KINGSLAYER

Когда ты так смотришь в мои глаза,

Я каждый раз не уверен, что смогу это пережить.

5SOS – «Teeth»

Больница встречает едким запахом медикаментов и спирта. Чонгук так спешил попасть сюда, что даже пропустил парочку светофоров. Но, войдя внутрь, растерялся: куда идти? К кому обратиться? Стыдно признаться, но Чонгук в обыкновенной больнице был ещё до смерти родителей, ведь Дом имеет своих лекарей. — Пойдем, Чонгук, — Чимин настойчиво тянет альфу за рукав толстовки к стойке регистрации. Чимин вежливо интересуется у работника, где они могут найти Ким Тэхена, пока Чонгук рассматривает холл больницы. Пострадавших оказалось так много, что они занимали даже диванчики в залах ожидания: к ним то и дело подбегали медсестры, чтобы наложить шов или обработать рану. — Нам на третий этаж, — Чимин все так же тянет Чонгука к лифтам. Обстановка там ничем не лучше того, что происходит на первом: потерпевших на кушетках вывезли в коридор, потому что в палатах для них не нашлось места, а их близкие и семьи, приехавшие по первому звонку, создавали ещё больше шума и суматохи. Тэхен находится в дальнем углу коридора, лежащий на раскладной кушетке. Выглядел он ужасно: всё лицо и часть тела, не скрываемая белой простыней, в порезах и кровоподтеках, настолько глубоких, что некоторые пришлось зашивать. Задело летящими осколками. Чонгуку больно даже от мысли, как долго и тяжело эти осколки вытягивали из ран врачи. — Боже, Тэ… — Чимин фразу не закончил. Его голос дрожал, будто он вот-вот сорвётся на рыдания. — Чимин-и, во-первых, не смей плакать. Врачи сказали, что я счастливчик и через пару дней уже буду бегать, — хрипло просит Тэхен. — А во-вторых, говорите, пожалуйста, громче. Я почти ничего не слышу после взрыва. Временная утрата слуха, — ещё и плечами пожимает, мол, делов-то, кому этот слух вообще нужен. Чонгуку от этой напускной храбрости хочется беспомощно кричать. Дурак, ну и кого ты тут обмануть пытаешься?! Видно же, как боль заставляет кривить губы, как даже от маленьких движений в уголках глаз собираются слезы. Видеть такого поломанного Тэхена тяжело, но каково сейчас брату на этой кушетке после смертельной угрозы и с утратой слуха – Чонгук даже представить не может. — Можете мне воды принести? — робко попросил Тэхен. — Сушит так, словно я в аду. Чимин кивнул и, не произнеся ни слова, помчался в сторону лестницы на первый этаж. — От одного до десяти, насколько больно? — Чонгук садится на край кушетки, чтобы не преграждать проход снующим пациентам и врачам. — Одиннадцать, плавно переходящее в двенадцать. Ощущение, будто болит каждый миллиметр тела. Медсестра обещала вколоть обезбол, но, кажется, забыла про меня: есть люди, которым сейчас нужнее… — И слышать не хочу, — перебивает Чонгук. — Ты пострадал и тебе нужна помощь. Если понадобится – перевезем в другую больницу с надлежащим уходом. Сокджин всё уладит, он приедет через… Альфа тянется в карман за смартфоном, чтобы проверить время, но надобность в этом отпадает сразу же: Сокджин буквально залетает на этаж, источая ауру власти в своем пусть и не дорогом, но стильном классическом костюме. На переносице у него очки в позолоченной оправе, а халат с каждым шагом развевается позади, словно крылья. — Ангел, — Сокджин без церемоний падает на колени перед кушеткой и целует старшего брата в лоб. — Как же ты нас всех напугал! Где твой лечащий врач? Мне нужно поговорить с ним о твоём состоянии. — Джин-и, я и сам будущий врач, если ты не забыл, — фыркает Тэхен. — Я в порядке. — Враньё – великий грех, братец, — Сокджин переводит взгляд на Чонгука. — Мне нужно поговорить с докторами касательно лечения и условий. Они не могут держать Тэхена в коридоре, ему нужен покой. Здесь работает один из лекарей Дома, так что я быстро всё улажу и мы сможем забрать его домой. — Но я не хочу домой, — протестует Тэхен, тянется покалеченной рукой к ладошке Джина и едва сильно сжимает. — По крайней мере, не сейчас. Ещё не все пришли, — совсем тихо добавляет. — И кого ещё ты ждёшь? — интересуется Чонгук. Отец не приедет – он заботу только на словах проявляет, а когда до дел доходит, то прикрывается занятостью. Мария болеет и стен Дома не покинет. Зачем Тэхену оставаться в больнице среди чужих людей, которые даже работу свою выполнить не могут? — Юнги очень волнуется. Доктор сказал, что он тоже приедет и хочет поговорить о чем-то важном. И мне нужно его увидеть, понимаете? — Тэхен умоляюще переводит взгляд с одного брата на другого. — В Дом его не пустят, неизвестно когда я смогу вернуться в университет… Пожалуйста, я должен с ним встретиться. Чонгук-то понимает. С Юнги лично не знаком, но о друге Тэхен говорил без умолку, когда Чонгук отвозил и забирал его из университета. Этот человек занимал очень важную роль в жизни брата. — Святой Отец не одобрил бы это, — Сокджин сжимает переносицу, усиленно думая, как поступить. — Я в любом случае потребую отдельную палату для тебя и необходимые условия. Ты останешься здесь ровно столько, сколько потребует врач, и ни днём больше. — Мне этого достаточно, — кивает Тэхен. Когда Сокджин уходит, они ещё немного