Земля дрожит,
Поэтому будь готов к войне,
Ведь когда она начнётся, то прибьёт тебя к земле.
Thousand Foot Krutch – «Courtesy Call».
В их пустом кабинете привычно пыльно, морозно и пахнет сигаретным дымом. Хоть что-то стабильно в этом чертовом мире. Тэхен вальяжно откидывается на спинку стула и закидывает ногу на ногу. Его поза так и кричит о безразличии. — Ну, давай, я готов к сердитому Юнги и разговорам в духе «сколько можно пропадать». Конечно же, это ложь. Тэхен не готов, совсем нет. — Не будь задницей. Я хоть раз за все эти годы сердился? Наверное, если бы Юнги был ближе, он бы отвесил несильный подзатыльник. Так, чисто для профилактики. Но альфа, улегшийся спиной прямо на учительский стол, слишком ленивый (и сонный, судя по синякам под глазами), поэтому лишь машет рукой. Рядом с ним мятая пустая пачка сигарет. Последняя была выкурена несколько минут назад. — Тебе в алфавитном порядке или по датам? — язвит Тэхен. Старается не показывать, насколько ему на самом деле сейчас волнительно – изнутри разрывают противоречивые чувства. С одной стороны, он Юнги избегает. Боится, что, стоит только им остаться наедине, зайдет разговор о побеге, о повисшем между ними напряжении, о невысказанных чувствах и тайнах. С другой стороны, он невыносимо скучает. Надоели эти игры в догонялки, где Тэхен упрямо прячется, а Юнги не менее упрямо догоняет, находит и не позволяет окончательно в себе закрыться. Тэхен скучает по улыбке друга, по запахам персика и сигарет, по его шуткам. По ненавязчивым, словно бы случайным, прикосновениям. После того серьезного разговора о побеге они практически не контактировали, и, хоть на деле перерыв длился не больше недели, это словно выстроило между ними незримую стену. И Тэхен знает, что сам кирпичик за кирпичиком эту стену только укреплял своими недомолвками и игнорами. «Хотя бы перестань от него бегать, — с укором просил Чимин. — Юнги ведь не меньше тебя скучает». Поэтому, собравшись с силами, Тэхен решает прислушаться к совету друга. Боится лишь, что выстроенную преграду им не преодолеть. — Я же просто волнуюсь, — минутой позже тихо отвечает Юнги. — Да не о чем, — Тэхен старательно приподнимает уголки губ. Дома остались приболевшая мать, тысячи скрывающихся от закона людей и мой отец, враг правительства номер один, который, вообще-то, запрещает мне общаться с такими как ты. — Все супер. Юнги вздыхает. Конечно же, он сразу разглядел всю напускную смелость друга. За столько лет он хорошо изучил Тэхена и улавливает даже малейшие признаки его волнения. Например, закусанная изнутри щека. Или нервное царапанье ногтями по ладошке. Несколько секунд думает о чем-то своем, а затем с недовольным стоном все-таки поднимается со стола и склоняется над сидящим Тэхеном. — А это тогда что? — он указывает на совсем свежие царапины на руках. Тэхен реагирует моментально: прячет ладони за спину. Ответить ему нечего, поэтому, не выдержав пристальный взгляд, отворачивается к окну. На улице непогода – вот-вот упадет первый снег. — Тэхен, — Юнги ласковым движением поворачивает его за подбородок обратно к себе, — я не буду на тебя давить. Хочешь, притворимся, что того разговора не было вовсе? Тэхен чувствует тепло чужих рук на лице и тонкий запах сигарет от них. Растворяется в не менее теплом взгляде напротив. Так хорошо, надёжно и безопасно: хочется просто позволить Юнги взять ответственность за ситуацию. Он уже собирается кивнуть, но Юнги продолжает: — Или есть идея поинтереснее, — альфа плавно проводит пальцами по линии челюсти и зарывается в завитки волос на затылке. Приятно. Тэхену хочется ластиться к подставленной ладони, но он сдерживает этот порыв. Лишь прикрывает глаза, наслаждаясь незатейливыми поглаживаниями. Боже, как же он скучал. — Что за… идея? — Сыграем в игру, — Тэхен не видит, но чувствует улыбку в голосе Юнги. — Правда за правду. Я буду делиться чем-то личным о себе, а ты – честно отвечать на мои вопросы. Тэхен вынужден открыть глаза и нехотя отстраниться от ладони Юнги. — Ну, и какая