Никак

Никак качался в своем гамаке и ждал. За последние дни много что изменилось — казалось странным, непривычным и непонятным, — но то, что происходило сегодня… Началось все с Хилзара, который решил приготовить ему на завтрак все самое лучшее, что в логове только было — и молоко, и сваренную впервые на его памяти кашу — горячую и сладкую, какую Никак, кажется, вообще ни разу не видел, — добытое не пойми где и кем яблоко. А остальные ели все то же, что и обычно, Никак видел. Будто Хилзар решил опустошить все запасы еды в логове, но скармливал их только ему. Потом был Ван, который всегда работать уходил быстро и решительно, ни с кем не прощаясь — все равно же вечером встретимся, зачем? — а сегодня подошел, потрепал его по голове и задумчиво пробормотал: — А я ведь так и не успел добыть тебе лютню… И осекся, поймав взгляд Нирвана, натянул улыбку и сбежал — вроде бы как обычно, но очень странно. А главной странностью был Нирван. Он, вообще-то, и вчера был не слишком обычным, но сегодня… Все смотрел на Никака, приглядывался, тихо шептался с Хилзаром и постоянно вздыхал. Никак даже несколько раз подходил и спрашивал его, что случилось, но Нирван ничего толком не отвечал. Сказал только, что ничего, скоро они тоже пойдут на улицы. Вот Никак и ждал этого самого «скоро», заодно стараясь понять, что же все-таки происходит. Когда Нирван все же появился в общей комнате, Никак уже не слишком удивился тому, что Хилзар пришел с ним. Ну и что, что раньше он их не провожал? Может, сегодня какой-то день, в который все всё делают наоборот? Интересно, а ему тогда нужно слушать Нирвана? — Медальон не забыл надеть? — спросил Хилзар, глядя, как Никак решительно выбирается из гамака. Никак положил руку на шею, проверяя, что цепочка все еще там, а потом напомнил: — Я его теперь и не снимаю. Нирван сказал, его нужно всегда носить. Хилзар понимающе кивнул. — Слушай, Никак, — начал было Нирван и замялся, будто не зная еще, что именно хочет сказать. Помолчал немного, пожевал губу и только потом предложил: — Может, возьмешь с собой меч? Никак нахмурился. Тогда, на ярмарке, меч чудом уцелел только потому, что Ван забрал его и спрятал в тайнике до того, как Никаку приспичило воровать. А потом, когда Никак вернулся в логово, меч его уже ждал, и Никаку казалось это очень странным — все кругом что-то потеряли из-за него, а ему самому меч вернули. Потом была вся эта история с медальоном, Мулгой и прочим, и меч уже не казался таким уж незаслуженным, но все же… — Зачем? — спросил наконец Никак. — Хочу проверить, вдруг ты с мечом сможешь отвлекать людей, пока я ворую. Никак нахмурился еще сильнее, совершенно этого не понимая, и Хилзар добавил: — Возьми меч, чего ты? И ты поиграешь, и Нирвану спокойнее. — Ладно, — пожал плечами Никак. В конце концов, просто еще одна странность на сегодня, подумаешь. Он не стал уже удивляться ни тому, что Хилзар его перед выходом обнял и держал как-то долго, будто совсем не хотел отпускать, ни тому, что Нирван по улице шел почти не оглядываясь, будто совершенно не боялся, ни тому, что пошли они к торговым рядам, хотя вчера были у западных ворот — вместо Мулги и Орта. И даже когда в торговых рядах Нирван направился к лавке пекаря, Никак почти не смутился. Может, в логово нужен хлеб. А Нирван знает, что Никаку к пекарю нельзя, вот и идет туда сам. Он замер, решив, что без него Нирвану воровать будет даже проще, хотел уже было достать из-за веревки на штанах меч, но Нирван обернулся, позвал: — Не отставай. И вот это уже заставило переживать. Зачем Нирвану вести его к пекарю? Сам пекарь их, кажется, ждал, и это Никаку не понравилось совершенно. — Зачем мы здесь? — спросил он. Нирван его вопрос проигнорировал, ухватил его за плечо, подвел еще ближе и сказал: — Вот, ученик, как и говорил. Никак пискнул, не веря. Какой ученик? Кто? Он? Ну нет же! Пекарь как-то слишком довольно кивнул и спросил: — А вещи его где? — Все на нем, — будто бы немного виновато ответил Нирван. — Я не пойду к нему! — крикнул Никак, вырываясь. Слетевшая с плеча рука Нирвана тут же сменилась рукой пекаря, и Никак понял, что дернуться снова уже не выходит. — Мы ведь обо всем договорились? — спросил Нирван пекаря. Дождался кивка, повернулся к Никаку и сказал: — Прости. Однажды ты поймешь. Никак не хотел понимать однажды, он хотел понять сейчас. Почему Нирван его отдал? За что? Почему именно пекарю — он же его терпеть не может, Нирван знает! — Нирван! — крикнул Никак, надеясь, что все это — неправда, что Нирван его сейчас заберет. Спина Нирвана стала удаляться по торговым рядам еще быстрее. — Не смей реветь над моим хлебом, — совсем не грозно, но очень неприятно предупредил пекарь, так и не выпуская его плеча. Никак, будто специально, будто на зло, всхлипнул. — Как тебя зовут хоть, малец? — спросил пекарь, заставляя его повернуться лицом к себе. — Никак, — буркнул Никак, чувствуя, как противно щемит от этого где-то внутри. — Так не пойдет, — помотал головой пекарь. — Все эти ваши тайны, жизнь без имен и прочее, может, и было можно в шайке, но у меня так нельзя. Как тебя зовут? Советую ответить. — Меня зовут Никак! — заорал Никак, снова дергаясь изо всех сил и все-таки вырываясь.