разговаривают. Тэхен рассказал, что прогуливал утреннее занятие и решил пешком пройтись пару километров до университета, заодно и посмотреть на новогодние ярмарки. Он находился достаточно далеко от взрыва, поэтому отделался только внешними травмами. Вытягивали осколки и зашивали действительно долго и больно, как и думал Чонгук. Под конец этого рассказа Тэхен настолько устал, что уснул, невзирая на страшный шум в коридоре. Чонгук так и не сдвинулся с места, бережно поглаживал брата по волосам и охранял его сон. Чуть позже пришел Чимин, заплаканный, несущий бутылку воды в подрагивающией руке. — С ним точно всё хорошо? — тихо-тихо шепчет на ухо Чонгука, положив одну ладошку ему на плечо. Куртку так и не снял, хоть в помещении тепло. — Скажи, что Тэхен быстро поправится. «Переволновался, бедный. Все губы искусал», — отмечает Чонгук. Его хочется утешить. Пусть Чонгук не врач и его слова никак не влияют на ситуацию, но, ведь если омега хотел бы узнать профессиональное мнение – пошел бы к доктору. Значит, ему важно, просто необходимо услышать именно от Чонгука: казалось, что бы он ни сказал – Чимин поверит и доверится. И Чонгук эту хрупкую веру боится поломать. Смотрит в глаза омеги снизу вверх, тонет в глубине взгляда и невысказанных эмоциях. — Конечно, Чимин-и, — ласковое обращение вырывается против воли, но альфа не замечает этого. Сжимает в своей руке ладошку, что приятно грела плечо, и тянет Чимина ближе, так, что тот теперь стоит между раздвинутых колен Чонгука. — Тэхен сильный, он справится. А мы будем рядом и во всем ему помогать, правда? Чимин неуверенно кивает, но, стоит ему только оглянуться на спящего друга, вновь тихонько всхлипывает: — Он не заслужил этого… Он слишком хороший, почему со всеми хорошими людьми происходит столько дерьма в этой жизни? И что на это ответить? Никто не заслужил пострадать от рук психопата во время теракта, но жизнь вообще редко бывает справедливой. — Боже, только не плачь, ну пожалуйста, — Чонгук бережно, но все же слишком торопливо вытирает влагу на щеках Чимина. — И так нос покраснел, куда это годится… И, наверное, что-то в его голосе или озабоченном выражении лица так насмешило Чимина, что он неожиданно хихикает, громко шмыгая носиком и прижимаясь к ладони альфы лицом. Но всё, о чем Чонгук думает – губы Чимина в опасной близости к его коже, он сам, одетый в его одежду и пахнущий его запахом, пришедший за утешением именно к нему. Медленно, но стремительно щеки Чонгука залил жар. Только сейчас он замечает, как неудобно ширинка впивается в пах. Этот омега – сущее проклятье, потому что рядом с ним мысли так или иначе уходят в совсем неправильное русло! Остаток вечера проходит как в ускоренной видеосъёмке: пришел Юнги, занял место у изголовья кушетки и так и остался там, прерываясь только на то, чтобы познакомиться с семьей Тэхена. Сокджин чудом договорился об одноместной палате, что в сложившейся ситуации казалась непозволительной роскошью. Чимин тоже уснул, вымотанный событиями дня. Голова покоилась на коленях Чонгука, пока сам омега клубочком улегся у него под боком. Одеялом послужила потёртая куртка, которую омега так и не снял. И так сладко Чимин спал, что Чонгук не решился его будить, когда пришло время ехать домой: под вопросительным взглядом Сокджина пронес его через всю больницу к машине, а затем – от машины в спальню Чимина. И только взяв с Даниэля обещание, что он присмотрит за Чимином, когда тот проснется, Чонгук смог отправиться на тренировку.

* * *

Без Тэхена за завтраком непривычно пусто. Чонгуку не хватает его мягкой улыбки и сонного взгляда, хотя прошла всего неделя. И не только он чувствовал эту утрату: Сокджин ходит мрачнее тучи, Мария тоскует по сыну, которого даже увидеть не может из-за собственного здоровья, а про Чимина и сказать нечего, омегу словно подменили: без своей подружки-сплетницы (так окрестил Чонгук их союз) у него пропали аппетит и сон. Всё свободное время он проводил в больнице. Чонгук порой ловил себя на свербящем чувстве ревности, но быстро отметал любые мысли об этом. Тэхен его брат, в конце концов! Хорошо, если за ним присматривает кто-то как Чимин, мягкий, заботливый, с теплым сердцем и ладошками, с потрясающей улыбкой и… Так, стоп! Чонгук стонет и падает лбом на столешницу рядом со своей тарелкой. Опять эти мысли! — С тобой точно все хорошо? Чимин этот вопрос задает, наверное, в сотый раз за прошедшую неделю. — Точно, — отвечает Чонгук, так и не поднимая головы. — Тогда я заберу последнюю булочку, — ставит перед фактом омега и пакует угощение в крафтовую бумагу. — Тэхен их очень любит, отвезу сегодня. Чонгук до скрежета сжимает зубы, но никак не комментирует. Сокджин, словно чувствуя настроение брата, сочувствующие сжимает его плечо, прежде чем вернуться к бумагам. Даже во время завтрака не может позволить себе отвлечься от дел. — Сегодня для тебя особое задание, Чонгук, — к их столу подходит Намджун. Альфа вынужденно поднимает голову, отрываясь от разглядывания собственных ботинок и запутанного клубка чувств. — Мне нужно, чтобы ты сопроводил Сокджина на склады. Кто-то перехватывает