Земля дрожит,
Поэтому будь готов к войне,
Ведь когда она начнется, то прибьёт тебя к земле.
Thousand Foot Krutch – Courtesy call
Правил становится всё больше и они твёрже, чем сталь
Rogue Dave — Internal
— Чимин, теперь это твоя комната. Эта женщина, Мария, с доброй улыбкой помогла перенести коробки с вещами на минус четвертый этаж, где с сегодняшнего дня омеге придется жить. — Чувствуй себя как дома, — советует она. — Точнее… Это и есть твой дом отныне. Попав в Дом, ты обретаешь не только крышу над головой, но и большую семью. Помни об этом. Ты всегда можешь обратиться ко мне, если возникнут проблемы. Уголки ее губ растягиваются, демонстрируя ласковую улыбку. Тэхен так похож на нее, отмечает Чимин. Даже если волосы женщины спрятаны под платком, их глаза, нос и пухлые губы выдавали родство. — Спасибо, — Чимин благодарно кланяется, а затем отворяет указанную ранее дверь. В комнате тесно. Двухъярусные кровати и шкафы занимают практически все пространство, потолки низкие, а вместо дневного света – окон под землей очевидно не было – жёлтые лампы. Комната рассчитана на трёх омег и, стоит отдать должное, живущие в ней парни постарались приукрасить это место. На голый пол они связали пушистые коврики, а для кроватей – пледы из полушерстяной пряжи, на столах стояли милые букеты из сухоцветов. Стены на первый взгляд были словно из комнаты типичных подростков, но все плакаты и рисунки на них оказались исключительно на христианскую тематику. С осуждающими взглядами Чимин столкнулся сразу же, как только переступил порог своей новой комнаты. На одной из кроватей сидели двое омег и до прихода гостя, видимо, были увлечены вышиванием. На приход Чимина они отреагировали странно, совсем не похоже на реакцию членов семьи, как обещала Мария. Скорее было похоже, что его запихнули в аквариум с пираньями. — Ты проходи, не стой на пороге, — машет спустя минуту неловкой тишины старший на вид омега. — Нас предупредили о твоём приходе. — Нужна помощь с вещами? — смущенно пискнул младший совсем детским голоском. А вот и обещанное радушие. Чимин прокашливается. — Да, пожалуйста. Младший представился Даниэлем и с необычайной прыткостью подбежал к коробкам, помогая занести вглубь комнаты, где их принимал старший, Сынхван. Как только с тяжестями было покончено, Чимин облегченно уселся на одну из коробок и стянул платок с головы. — Так ты… — узенькие глазки Даниэля расширились в удивлении. — Не пялься, — Сынхван, кажется, наступил младшему на ногу и почти с головой нырнул в одну из коробок, игнорируя Чимина. А омега не знает, смеяться ему или плакать, как вообще реагировать на все взгляды и странное поведение. Общежитие Дома имеет больше схожего с цирком, где Чимин – главный клоун и собачка, не поддающаяся дрессировке, в одном лице; ни в какое сравнение не идёт с университетским. — Я не верил, когда омеги сплетничали о твоих рыжих волосах, — не унимается Даниэль. — Святой Отец не заставил их… Не знаю, смыть? Или как-то вернуть натуральный цвет? Потому что если нельзя смыть, придется налысо, — он делает характерное движение рукой, будто сбривает волосы машинкой. Омегу откровенно занесло. — Подожди, а вдруг они и отрастают рыжими?! Чимин посмеивается с такой наивности и вопросов без фильтра. Даниэль искренний в своем незнании, и это отчего-то цепляет Пака. Да и откуда этому омеге что-то знать, когда в Доме даже свободного доступа к интернету нет? Ему на вид около шестнадцати, а значит, большую часть своей жизни он провел в этих стенах. — Вернуть цвет можно, — он наклоняет голову так, что макушка оказывается перед глазами Даниэля. По пробору видно несколько миллиметров отросших корней. — И отрастают черными, как видишь. — Это хорошо, — важно кивает младший. — А то пришлось бы… Он как-то боязно поглаживает свою толстую косу почти до лопаток длинной, представляя, что это ему придется волосы резать. — Это нужно выкинуть, — сухой голос напоминает о существовании Сынхвана. — И вот это тоже, срам какой. «Срамом» оказалась полупрозрачная красная блуза Чимина, одна из любимых, кстати. — Чего сразу выкинуть? Главное же, правильно стилизовать… — В Доме такое не носят, — обрывает Сынхван. Все неугодные ему вещи складывает на кровати, где уже собралось внушительное количество. — Здесь в омеге в первую очередь ценятся целомудрие и любовь к Богу и ближним, а не вот этот… — «срам» остаётся недосказанным. В шкаф старший сложил брюки, несколько простых рубашек и скучный свитер. Сам Сынхван одет как воплощение целомудрия, по мнению Чимина. Застегнутый на все пуговички, идеально причесанный и