки. Он не впервые делал минет, но сейчас, стоя на коленях перед Луи, он вдруг почувствовал себя практически девственником. Томлинсон выглядел божественно: искусанные ярко-красные губы, стеклянные глаза, растрепанные волосы. Он стоял, оперевшись рукой об стенку, тяжело дыша и неотрывно наблюдая за действиями Гарри. Такой вид парня заставил Стайлса желать большего, он захотел увидеть, каким будет лицо Луи, когда того одолеет безумный оргазм, захотел услышать, как он будет выстанывать имя Гарри. Поэтому, отложив все прелюдия, парень взял член Луи в рот, начиная сосать, как сумасшедший, сразу доставая до основания. Он почувствовал, как все мышцы Томлинсона напряглись, стараясь не толкаться в горло младшему, и мысленно поблагодарил его за это. – Боже, – тихо простонал Луи, и у Гарри появилось дикое желание прерваться и пошутить про «нет, это всего лишь я», но он не рвался разрушать момент. К тому же, его только подзадоривала реакция шатена, заставляя его усерднее двигать головой. Он отодвинулся практически полностью, лишь слегка посасывая головку и дразня ее языком. Потом он резко насадился обратно, прикрывая уже слезящиеся глаза. Он почувствовал, как головка задела заднюю стенку горла и, от осознания происходящего, не смог сдержаться и застонал. Мышцы сжались вокруг головки, а вибрация передалась по всему органу, из-за чего из Луи вырвался по-настоящему громкий стон, и он запустил вторую руку в волосы парня. Слегка отодвинувшись от основания, Гарри положил свою ладонь поверх ладони Луи и посмотрел ему в глаза, чуть надавив на его руку. Томлинсон вновь простонал, когда понял, чего от него хотел парень. Он сжал волосы и осторожно надавил на затылок кудрявого. Тот легко поддался движению и вновь скользнул к основанию. Тяжело выдохнув, Луи легко оттянул его за волосы и, когда Гарри послушно двинулся назад, начал набирать темп. Стараясь постоянно смотреть в глаза Луи, Стайлс придерживал руками его бедра, которые так и норовились дернуться навстречу его губам. Когда Гарри почувствовал, что член Луи уже во всю пульсирует у него на языке, тот оттянул его чуть сильнее, призывая отстраниться. Не став спорить, Стайлс быстро заменил свой рот на руку и, не изменяя темп, стал водить рукой вверх-вниз. Парень встал с колен, все еще продолжая дрочить Луи, и соединил их лбы. Стараясь восстановить свое дыхание, Гарри наслаждался звуками, которые издавал сейчас шатен. Его брови были сведены к переносице, глаза чуть прикрыты, но все еще не отрывались от лица кудрявого, рот приоткрыт и из него лилась череда стонов и ругательств. Гарри в последний раз провел рукой по члену Луи и почувствовал, как все его тело напряглось, а после началось чуть трястись в оргазме. Томлинсон издал грубы грудной стон и уткнулся лицом в шею Гарри, пока тот невесомо поглаживал его спину чистой рукой.***
Вечером, когда Гарри вернулся домой, он не переставал думать о произошедшем и обо всех последствиях, с которыми ему предстоит теперь столкнуться. Когда Луи полностью отошел от оргазма и они, как смогли, привели себя в порядок, они вернулись обратно за стол к друзьям. Между ними практически сразу повисло неловкое молчание, которое не проходило до самого конца вечера. Гарри практически не замечал заинтересованных взглядов Найла, потому что его внимание было направлено на Томлинсона, который поддерживал разговор с Зейном о его очередном покупателе, но при этом продолжал поглядывать время от времени в сторону Стайлса, из-за чего тот буквально чувствовал, как покрывается румянцем. Умом Стайлс понимал, что разумной идеей это не было: начиная от того, что они – профессор и студент, заканчивая тем, что минет в туалете какого-то бара – едва ли тянет на 2 из 10 по романтике. Но не то, чтобы он жалел о случившемся, как предсказывал Томлинсон, ведь, не сделай они того, что сделали, Гарри бы все еще помирал от желания. Но в этом и проблема, он все еще помирал от желания. Все выходные Гарри потратил на три вещи: обдумывание последствий «пятничного инцидента», последнее редактирование работы по психологии и придумывание темы проекта по математике. Во-первых, кудрявый мог со сто процентной уверенностью сказать, что то, что произошло в баре, только усложнит их с Луи отношения. За прошедшие несколько месяцев Гарри понял, что у шатена очень взрывной характер. Он эмоционален, хоть и скрывает это за своей напускной холодность и серьезностью. Так что ничего хорошего ожидать теперь не следовало, хотя романтик внутри Гарри все равно надеялся на то, что их отношения не вернуться