в этом для меня выгода? — в голос вновь просачивается язвительность. — Разве есть что-то, чего я о тебе не знаю? Юнги хмыкает. — Вот и проверим. Покажу тебе кое-что в своем секретном месте. Идет? Ох, Юнги, знал бы ты о моем секретном месте, о моем Доме, продолжил бы ты с такой лаской смотреть на меня? — Обещаю, тебе понравится, — добавляет альфа, видя сомнение на лице Тэхена. И вновь Тэхен мечется между противоположными чувствами. Поддаться слабости и попросить забыть события прошедшей недели или довериться Юнги? Если бы от сказанного зависела лишь жизнь Тэхена, он бы давно во всем сознался. Как преступник, грешник, он бы покаялся во всех своих деяниях и открыл правду. Вверил бы свои сердце, душу, жизнь в руки Юнги и терпеливо бы ждал приговор этого строгого судьи. Если бы только… но Судьба – та ещё сука, и от этого решения зависят жизни тысяч людей. — Ты меня убиваешь, — едва слышно произносит Тэхен. — Это означает «да»? — Это значит, веди меня в своё секретное место. Если мне понравится, я подумаю над твоим предложением. Веди, мой друг, любовник, судья и палач.* * *
— Прыгай, доедем с ветерком, — Юнги кивает на мотоцикл и протягивает шлем. Тэхен боязно берет шлем в руки, словно это не средство защиты, а бомба с истекающим таймером. Вот-вот активируется и разорвет больное любовью сердце на кусочки. Что ж, возможно, это был бы не худший исход сегодняшнего вечера. С первого раза подрагивающие пальцы Тэхена с застёжкой не справились, поэтому Юнги мягко перехватил его ладони и сам застегнул шлем под подбородком, не упуская возможности лишний раз коснуться кожи. Тэхен на это едва заметно вздрагивает, но никак не комментирует. Садится позади друга, некрепко обхватывает его поперек живота. Старается контролировать дыхание, чтобы тот не заметил, не догадался о том, как сильно ему хочется провести носом по чужой шее, собрать манящий запах. — Держись крепче. Мне нравится скорость, — предупреждает Юнги. Не давая Тэхену времени на ответ, Юнги срывается с места и разгоняет мотоцикл до бешеных, по мнению Кима, цифр на спидометре. Хотя, чего ожидать от Юнги? Тот сам бешеный, бесстрашный, смеётся с испуганного крика и игнорирует паническое «Мы же разобьёмся!». А смеётся Юнги потому, что это ведь невозможно – разбиться. Только не когда позади крепко прижимается такой ценный груз. Тэхену в какой-то момент кажется, что он потеряет сознание от переизбытка чувств или, как минимум, получит нервный срыв, когда эта адская железяка всё-таки остановится. Но через несколько минут поездки, ощущая лишь морозный ветер и первые снежинки на щеках, он немного успокаивается и открывает глаза, что до этого были крепко зажмурены. Сердце замирает от страха и невыносимой красоты. Огни города смазываются в пёстрые размытые полосы, словно сверкающие ленты, опоясывающие дорогу. Каждый прожектор и фара автомобиля оставляет за собой жёлтый след на дороге, а ночные звуки города смешиваются с ревом мотора и свистом ветра в ушах. Именно так ощущается свобода. Пользуясь случаем, Тэхен прижимается грудью к спине друга, крепче обхватывает талию и, набравшись смелости, укладывает подбородок тому на плечо. Так теплее. Так надёжнее и безопаснее. — Это потрясающе, Юнги! Это просто фантастика! Тэхен ответа от друга не слышит. А может, тот действительно ничего не ответил, но Тэхен чувствует, как Юнги смеётся. От этого его собственные губы растягиваются в широкой улыбке. Они останавливаются у небольшого и стильного салона. У Тэхена появляются догадки, куда именно они приехали, стоит ему только увидеть яркую вывеску «InkScape». В огромных окнах горит свет, и когда они входят, то их приветствует милый омега: — Привет! Мы же уже закрываемся, Юнги. — Я сам закрою, Джисон, — тянет альфа. — Не первый раз. Можешь ехать домой. Омега поспешно собирает вещи, машет на прощание и броском передает ключи Юнги. Тэхен осматривается. Как он и предполагал, друг привез его в тату-студию. В целом, помещение очень приятное и сильно отличается от представления Тэхена