грузовики с провизией для Дома. — Я сутки не спал. — Ну, так выспись, — закатывает глаза Намджун. — До выезда три часа, успеешь. — Я и сам мог бы справиться. Чонгуку действительно нужен отдых, — встревает Сокджин. — Ты – заместитель Святого Отца. Слишком ценная фигура, я не могу тебя отпустить без охраны. И отправить с кем-то другим тоже не могу, такое дело только Чонгуку доверяю. Решение окончательное, Святой Отец настоял. Чонгук не отвечает, решая не тратить силы на спор, и налегает на остывшую овсянку. — Чимин, — омега вздрагивает от строгого голоса Намджуна, — к Хосоку поедешь сам. Нам нужны новые сведения о расследовании, так что сегодня ты берешь всю ответственность на себя. Машину за тобой пришлют ближе к обеду, будь готов к тому времени. Чимин тоже кивает, не имея возражений. Покончив с завтраком, он первым же делом направился к Марии. Женщина каким-то хитрым образом – честно, Чимин даже не осознал, как это произошло, – скинула на него почти всю ответственность за подготовку к предстоящим торжествам. И если бы только подготовку к свадьбе! Мария также попросила помочь с подготовкой приближающихся Рождества и Нового года, а еще посвятила во все тонкости управления Домом: с какими поставщиками они работают, с какими благотворительными организациями и спонсорами сотрудничают. Мария вручила ему целую стопку документов с отчетами за прошлые годы и настойчиво просила ознакомиться. Чимин и не представлял, насколько обустройство Дома сложный процесс. Страшно представить, что целые десятилетия эта ответственность лежала на хрупких плечах одной женщины, так что изо всех сил пытался ей помочь. — Почти всё готово, Святой Отец выделил дополнительный бюджет. Остались сущие мелочи: через неделю состоится церемония, — Мария прервалась на сухой кашель. Пожалуй, единственное, что напрягало Чимина в сложившейся ситуации – это здоровье Марии. Женщина хорошо держалась и не показывала слабость, но одного взгляда на нее хватало, чтобы понять истинную картину. С каждым днем она выглядела всё хуже. Кашель донимал даже ночью, она исхудала, а цветом кожи напоминала выпавший снег. Дом отнимал у нее последние силы. — Даниэль попросил меня быть свидетелем, — делится Чимин. Даниэль, сидящий рядом с ними в гостиной, утвердительно закивал. Омега вязал крохотные ботиночки для своего будущего ребенка. И пускай он пока даже не вступил в брак, к семейной жизни готовится вовсю. — Милый, я так рада, что у тебя появились настоящие друзья, — Мария нежно сжимает руку Чимина в своей, теплой и сухой. — Мы все одна семья и должны держаться вместе. Ведь семья – это не просто кровь, это глубокая духовная связь. Я всегда учила этому своих сыновей… Хотелось бы мне присутствовать на их свадьбах. — И будете, — Чимин сам не уверен в этом обещании, но, видя улыбку на лице Марии, понимает, что всё говорит правильно. — Вы были бы самой почетной гостьей, ведь Ваши сыновья Вас так любят. — Ох, мне иногда кажется, что они так и останутся холостяками. Они омег сторонятся, как огня, — пошутила женщина. — Заняты своими делами, а на мои просьбы о внуках только отмахиваются. — Как думаете, кто из них первым найдет любовь и решится на брак? — любопытствует Даниэль. — Сокджин очень любящий человек, но его сердце отдано служению Богу и людям, и пусть вокруг него вьются много хорошеньких омежек, он едва обращает внимание. Когда-то он будет готов к собственной семье, но не сейчас. Мой Тэхен-и закрывается, стоит мне только поднять тему об омегах. А вот Чонгук, — женщина на минуту задумалась, — он всегда говорил, что ему хватает нас и никто другой не нужен. Чонгук настолько привык заботиться, что заботу по отношению к себе совсем не воспринимает. Но я вижу, как его сердце тянется к ласке и теплу, пусть он сам пока этого не осознает. Ему нужен омега, — на этих словах Мария переводит взгляд на Чимина, — сильный духом и характером, с горячим темпераментом, умеющий за себя постоять. Кто-то, кто смог бы вынести всю грубость Чонгука и склонить его перед собой на колени. — Вы так это сказали, Мария, у меня аж мурашки по коже, — Даниэль для наглядности задирает рукав и тычет им свою руку. — Но Вы правы. Я с Чонгуком даже заговорить боюсь, так иногда неприветливо он выглядит. Наверное, я попросту заплачу, если он мне грубо ответит. «А я и плакал», — вспоминая первые дни в Доме, мысленно отмечает Чимин. Чонгук человек сложный, закрытый, порой невыносимо эгоистичный. Но только не по отношению к семье. С ними он абсолютно другой: мягкий, заботливый и застенчивый, он идет против собственных принципов, если это касается родных. Он из тех, кто костьми ляжет, чтобы подарить им лучшую жизнь. С альфой любой почувствует себя как за каменной стеной, ведь никто не рискнет прикоснуться к его омеге. Чонгук за такое руки оторвет. Буквально. Порой Чимин задумывается, каково это – ощущать такую необъятную поддержку и любовь. А еще немного завидует будущему избраннику Чонгука, которого на руках носить будут и оберегать ценой собственной жизни. Потому что Чонгук любить – как и ненавидеть, – вполсилы не умеет. Он отдает этому всё свое сердце и душу.