к ссорам и ругани. Во-вторых, Стайлс получил бесконечное удовольствие от общения с Дейзи и Фиби. В их крайнюю встречу они договорились регулярно созваниваться или переписываться. Гарри ощущал себя скорее их другом, чем психологом, и это приводило его в восторг. Именно из-за этого он и пошел на эту специальность. Ему хотелось помогать людям перебарывать какие-то моральные переживания, тем самым делая их жизнь немного лучше. Поэтому он был абсолютно доволен конечным вариантом работы, которую отправил на почту профессору. В-третьих, он сломал голову. Серьезно, из всех тем, что он смог придумать, ни одна не была ему достаточно интересна. Настолько, чтобы он хотя бы понимал, о чем писать. Проверив еще раз план индивиндуальных консультаций, который переслала ему Барбара, он понял, что у него есть время до четверга. В четверг, после основных занятий, он должен предоставить Томлинсону план своего проекта, а для этого надо все-таки выбрать тему. Возможно, если бы последнее время Гарри не забивал свою голову мыслями о самом профессоре, он смог бы подготовиться к его предмету, но вместо этого он то и дело поносил Томлинсона всеми мыслимыми и немыслимыми оскорблениями в своей собственной голове, отвлекаясь, разве что, на домашние задания, которые он старался выполнять регулярно. Кудрявый поражался сам себе, как у него это получалось, но за счет постоянных дополнительных с Луи и самостоятельного прохождения материала (по несколько раз, чтобы наверняка) он все еще не стал отстающим на их курсе. Хотя Стайлс все равно не мог даже представить, что когда-нибудь закроет этот курс на хорошую оценку. Особенно, если дела с молодым профессором так и пойдут в том же духе. Вечером воскресенья, когда все три главные темы были сведены до двух, вращающихся около одного единственного человека, к Гарри пришел Найл. Блондин принес с собой несколько пакетов из Макдональдса и CD-диск с песнями Великобритании 70-80х годов, который Стайлс пытался найти последние полгода. Удобно устроившись в комнате кудрявого, они наслаждались музыкой и фастфудом, попутно обсуждая последние новости, которые им довелось услышать от знакомых или прочитать в Интернете. Но в какой-то момент Гарри вспомнил, что собирался разузнать у Найла одну вещь, которая не давала ему покоя (ну, не давала бы, если бы он не загружал себя другими вопросами). – Так, ирландец, колись, – Найл вопросительно изогнул бровь, немного обиженный, что Гарри сменил тему со спорта на что-то другое. – Что происходит у тебя с Палвин? Я не понимаю. – А, ты об этом, – Стайлс был удивлен, что реакция друга оказалась куда более спокойной, чем он предполагал. – А что у меня с ней? – Это ты мне скажи, – раздраженно ответил Гарри, видя самодовольную ухмылку друга. – Я как-то слишком часто стал слышать о ней от тебя. Я беспокоюсь, не планируешь ли ты перейти на темную сторону, друг мой, и примкнуть к свите Ее Величества. – Какой ты драматичный, – фыркнул Найл. Он на секунду задумался, размышляя, что ответить, а после его васильковые глаза сверкнули игривым огоньком, который не сулил Стайлсу ничего хорошего. – Мой секрет за твой секрет, парень, все по честному. – Как будто мне есть, что скрывать, – поддельно беззаботно ответил Гарри. Конечно, ему было, что скрывать, но Хоран не был в курсе этой истории, так что он не волновался по этому поводу. – Ну, а мне кажется, что есть, – он вздернул брови, как делал всегда, когда был уверен в своей правоте. Гарри стало немного не по себе. С одной стороны, он знал, что его актерские способности далеки от идеала. Если бы Хоран задал вопрос напрямую, как, возможно, собирался это сделать прямо сейчас, то вся идиллия Гарри, где в его запутанные взаимоотношения с профессором вовлечены только они двое, сразу бы рухнула под натиском испытующего взгляда друга. Однако, с другой стороны, для того, чтобы задать этот самый вопрос, Найлу надо обладать хотя бы крупицей хоть какой-то информации, которая могла бы скомпрометировать кудрявого, а, насколько было известно Стайлсу, этой самой информации у его друга не было. Иначе он бы уже давно завалил Гарри расспросами что, как и почему. – Спрашивай, что хочешь, ирландец. Я – открытая книга, – стараясь придать своему лицу как можно более безэмоциональное выражение, сказал Гарри, откидываясь на изголовье своей кровати. – Вы с мистером Томлинсоном трахаетесь? – если бы в этот момент Гарри взял бы тот бургер, о котором подумал буквально несколько минут назад, он бы подавился. – Красноречиво, однако, – с трудом выговорил