о подобных местах. В салоне преобладают чёрно-белые цвета, деревянная мебель и много зелёных растений. Мягкий жёлтый свет от ламп и гирлянд придает уюта. Тэхен без проблем узнает некоторые эскизы Юнги, висящие на стенах. — Красиво, — честно признается Тэхен. — Здесь ты работаешь? — Да, — Юнги кидает куртку на угловой диванчик и просит друга сделать то же самое. — Джисон – давний знакомый. Он пригласил меня на обучение, когда увидел мои рисунки. Поначалу мне доверяли только пирсинг, но я не переставал учиться, и сейчас у меня есть клиенты. Их немного, но мне безумно нравится это дело. Набивая татуировки, я чувствую себя на своем месте, понимаешь? Тэхен кивает, хоть ему и не совсем понятны эти чувства. — У тебя талант, Юнги. Но, кроме таланта, ещё невероятное упорство и страсть к любимому делу. У тебя все получится, — абсолютно искренне говорит он. — Я восхищаюсь и горжусь тобой одновременно. Юнги на это лишь застенчиво улыбается. — Что ж, хочешь посмотреть то, ради чего мы сюда приехали? Тэхен согласно кивает и садится на диванчик, пока Юнги приносит толстый скетчбук и занимает место рядом. — Мы как-то говорили об этом вскользь, но эта идея слишком сильно мне понравилась, так что… — альфа нерешительно раскрывает последние страницы. — Я нарисовал это для тебя, Тэ. Даже не смотря на рисунок, Тэхен знает, что увидит. «Падший ангел» – любимая картина Юнги. — Я думаю, тебе идеально подходит. Так красиво бы смотрелось на твоей коже, ещё не тронутой чернилами, — шепчет Юнги, внимательно следя за реакцией друга. Тэхен от рисунка в восторге. Мягкие плавные линии, растушевка цвета, тени – Юнги действительно профессионал своего дела. Но больше всего цепляют глаза ангела: в них столько живых эмоций, что Тэхен даже на секунду пугается реалистичности. — Это так красиво, Юнги, — он бережно проводит кончиками пальцев по бумаге. — Нравится? — Юнги перехватывает его пальцы и крепко сжимает в своей ладони. Смотрит с затаенной надеждой. — Я нарисовал это для тебя. Думал, может, когда-то ты согласишься повторить этот рисунок на себе. От осознания, что Юнги хочет видеть свою любимую картину на его, Тэхена, теле, альфе становится не по себе. Щеки моментально заливает жаром. Он так, так сильно хочет этого! Но подобное возможно только в самых смелых мечтах, поэтому Тэхен старается быть невозмутимым: — Мне нравится, но я не могу. Мой Отец…. — не договаривает. — Что он, Тэхен? Тэхен упрямо машет головой в отрицании. Зря он сюда приехал! Ох, как же сильно будет злиться Захария, если узнает где и с кем был его сын! Нельзя ничего рассказывать… — Эй, послушай меня, — Юнги откидывает скетчбук на рядом стоящий столик и крепче сжимает пальцы друга, обхватывая их сразу двумя руками. — Тэхен, я не хочу давить на тебя или заставлять. Ты не должен делиться своими переживаниями и чувствами, если не хочешь. Но это то, что делают друзья друг для друга: делятся наболевшим, выслушивают, поддерживают, хранят секреты. Я не просил тебя об этом раньше, потому что мы и без того хорошо проводили время и я просто позволял тебе оставаться наедине со своими проблемами. Не хотел навязываться. Но я не могу так больше. Я вижу, как тебе тяжело, ты чем-то напуган, сомневаешься сам в себе. Избегаешь меня, — Юнги придвигается ближе к другу. — Я не могу больше смотреть, как тебе больно. А Тэхен не может сопротивляться просьбам Юнги. Сам понимает, как тому неприятны все эти недомолвки и тайны, будто они совсем чужие друг другу люди. И, словно контрольный выстрел, Юнги спрашивает: — Почему ты так боишься открыться мне? Что ж, Тэхен откроется. Последствия могут быть катастрофическими, но ведь риск того стоит? — Кем работает твой отец, Юнги? — хрипло спрашивает после минутного колебания. Тэхен и сам знает ответ. Но хочет услышать ещё раз. — Он правительская ищейка. Ищейки – неофициальное название специального отряда полицейских, которые занимаются поисками нарушителей. А в глазах правительства нарушителем может стать каждый. Будь это сокрытие