* * *

— … с помощью тепловых сканеров и акустических детекторов нам удалось отыскать рекордное количество жертв за эту неделю. Поисковая миссия официально завершена. Чимин сосредоточенно слушал доклад Вонхо. Случившаяся трагедия объединила их, так что он чувствовал себя вполне комфортно, находясь в одном кабинете с двумя альфами. Правда, будь тут Чонгук, он бы всё равно ощущал себя спокойнее. — Полиция также нашла виновника. Пацан за сутки до теракта в социальных сетях разместил стих из Библии. Этот же стих мы позже нашли на стене разрушенного здания. — Пацан? Сколько лет ему? — Чимин встает с насиженного места на диване и проходит к окну. — Семнадцать. Исполнилось на прошлой неделе. — Но это же бессмысленно. Ребенок бы не смог такое организовать и совершить! — Смотря какой ребенок. Чонгук вот, например… — Хосок ехидно посмеивается, раскуривая сигарету прямо в кабинете. На альфе сегодня надет парадный красный костюм. После собрания сразу отправляется на свидание. — Заткнись. Он бы не тронул невинных. — Верь во что хочешь, Чимин. Но кто из нас без греха? Малой так или иначе подписал себе смертный приговор, когда выкинул в сеть запрещенный материал. Полиция выполнила свою работу и нашла виновника. Или человека, на которого вину можно повесить – тут уж разбираться никто не будет, на пацана повесят смертную казнь и решат всё как можно быстрее, чтобы народ не пугался. Чимин не отрывает взгляд от окна, которое выходит на главную площадь. За неделю после взрыва картина не особо изменилась. Всё те же рухнувшие здания, присыпанные снегом, работающие спасатели со специально обученными собаками и черные мешки, скрывающие тела. Разве может за таким стоять ребенок? За обвиняемым парнем должны стоять другие люди, и именно их и нужно искать в первую очередь. — Суд уже рассмотрел это дело? Каким будет наказание? — спросил Хосок. — Заседание Суда состоится через неделю, но кое-что мне уже известно. Парня приговорят к смертной казни в любом случае, потому что правительству нужно хотя бы сделать вид, что им не плевать на граждан. Но сама смертная казнь… Такого здесь ещё не практиковали. Я был поражен жестокостью, когда услышал. — Что? Не томи, Вонхо, я должен знать! — Смертная казнь будет осуществляться камнями. Каждый, кто пострадал от теракта или потерял близкого человека, получит право кинуть один камень в осужденного. — И какой извращенец это придумал? — Хосок даже присвистнул от удивления. — Эй, Чимин, разве эта идея не из Библии? «Кто из вас без греха, первый брось камень…» или что-то в этом духе, дословно не помню. Чимин впервые слышит о подобном. И от спокойных голосов Вонхо и Хосока, которые будто погоду обсуждают, его чуть ли не трясет от ярости. — Вы предлагаете забить ребенка до смерти? — шипит омега. — Это бесчеловечно, вопиюще жестоко! Люди никогда не пойдут на такое! — Слишком жестоко для террориста? — Хосок изумленно поднимает бровь. — Его вину никто не доказал! Очевидно же, что подросток не смог бы совершить такое в одиночку! Его кто-то покрывает, нужно найти этих людей и… — Дыши, Чимин, — перебивает Вонхо. — Решение уже принято, и мы его никак не изменим. Граждане нашей страны пережили сильнейшую трагедию, и им просто необходимо выместить на ком-то свой гнев, и правительство дает эту возможность отомстить за погибших таким образом. — Устройте допрос, — уже тише просит Чимин. — Узнайте имена тех, кто действительно виновен. Вонхо недовольно поджимает губы. — Омега, ты будешь указывать, как полиции выполнять свою работу? Приказ правительства есть приказ, и если ты не хочешь стать следующей жертвой их «правосудия», то будешь молчать, — в голосе Хосока слышится угроза. — Очень удобная позиция – засунуть язык в задницу и ничего не делать! Неужели вы не понимаете, что, убрав ребенка, мы не решим проблему и убийства будут продолжаться? — Иди в Ад, Чимин, — Хосок кривится, будто ему неприятно находиться в одном кабинете с омегой. — У меня нет времени на бессмысленные споры. — Я уже в Аду, — язвительно отвечает омега. Гордо задрав подбородок, он покидает кабинет и напоследок от души хлопает дверью. Вся его уверенность теряется по дороге к выходу. Уже на пороге щеки заливают слезы несправедливости. Был бы тут Чонгук, он бы поставил этих придурков на место! Уже на улице Чимин отправляет сообщение на заученный номер и ежится от холода. Более теплую куртку он так и не нашел.

* * *

Чонгук с Сокджином приезжают на склад ближе к полудню. Отдохнуть перед поездкой младший так и не смог, потому что Намджун все-таки устроил внеплановую тренировку. У Чонгука стойкое ощущение, что тренер ему за что-то мстит, по-другому он это бессердечие оправдать не может. Выйдя из машины, Чонгук невольно вздрогнул от холода. Температура с каждым днем падает всё ниже – эта зима выдалась самой холодной за последние десятилетия. Хотя Сокджин, кажется, чувствует себя прекрасно в одной только рубашке и классическом пальто. Склад представлял несколько амбаров на краю города, настолько огромных размеров, что у Чонгука закружилась голова от одного только взгляда на них. У входа братьев встретил главный охранник. Бета лет тридцати с крайне неприятной «крысиной» внешностью: на затылке у него был завязан куцый серый хвостик, передние зубы забавно торчали, а спина выгнута дугой – так сильно мужчина ссутулил плечи. — Это мой брат, — представляет Чонгука Сокджин. — Значит, тоже господин Ким? — бета тянет не слишком чистую ладонь для рукопожатия. Видно, работал прямо перед их приходом. — Нет, я Чон Чонгук, — негромко возражает альфа. Вот только охранник на это внимание не обратил. С энтузиазмом пожав руку Чонгука, он сразу же переключился на старшего брата: — Господин Ким, я так ждал Вас, — работник низко кланяется и не поднимает головы, пока не получает на то разрешение. — Непорядок такой, совсем не знаю, что делать. Тут такое произошло этим утром…Надеюсь на Вашу