парень, уткнувшись взглядом куда то в пол, потому что был не в силах смотреть на выжидающего друга. – Зато точно, – отмахнулся тот, будто только что не раскрыл потаенного секрета своего лучшего друга. – Ну, так, что? – Не понимаю, с чего ты вообще это взял? – нахмурившись ответил вопросом на вопрос Стайлс, наконец, поднимая глаза и встречаясь ими с заинтересованным взглядом блондина. – Не знаю, должен ли я оскорбиться тем, что ты считаешь меня таким невнимательным другом, – язвит в ответ Найл и, когда встречает непонимающий взгляд, закатывает глаза и продолжает: – Брось, Гарри, ты несколько раз оставался после занятия, когда нам что-нибудь раздавали, и, если ты думаешь, что я не заметил те записки, то ты ошибаешься, они же, блять, выделяются на фоне печатных бумажек, идиот! – смеется Хоран, всплескивая руками. – А если серьезно, то последний раз, когда я видел тебя таким выебанным, был на первом курсе на той вечеринке, где ты подцепил какого-то смазливого парнишку. И, поверь, этот образ отпечатался у меня в мозгу, как один из худших кошмаров, – Гарри пинает его ногой, но на губах играет облегченная улыбка, потому что хоть ему и не выкрутиться из всей этой ситуации, он уже понял, но Найл делает все, чтобы показать, что он ни капли не осуждает своего друга. – Что? Это правда! Хотя теперь «последним разом» я могу назвать пятницу. Блондин недвусмысленно смотрит на Гарри, подняв брови, и тот выдает тихое «оу». – Я не… в смысле, мы не… Боже, На-айл, – стонет Стайлс, закрывая лицо руками. Он чувствует, как горят его щеки. Так стыдно ему не было давно. – Вы не трахались? Не было похоже, знаешь, – насмехается друг. – Хоран, прекрати! Мы не трахались, – кричит Гарри, отрывая руки от лица и тут же закрывая ими рот, потому что в доме родители и мало ли, кто его может услышать. – Ну, то есть, это не был прямо секс – секс. – О, Боже, Гарри, так ты все-таки спишь с профессором математики? – ошеломленно выдает Найл, будто не он только что разложил все факты, указывающие на это. – Да ну нет, Господи, я…правда, – Стайлс обреченно стонет, понимая, что надо все же объяснить другу, что к чему, иначе тот напридумывает в голове все в сто раз хуже. – Так, слушай, – он выпрямляется и старается настроить себя на серьезный лад. – Мы не спим и не спали. Это… сложно, не знаю, как сказать. Неделю назад на вечеринке Барбары мы, эм, поцеловались. Но ничего больше! – тут же добавляет Гарри, видя, что Найл уже тихо тянет «ууу» на его слова. – Ничего не произошло, потому что он меня оттолкнул. – Он тебя? Серьезно? – шутит Хоран, явно не веря в то, что говорит кудрявый. – Представь себе, не такой уж я и желанный экспонат, – закатывает глаза на реакцию друга Гарри. – В общем, ничего не было. Потом была практика по психологии, и, так получилось, что я познакомился с его сестрами. На фоне этого мы переругались, потому что он мудак, который не хочет сначала выяснить, в чем дело, а только потом кричать на меня что-то в духе: «Не трогай мою семью», – Стайлс раздраженно попытался спародировать голос Томлинсона, но вышло не очень, хотя Найла это явно развеселило. – Он поэтому себя, как полное дерьмо вел весь вечер? – Скорее всего, – натянуто ответил Гарри, потому что они уже подошли к той части этого короткого рассказа, где был «пятничный инцидент». – Мы тогда же ушли от вас. Ну, мы сначала поорали друг на друга, а потом, – он глубоко вздохнул. – Боже, Найлер, не заставляй меня произносить это вслух, ты же уже прекрасно понял все сам, – он умоляюще посмотрел на друга, который расплылся в широкой ухмылке. – Ла-адно, я понял, что вы хотя бы не трахались в туалете бара, значит еще не все потеряно. Только скажи, он тебе отсосал или ты ему? – Ты сама вежливость, Хоран, – фыркнул Гарри, а его щеки зарделись еще сильнее. – Ну же, я сказал все за тебя, невинный ты наш, – продолжал подначивать его блондин, говоря сквозь смех. – Я, – только и прошептал Гарри, но Найл все равно услышал и присвистнул в ответ. – Вау, из нас двоих мне всегда казалось, что именно я мог бы переспать с профессором, – Гарри вскинул брови на такое заявление друга. – Что? Француженка ничего такая. – Ей под 40, наверное, – скривился Стайлс, но сразу же решил перевести тему, чтобы не продолжать позориться дальше. – Но говоря о том, с кем бы ты мог переспать: что за дела с Палвин? – А, это, ну, мы подумываем встречаться начать, – беззаботно ответил Хоран, потянувшись за картошкой фри, пока Гарри в изумлении открыл рот. – Вы – что, прости? И, в смысле, «подумываем»? Это разве не дело