информации, незаконное рождение детей до брака, отказ от эвтаназии в положенном на то возрасте, попытка побега из страны. Поклонение богам. Список обширный, а вот наказаний всего два: исправительный лагерь либо смертная казнь. — Знаешь, что забавно? — нет, это ни хрена не забавно. — Если бы твой отец узнал, кто на самом деле лучший друг его сына, кто приходил в гости, разговаривал с его женой и втерся в доверие, он бы, наверное, с ума сошел. А затем арестовал бы всю мою семью и получил такую награду от правительства, что ты, Юнги, твои дети, внуки и даже правнуки могли бы жить, ни в чем себе не отказывая. Юнги непонимающе хмурится. — О чем ты вообще говоришь, Тэхен? Какой арест? — Действительно, какой арест… — поправляет сам себя. — За такое расстрел на месте, до суда бы никто тянуть не стал. — Да о чем ты, черт возьми?! — Юнги злится, взмахивает руками. Но, заметив абсолютное спокойствие друга, быстро тушуется. — Прости, я просто… Что происходит? Почему ты говоришь такие страшные вещи? — Юнги, ты ведь такой сообразительный. Наверняка уже обо всем догадался, от того и злишься так сильно. — Нет, я… — Неужели так и не понял, из какой я семьи? Юнги отрицательно качает головой. — Правда что ли? — Тэхен усмехается. Ему не весело, скорее, осознает безысходность ситуации. Выбор в его случае – это иллюзия, его изначально не было. Тэхен знал, что это произойдет, когда соглашался поехать с Юнги в студию. Знал сегодня утром, когда от волнения не мог ни кусочка съесть за завтраком. Возможно, он знал это ещё с их первой встречи, стоило ему только заглянуть в лисьи глаза Юнги. Правда в том, что ни один секрет не может храниться вечность. Если столько людей уже о нем знает, ничего ведь не произойдет, если посвящённых в тайну станет на одного больше? — Я не появляюсь нигде, кроме учебы, странно одеваюсь и не разбираюсь и в половине вещей, которые знают мои одногодки. У меня едва ли есть выход в интернет. За каждый проступок меня ожидает физическое наказание. — У тебя просто строгие родители. — Я не могу пить, курить, ходить на вечеринки и влюбляться в альф, — продолжает Тэхен. — Я недоступен каждое воскресенье и часто пропускаю занятия из-за семейных дел, я никогда не выступаю против верующих… — Хватит, — резко перебивает Юнги. — Я понял тебя, Тэхен. — Ты знаешь, — подтверждает свои догадки Ким. На глазах наворачиваются слезы. — И, наверное, всегда знал. Тогда зачем весь этот цирк? Конечно, Юнги умный, он, наверное, давно догадался. Тэхен, хоть и пытался скрываться, все же был очевиден во многих вещах. Для простых прохожих или одногруппников это не заметно, но, стоит узнать Тэхена поближе, сразу чувствуется его особенность. — Я… я надеялся, что ты опровергнешь мои догадки. Или соврешь, и я тебе поверю, как делал это всегда. — Но я не могу лгать, — Тэхен не смотрит на разбитого и потерянного друга. — Мы просто принадлежим разным мирам, вот и все. Но я хотел бы принадлежать только тебе. За окном поднимается ветер. Холодный, ноябрьский, несущий в себе запах предстоящей зимы. Его завывание слышно через панорамные окна, и Тэхен вздрагивает. Не от холода, хотя кожу покрывает мурашками: атмосфера между ними ледяная. — Зачем ты рассказал мне? — вдруг злится Юнги. — Если кто-то заподозрит меня… Если они поймут, что я знаю, меня же… Убьют. И этот вариант лучше, чем годы в испытательном лагере. — Ты подставляешь меня, Тэхен. Твоя тайна слишком дорого мне обойдется. — Ты сам хотел знать. — Я не хотел слышать… это. — Одно твое слово – и всей моей семье придет конец. Но я все равно сижу тут, рядом с тобой, и надеюсь на понимание. Кто из нас больше рискует? Не это Тэхен хотел услышать. Не слепое обвинение. Разве он виноват, что родился не в той семье? Что захотел довериться, поделиться своей болью и открыть сердце впервые за двадцать три года? Разве виноват, что поверил, будто его можно любить просто так, невзирая на происхождение? Юнги ничего не отвечает, даже не смотрит на него. Оно и к лучшему, Тэхен не вынесет осуждения или злости