помощь. — Надеяться нужно только на помощь Божью, — Сокджин проходит в помещение. — Рассказывай, что произошло. — Непорядок, господин Ким, — торопливо поясняет служащий. — Пришел я, значит, сегодня на смену, смотрю – вроде бы всё тихо, всё на месте. Только отошел проверить соседний склад, как слышу: собаки лают. Ну, думаю, мало ли что этим окаянным в темноте привиделось, не первый раз… Чонгук чувствует себя немного лишним, топчась у порога и не желая заходить без разрешения. Но, поняв, что брат на него внимания не обращает вовсе, решительно проходит следом. На первый взгляд склад совсем обычный, и чего только сторож так заволновался? По скромному мнению Чонгука, если пол не залит кровью, а под мешками с мукой не валяется чей-то трупак, то ситуация и вовсе не критична. — А дальше что? — вежливо поторапливает Сокджин, сканируя взглядом помещение. — Возвращаюсь я, значит, после обхода. Смотрю – тень какая-то. Ну, думаю, очередной воришка пришел едой карманы набить. Я ему и говорю, что воровать – дело последнее, раньше за такое и руку оттяпать могли. А он на меня зырк – и как побежит! Не смог поймать паршивца, уж больно прыткий. Чонгук с любопытством рассматривает полки с бумажными полотенцами, туалетной бумагой и бытовой химией. Так вот откуда берутся все эти вещи в Доме. — Я так посмотрел быстренько: вроде всё на местах, и успокоился. А потом еще раз склад обошел и такое увидел! Чуть сердце не остановилось. Полюбуйтесь, господа Кимы. Сторож резко завернул за угол и широким жестом руки указал на некогда чистую, не заставленную полками стену. Теперь же на белом четко выделялись кровавые буквы: «Пробудись и уничтожь систему. Помни, кто твой настоящий враг, Цареубийца». — Вандализм какой, а, — причитал сторож. — Лишь бы насолить людям, пишут тут всякую чепуху… Чонгук узнает и почерк, и фирменный алый цвет букв: они выжжены у него на сетчатке еще с того раза, когда были написаны на здании Суда. — Это послание, — по коже альфы прошлись мурашки, — и написано для меня. — Что это значит? — хмурится Сокджин. Чонгук мелко качает головой в отрицании, потому что на самом деле даже предположить не может. А если бы и догадывался, то не сказал бы – такой информацией при посторонних не делятся. — Но это еще мелочи, господа Кимы. Соседний склад с провизией почти полностью разграблен, а поставки всё никак не приходят. Вот я и хотел спросить, а когда ж продукты привезут? Дом Молитвы присылает запросы каждый день, а мне и отправить им совсем нечего. Скоро все три Дома голодать начнут. — Послушай, — Сокджин смеряет охранника строгим взглядом. — Разве Святой Отец не заботится о своих детях? У вас есть всё необходимое для безопасной жизни. Привыкли жить на широкую ногу и при малейших трудностях ропщите и причитаете. — Простите, господа Кимы, — охранник низко-низко кланяется, почти касаясь лбом земли. — Сболтнул лишнего. Сокджин сжимает переносицу, усиленно думая о сложившейся ситуации. Дома спонсируют не самые влиятельные, но богатые чиновники, которые жаждут переворота. Святой Отец пообещал им места в Верховном правительстве взамен на покровительство. Последние несколько поставок провизии уехали в неизвестном направлении. Сокджин не мог отследить, на каком именно этапе грузовики съезжали с намеченного пути и пропадали в неизвестном направлении. Но если так продолжится и дальше, то Дома лишатся не только пищи, средств гигиены и прочих необходимых для жизни вещей, но и спонсоров. Кто захочет выкидывать деньги на ветер? — Дайте мне еще немного времени, и я улажу эту проблему, — просит Сокджин. — Мне нужен полный список работников, которые каким-либо образом причастны к работе на складах. Подготовь его до сегодняшнего вечера. — Будет сделано, господин Ким, — охранник в третий раз низко кланяется. — До свидания, господа Кимы. В машине, по пути к городу, висело напряжение. Чонгук не хотел отвлекать брата от размышлений и сосредоточился на дороге. Сам понимал, что сейчас на плечах Сокджина неподъемная ответственность, – от его решений зависело будущее Домов. — Так что ты думаешь о надписи, Чонгук? — Это от Самаэля, — на вопросительный взгляд брата Чонгук решительно кивает. — Я узнаю его стиль. Он оставляет мне подсказки, но я пока не понимаю, чего он добивается. — Я думал, что он может быть причастен к этому… У Самаэля есть только два мотива перехватывать нашу провизию: или он хочет заморить нас голодом, или ему эта провизия нужнее. — Но зачем? — недоумевает Чонгук. Дисплей телефона загорается, высвечивая простое и лаконичное сообщение: «Забери меня» от неизвестного контакта. Чонгук этот номер на память знает. Альфа вдавливает педаль газа в пол. Он не позволит написавшему долго ждать. — Сам подумай: у Самаэля есть люди, выполняющие его приказы и готовые на смерть. Мы не знаем, насколько большая его армия. И, быть может, он перехватывает наши грузовики, чтобы прокормить сотни голодных ртов. — Тогда это значит, что мы имеем дело не с одним человеком, — Чонгук сжимает руль до побеления костяшек, — а с армией головорезов. — Давай не делать поспешных выводов. И сохраняй эту информацию в тайне от Святого Отца. Чонгук хочет спросить, с каких это пор у Сокджина, правой руки и главного пастора, есть тайны от Захарии. Почему парень, который ползал на коленях и вымаливал крупицы признания, который шел по головам ради своего места под солнцем, вдруг отдаляется от своего кумира? Сокджин превозносил Святого Отца и был готов жизнь отдать ради него. Так что же изменилось? Но Чонгук не спрашивает. Если брат захочет – расскажет сам. А пока Чонгук полностью доверяет его решению и слушается без малейших сомнений. — Разве мы не должны ехать к больнице? — Сокджин отрывается от документов и не узнает дорогу, по которой они должны были ехать. — Сначала заедем за одним человеком, — сказал Чонгук. И Сокджин полностью принимает этот ответ. У них с братом обоюдное безусловное доверие.