одного разговора? – начал заваливать он вопросами ирландца, который спокойно уплетал свою картошку. – Ну, мы много общались последнее время. Она смешная и, в целом, не такая сука, как я представлял, – Гарри громко фыркнул на такое заявление. – Я серьезно. Она умная и с ней интересно. Мы не спали, если тебе это интересно, но, я думаю, она мне нравится, да и я ей тоже, – он пожал плечами. – Не могу, блять, поверить своим ушам. Ты и Змеиная Королева, – пораженно проговорил Стайлс, все еще переваривая услышанную информацию. – Не могу, блять, поверить своим ушам. Ты и Принцесса, – передразнил его Найл писклявым голосом, заставив Гарри рассмеяться. – Да, нас тянет только на королевских особ, – преувеличенно гордо вздернул нос Стайлс. – Так, он тебе нравится? – более серьезно спросил Хоран, решив на время отбросить все шутки. – Луи. Ты влюблен в него? – Это слишком сильно сказано, – начал отнекиваться парень. – Он вызывает во мне много эмоций. И чаще всего они не положительные. А разве при влюбленности так бывает? – Кто знает, – пожал плечами Найл, задумываясь над словами друга. – Может у вас так, и именно так и должно быть? – Я не знаю, Найл, – тихо ответил Гарри. – Я уже ничего не знаю. – В любом случае, – оживленно сказал парень. – Мы молоды, горячи, богаты и чертовски влюблены! – он драматично развел руками, держа в правой картошку, а в левой соус. – Согласен по всем пунктам, кроме влюбленности, Найлер, – ухмыльнулся Стайлс, стараясь соответствовать легкости друга. – Если я когда-нибудь полюблю Томлинсона, разрешаю тебе лично меня пристрелить. – Не разбрасывайся такими обещаниями, друг мой, еще не вечер. – Вообще-то, как раз таки вечер, – заметил кудрявый, за что получил по плечу тыльной стороной ладони от Найла. – Цыц, не порти мою речь, придурок!***
Утро понедельника выдалось, на удивление, спокойным. Не было никакой возни или слишком сложных тем на первых занятиях. Студенты вели себя тихо: кто-то из-за бурных выходных, кто-то из-за недосыпа. Но это не было важно, ведь у Гарри впервые за последнее время было прекрасное настроение с самого начала дня. Он проснулся за 10 минут до будильника и успел морально подготовить себя к скорому подъему. Принял освежающий душ и съел безумно вкусный завтрак, приготовленный домработницей - Мирандой, нанятой Робином, кажется, миллион лет назад. Сегодня парень выбрал для себя одну из его самых любимых рубашек розового цвета в крупный белый горошек и узкие черные скинни, которые выгодно подчеркивали его длинные ноги. В общем, он чувствовал себя на все сто процентов. Вдобавок, вчерашний разговор с Найлом будто снял с его плеч часть груза. Ему даже стало казаться, что все прошедшие события произошли вовсе не с ним, а история, рассказанная Хорану, вообще была выдумкой. Конечно, частью мозга (его не любимой частью, если говорить откровенно) он понимал, что, к сожалению, все было не так. И каждая подобная мысль наводила его на другую, еще более неприятную – встреча с Луи сегодня. Даже две, учитывая дополнительное занятие, которое Стайлс совсем не собирался пропускать, как бы ему не хотелось находиться на расстоянии от Томлинсона, ведь на носу сессия, а он все еще не готов. Но всякий раз, как такие мысли вновь взбредали ему в голову, он отмахивался от них, не желая портить себе такое прекрасное настроение. Однако время было неумолимо. Легкие пары закончились, и настала очередь злосчастной математики. – Хей, парни, – как только Гарри с Найлом вошли в аудиторию, их окликнул знакомый голос Пейна. – Лимо! – первым подлетел Найл, стискивая друга в объятьях, а после и Гарри, так же не скупясь на обнимашки, но более легкие, чтобы не задушить бедного парня, чего, по всей видимости, добивался Хоран. – Как выходные? – Скучно, но зато я выбрал тему для проекта и набросал, наконец-то, план, а то я затянул со всем этим, а мне назначено на следующей неделе показывать уже, – ответил Лиам. – Что? Ты уже все сделал? – ошарашено спросил Гарри. У него-то не было ни темы, ни набросков. Даже идеи, как таковые, отсутствовали. – Ну, осталось немного отредактировать план и, думаю, Томлинсону можно показывать, – спокойно сказал Пейн, чуть поднимая брови, слегка удивленный такой эмоциональности друга. – Вот черт! – простонал Стайлс и повернулся к последней надежде – Найлу. – А ты? Пожалуйста, скажи, что ты еще даже не начинал! – Вообще, я закончил еще на той неделе, мне помогла Барбара выбрать тему, а дальше само пошло как-то, – нахмурился блондин. – Погоди, хочешь сказать, что у тебя еще ничего нет? – Ну, у