в его взгляде. — Тебе не нужно ничего говорить. И продолжать общение со мной тоже, я все пойму. Только, пожалуйста, умоляю тебя, не говори никому об услышанном. Им хватит пустой сплетни, чтоб начать расследование, а там и… сам понимаешь. Тысячи людей могут пострадать. — Верующих действительно так много? Правительство ежедневно говорит о том, что вас не больше сотни и каждый день становится все меньше и меньше. Что подавляющее большинство было уничтожено в прошлом десятилетии. — Правительство не хочет признавать, что они облажались. Или же они не знают реальную картину, в чём я сомневаюсь. Мой отец смог уберечь пускай не всех, но многих. — Кто твой отец, Тэхен? — Я уже рассказал слишком много, — альфа кидает взгляд на настенные часы. — Прости, что втянул тебя в это, но сохрани мой секрет хотя бы во имя всего хорошего, что было между нами. Мне пора домой. Тэхен понятия не имеет, в какой части города находится и как далеко он от Дома. Но сидеть рядом с поникшим, разочарованным Юнги он больше не может. Лучше позвонить братьям, они отругают, но обязательно приедут… — Тэхен, стой. Подожди! Тормозит у входа. Сам не знает зачем. Наверное, все ещё надеется услышать три заветных слова, способных полностью переиграть события вечера. — Ты звучишь так, будто прощаешься, — говорит Юнги. Тэхен хмыкает. — Мы и прощаемся, Юнги. Я рассказал тебе правду, ты эту правду принять не можешь. Будет лучше, если мы сразу остановимся. Ты прав, я зря тебя подверг опас… — Нет, нет. Прости, я сказал не подумав. Просто это не та информация, к которой я был готов. И, честно, Тэ, я напуган, — Юнги нервно заламывает кисти рук. Не врёт, действительно испугался. И за себя, и за Тэхена. — Я ошарашен, не знаю, что нам делать дальше, но я не отказываюсь от тебя. От нас. В его глазах столько искренности, столько нежности, что Тэхен теряется. Хочется верить. Но первоначальная реакция друга не выходит из головы. Как вновь довериться после такого? Он ведь тоже боится. — Дай мне немного времени, Тэ. Юнги встаёт со своего места и подходит близко-близко, так, что Тэхен может пересчитать бледные веснушки на носу друга. — Я не представляю, каково тебе жить в страхе за себя и семью, — Юнги шепчет. Неуверенно тянется ладонью к лицу друга, почти касается костяшками щеки, но в последнее мгновение отдергивает руку. — Ты очень храбрый, Тэхен. Самый сильный человек из всех, кого я знаю. «Это не так!», — противится Тэхен. Но сил сопротивляться больше нет. Всматривается в лицо друга жадно, так, словно последний раз видит. — Но я не такой храбрый, понимаешь? — хрипит Юнги, прикрыв глаза. Альфа задышал чаще, незаметно вбирая запах лаванды. — Я не могу так быстро принять это, мне нужно немного времени. Подумать, свыкнуться. Хотел бы я дать тебе сейчас поддержку, но не в состоянии. Мне так жаль. Тэхен сам за него додумывает фразы: свыкнуться, что лучший друг оказался врагом правительства. Подумать, что теперь делать дальше и стоит ли рисковать собственной жизнью. Юнги, в общем-то, прав. Нельзя стремглав обещать невыполнимое, а затем жалеть. Такие решения принимаются исключительно на холодную голову после часов раздумий. — Прости. — Не извиняйся, Юнги. У тебя есть столько времени, сколько тебе потребуется. Какое бы решение ты ни принял, я все пойму. Все, о чем я могу просить – это о сбережении тайны. — Тэхен, — голос Юнги становится строже. — Я ни на секунду не думал о том, чтобы рассказать об этом кому-то ещё. Ты можешь мне доверять. — Хорошо, — Тэхен шумно выдыхает. — Тогда докажи мне это. Он больше не задерживается в салоне. Выходит под моросящий дождь, ни разу не оглядываясь, и на ходу набирает заученный номер. — Сокджин-и? Не мог бы ты меня забрать?...* * *