без грамма косметики. — Если тебе не хватит одежды, то можешь сходить в комнату с благотворительностью. Все равно придется искать платки и косынки, так что… — он неожиданно вскрикивает, откидывая резким движением черный материал. — Господи, что это?! Чимин от громкого крика сам пугается едва ли не больше, поэтому зажмуривает глаза, боясь смотреть в сторону выкинутой вещи. Мало ли. Не накинется, конечно, но... А вот Даниэль с любопытством подхватывает вещицу, подносит к лицу и недоуменно хмурится. — А это на что надевать? Чимин приоткрывает глаз и моментально краснеет даже кончиками ушей. Он готов поклясться, что не клал это в коробку и понятия не имеет, как тут оказалось. — Ну… — тянет он, с ужасом наблюдая, как Даниэль гладит стразы. — Это боди, так что на тело? Получается скорее вопросительно. Сетчатая прозрачная ткань с камушками не тянет на полноценную вещь, но Даниэль слишком юный для того, чтобы понимать, в каких ситуациях это надевают. — Срам это! — Сынхван вклинивается со своей любимой фразой, выхватывает боди и кидает к вещам на кровати. — Выкинем так, чтобы никому не попалось на глаза, тем более альфам. К счастью, остаток одежды и обуви Чимин разбирал сам и даже сумел спрятать несколько «срамных» от зоркого глаза Сынхвана. Омеги в это время подбирали чистое постельное белье и освобождали место на рабочем столе, чтобы Пак мог учиться. — А это что? — Даниэль падает на колени рядом с Чимином, когда омега принимается разбирать вторую коробку. И каким бы милым ни был этот ребенок, Чимину не хотелось бы ему показывать содержимое. Это было чем-то очень ценным и в какой-то степени личным, недостойное получать в свой адрес крики «Срам!» и «Грех!». Но вопрос Даниэля привлекает и второго соседа, так что Чимин нехотя открывает коробку и демонстрирует косметику. — Тебе не нужно было привозить это, — сразу же качает головой Сынхван. «Это» звучит презрительным тоном. — О чем ты думал? — Я профессионально занимался визажем какое-то время. Думал, что здесь этот навык может пригодиться, — от его взгляда не ускользает, как Даниэль жадно обводит каждый предмет. — Вам совсем-совсем нельзя краситься? Даже на праздники? — Это запрещено, Чимин. И ты выкинешь это сам, или я должен буду уведомить Марию. Будет сложно, понимает Чимин. Они не подружатся. Если Сынхван прикоснется к косметике, Чимин выцарапает его узкие глазки. — Мы могли бы поделиться? — несмело предлагает без всякой надежды. Даниэль, этот ребенок, с блеском в глазах кивает. Он вряд ли когда-то видел столько косметики сразу и уж точно в руках не держал. А вот Сынхван остается непреклонным. — Выкинуть, Чимин. Я старше и лучше знаю, что нужно делать. Конечно, было глупо надеяться, что ему позволят. И абсолютно безрассудно привозить все в Дом. Чимин не знает, сможет ли когда-то вернуться в прежние условия, но ни за что не откажется от своей мечты. — Я потом разберусь с этим, — омега прячет коробку под кровать, прикрывая одеялом. — Слушай… — Потом, Сынхван, — перебивает. Но добавляет уже мягче. — Я не буду этим пользоваться. Чимину редко отказывали в удовольствии. Он попадал под категорию избалованных и обласканных жизнью, с золотой ложкой во рту и прочими привилегиями. Перед любимым и единственным сыном Анании были открыты тысячи дверей и возможностей. Омега за свои девятнадцать успел повидать многое. Он был в разных странах: гулял по улицам Лондона и жил среди африканских племен, взбирался на горы, плавал океанами и видел северное сияние. Пробовал деликатесы молекулярной кухни и узнал вкус обычных червей. Однажды его по случайности едва ли не выдали замуж за арабского шейха. К счастью, дело удалось замять, но полученные воспоминания даже спустя годы оставались свежими и яркими. Жизненный опыт Пака вполне можно сравнить с опытом нескольких, а то и десятка, людей. Своими познаниями Чимин полностью благодарен отцу. Анания был международным послом и большую часть года находился в разъездах. Мать Чимина умерла при родах, и чтобы не оставлять ребенка одного под присмотром нянечек, он с ранних лет возил сына с собой по миру, поддерживал сотни увлечений и не жалел денег на развитие. Чимин был тем редким представителем homo sapiens, которые умеют брать от жизни все и при этом сохранять баланс. Спонтанная вечеринка посреди рабочей недели? Да. Дорогие курсы по визажу? Легко. Сняться для журнала? Пожалуйста. Дополнительный предмет в университете? Да. Свидание с сыном министра? Черт возьми, да. Чимин верил, что его ничем нельзя удивить. Дом Вознесения одним своим существованием послал эту веру нахер. Место, куда