* * *

Тэхена наконец выписали из больницы. Альфу отпустили под ответственность лекарей Дома, и Мария по этому поводу устроила скромный праздничный ужин для семьи, куда пригласила и Чимина. Приготовления к свадьбе закончены, за исключением мелких деталей, и даже молитвенный зал успели украсить к предстоящей свадьбе. Повара делали заготовки для торжества, приобщая к работе каждого свободного жителя Дома. А омеги, которые совсем скоро примут обет и станут мужьями и женами, теперь ходили только стайками и тихо перешептывались, заметно краснея и хихикая. Несложно догадаться, что сплетничают они о первой брачной ночи. Проблема с продуктами решилась: Сокджин договорился с другими поставщиками, и пока что товары приходили четко по договоренности. Казалось, жизнь понемногу налаживается. Преддверие праздников, запахи мороза и мандаринов в воздухе принесли с собой новую надежду в сердца верующих. Так ведь оно и происходит: после сильного потрясения достаточно самой маленькой радости, чтобы ухватиться за нее и жить дальше. Чимин удостоверился, что комнаты для молодых семей подготовлены, и, пока Мария не нашла его и не дала миллион поручений и указаний, схватил свою корзину с рукоделием и помчался на нижние этажи. Собственная спальня – не вариант, ведь там только противный Сынхван. Придирки соседа в последнее время совсем невыносимы. Можно было бы завалиться к Тэхену в комнату, но друг все еще был слаб и большую часть времени спал, так что омеге не хотелось его тревожить. Поэтому, прикидывая варианты, Чимин здраво рассудил, что лучшим решением будет спортзал, где сейчас занимался Чонгук. Там всегда тихо, никто посторонний не потревожит, и альфа его выгонять не станет, Чимин уверен. К счастью, Чонгук в зале оказывается без Намджуна. Альфа бил боксерскую грушу с завидной упорностью и силой. Черная майка не скрывала крепких мышц на руках и торсе, по вискам и шее стекали капельки пота. Красиво, сексуально, дико. Чимин неловко прокашлялся, обозначая свое присутствие, и прошелся к углу зала на маты. Чонгук же на появление омеги лишь кивнул и вернулся к тренировке. У Чимина в корзине кусок сатинового материала и разноцветные нитки. Даниэль научил его простейшему способу вышивки и показал, как на головном платке создать красивый узор из цветов. К свадьбе Чимин хочет выглядеть красиво и нарядно, так что стежок за стежком оформлял легкий шарф зелеными нитями. И хоть исколол себе все пальцы, упорно продолжал трудиться. Хотелось доказать другим омегам – и себе самому, – что он ничем не хуже их в рукоделии. В образовавшийся тишине Чимину более чем комфортно. Омеге нравится, что, несмотря на ссоры, они с Чонгуком могут вот так спокойно делить пространство. — Знаешь, — первым заводит он диалог, когда альфа останавливается на короткий перерыв, — я чувствую себя таким бесполезным. — Вышивать цветочки дело, конечно, не пыльное, но не будь так строг себе. Это вполне полезно, — щедро хвалит Чонгук. — Красиво получается, и не скажешь даже, что это твоя первая работа. Преувеличивает, но от этого не менее приятно. — Спасибо, — Чимин загорается ярче новогодней ёлки, что недавно установили в обеденном зале, но при этом выглядит смущенным. Чонгук не знал, что омега смущаться вообще умеет. — Но я не об этом. Сейчас в мире столько всего происходит, а в новом году еще хуже станет – введут обязательное чипирование, и тогда нам не скрыться от правительства. А я сижу здесь и занимаюсь такими несущественными вещами. Понимаешь? О своих чувствах омега не преувеличивал. После теракта правительство ввело строгий комендантский режим, а контроль за населением ужесточился. Самаэль, личность которого до сих пор не установлена, на некоторое время притих, но, Чимин уверен, только для того, чтобы ударить с большей силой. — Ещё и эта смертная казнь… Не верю, что ребенок способен на такое! — Ты недооцениваешь силу человеческой ненависти, — Чонгук стянул боксерские перчатки и принялся разматывать бинты с рук. — И жестокость, присущую абсолютно всем людям. — О чем ты? — Если бы у меня в семнадцать была возможность уничтожить всех причастных к убийствам верующих, я бы сделал это, не задумываясь ни на секунду. Так что этот малой вполне мог пойти на преступление и должен понести соответствующее наказание. — Не говори так, Чонгук, — омега откладывает шитье. — Одно дело, когда Суд разбирается в ситуации и карает всех виновных, и совсем другое – когда ребенка, которого могли подставить, будет мордовать разъяренная толпа. Он ведь едва старше Даниэля… — Чего ты от меня хочешь, Чимин? — альфа устало трет виски. — Чтобы я спас мальчишку? Убил судью? — Не неси чушь, — Чимин понемногу начинает жалеть, что начал этот диалог. — Я не хочу еще больше смертей, чем есть уже сейчас. Но я думал, что ты меня хотя бы поддержишь. Невинные не должны нести наказание других только потому, что оказались разменной монетой в политических играх! — А у тебя есть доказательства того, что он действительно невиновен? — Чонгук подходит ближе к сидящему Чимину. — И с чего ты вообще решил, что я не убиваю невинных? Может, прямо сейчас ты разговариваешь с таким же убийцей. Что там Чимин думал о спокойном делении пространства? Забудьте. Чонгук просто невыносимо упрям, с ним жить – себе век укорачивать. Омега не на шутку злится, сам не понимая, что именно в словах Чонгука его так задевает. — Ты! — Чимин поднимается на ноги, но немного не рассчитывает расстояние и теперь почти вплотную стоит к альфе. После секундного замешательства тычет тому в грудь указательным пальчиком. — Ты бы не стал этого делать! Хватит строить из себя монстра.

Camila Cabello – «Shameless» speed up.