В Доме Тэхен чувствует себя немного лучше. Сокджин не беспокоил его допросами, хоть по лицу брата и было видно, что он едва сдерживается. Во время ужина Тэ наслаждается едой и отвлекается от тревожных мыслей на бессменные споры между Чонгуком и Чимином за кусок яблочного пирога. — Вы же знаете, что можете его просто поделить? — хитро встревает он в перепалку. — Или попросить у соседнего столика. Не обязательно тут устраивать войнушки. На секунду Чонгук с Чимином замолкают и недоуменно переглядываются, будто эта идея никогда раньше не приходила им в голову. — На чьей ты вообще стороне? — все же фыркает Чимин. — Он всегда первый начинает! — И как же это он начинает? — интересуется Тэхен, боковым зрением замечая, как Чонгук незаметно двигает блюдо с пирогом ближе к себе. — Жадничает! Совсем не помогает на кухне, а ест за десятерых, да так, что мне ничего не остаётся. А потом говорит, что я сам во всем виноват! — Так потому что нужно не болтать, а жевать. У тебя ж рот не затыкается, — отмахивается Чонгук. — А чего это ты ко мне в рот заглядыва… — Чимин не договаривает, потому что наконец замечает пропажу пирога и Чонгука, который с довольной улыбкой закидывает в рот последний кусочек. — Ну вот, ты как всегда! Нет чтобы об омеге подумать… — Ты ведь у нас противник предвзятого отношения к сабгендерам. Отношусь к тебе, как к равному: кто быстрее, того и пирог, — Чонгук подмигивает и треплет омегу по волосам, чем зарабатывает ещё один раздраженный взгляд. Чонгук хлопает Тэхена по плечу и уходит дальше на тренировку. — Придурок, откуда он хоть знает значение этих слов, если из тренажерки не вылазит, — бурчит себе под нос Чимин и так же быстро ретируется из столовой, забыв и о недоеденном ужине на тарелке, и о пироге. Будто без Чонгука ему в столовой делать нечего. Тэхен за этой сценой наблюдает с искренним любопытством, пряча улыбку в прижатой к лицу ладошке. — Оставь их, — подаёт голос Сокджин, который на споры между этими двумя никогда не обращает внимание. — Им нравится трепать друг другу нервы. Считай, это у них дружба такая. В целом, Тэхен с этими словами согласен, кроме одного: что бы между Чимином и Чонгуком ни происходило, это явно не дружба. При мыслях о своем друге, о Юнги, Тэхен мгновенно мрачнеет. — Я тоже пойду. Ты придёшь сегодня ночевать? — Слишком много работы, ангел, — отвечает Джин. Даже во время трапезы не отрывается от бумаг. — Отец просил помочь разобраться с поставками провизии, у нас тут несостыковки. — Что-то серьезное? — Ничего, с чем бы твой брат не мог справиться, — Джин вымученно улыбается, но в своих словах он уверен. Тэхен кивает и направляется в единственное место, где его никто не потревожит и где можно отпустить свои мысли свободным потоком прямо в небеса. Молитвенный зал встречает его запахом ладана и приятной для ушей тишиной: весь шум из столовой остаётся за тяжёлыми дубовыми дверями. Шаги Тэхена эхом отбиваются от стен, когда он направляется прямиком к алтарю. Христос с позолоченного распятия над головой смотрит с тоской и мукой, так что Тэхен против воли вспоминает рисунок Юнги: его ангел смотрел с не меньшей болью. Тэхен не считает нужным во время молитвы становиться на колени, так что просто складывает руки в молитвенном жесте и прикрывает глаза. — Господи, — шепчет сухими губами, — я совсем запутался. Кажется, я совершил непоправимую ошибку, когда признался Юнги. Я не хочу в нем сомневаться, но что, если он не сможет сберечь тайну? Что, если его заподозрят ищейки и устроят допрос с пытками? Я… я не знаю, выдержит ли он это. Мне хочется верить, что все наладится, но я просто не вижу выхода. Тэхен не хочет думать, что Господь, вообще-то, связь между представителями одного сабгендера не одобряет. Все равно просит помощи, потому что это – последняя надежда. — Дело ведь не только в Юнги. События в мире с каждым днём пугают меня все больше. Неизвестный Самаэль, прикрываясь религией, убивает невинных. После нового года примут закон о чипировании, и что тогда с нами всеми станет? Мы не сможем даже на улицу выйти… Справится ли Чонгук с такой ношей и сможет ли он поменять ход событий? Господи, благослови его во всех его деяниях… Тэхен сильнее зажмуривает глаза. Господь, вообще-то, и убийства не одобряет. Чонгук в его глазах грешник, зачем такому помогать? Поток