привел сына Анания, было непохоже ни на одно чудо, увиденное ранее. На первый взгляд это был обычный загородный дом посреди леса. Огромный, просто нереальных размеров, с ухоженной территорией и множеством пристроек рядом, но совершенно обычный. Однако стоило оказаться внутри стен, чтобы увидеть кое-что действительно необычное. Когда несколько недель назад его отец заявился домой в лёгкой эйфории и заявил, что отныне его будут звать Анания и он отходит на пенсию, Чимин смеялся так сильно, что на глаза выступили слезы. А через несколько дней плакал до истерического смеха, ведь понял: отец не шутил. Старший Пак оставил должность посла, продал недвижимость и готовился к переезду в некий «Дом». Чимин пытался найти информацию в интернете, до последнего надеясь, что это некий курорт или, может, объединение творческих людей. Но по запросу «Дом Вознесения» поисковик упорно выдавал ноль результатов, а с каждым днём отец – уже Анания – все больше говорил об этом месте. А когда старик приволок под подолом пальто старенькую и затертую Библию, наконец понял, в чем дело. Тогда-то и началась истерика. Стало по-настоящему страшно, ведь, если кто-то узнает, что теперь находится в доме, его непременно сожгут вместе с владельцами. Или, если сильно повезет, то впаяют пожизненное. Казалось, будто для Анании это пустяковый риск. — Если самому жить надоело, меня хоть на дно не тащи, — умолял Пак. — Верни это туда, откуда взял, прошу. Несколько дней он провел как на пороховой бочке, все прислушивался и приглядывался, не следит ли кто за домом, не стучит ли полиция в дверь. Он забыл про сон, учебу и социальные сети, руки дрожали от нервов. Отцовское «Бог нас сохранит от всякого зла» его не утешали. И только когда Анания рассказал в подробностях о Доме Вознесения, о подпольной церкви, о сотнях сохраненных семей и о возможности жить одной большой общиной, Чимин чуть успокоился – хоть какая-то информация за долгое время. На вопрос «Как ты узнал об этом?» альфа расплылся в улыбке и сказал: «Святой человек, Захария, связался со мной», а затем ещё несколько минут в красках расписывал о всех прекрасных качествах нового знакомого. Все вырученные с недвижимости деньги, оказывается, тоже были переданы на нужды церкви. Доверчивый отец влез туда, куда влезать смертельно опасно, а его там и потрусили хорошенько, как мешок с деньгами. Омега, как хороший сын, искренне переживал за Ананию и за то, как ещё ему сможет промыть мозги Захария. А отец, словно чувствуя колебания своего ребенка, стал всячески подначивать и упрашивать поехать с ним: «Там новый мир. Там чистые и добрые люди, нет лжи, краж, измен и прочих грехов. Возможно, это последний островок земли, где есть надежда на спасение. Если ты останешься, Чимин, ты будешь обречён на вечные муки. Дьявол заберёт твою душу. Раньше мы с тобой не знали о Христе, но теперь, я обещаю, наша жизнь изменится. Дом Вознесения самое безопасное место». Младший Пак и не сомневался в изменениях, он уже прочувствовал их на своей шкуре. После рассказа отца у него не осталось выбора. Денег нет, дом продан, работать негде – зарплата начинающего визажиста омегу не прокормит. Решающим толчком к переезду стала безопасность. Если оставаться на месте, полицейские ищейки рано или поздно выйдут на след и уничтожат их – в этом Чимин тоже не сомневался. Одна мысль о том, чтобы остаться одному и каждый день параноить из-за охоты на верующих вгоняла его в панический страх. Поэтому, спустя неделю раздумий, он принял решение спрятаться вместе с отцом. В конце-концов, даже лишившись всех благ людских, он останется живым. Сожми зубы и смирись. Небрежно брошенная фраза от Чонгука не вовремя всплывает в голове и приносит боль. Знал бы только альфа, насколько это не в духе Чимина. Омега себя считает борцом и смелым человеком. Просто в жизни случаются ситуации, в которых приходится поступать против собственной воли. Чимин не лгал, когда говорил, что предпочел бы картонную коробку вместо жизни в Доме. Это как выбирать между свободой и рабством – выбор абсолютно, блять, очевиден. Но выросшему в этих стенах Чонгуку не понять и половины того, что хотел бы ему высказать омега. Воспоминания о недавней нерешенной стычке вновь вызывают тихую ярость. Сынхван почему-то дуется и перестает разговаривать с соседями, поэтому на ужин Чимин поднимается только с Даниэлем. Платок пришлось обратно завязать, но в этот раз он почти не доставлял беспокойства – младший поделился одним из своей коллекции и показал, как правильно носить. Первый этаж встречает их малочисленными людьми в