Никак

Нирван угрюмо вошел в кухню, молча уселся напротив Хилзара и стал ждать. Да, конечно, Ван сказал, что они вернутся только к ужину, но почему бы им не явиться сейчас? Ну неужели сложно прийти, пока светло? Утром он специально ушел раньше всех, чтобы не передумать, не забрать Никака с собой, не запретить Вану идти на ярмарку, и тогда это казалось правильным. Да и сейчас тоже казалось, но убедить себя в этом было тяжело. А вдруг Никак потерялся? А вдруг Вана поймали? А вдруг… Не вдруг. Им просто весело и интересно — обоим, вот и не приходят. И зря он ждет дурного, все будет хорошо. Должно быть. Он помотал головой, стиснул кулаки, стараясь ухватиться за эту уверенность, и попросил: — Дай что-нибудь почистить. Хилзар хмыкнул, сказал: — Волнуешься — сходи на площадь. И не смотри на меня так. Нирван нехотя отвел полный осуждения взгляд, пробормотал: — Ты прекрасно знаешь, почему я туда не суюсь. — Знаю. А ты знаешь, что Вану все нипочем. Нирван кивнул, тут же возразил: — А Никаку — нет. — Ты просто боишься. — А ты — нет? Хилзар пожал плечами, будто раздумывая, помолчал немного и только потом сказал: — Я думаю, от меня сейчас ничего не зависит. Они там, а мы с тобой здесь. Только и всего. — Вот и пусть вернутся, чтобы от нас зависело тоже! — против всякой логики заявил Нирван. Ну и что, что он сам их отпустил? Он отпустил, ему и требовать вернуться. — Вернутся, — кивнул Хилзар. — Как только ярмарка закончится — сразу. Нирван недовольно скрестил руки, проворчал: — Угу, а мне тут сидеть и ждать… — Выйди на улицы, поработай до темноты. — Работал уже, не лучше. Вообще-то, лучше. Он весь день провел на улицах, почти не думая о Ване и Никаке, увлеченный собственной безопасностью, добычей и поиском хоть кого-то, кого можно было бы обворовать. И сейчас было бы так же… — Я же сорвусь и на ярмарку сунусь, — признался он, и Хилзар понимающе кивнул. — А если там стража… Дай что-нибудь почистить к ужину! Это же тоже работа. Хилзар улыбнулся, протянул ему какую-то тряпку и сказал: — Вытирай все, что найдешь. Советую пыль не пропускать. Нирван хотел было возразить, что просил не этого, что в таком тоне советовать ему Хилзар уж точно не может, выяснить, что будет, если пыль так и останется лежать, в конце концов. Вместо этого молча, почти благодарно взял тряпку, поднялся и принялся отряхивать все горшки, плошки и чашки, которые только видел. Эта работа, в отличие от воровства, отвлекала слабо. Мысли о Никаке, ярмарке и беззаботной уверенности Вана продолжали нещадно лезть в голову, множась там и расползаясь, как корни деревьев. Изменилось другое. Размахивая тряпкой, почему-то, оказалось проще убеждать себя, что реальность от его страхов далека. Он так и кружил по кухне, позволив себе немного расслабиться, перебрасывался ничего не значащими репликами с Хилзаром, даже шутил, когда в логове раздались шаги. Не насторожился, не пошел встречать и проверять, кто там. Мало ли, другие парни ведь еще тоже не вернулись. И даже когда в кухню ворвался Ван, он не испугался. Да. Ван. Да, один. Просто Никак уже в гамаке валяется — очевидно же! — Рано вы, — беспечно бросил он через плечо, решив все-таки закончить с уборкой, раз начал. Ван молчал. И именно эта тишина стала пугающей. Ван не молчит просто так, он вообще редко молчит — вечно лезет со своими идеями, комментариями и решениями, даже когда не просят. А теперь его спросили. А он молчит. Нирван обернулся, уставился на него, до последнего надеясь, что вот теперь-то Никак точно войдет следом, поздоровается, расскажет, что видел. Услышал, как стучит о стол выпущенная Хилзаром из руки ложка, встретился с Ваном взглядом, сжал тряпку в кулаке посильнее, чтобы не выронить. — Прости, — дрожащим голосом попросил Ван. Нирвану захотелось броситься на него, вытрясти все, о чем он боится говорить, но он стоял, не смея шевелиться. Ван глянул на него умоляюще, повернулся к Хилзару, стал каким-то еще более тощим и хрупким и повторил: — Прости.