меня же нет никакой Барбары, – съязвил в ответ Гарри. Былое легкое настроение испарилось, не оставив за собой ни следа. Теперь парень чувствовал раздраженность, судорожно пытаясь понять, что же ему делать: индивидуальные встречи с Луи и у Найла, и у Лиама были поставлены позже, чем у Гарри, но, в отличие от него самого, те были готовы показывать все хоть завтра. – У тебя есть Луи, – слова так просто срываются с его губ, что Стайлс пораженно открывает рот, глядя на Хорана. – Кстати, да, вы же разобрались тогда вроде, – говорит Лиам, словно это самое очевидно решение в подобной ситуации. – С чем бы там ни было. – Разобрались, – повторяет за ним Найл, фыркая и еле сдерживая смех, и хоть Гарри и бросает на него уничтожающий взгляд, он все равно благодарен, что тот не хохочет во весь голос, потому что тогда от расспросов Лиама было бы не отвертеться. – И как вы себе это представляете, умники? Здравствуйте, профессор Томлинсон, а можете помочь мне с нуля сделать проект, который мне потом Вам же и сдавать? – язвит кудрявый, закатывая глаза. – Я не говорю, чтобы ты просил его сделать всю работу за тебя, – объясняет Пейн. – Но ты можешь спросить его что-нибудь, что задаст направление. У тебя же есть хоть какие-то мысли хотя бы по поводу темы? – он умоляюще смотрит на Гарри, и тот слегка напряженно кивает, потому что темы, которые он смог придумать, он не имеет понятия, как раскрыть, потому они и были забракованы. – Ну, вот, просто спроси, какая из этих тем лучше, сделай милое личико и запомни все, что он скажет в ответ. Вот тебе и фундамент для действий будет, а дальше мы поможем с Найлом. Ну, чем сможем, конечно. – Только, если ты, как обычно, не будешь ныть, что тебе все не нравится, – строго говорит Хоран, тыкая в него указательным пальцем и переводя взгляд на Лиама. – Всегда, когда мы готовились ко всяким контрольным в школе, он растекался на кровати и причитал, что все не то и он ничего не сдаст. Лиам тихо посмеивается, а в аудиторию в этот момент входит Луи, и все студенты постепенно замолкают, настраиваясь на рабочий лад. Гарри внимательно слушает профессора, попутно подмечая, как тот сегодня выглядит. Как и ожидалось, одежда была подобрана так, чтобы воротник полностью прикрывал горло. От воспоминаний от вида алых отметин на шее Томлинсона Гарри стало слегка душновато, но добило его то, что он увидел дальше. Ворот хоть и закрывал всю шею, но на линии острой челюсти все-таки был виден один яркий синяк. Теперь парень понимал, что раз заметил он, значит, увидел и кто-то еще. И хоть никто, кроме Найла, и не смог бы догадаться, кто был автором этого засоса, но ощущение, будто всем в аудитории уже известна вся правда все равно пробралось в голову и ударило, словно мощный разряд электрического тока. Стайлс резко мотнул головой из стороны в сторону, стараясь тем самым выгнать из головы нагло лезущие мысли, и сосредоточился на том, что объяснял шатен. В конце концов, это полезнее.***
Amazing by Kanye West ft. Young Jeezy
505 by Arctic Monkeys
– Я серьезно, Зейн. Все в порядке, Зейн. Отстань от меня, Зейн, – монотонно повторяет Луи, держа смартфон у уха. У него осталось меньше 15 минут до начала занятия, которое он и так сдвинул на час позже из-за количества работы, с сыном ректора, и он старается успеть за это время заполнить документы, которые отправила ему Элеонор – что-то на счет конференции на следующих выходных, организованной ЛМО. А это значит, Луи обязательно должен там быть, чтобы в очередной раз напомнить всем этим зазнавшимся старикашкам, кто на самом деле двигает их проекты вперед. Но для этого для начала нужно подписать сотни бумаг, потому что, видимо, обычные приглашения им не по душе. Как назло, именно в это время Малик решил напомнить ему о своем существовании. С того момента, как он позвонил, он не перестает закидывать Луи дурацкими вопросами. И все из-за того, что Томлинсон отказался увидеться с ним на выходных, списав все на занятость делами университета. С одной стороны, он даже не солгал. В его списке дел было несколько отчетов за первый семестр, который нужно будет сдать на второй неделе января. Так что основную часть Луи хотел выполнить уже сейчас, чтобы осталось только расписать результаты сессии. Но, с другой стороны, была куда более веская причина не выходить из квартиры и не приглашать туда своего друга. Его шея была украшена целым морем синяков, и если этого мало для начала пыток от Зейна, то тот взгляд, которым друг косился на него в баре, пока Томлинсон с невероятным старанием