белоснежных передниках, туда-сюда снующих и накрывающих столы. Среди них Чимин с радостью замечает Тэхена. Альфа завязал свои пшеничные волосы в милый хвостик и проворно бегал между столами, расставляя корзины с хлебом и салфетки. Даниэль без слов бросается помогать кому-то из омег, и Чимин решает последовать его примеру. — Привет, я могу тебе помочь? — Чимин подходит к знакомому со спины. Альфа заметно пугается и роняет ложку на пол, досадно сверлит ее взглядом секунду, прежде чем поднять и засунуть в карман на переднике – наверное, чтобы потом вернуть на кухню. — Конечно, — Тэхен кивает. — Я сегодня в числе дежурных и немного не успеваю, так что был бы благодарен. Видишь те столы на колесиках у входа? Бери с них тарелки и расставляй так, как это делаю я. К Чимину присоединяется Даниэль, и они вдвоем хорошо справляются с поставленной задачей. Младший успел объяснить, что столы вывозят для удобности дежурящих: легче переносить блюда со столов, чем нести через лифт, поскольку кухня находится этажом ниже столовой. К семи спускаются все жители Дома. Теперь Чимин понимает, о чем говорила Мария раннее: эти люди так любезны друг с другом, улыбаются и искренне интересуются делами. Альфы отодвигают стулья и ухаживают за омегами, старшие помогают младшим, отцы перекладывают лучшие кусочки на тарелки детям. И все это так правильно и гармонично, не на показ, а из искреннего желания сделать приятное ближнему. Смотря на них, Чимин чувствует тоску по отцу, но подойти и сесть рядом с Ананией он не может: его предупредили ранее, что по установленным правилам за столом с пасторами не может сидеть никто посторонний. — Я тоже давно не ел с родителями, — понимающие хмыкает появившийся из-за спины Тэхен. — Но поужинать все равно надо. Идём. Альфа усаживает Чимина за один из дальних столов и накладывает в тарелку большие порции, интересуясь, что он любит из еды. Вскоре приходит Даниэль, и процедура повторяется. От поступка Тэхена теплеет на сердце, и Чимин надеется, что совсем скоро он обретет друга в лице этого альфы. Ужин пахнет великолепно. На столе были початки кукурузы, тушеные овощи и картофельные дольки под соусом, мясные шарики и сырная нарезка. На десерт – тарталетки с заварным кремом и яблочный сок. О самых маленьких и беззубых тоже позаботились: для них приготовили тыквенное пюре и бутылочки с молоком. После короткой молитвы от Святого Отца все принимаются за пищу, и Чимин еле сдерживает стоны. — Это так вкусно! — восхищенный вздох вырывается против воли. Овощи мягкие, но с хрустящей корочкой и большим количеством специй, кукуруза сладкая и отдает запахом дыма от гриля. — Кто все это готовил? И сколько же у них времени уходит, чтобы накормить такое количество людей… — Наши омеги из кухни, — с полным ртом еды поясняет Тэхен. — Они весь день проводят на кухне. Помнишь банкет на праздник Жатвы? Тогда повара посменно готовили на кухне несколько суток, а помощников они набрали едва ли не всю молодежь. Даже мне поручили замешивать крем. — Я завидую, что ты всю жизнь ел это, — искренне признается Чимин. Ему редко удавалось есть что-то настолько вкусное. Или это атмосфера Дома заставляет радоваться еде? — Как ты можешь оставаться таким стройным? — Много работаю, — Тэхен безразлично жмёт плечами, — и ты привыкнешь. Некоторое время они едят молча, каждый погруженный в свои мысли. Чимин на полном серьёзе думает, что ради подобных ужинов готов терпеть и платок на голове, и прочие притеснения. «Продал себя за кусок картофеля, — отмечает омега. — Зато какого!». Он заметно веселеет, от прежнего беспокойства и злости не остаётся и следа. — Чонгук не ужинает? — с безразличием в голосе интересуется, хотя на самом деле жаждет узнать ответ. Что, альфа слишком гордый трапезничать с обычными людьми? Тэхен качает головой, не в силах ответить из-за слишком большого куска картофеля во рту. — Ему нельзя пропускать приемы пищи, — альфа отпивает из стакана, заботливо поданного Чимином. — Скоро должен прийти. Ты не сердись на него, — неожиданно просит Тэхен. — Он, на самом деле, очень любит и заботится о каждом из Дома. Ты поймёшь, когда Чонгук немного к тебе привыкнет. У нас здесь редко новые люди бывают. Ну, конечно. Чего ещё ожидать от альф? Друг друга выгораживают, брат за брата и все такое. Чимин понимает, правда. Да и настроение портить себе не хочет спорами. В конце-концов, для Тэхена он может быть хоть самым прекрасным человеком и членом семьи, омега ведь его знает только с одной стороны. — Я бы не сердился, если бы он извинился. — Он извинится, — уверенно отвечает