Фраза звучит как триггер для Чонгука. Он настолько привык думать о себе как о низшем человеке, недостойном прощения, что такой резкий напор со стороны Чимина провоцирует его худшую сторону. Появляется желание показать истинный облик. Вот он, настоящий я, ужасный, жалкий, кровоточащий и плачущий, без разбору убивающий всех, на кого мне покажут. Надеюсь таким способом заглушить тоску по семье, которую у меня отобрали. Не нравится? Тогда пни меня ботинком как бродячую тварь, и, может, я больше никогда к тебе не подойду. Только, главное, ты сам больше не приходи и даже не смотри в мою сторону, ведь я так, так слаб перед тобой. — До сих пор не понял? — зло говорит Чонгук. — Меня не просто так зовут убийцей и ручным псом Святого Отца. Я делаю то, что мне велят, не задумываясь о моральной стороне. — Ты сам веришь в это? — нагло вскидывает голову Чимин, заглядывая в черные от ярости глаза альфы. — А разве не тебе по ночам кошмары снятся из-за сожалений? Я не боюсь тебя. Вновь этот язвительный тон, от которого у Чонгука закипает кровь. Тело альфы побуждает сделать что-то, что угодно, лишь бы заткнуть Чимина и собственный хаос мыслей. — Не боишься? — Чонгук хмыкает. Чимин чувствует жар его пальцев на своей коже, совсем невесомое поглаживание от линии челюсти к ключицам. — Очень зря, омега, — он сжимает руку на шее Чимина, придавливая адамово яблоко и перекрывая доступ к кислороду. — Одно мое движение, и тебя не станет. Твоя жизнь сейчас буквально в моих руках. Все еще не страшно? Горячее дыхание Чонгука опаляет ушко Чимина, его густой аромат плотно окутывает омегу со всех сторон, а сильное тело прижимается так восхитительно крепко. Поразительно, но Чимин не испытывает ни капли страха, только жгучее, постыдное в данной ситуации возбуждение. Боги, как они могли оказаться в такой ситуации? — Отвечай! — Чонгук сильнее сдавливает пальцы, ожидая услышать боязливый лепет. Но Чимин стонет. Сладко и еле слышно, так, что Чонгук бы не услышал, не находись он настолько близко. И это явно не стон боли. Чимин наслаждается происходящим. Запах жасмина выдавал возбуждение, он часто-часто дышал, его кожа покрылась мурашками. — Я доверяю тебе, — шепчет Чимин и проводит языком по пересохшим губам. Замечает голодный взгляд Чонгука и улыбается, когда тот сам инстинктивно облизывается. — Ты не сделаешь мне больно. «Ты должен остановиться!», — кричит разум. Они в незапертом спортзале, куда в любую минуту может зайти посторонний. Чонгуку не позволено так касаться омеги, он сам себе противен от слабости перед Чимином. Это запрещено, это греховно, это карается, это… так чертовски притягательно и маняще. Чонгуку нужно прекратить, пока не поздно. Он дышит ртом, потому что запах потекшего омеги действует как наркотик. Нужно взять ситуацию под контроль, забыть просящий взгляд Чимина и выйти из комнаты. Но тело словно больше ему не подвластно. Эрекция отчётливо проступает сквозь ткань брюк, руки ближе притягивают податливого и охочего до прикосновений Чимина. — Смелее, — выдыхает Чимин в его приоткрытые губы, заметив колебания. Обхватывает руку Чонгука сразу двумя ладошками и сильнее сжимает на своей шее. — Вот так, Чонгук. Он такой дерзкий, уверенный, знающий, чего хочет. Чимин никогда не будет застенчивым, он берет все, что пожелает. И Чонгук, абсолютно бессильный перед ним, поддается. Собственное имя, произнесенное на выдохе, окончательно сорвало тормоза. Чонгук нетерпеливо толкает омегу к стене, одной рукой обхватывает его тонкую талию, а второй вновь сдавливает горло, но на этот раз значительно сильнее. Каждое действие имеет свои последствия. Чонгук знает, что никогда не отмоется от этого греха, а чувство вины затопит его с головой. Знает, что если о его слабости станет известно – их обоих ждёт наказание. Это может изменить их жизни. Но когда Чимин прикрывает глаза, теряясь в наслаждении, и не сдерживает всхлипа, Чонгук думает, что больше не сможет остановиться. Он давит сильно, но достаточно аккуратно, не желая на самом деле причинить вред, и Чимин в его руках плавится. Он не знает, хочет ли остановить это сумасшествие, и это пугает больше всего. Чимин касается его в ответ жадно, властно. Зарывается пальцами в пряди на затылке и с силой оттягивает, после чего сжимает плечи и напряженные мышцы груди. Словно сам не верит, что происходящее – реальность. Альфа несдержанно водит носом по шее, собирая любимый запах, и вжимает омегу в себя крепкой хваткой. Он слабо представляет, что делать в сложившейся ситуации, ведь раньше у него не было опыта, но в первую очередь хочет сделать приятное Чимину. Губы Чонгука находят определенное местечко рядом с точкой пульса и запаховой железой, и всасывают мягкую кожу в рот. Он чувствует, как ногти Чимина впиваются в его плечи, и вспышка боли побуждает его действовать дальше, больше. Боится, что если прекратит хоть на секунду и даст волю рассудку, то желанное тело в его руках растворится, словно мираж. Чимин поразительно сладкий, его пробовать на вкус приятно до дрожи. Чонгук покрывает его шею мокрыми поцелуями, компенсируя неумелость напором и жадностью. Он кусает, вылизывает шею и кожу за ухом, горячо выдыхая на чувствительные участки. В какой-то момент в брюках Чимина становится слишком мокро, и омега неосознанно потирается членом о бедра напротив, желая большего. По телу мгновенно проходит заряд электричества, от чего Чимин скулит и совсем обмякает в крепких руках – собственные ноги подкашиваются от желаемого