Cloud Kingdom

Крапает дождь. Воет ветер, шелестят продрогшие осенние листья. Небо цвета глубокой ночи, вдалеке по пропадает, то появляется яркая звезда. Луну не видно: она заслонена тучами. В комнате зажжена свеча, она тёплым оттенком ложится на близлежащие предметы: подушку, тумбочку и книгу на ней, обои. Дом спит, в нём царит тишина, даже белый кот проникся дрёмой, свернувшись калачиком на своей лежанке рядом с клубком ниток. Полусонно смотрит Син Цю на всю эту идиллию и не хочет засыпать: его что-то гложет. В его жёлтых спокойных обыкновенно глазах видится тревога. Тонкие губы сжаты, что говорит о спрятанной в голове его мысли. Но брови, сдвинутые домиком, выдают печальный настрой. В другом доме, который напротив, уже с вечера не горит свет. Там живёт его друг, Чун Юнь, очень-очень близкий для него человек. У него беспокойный и настороженный вид на людях, но если узнать его поближе, то раскроется другая, совершенно красивая и спокойная его сторона, с которой приятно разделить чашку чая, поболтать, расслабиться. Он работяга, по секрету как и все, кто живёт здесь, но почему-то именно к нему хочется употребить это слово, «работяга». Он занимается, совершенствуется. Чун Юнь восхищает собой. Син Цю очаровывается… Они вчера… Хорошо, это очень важная часть истории. Они вчера сидели тут же, в соседней комнате в доме у Син Цю. И читали, то есть Чун Юнь читал, а Син Цю, который ему это это поручил, слушал, гладя кота, который водил вокруг них восьмёрки. У него красивый голос, он бы даже сказал… нежный. Особенно когда говорит не как все «Син Цю», а короткое, отчего-то заставляющее смущаться «Цю». Он долго читал, пока не вздохнул, посмеялся чутка и не сказал, что устал и язык заплетается. Тогда Син Цю предложил отложить книгу и попить чаю… Перекусить. Они оба любят плотно покушать. Пока ждали кипячёную воду, легли на полу, на мягкие покрывала. И кот тоже. Не говорили ничего, только почти засыпали. Пока Чун Юнь не коснулся его коленки… Син Цю раскраснелся. И, по ощущениям очень, щёки горели. А Чун Юнь ещё ещё надавил на тонкую чашечку, вызвав тем самым табу мурашек. Непреодолимое смущение. Син Цю влюбился. В друга, такого хорошего, милого, доброго человека, который… Табу. Вчера он хотел наконец признаться, потому что устал нести на себе эту тяжесть признания, но… — Прости, — ему приходится унять дрожь: и ту, что в теле, и ту, что в голосе. — Я вспомнил, что мне нужно кое-то сделать… Я пойду. И ушёл, не дождавшись никакого чая… Син Цю проводил его взглядом… И даже помахал из окошка. А Чун Юнь… просто ушёл. И вот похоже до сих пор не вернулся. Сердечко маленькое в груди сжимается, когда воображение подкидывает страшные картинки с тем, что могло случится там… С Чун Юнем. Так больно… Скоро, наверное, начнёт светать, а он так и не лёг спать. Что ж… два часика нужно уделить сну… ничего ведь не произойдёт. Уже давно рассвело. Птицы отпели утренние хоровые песни, а люди поуходили по делам. Син Цю только-только разлепляет глаза. Зябкость с ночи осталась, только теперь вдобавок ещё и холодно. Он недолго лежит под одеялом: всё равно в туалет хочется. Подобрав с пола тёплую одежду, которую перед сном снял, снова надевает и стоит так, глупо глядя себе в ноги. Шмыгнул носом, оглянулся: соседний дом такой же пустой, как вчера. — Малыш, — он слышит голос за дверью. Бряцанье колокольчика ошейника его кота и как тот громко урчит за дверью. — Хороший котик. Не знаешь, Цю дома? — Дома, — тот смотрит из проёма на эту милую картину: Чун Юнь сидит на корточках и ласкает его белого котика. — А как ты вошёл… — Дверь была не заперта, — он улыбается. Так… как будто ничего не произошло. Син Цю кольнула обида. И он… не со зла, но сам понимая, что грубо, спросил: — И это повод зайти? У Чун Юня сразу опускаются уголки губ. — Ох, прости, — Син Цю массирует лоб и жмурит глаза. — Конечно, проходи. Ты голоден? Он не успевает пройти на кухню, как видит рядом с собой, на столе букет свежей шелковицы… И рядом записку. Чун Юнь неловко чешет затылок и поднимается на ноги. Кот возвращается в ноги к хозяину, пока тот не спеша читает записку. У него сердце дрожит от каждого слова, от каждой буковки. От маленького сердечка в конце письма. Син Цю пускает слезу хлюпает носом. Чун Юнь тут же оказывается рядом и уже, кажется, готов стоять на коленях, моля о прощении. — Тебя что-то обидело? Почему ты плачешь? Цю… Тот дрогает плечами и тихо невнятно что-то шепчет. — Ч-что? Я не понимаю, что ты говоришь, Цю… Пожалуйста, успокойся. Тот утыкается в чужую шею и обнимет. Чун Юнь успокаивает водит по спине руками. — Ну-ну, ты чего… — Я… Просто я… Он берёт себя в руки, ему нужно выдержать хотя бы минуту с твёрдым голосом. Он встаёт на носочки и неловко целует. Слабо, нежно, но со всей своей чистой душой и трепетом. — Очень. Очень люблю. Пожалуйста, не говори, что это была злая шутка. — Цю… — он ловит его за подбородок подбородок притягивает к себе близко, чтобы нос к носу. — Я бегал за цветами и писал признание всю ночь, не чтобы ты меня сейчас в этом упрекал. — Так ты… Чун Юнь пожимает плечами и накрывает чужие губы своими. Спокойствие… Счастье? Всё прекрасно на букву «С». Как совпало, что Син Цю — тоже.