Тэхен. Чонгук? Не смешите. Чимин не раз сталкивался с такими, как Чонгук: они думают, что если родились альфами, то автоматически лучше остальных. Парень звучал спокойно и рассудительно, не похоже на брошенные сгоряча слова, а значит и жалеть он о них не будет. — Сам веришь в то, что сказал? Готов поспорить, что этого не произойдет. — Давай поспорим, — Тэхен отрывается от еды и протягивает руку, немного испачканную маслом и соусом. — На что? Чимин мысленно прикидывает, с чем готов попрощаться, а затем в его голове словно что-то щелкает, и он склоняет голову ближе к альфе, шепча: — Палетка теней, — все равно прятать придется. Может, хоть альфу порадует. — Если выиграешь, отдам тебе. Если нет – ты будешь должен мне желание. — Думаешь, она нужна мне? — голос Тэхена заметно дрогнул. — Почти новая. В ней есть сияющие оттенки и золотой, о которых я говорил раньше. — По рукам, — Чимин почти морщится от ощущения масла на своей ладони, но чувствует азарт. Тэхену не жалко и проиграть. Чонгук приходит ближе к середине ужина, когда столы немного опустели, а жители отправились занимать очередь в душ. Чонгук, кажется, только вышел оттуда, ведь, как и в первую встречу, не потрудился высушить волосы. Вместе с ним шел ещё один альфа, статный и высокий, с таким же лицом-кирпичом, что и у первого мужчины. — А вот и братья, — Тэхен откидывает палочки и машет рукой, привлекая внимание. У Чонгука в руках высокий стакан с молочного цвета жидкостью, у второго – Библия в кожаном переплете. Они садятся напротив Чимина и Даниэля и набрасываются на еду так, словно сутки до этого голодали. — Приветствую, Чимин, — уже дважды за сегодняшний вечер омеге протягивают руку, но от этой приятно пахнет травами. — Меня зовут Джин, я брат этого неряхи, — он кивает на Тэхена, — и правая рука Святого Отца. — Мы помним, умник, не обязательно всем хвастаться, — Тэхен беззлобно смеется и кидает дольку картофеля в брата. Чонгук на них внимания не обращает. Не понятно, слушает он или нет, ведь ни единый мускул на его лице не дрогнул, хотя Джин на смех старшего брата улыбки сдержать не смог. Чонгук без разбору закидывается едой, даже не запивая, и молотит мощными челюстями, низко склонившись над тарелкой. Боже, ну что за животное. — Чимин, ты уже придумал, какое служение будешь нести Господу? — интересуется Сокджин, отрывая омегу от наблюдений. — В Доме все, от мала до велика, заняты каким-нибудь благим делом. Мы не платим за еду или место ночлега, поэтому должны помогать поддерживать порядок. — Какие есть варианты? — Работать на кухне, накрывать к приемам пищи, убирать и мыть, ухаживать за садом, выгуливать собак, отвозить детей в школу и присматривать за малышами, — методично перечисляет Сокджин. — Если хочешь, я могу подсуетиться и выбить тебе место помощника учителя в Воскресной школе – это очень лёгкая и почетная работа. Будешь свободен во все дни недели, кроме выходных. Еще есть вариант научиться шить и изготавливать одежду. От разнообразия вариантов у Чимина зарябило перед глазами. Он переводит взгляд на свои ладошки – абсолютно бестолковые руки, не умеющие делать половины из того, что озвучил Джин. — Хочешь работать со мной? — любезно предлагает Тэхен, заметив метания омеги. — Будешь раскладывать посуду, как сегодня, и мыть после приемов пищи. Чимин радо соглашается. Работа не сложная, накосячить трудно. И это даст возможность проводить больше времени с Тэхеном – пока что единственным человеком, который кажется адекватным и приятным. — Чонгук, ты закончил? — Джин вытер руки салфеткой и взял Библию, намереваясь подняться из-за стола. Чонгук, казалось, смел со стола все съестное и сейчас пил тот молочный коктейль, который принес в высоком стеклянном стакане. Бездонный желудок. Чимин внутри даже немного повозмущался, что ему не оставили ни одной тарталетки, но вслух претензий не предъявляет. — Иди без меня, я догоню, — почти не отрываясь от стакана, отвечает брату. — Почему вы так быстро уходите? Только пришли ведь… — Тэхен грустнеет. — Много работы, ангел. Сокджин треплет брата по макушке и уходит, а Чимин все не может перестать прокручивать этот момент в своей голове. Кажется, нежное «ангел» предназначалось не для посторонних ушей, судя по покрасневшим щекам Тэхена. Омеге раньше не доводилось видеть взаимодействия сыновей Захарии между собой, но теперь почти убежден в их адекватности. Расчет примерно два к одному, где Чонгук – портящий общую картину знаменатель. Тот, к слову, стакан уже опустошил и недовольно поморщился напоследок, будто проглотил гадость какую. «А может, он по жизни