удовольствия. — Тш-ш-ш, Чимин, — Чонгук прикусывает мочку уха. — Чего ты хочешь? — Тебя, — мольба в ответ. — Пожалуйста, Чонгук, мне очень нужно… П-пожалуйста… Под удивленный вскрик Чонгук приподнимает омегу и просовывает ногу между его колен, усаживая себе на бедро. В таком положении Чимин может самостоятельно прижиматься пахом к альфе в погоне за оргазмом, а Чонгук ему с удовольствием помогает, придерживая одной рукой за бедра и направляя, а другой лаская линию челюсти. — Так лучше? — Чимин кивает, не в силах ответить. Чонгук оглаживает его шею, носом повторяя путь пальцев и вдыхая восхитительный запах. — Хочешь еще? И только дождавшись положительного ответа, вновь сжимает горло омеги. Играется с его дыханием, контролирует количество вдохов и утопает в запахе. В паху Чонгука возникает настойчивый, тянущий жар, и, не сдерживая больше возбуждение, он на пробу толкается бедрами навстречу Чимину. — Вот так, еще, Чонгук, пожалуйста, — в уголках глаз омеги собрались капельки слез. — Сильнее…. Это так, так потрясающе. От новизны ощущений у Чонгука в голове сплошная пустота – он целиком и полностью отдается воле инстинктов. Твердый член приятно сжимается между их телами, и даже через ткань брюк альфа ощущает давление, от которого искры в глазах и табун мурашек. Чонгук крепче перехватывает податливого Чимина за бедра и вновь толкается тому в пах. Отдается воле инстинктов, совсем не нежничает и двигается размашисто, почти отчаянно. Альфа будто торопился, спешил ухватить как можно больше и насытиться, пока есть возможность. Чонгук задыхается от трения, от влажности между их телами, которую размазывает Чимин. Это грязно, похотливо, их запахи перемешались, на коже Чимина точно останутся следы пальцев. — Чонгук, я сейчас… — Чимин срывается на всхлип и кончает, создавая еще больше беспорядка. Омега до боли оттягивает пряди на затылке, заставляя оторваться от сверхчувствительной после ласки шеи и посмотреть в глаза. Чонгук послушно поднимает голову и тонет в этих карих омутах, затянутых поволокой похоти, ловит сорванное дыхание на искусанных губах. Оргазм наступает незаметно, но накрывает до темноты перед глазами. Чонгук еще пару раз толкается бедрами, продлевая им удовольствие, а затем вспыхивают звезды от удовлетворения собственных потребностей. Чонгук до крови прикусывает щеку изнутри, чтобы не сорваться на громкий скулеж, – настолько его переполняли новые ощущения. Альфа не чувствовал своих конечностей. Руки всё еще крепко сжимали Чимина, и он против собственного желания ослабляет объятия, а потом и вовсе отступает на шаг назад. Чимин выглядит разрушено: волосы в абсолютном беспорядке, щеки и кончики ушей покраснели, и, Чонгук клянется, он даже может различить слабые отметки своих пальцев на шее. Спереди брюк расползлось мокрое пятно – свидетельство их удовольствия; у Чонгука такое же на спортивках. — Ты как? — хрипит Чимин, зачесывая пряди пятерней. Господи, у Чонгука снова встанет от одного только голоса омеги. — Порядок. Смотреть теперь в эти глаза боится. И от чего вдруг стало так неловко, если минуту назад он был готов упасть на колени перед этим омегой? — Нужно проветрить здесь, потому что… Сам знаешь, — Чимин краснеет. — У тебя нет запасной одежды? Я не могу в таком виде вернуться на верхние этажи. Осознание происходящего накрыло, словно лавиной. Только в эту минуту Чонгук понял, какой опасности их подверг, какой грех совершил. Омегу в происходящем не винит, ведь именно он, Чонгук, первым перешел черту. Если их кто-то видел или слышал, уже вечером они будут стоять на коленях перед Святым Отцом и молить о прощении. И если Чонгуку, как любимцу Захарии, это сойдет с рук, то Чимин будет расплачиваться за двоих. И не только ведь в наказании дело: они пересекли невидимую черту в отношении. Как теперь вместе выполнять рабочие задания, находиться в одной комнате и не думать о связи между ними? Чонгук точно не справится. Одного взгляда на Чимина хватает, чтобы потеряться в фантазиях. Или, того хуже, хотеть эти фантазии вновь воплотить в жизнь. Они и так не особо ладили, а теперь и подавно не смогут: Чонгук планирует избегать омегу насколько это возможно, для их общего блага. — У меня есть сменная одежда. Чонгук молча направляется в сторону раздевалки. Руки предусмотрительно прячет в карманы толстовки, которую подобрал с пола. Не доверяет самому себе. Так же без слов сует омеге сверток с мягкими хлопковыми штанами, футболку и влажные салфетки, и тут же отворачивается, потому что Чимин, потеряв всякий стыд, скидывает одежду прямо перед ним! Чонгук сжимает кулаки в кармане. Жмурит глаза, считает от ста до нуля, но ничто от этого не отвлекает его от вновь возвращающейся эрекции. — Скажешь мне что-нибудь? — спрашивает Чимин, полностью переодевшись. Чонгуку страшно, за свои чувства и эмоции сейчас не отвечает: сам пока не разобрался. Чимин вызывает такие противоречивые ощущения, что Чонгук теряется и не знает, как себя вести и что говорить. Хочется извиниться за угрозу, которая теперь над ними нависла. За собственную несдержанность, за грубость… Но вряд ли это то, что сейчас нужно услышать Чимину. — Эй, Чонгук? — омега прикасается к его спине, робко и неуверенно. — Я пойду наверх. Если захочешь поговорить об этом, то я буду не против. Но если ты захочешь просто забыть – я поступлю так же. Омега покидает раздевалку, а Чонгук думает, что никогда в жизни не сможет забыть карие глаза Чимина, потемневшие от возбуждения. И это проблема.