мыслей прерывает тихий щелчок двери, словно вошедший пытался быть незамеченным. Тэхен торопливо шепчет «Аминь» и замолкает, не желая продолжать при свидетелях. И кого принесло в столь поздний час? Ответ он находит даже раньше, чем успевает обернуться. По тяжёлому, усталому, но твердому шагу он безошибочно узнает брата. Чонгук без слов занимает место рядом, но сразу же становится на колени и принимается горячо молиться. А старший так и стоит, не зная, что в таком случае делать. Уйти как-то неловко, но и остаться он будто не имеет права: слишком уж это личное дело – общение с Богом. После минутного размышления Тэхен все же остаётся на месте, сам прикрывает глаза и решает подождать, пока брат закончит. Тэхен не хочет слышать молитву младшего, но из потока слов все же безошибочно улавливает человеческие имена. О ком Чонгук молится? Спустя некоторое время брат замолкает и поднимается с колен. Глаза его покраснели, будто он плакал, но щеки оставались сухими. — Что тут так поздно делаешь? — задаёт бессмысленный вопрос. — То же, что и ты, — отвечает Тэхен, все так же смотря на распятие. — Пришел вымаливать прощение за свои грехи. — Но я не… Неважно, — Чонгук отмахивается. — Пойдем спать? — О чем тогда ты молишься, если не о своих грехах? — Я не хочу об этом говорить. — Чьи это были имена? — Убитых, — младший хмуро смотрит из-под растрепанных прядей, которые вылезли из хвостика. — Людей, чьи жизни я отобрал. Молюсь за упокой их душ и прощение их грехов. За мои грехи просить смысла нет. Тэхену на секунду становится не по себе. В Чонгуке он всегда видит младшего брата, потерянного ребенка, нуждающегося в ласке и тепле. И ему сложно принять то, что ребенок, с которым он рос, превратился в убийцу. Чонгук молится за упокой душ, потому что у него всё же доброе сердце. Чонгук не молится за прощение своих грехов, потому что он не сожалеет о совершенных убийствах. По его венам течет жестокость и жажда мести, поэтому ему никогда не будет достаточно уже достигнутого. Пока каждый виновный не будет осуждён, он не успокоится. А потому даже не видит смысла просить прощение. Он ведь все равно осознанно убьет, покарает ещё не один десяток раз. — Тогда я буду молиться за тебя, — предлагает Тэхен. — Не говори глупости. Меня уже ничего не спасет. И говорит это Чонгук с такой уверенностью в голосе, что Тэхен сразу же сдается: младший давно смирился со своей судьбой и ролью в этой жизни.* * *
В воздухе пахнет приближающейся зимой. Небо затянулось серыми тучами, на землю падают первые хлопья снега. Раннее утро декабря привносит особую атмосферу загадочности и ожидания, когда весь мир кажется окутанным серебристым уютом, а холодный ветерок торжественно шепчет о приближении Нового года. Маленький Минджун решил этим утром прогулять школу. Он, как и всегда, сел на автобус у своего дома, чтобы не вызывать лишних подозрений у своей бабули. — Будь осторожен, — просит пожилая женщина. — Напиши мне, как только приедешь в школу. Мальчик кивает. Занимает место у окна, чтобы любоваться видом на город. Краем уха слушает радио, где крутят повтор утреннего выпуска новостей: «— …так, значит, с этими чипами каждый человек будет виден, как на ладони? — Именно так. Понятие конфиденциальности приобретет новое значение, ведь все данные особы будут сохранены в виртуальном пространстве. — Вижу очень много вопросов в комментариях к нашему эфиру. Объясните нашим зрителям старшего поколения простыми словами, как будет работать система чипирования и зачем она вообще? — Вспомните своих бабушек и дедушек. У людей прошлого было бесчисленное количество бумаг, подтверждающих их личность: свидетельство о рождении, о смерти, о браке, о рождении детей, банковские счета, документы на имущество. А кроме этого – записи с паролями и прочей важной информацией, которую было страшно потерять. Мы создали систему, в которой это все заменяется одним простым чипом. И уж его вы точно не потеряете, ведь он будет безопасно вживлен под кожу! Оплата в магазинах будет