такой, нелюдимый и недовольный», — думает омега. — Завтра тебя заберёт Сокджин, — Чонгук вытирает руки. Чимин мысленно уже придумывает желание для Тэхена. Раздобыть тарталетки будет нормально? — И, Чимин, извини меня. В конце-концов, им еще посуду мыть. Может удастся найти остатки… стоп, что?! Тэхен смотрит взглядом «а-я-же-говорил» и «гони-палетку-лох» и спокойно наблюдает, как бедный Чимин пытается откашлять яблочный сок. — Я был неправ, когда говорил, что ты должен быть благодарным, — невозмутимо продолжает Чонгук. — Ты можешь чувствовать разочарование и боль, если это то место, где тебя держат насильно. У нас к омегам относятся как к драгоценности, так что прости, что не смог этого показать и только унизил. С этими словами альфа подмигивает Даниэлю, который удивился даже больше Чимина, треплет брата по макушке и уходит вслед за старшим. — Он хороший, — твердо повторяет Тэхен. А Чимин впервые задумывается, какова вероятность и с третьим братом когда-то наладить отношения? Тем вечером он засыпает с чувством опустошенности и полной неуверенностью в завтрашнем дне.* * *
Взгляни, что произошло
Я подкармливаю ее привычки, а не страхи
Chase Atlantic – too late
Чимин привык. Октябрь пролетел в сумасшедшем темпе, дни были наполнены учебой, молитвами и бесконечной работой-работой-работой. С Сынхваном общий язык найти не получилось, но Чимина устраивал их холодный нейтралитет. Даже к кричащим надоедливое «срам» взглядам привык, теперь это как неотъемлемая часть утренней рутины: проснулся, почистил зубы, поссорился с Сынхваном из-за внешнего вида. Стабильность. С Даниэлем он неплохо сблизился, он оказался интересным малым. Впечатляющим, сказал бы Чимин. Омега видел в нем младшего брата. Одним вечером в отсутствие Сынхвана они немного посплетничали, и от выясненных подробностей Чимину поплохело. Даниэлю в конце года исполняется шестнадцать, и после Рождества он… Выходит замуж. За мужчину на восемь лет старше. — Ты бы видел его, Чимин, — восторженно делился младший. — Такой замечательный альфа! Работает, к детям хорошо относится. Когда мы поженимся, нам выделят отдельную комнату на втором этаже, как семейной паре. А через год и своих деток заведем… Чимину тяжело без слез слушать омегу. Ему бы хотелось сказать Даниэлю, что иметь работу недостаточно для определения «хороший альфа». Что в шестнадцать о детях думать рано, что нельзя выходить замуж за малознакомого человека. Что он заслуживает большего. Но затем Даниэль показал деревянную табличку с выжженным на ней стихом о любви из Библии – подарок ручной работы от альфы. И так трогательно младший держал этот кусок дерева, так бережно сжимал в маленьких ладонях и гордо демонстрировал, что Чимин просто не смог рушить это наивное счастье. Чуть позже он получил объяснения от Тэхена, во время ночного мытья посуды. Вода заглушала их голоса от посторонних, позволяя Чимину выплеснуть все негодование. — …как Святой Отец вообще допускает подобное в Доме?! — завершает он гневный монолог. Тэхен не выглядел удивленным. — Ты сердишься из-за того, что он хочет детей в шестнадцать? Или того, что его избранник может оказаться извращенцем? — руки альфы по локоть были покрыты мыльной пеной, и он без чувства отвращения вынул остатки еды из раковины. — Чимин, ты забываешь, что омеги из Дома воспитывались совсем не так, как ты. Даниэля с малых лет готовили к семейной жизни, к будущей беременности. Он перенянчил всех детей, умеет готовить и мастерить одежду. Высшее образование он получать не захочет, а школу брак не помешает закончить. Чимин не может поспорить с этим аргументом, но все еще не может принять ситуацию. — Но его альфа настолько старше! — В Доме это не проблема. А Святой Отец, на которого ты ссылаешься, только поощряет браки. Плодитесь и размножайтесь, как говорится. Чем больше беременностей – тем лучше. Здесь нет чужих детей, каждый ценен и любим всеми жителями Дома. Так что малыши вырастут в тепле и заботе. Их брак пугает только тебя, Чимин. — А сам бы смог с шестнадцатилетним омегой вот так? Тэхен замер, держа тарелку под сильным напором воды. В образовавшейся тишине отчетливо слышно лязганье ножей и посуды в противоположном конце кухни. — Хватит, — резко отрезает альфа. Он тянется к чужой стопке посуды, вновь яростно намыливая тарелки. — Давай я помогу тебе с этим и пойдем спать. Не знаю, как ты, но я смертельно устал. — Но… — Заботься о своих проблемах, Чимин. Омега даже не возражает, когда Тэхен мокрыми руками заправляет ему прядь волос за ухо. В конце концов, в словах есть правда. Проблем Чимину хватает. Главная