старался незаметно прикрыть горло воротом толстовки, ясно говорил ему о надвигающемся урагане. Правда, Луи сразу решил отрицать все, что бы там не напридумывал творческий мозг Малика и насколько бы в точку он не попал. Отрицание и никакой правды. Еще рано что-то рассказывать. Томлинсон не готов признаться, что его студент отсосал ему в баре после ссоры перед их друзьями. Это нонсенс для него, такое поведение. И Малик это знает, а потому все еще продолжает заебывать этими тупыми вопросами. Он хоть и художник, но, столько лет дружбы с Луи, мало-мальски логические цепочки выстраивать научился. Однако, что странно, на прямую Зейн его еще ни о чем не спросил, а, значит, у него есть еще возможность запутать мысли друга и увести подальше от ненавистной темы «Луи и студент». – В смысле отстань, Томлинсон?– начал сердиться Малик. – Всегда, когда я возвращался в Лондон, ты неделю от меня не отходил. И никакая работа тебя не останавливала. Что-то происходит у тебя, что ты мне не рассказываешь, я не слепой, Луи. – Видимо, все-таки слепой, – беззаботно отвечает шатен, но, слыша грустный выдох на другом конце провода, добавляет более серьезно. – Со мной все хорошо, Зейни, клянусь тебе. Если бы меня что-то волновало, я бы рассказал тебе сразу, ты же знаешь. Знаешь, верно? Луи чувствовал себя таким мудаком, когда врал другу, но он не хотел волновать его, забрасывая своими переживаниями. А Зейн бы волновался, он точно знает. – Да, – обреченно бормочет Малик. – Да, Луи, я знаю. Точно так же, как знаю, и то, что ты все равно что-то не договариваешь. Но, – громче добавил он прежде, чем Луи успел взбунтоваться против этого заявления. – Твое право. Только пообещай рассказать, когда созреешь. Я не хочу, чтобы в твоей жизни произошло какое-то дерьмо, о котором я ни сном, ни духом, и ты бы барахтался там самостоятельно. – Я знаю, Зи. Спасибо, – стыдливо ответил Томлинсон, и, о боги, как же он рад, что этот разговор происходит ни при личной встрече, потому что он в курсе, что все то, что он пытается скрыть, прямо в эту секунду написано на его долбанном лице. – Вот и славно. Теперь вопрос, ты можешь на днях заглянуть ко мне в студию? Я хочу, чтобы ты посмотрел одну из раб-, – в дверь трижды постучали, и Луи уже знал, кто за ней стоит. – Прости, договорим позже, хорошо? – не дождавшись ответа, он сбрасывает вызов, отбрасывая телефон со стола. Луи не может до конца объяснить даже сам себе, почему с невероятной скоростью старается сделать вид, что работает с бумагами в момент, когда дверь открывается. Он ведь правда работал. А Зейн позвонил просто во время его работы. И какая вообще разница, чем он занимается? Однако, когда за первую парту прямо напротив его стола садится длинноногий кудрявый парень, он еще минуту продолжает читать документы. Из-за внимательного взгляда Стайлса он перечитывает одну и ту же строку несколько раз, но все еще не уверен, что понял ее правильно. По существу, сейчас он должен вести себя так, будто ничего не было. Потому что, на самом деле, то, что было, ничего и не значило. Поэтому Томлинсон сейчас должен вполне спокойно себя чувствовать и проводить типичное занятие для парня, не преуспевающего в высшей математике. У него уже подготовлено несколько задач для Стайлса, но он никак не может заставить себя оторвать взгляд от документа на столе. Луи чувствует, как парень прожигает его взглядом и от этого ему, мягко говоря, некомфортно. Он поражается сам себе, понимая, что впервые за многие-многие годы ему некомфортно рядом с человеком, с которым у него был какой-либо интимный момент. – Итак, – голос кудрявого прорезает прекрасный омут тишины в аудитории и заставляет шатена поднять на него глаза. К его огромному удивлению, мальчик, чье привычное выражение лица сравнимо разве что с оленем, выскочившим на трассу, сейчас невероятно спокоен. Ко всему прочему, это едва ли не первый раз, когда парень начинает говорить первым, при этом не извиняясь за опоздание или что-то подобное. – Мы будем делать вид, что ничего не было, я полагаю? – брови Гарри вздымаются вверх, вслед за его вопросительной интонацией, но взгляд не сменяется на жаждущий знать ответ, будто он заранее выяснил все сам, и этот вопрос не более, чем формальность. – У тебя есть 30 минут, чтобы решить задания с первого по шестое вот здесь, – прокашлявшись, отвечает Луи своим самым ровным голосом, на какой только способен, попутно утвердительно кивая на вопрос парня. Он встает, чтобы отдать Стайлсу листок с заданиями. – Приступай. Парень не говорит ни