осуществляться через чип, все ваши данные сохранятся в этом маленьком кусочке пластика. Все ваши действия, перемещения так же будут записаны и сохранены. — Мы с вами, господин Хосок, как здравые осознанные люди, понимаем преимущества этой системы. Но что вы ответите активистам, которые считают это преступлением против прав человека?». Минджун вслушивается в слова ведущего и ответы приглашенного гостя. Тема чипирования всегда была самой скандальной в их семье. Мнения всегда разделялись на «за» и «против». «— Дело ведь в том, что все станут прозрачными. А если действие каждого на виду, то разве это не можно считать новой нормой? Недавний террористический акт в центре Сеула лишь подтвердил необходимость в такой прозрачности. — Вы говорите «все». То есть, даже чиновники и другие высокопоставленные особы будут носить чип? — Именно. Даже сам господин Президент станет прозрачным. Я и мой отец планируем быть первыми, кто получит эту процедуру. И знаете что? Я ни капли не сомневаюсь в успехе. Только представьте: мы сможем сократить процент убийств и преступлений на 99 процентов! Общество нуждается в чипировании…». Минджун выходит на пару остановок раньше, чем находится его школа. Ребенку захотелось купить свежих пончиков в кофейне в центре города. Он упорно откладывал последнюю неделю деньги со школьных обедов, чтобы сейчас вдоволь полакомиться. Город украсили к грядущим праздникам. На главной площади уже установили ёлку, отовсюду блестели гирлянды. Минджун обожал зимние праздники и всем сердцем желал как можно скорее получить подарки. Внимание ребенка привлекает интерактивная реклама на одном из небоскребов. На экране показывали короткий сюжет о пропавших детях и неутешительную статистику. «Выход есть! — гласила реклама. — С помощью чипирования каждый пропавший малыш отыщется в течении девяноста секунд. Защити будущее поколение!» Минджун вздыхает. Хорошо, что пока ещё на нем нет чипа. Иначе бабуля бы сразу поняла, что ее внук не в школе! Кофейня встречает его приятным теплом. Ребенок радостно потирает замерзшие ладошки – денег на перчатки бабуле не хватило, но она обещала связать, – и принюхивается к аппетитным запахам выпечки и кофе. Когда подходит его очередь делать заказ, Минджун вытягивает пригоршню монет и с довольным видом кладет на прилавок. Заказывает три шоколадных пончика и один пирожок с корицей. «Пирожок для бабушки», — зачем-то уточняет ребенок. Продавец смотрит с жалостью и сочувствием. Ребенок перед ним одет совсем бедно, в поношенной одежде с чужого плеча. Под носом течет – видно, простудился, а на лекарства денег нет. Да и грошей, что на прилавке, едва ли хватит на два пончика. И куда смотрит правительство? Каждые полгода увеличивают бюджет на малообеспеченные семьи. Так, куда ж эти деньги деваются, если население всё беднеет и беднеет? «Когда уже это чипирование, — про себя вздыхает кассир, вспоминая сюжет утренних новостей. — Может, хоть тогда правительство не будет так безбожно воровать!». Кассир докладывает недостающую сумму из собственного кармана и выдает заказ ребенку. А Минджун, совершенно счастливый от сладостей, занимает место у окна и нетерпеливо распаковывает пакет с пончиками. Ребенок не успел и кусочка откусить. Его внимание привлекла вспышка света, а затем время будто замедлилось. Как во сне, он увидел взрывающиеся стекла на окнах кофейни, тяжелый дым, откинутые силой взрыва столики. Запах гари забил лёгкие и не давал дышать. Минджун попытался вдохнуть глубже, но вспышка боли пронзила его грудь. Он хотел бы закричать, но не слышал собственного голоса. Будто сквозь толщу воды он слышал вопли других людей и собственные хрипы. Осколки летели по воздуху, создавая ужасающий концерт разрушения. Через час по новостям будут крутить сюжет о новой террористический атаке прямо в центре города. «Подрыв кофейни, — безэмоционально скажет ведущий. — Никто не выжил. Преступник пока не найден, но нет сомнений, что это были верующие». Всё-таки Минжуну стоило послушать бабулю и ехать в школу.