из них тянется надоедливой нитью сквозь года и была проблемой еще задолго до переезда в Дом. Сигареты. Зависимость от никотина Чимину никогда в себе не нравилась, но, сколько бы он ни пытался, бросить не получалось. Обстановка в Доме этому совсем не способствовала: что ни день – то попытка выжить и пробраться сквозь дремучий лес запретов и правил, очень нервное и энергетически затратное занятие. Он старался не дымить в Доме, ограничиваясь перекурами в туалете университета. Но иногда сдержаться не получается и приходится бегать к забору на заднем дворе, куда когда-то приводил его Чонгук. Иногда он даже сталкивается там с альфой, но получает лишь молчаливый взгляд. Без осуждения, что очень Чимина удивляет. И это на какой-то момент ослабило бдительность Чимина. Он выходил чаще и вел себя менее осторожно, пока его не застала какая-то девочка. Омега тогда так испугался, что на секунду потерял дар речи, а потом со всех ног рванул за ребенком. — Стой! — конечно, воздух в лёгких курильщика со стажем заканчивается быстрее. Чимин теряет девочку из виду, когда она забегает за угол пристройки. Когда омега добирается туда, его встречает неожиданная картина: девочку за плечи держит Чонгук и интересуется, в чем проблема. — Он, — тычет пальцем на рыжеволосого, а Чимин еле сдерживает «ябеда», крутившееся на языке. — Ходит тут без платка и… курит. Глазастая девочка. Чимин поспешно возвращает косынку, до этого покоящуюся на плечах. — Ладно, Моника, — Чонгук присаживается на одно колено перед девочкой, беря ее ладошки в свои. — Может, ты что-то перепутала? Уверена, что это была сигарета? С такого расстояния сложно разглядеть, а Святой Отец за клевету наказывает. Эта девочка, Моника, заметно теряет боевой настрой. — Там был дым, — она замялась. — Я видела только боком, но он держал что-то в руках. Чонгук переводит взгляд с девочки на Чимина, и под его взглядом омеге становится действительно стыдно. И страшно. Если ситуацию не замять, накажут и его , и Чонгука заодно. — Чимин, у тебя действительно была сигарета? Актер из Чонгука так себе, но омега с радостью поддерживает идею. — Конечно, нет, — под недоверчивым взглядом Моники и устрашающим от Чонгука омега вытаскивает бальзам для губ в белом тюбике, чудом затерявшийся в кармане. — Я увлажнял губы. — Видишь? — мужчина вновь обращает внимание девочки. — Всего лишь бальзам. Дым потому, что на улице холодно, — альфа показательно выдыхает облачко пара. — А платок стоит простить Чимину, он же у нас совсем ещё новенький. Забылся, наверное. Девочка кивнула, соглашаясь. — Вот и умница, — Чонгук напоследок гладит девочку по голове, отпуская. А Чимин, решая перестраховаться, дарит бальзам Монике. Девочка подарку очень обрадовалась и даже извинилась за свои подозрения. — Ещё хоть раз, Чимин, — с виду спокойно, но на самом деле с ноткой агрессии предупреждает Чонгук. — Мне все равно, насколько это сложно сделать, но ты должен бросить. Я закрывал на это глаза, пока это было только твоим делом. Но на прошлой неделе мне пришлось уговаривать Джина сохранить секрет, сегодня – Монику. Я больше не буду заступаться, и в следующий раз сам за руку отведу к Захарии. Понял? С тех пор омега вновь стал прятаться в университетском туалете, а Чонгука обходил десятой дорогой – на всякий случай. Отказаться от многолетней привычки так и не смог. Ко всем проблемам прибавилась еще и финансовая. Денег катастрофически не хватало не только на сигареты, но и на обеды в университете, гигиенические мелочи и жвачки. Все, что раньше покупалось даже не глядя на ценник, стало недосягаемой роскошью. «Бери еду из Дома, как Тэхен». «В Доме есть все необходимое». «Чимин, я не дам денег на твои капризы». И ещё сотни отговорок от Анании на все слезные просьбы сына. Единственный, кто понимал омегу, был Тэхен. Карманных денег в Доме отродясь никому не выдавали, на мобильный телефон он собирал несколько лет, а наушники ему Юнги подарил. И те сломались – придется ждать Рождества, чтобы попросить новые. Звучало как страшный кошмар для омеги. И если поначалу Чимин надеялся, что это всё временно, что папа образумится и они вместе вернутся домой, то теперь понимает: Анания застрял крепко и надолго. А значит, придется мириться с устоявшимися правилами. Сожми зубы и смирись. С недавних пор такая ненавистная фраза стала гимном каждого дня. — Занят? Знакомая рука ложится на плечо, выводя Чимина из задумчивости. За месяц дружбы он понял, почему Тэхена братья называли ангелом. Он словно чувствует, когда кому-то плохо, и окружает теплом и вниманием. — Нужна твоя помощь