слова, просто молча начинает выполнение заданий, и если все, что нужно было, чтобы Гарри стал таким покладистым, это позволить ему сделать минет, то это выгодно им обоим. Пока Стайлс решает задачи, Луи возвращается к бумагам. Но не проходит и 10 минут, как он понимает, что прочитал и подписал все, что мог, и все, что ему остается делать – смотреть на парня перед собой. Гарри сидит, склонившись над тетрадкой, придвинув лист с заданиями слева от себя. Иногда, во время занятий, парень недовольно откидывал свои длинные пряди от лица, когда те спадали так, что мешали разглядеть что-либо перед собой. Сегодня же его волосы собраны в неряшливый пучок на затылке, пара прядей выбились по бокам. Он выглядит слегка по-домашнему, хотя на нем блузка и куча колец, которые он вряд ли носит в своей спальне. Его брови нахмурены и выражение лица настолько сосредоточенное, что Томлинсон еле сдерживает умиляющуюся улыбку. Парень кусает ручку, которую, Луи уверен, то приобрел не по низкой цене, и оставляет на ней еле заметные следы от зубов. Когда он понимает, как решить задание, его лицо будто озаряется, и складка между бровей на секунду испаряется, но после возвращается на место, когда парень встречает очередную проблему на пути решения. Он поочередно пишет и зачеркивает, зачеркивает и пишет, внимательно следя за временем. Иногда он морщит нос в недовольстве от чего-то, известного только ему, и, Боже, Луи придется умереть, потому что нельзя замечать так много деталей в своем студенте. Точно так же, как и нельзя с ним спать. Спустя полтора часа их занятия шатен решил, что на сегодня хватит. Парень неплохо постарался: он решил почти все данные ему задания и внимательно слушал, когда Томлинсон объяснял ему то, что он не понял. Луи еще раз объяснил сегодняшнюю тему, углубляясь в описание с различными примерами, чтобы Гарри стало понятнее, и дал ему достаточно много заданий к завтрашнему дню. Но по взгляду парня было видно, что тот разобрался во всех непонятных ему моментах, и Луи думалось, что он вполне способен справиться с заданиями. Луи, облокотившись на стол, уже мысленно прикидывал, что ему осталось сделать по приезде домой, когда Стайлс, собрав свои вещи, остановился напротив него. Обычно парень просто прощался и уходил, поэтому то, что происходило сейчас, заставило шатена насторожиться. – Я хотел спросить по поводу курсовой, – начал Гарри, и Луи никогда не признается, что ему стало легче. Курсовая, конечно. Он кивнул, давая знак парню продолжать. – Могу я, грубо говоря, сделать «разбор» какого-либо математического открытия? – Разбор? – брови Томлинсона метнулись вверх. – Это… интересно. Какого конкретно открытия? – Я еще не решил точно, немного сложно выбрать, сами понимаете, открытий-то много, – Гарри неловко пожал плечами. – Тебе стоит поторопиться, – пожурил его шатен. – В четверг я жду от тебя план работы, а времени уже немного. – Да, я знаю, но сегодня утром у меня еще не было даже идеи, так что это уже хоть что-то, – устало проговорил кудрявый. Он выглядел таким вымотанным, что Луи почти что сказал ему не делать задание на завтрашнее занятие, но вовремя одернул себя. Гарри так хорошо понял все сегодня, что будет жаль упустить это. Сейчас парень напротив стоял абсолютно спокойный, чуть сонный. В голову шатену вновь пришло слово «домашний» и это стало последней каплей. Он осторожно оттолкнулся от стола, сделав шаг ближе к парню, и оказался прямо напротив. Гарри поднял на него взгляд, и там не было ни удивления, ни страха, как думал Луи. Только неописуемое тепло изумрудной зелени. Шатен аккуратно положил свою ладонь на щеку парня, кончиками пальцев касаясь его кучерявых волос, а большим невесомо поглаживая его мягкую кожу. На прикосновение Гарри прикрыл глаза и легко прильнул к ладони мужчины. Он дышал ровно и глубоко, его ресницы чуть дрожали, отбрасывая тени на скулы. Луи повел пальцем в сторону рта, чуть надавливая на нижнюю губу, и Стайлс поддался, приоткрывая рот и выдыхая теплый воздух. Осторожно, словно боясь спугнуть, Томлинсон коснулся его губ своими. Гарри ответил моментально, позволяя Луи сделать последний шаг навстречу, чтобы оказаться совсем близко друг к другу. Этот поцелуй не был похож ни на один из тех, что у них уже были. Он был мягкий, плавный, но знакомый. Через каждое прикосновение губ Луи старался передать всю ту нежность, что сейчас чувствовал к парню. Поцелуй был словно мед – сладкий, тягучий. Неспешный. Какой, ты представляешь, бывал во времена Шекспира или Канта, выполненный в тонах