Никак

— И все равно, странно все это, — сказал Ван. Нирван рассеянно кивнул. Странно. Только смысл говорить об этом, если ничего конкретного сказать все равно не выйдет? — Ты же не можешь не понимать, — продолжил Ван. — Может, все не так, — возразил Нирван. — Хилзар говорит, что ничего не видел, а ему я верю как себе. — А мне, значит, не веришь. Нирван вздохнул. — И тебе верю. Но в другом. Это как к кузнецу за глиняным горшком идти. В логове никто не знает больше Хилзара, но вот на улицах равных нет тебе. Ван покачал головой. — И все равно… — Ван, Румо после каждой вылазки так напивается, что собственное отражение в воде не узнает. Мало ли, куда он их дел. — Напивается он всегда, а такое — впервые, — возразил Ван. — Значит, он везучий. Они прошли по площади, высматривая жертву поинтереснее, никого не нашли, двинулись дальше — к торговым рядам. Обошли их раз, тут и там натыкаясь на попрошаек и старух, нырнули в узкий проход, которым, кроме них, разве что коты пользовались, снова вернулись к торговым рядам с того же конца, что и в прошлый раз. Все так же безуспешно. Нирван хотел уже пойти дальше, к западным воротам, полагая, что если там сегодня собирались артисты, то и людей, а значит и кошельков там должно быть больше, но услышал какой-то шум, выбивающийся из привычного гула дневных улиц, и замедлился, оглядываясь. Еще стражи им не хватало. Он осмотрел все лавки и проходы между ними, тщательно выискивая сверкающие латы, сосредоточился, стал искать, откуда шел шум. Посмотрел на прилавок пекаря, понял, тут же нахмурился, узнавая картину. Малец, которого он видел несколько дней назад, за это время стал, кажется, еще более худым и грязным, хотя казалось, что дальше уж некуда. И морщился в этот раз он куда сильнее, все так же гордо стараясь не кричать. А пекарь теперь размахивал над его задом какой-то доской, даже ему — Нирвану — внушавшей тихий ужас. — Все чисто, — позвал его Ван, тоже наверняка убедившийся, что стражи поблизости нет. Нирван кивнул, попросил: — Раздобудь мне яблоко. Ван уставился на него непонимающе, напомнил: — Оральщик воров за несколько улиц чует. Хочешь, чтобы я остался без руки ради твоего яблока? Нирван помотал головой. Хозяин овощной лавки за то и прослыл Оральщиком, что орать и звать стражу начинал от одних только подозрений, что у него кто-то что-то хочет украсть, а уж если видел у себя настоящего вора — блажил так, что любой проходящий мимо готов был за украденное заплатить или вору руку отрубить, лишь бы он замолчал. — Значит купи, — сказал он. — Найди деньги и купи. А потом найди меня, как купишь. Ван поднял брови, явно не понимая, что на Нирвана нашло, но молча двинулся дальше по улице, к овощной лавке. Нирван снова посмотрел на прилавок пекаря. В этот раз мальчишку спасти было некому — у Нирвана монет не было, другие покупатели не спешили подходить к разъяренному торговцу, — и пекарь продолжал лупить его, кажется, совершенно не уставая. Малец, еще пару минут назад пытавшийся сопротивляться, теперь смиренно лежал на прилавке, придавленный левой пекарской ладонью, периодически поднимая — видимо, на особо тяжелых ударах — лицо от локтя, в который его прятал, и явно просто ждал, пока его отпустят. Пекарь отпустил не скоро. А когда отпустил, мальчишка сбегать не спешил — он дотянулся ногами до земли, тут же пошатнулся и ухватился за прилавок, заляпав грязной рукой какую-то булку, за что получил еще пару ударов. — Выметайся! — проревел пекарь, тыча своей доской в сторону от своей лавки. — Одни проблемы от тебя, всех людей распугал! Еще раз увижу, сдам страже! Мальчонка неловко побежал прочь, прихрамывая и морщась. Нирван пригляделся, заметил, как блеснула его щека, и пошел следом, почему-то уверенный, что сегодня фокуса с возвращением не будет. Мальчонка отбежал от торговых рядов, оглянулся, будто проверяя, что пекарь не бежит за ним, и остановился. Без лишней скромности запустил ладони прямо в штаны, поморщился, ощупывая зад, поправил одежду и — уже значительно медленнее и осторожнее, продолжая хромать — пошел дальше. Нирван, держащийся на расстоянии, чтобы его не спугнуть, почувствовал что-то давно забытое, похожее на стыд, за то, что не придумал, как отвлечь пекаря и дать малому сбежать. Ван догнал его как раз в тот момент, когда мальчишка, снова оглядевшись, нырнул в какое-то подвальное окно, мгновенно и совершенно скрываясь из виду. — Только не говори мне, что яблоки для него, — вздохнул он. — Яблоки? — переспросил Нирван. Ван вытащил из-за пазухи пару яблок, продемонстрировал их Нирвану, объяснил: — Я думал, ты себе, а, знаешь ли, не очень хотелось просто смотреть как ты ешь то, что добыл я. — Вот и ешь, — кивнул Нирван, забирая яблоко побольше. — Только не говори мне, что ты решил приютить сироту. Нирван многозначительно промолчал. — Мы не можем брать в логово детей! — Детей не можем, — кивнул Нирван. — А его возьмем. Ты идешь? Он подошел к той дыре, в которую так легко просочился малец, понадеялся, что ширины хватит, смело нырнул внутрь. Ван вздохнул, спрятал второе яблоко в рубашку и последовал за ним.