в саду. Или заставляет работать, пока плохие мысли не будут выбиты тяжёлым физическим трудом. Звучит как шикарный план, по мнению омеги. В теплицах пахнет влажным грунтом и цветами. Руки Чимина перепачканы землей и соком травы, но он не возражает – работать здесь приятно и спокойно. За спиной копошится Тэхен с маленькими граблями, иногда задевая локтем. — Чимин, возьми вторую пару ножниц и подойди сюда, — Мария выжидающе протягивает руку. Если теплицы – то только под руководством хозяйки этих владений. Женщина больше всех заботится о цветах, выхаживая их как маленьких детей, ещё и других приобщает к труду. Чимину иногда кажется, что Мария вообще теплицы покидает только ночью: когда он уезжает на учебу, омега уже носит ведрами воду для полива, а ужин намеренно пропускает, чтобы перед сном доделать задуманную работу. — Узнаешь эти цветочки? — женщина указывает кустистое растение выше самого Чимина. Цветы небольшого размера, белые с жёлтой сердцевинкой. С виду похожи на цветы яблони, но даже малосведущий Чимин понимает, что такие деревья осенью не цветут. Тэхен тоже отвлекается от работы и подходит ближе. — Жасмин? — несмело предполагает альфа. — Именно, — Мария срывает росток и протягивает Чимину. — Нам нужно нарвать побольше и засушить на зиму. Повертев веточку в руках, Чимин безошибочно узнает в ней свой запах. Даже стыдно, что он не узнал цветок, но омега старается не зацикливаться на этом. — Зачем? — Цветок жасмина относится к лекарственным. Они действуют успокаивающе на организм. Как мята, например, — женщина принимается аккуратно срезать цветки. — Но для некоторых мята пахнет слишком резко. А вот у жасмина запах мягкий и сладкий, — ее рука замерла, — это единственное, что успокаивает моего сына. Чимин вопросительно вскидывает бровь, поворачиваясь к Тэхену. За месяц общения он и словом не обмолвился о таком. — Она о Чонгуке, — тихо объясняет. — Не могу такое слушать. Что подразумевается под «такое» омега выяснить не успевает, потому что Тэхен следует своим словам и быстро отходит к покинутым на земле граблям, возвращаясь к работе. Некоторое время Чимин работает молча, собирая белые цветы в корзинку и не решается задавать вопросы погрустневшей Марие. Ему казалось, что эта та грань, которую он не имеет права пересекать, что-то личное и семейное. Но Мария рассказывает сама. — Когда он только попал к нам, напуганный и перемазанный в крови, я не знала, как успокоить его истерику. Я никогда не видела детей в таком отчаянно диком состоянии. Чимин вздрогнул. Он переводит взгляд на Тэхена, все ещё неуверенный, что может слушать такие истории, но альфа не поднимает глаз от земли. Кажется, тоже слушает. — Его тело было с нами, но душа будто застряла с семьёй в горящем доме. Как же он кричал… Разбудил всех, отказывался принимать помощь и смотрел глазами, полными ужаса. Наверное, слишком много незнакомых запахов тогда обрушилось на бедного ребенка, поэтому он забился в угол, ни с кем не шел на контакт и чуть ли не рычал на меня, как маленький волчонок, — женщина тяжело вздохнула от нахлынувших воспоминаний. — Лекарка из нашего госпиталя посоветовала мне заварить жасминовый чай и, на удивление, это помогло. Спустя несколько часов он уже лежал в объятиях Тэхена, спокойный и сонный. Чимин не был готов услышать такое. Горящий дом, кровь, истерика… Что довелось пережить Чонгуку? Что случилось с его семьёй? — С тех пор его часто беспокоит бессонница, но, сам понимаешь, с его образом жизни спать просто необходимо, — нет, Чимин не понимает, но внимательно слушает все, что говорит женщина. Мария забылась и выкладывала все, что на уме. — Иногда, когда он думает, что я не вижу, Чонгук плачет от бессилия и усталости, потому что тело переутомилось и жаждет отдыха, а разум мстит и подкидывает страшные картины прошлого. Для Чонгука я стараюсь заготавливать как можно больше жасмина, выжимать масло и заваривать на ночь чай. Не знаю, что бы делала без этих цветов. Ещё и темнота… Женщина резко замолкает, очнувшись. — Забудь, детка. Я это сама себе, — она неловко улыбается. — Не бери такое в голову. Он почти прикоснулся к какой-то тайне. К чему-то темному и страшному, что не принято вспоминать. Чонгук, значит, сложнее и глубже, чем можно было предполагать. И потенциально опаснее. Вмиг грубые шрамы и крепкие кулаки приобретают знак вопроса: последствия драк и агрессии или способ защитить себя? И чем альфа занимается, что всегда усталый и голодный? Аромат жасмина успокаивает Чонгука, дарует чувство безопасности. Тогда почему рядом с Чимином он выглядит таким беспокойным?