Рембрандта. Совершенно чистый, без языка и ненужной слюны. Такие поцелуи разделяют по утрам в солнечный день, встречая с работы, укладываясь спать. Каждое движение их губ успокаивало, словно волшебная колыбель. Руки Гарри мягко обхватывали талию Луи, поглаживая поясницу, а шатен все так же мимолетно водил пальцами по скулам парня, иногда пробегаясь по коротким волоскам на шее. С каждой секундой поцелуй становился все медленнее, пока не превратился в едва уловимое прикосновение. Их дыхания переплелись между собой, а глаза все еще были закрыты. Не говоря ни слова, Гарри соединил их лбы, ощутимее обнимая его за талию. Он аккуратно ткнул своим носом в кончик носа Луи, и тот и представить себе не мог, что когда-нибудь будет улыбаться такой вещи, как эскимосский поцелуй, но вот он здесь. Стайлс плавно отстранил свое лицо, когда Томлинсон, наконец, открыл глаза. Парень напротив него так же устало улыбался, и он в последний раз дотронулся до его лица, заправляя выпавшую прядь волос за ухо. – Иди, тебе надо отдыхать, – тихо сказал он. Гарри медленно кивнул и отстранился полностью, тут же оставляя после себя ощутимый холод везде, где секунду назад были теплые прикосновения. – Спокойной ночи, Луи, – сказал кудрявый и вышел из аудитории, оставив Томлинсона тонуть в том, что он сам не мог понять.***
— Вчера мы, наконец, все обговорили, так что теперь я официально занят. Поздравления принимаю в виде алкоголя, травы и домашки по истории Британии, – Найл достал из рюкзака бургер, купленный утром в макдональдсе по пути в университет, и заметил, что его друзья нашли себе занятия поинтереснее, чем радоваться за него. – Эй, меня тут хоть кто-нибудь слушает? – Что? А, ой, прости, Найлер, – Гарри вынырнул из своих мыслей и пнул под столом ногу Лиама, который все так же сидел, уткнувшись лицом в свой телефон. — Я рад за вас ребята. Если Барбс перестанет вести себя, как сучка, то ей вообще цены не будет. – Спасибо. И она не ведет себя, как сучка, – он на мгновение задумался. – Разве что иногда. Хей, Лимо, что такого интересного в твоем телефоне, что важнее личной жизни твоего любимого ирландского друга? – Все, все, уже убрал, – Пейн заблокировал гаджет и положил на стол экраном вниз, переведя взгляд на своих друзей и выдавливая извиняющуюся улыбку. – Мистер Пейн, не хотите ли Вы рассказать мистеру Хорану и мне, чем Вы только что занимались? – наигранно серьезным голосом спросил Гарри. – Прекратите, – Лиам старался звучать раздраженно, но улыбка, не сходящая с его лица все время обеденного перерыва, разрушала его план. – Ничего особенного. Просто Зейн написал, надо было ответить… – Зейн написал, – повторил Гарри. – Надо было ответить, – в такт ему сказал Найл. – Я очень рад, что на третьем десятке лет жизни вы научились воспринимать английскую речь, парни, серьезно, это большое достижение, – саркастично ответил Лиам. – Ты нам тут зубы не заговаривай, Ли, – пригрозил ему Хоран. – Колись, что у вас? – Что у нас? – со смешком переспросил Лиам, но смешок получился скорее истеричный, чем веселый. – Похоже, из нас троих пониманием английской речи можем похвастаться только мы с Найлом, – Хоран протянул ему кулачок, и Стайлс ударил в него, не сводя взгляда с Пейна. – Вы – идиоты, – Лиам ткнул в них указательным пальцем, на что Найл показал ему язык. – Ничего у нас нет, просто общаемся. – Просто общаетесь, значит, – задумчиво протянул Гарри. – Да, просто, – голос Лиама звучал натянуто, что означало, что ему порядком надоел этот разговор, но его щеки уже пылали алым от смущения. – Он работает над новыми картинами. Предложил на выходных посмотреть. Он сказал, что ему всегда нужно, чтобы один человек увидел работы на начальном этапе. Вроде как, он предложил профессору Томлинсону вчера, но тот отказался или типа того. Или типа того. Вчера. Стайлс вспомнил, как неестественно выглядел Луи, разбирая документы, когда парень пришел к нему на занятие. Видимо, эти два события как-то связанны между собой. Парень невесомо и практически незаметно провел пальцами по нижней губе, на которой все еще ощущались фантомом вчерашние нежные прикосновения шатена. Гарри сморгнул пелену свежих воспоминаний и вновь вернулся к друзьям. Сейчас не время обдумывать произошедшее. Хотя эта же отговорка была у него и вчера вечером. Возможно, ему просто не следует забивать свою голову такой простой вещью, как поцелуй. Правда, было бы легче не думать об этом, будь это в порядке вещей, но когда у них с Луи все было «в порядке вещей»? И когда в голове Стайлса он и Луи стали «они»?