Иногда для меня существуешь только ты
Единственный огонёк холодной ночью.
5SOS – «Teeth»
Тэхен сошел с ума от любви. К такому неутешительному выводу приходит Чимин, наворачивая от волнения круги по пустому коридору. Сидеть на одном месте он просто не может – тревожные мысли не дают покоя. Приводить сюда Юнги подобно подписанию смертного приговора самому себе же. Только чудо способно помочь двум влюбленным в данной ситуации, потому что никто в здравом уме из Дома не согласится на нового жителя. Слишком велики риски. Когда на кону собственные жизни и жизни детей – не имеет значения, кто прибыл. Угрозу необходимо устранить любой ценой. Даже Чимин, который доверял выбору Тэхена, невольно рассматривал все возможные варианты. И даже тот, в котором Юнги, не выдержав давление Дома, сбегает и рассказывает страшный секрет. О таком думать не хотелось абсолютно, однако мысли сами лезли в голову. Поначалу омега пытался сохранять спокойствие хотя бы ради Юнги, которому сейчас явно хуже, но уже через некоторое время отбросил эту затею. Сидеть без дела и просто ожидать, когда алчные пасторы в кабинете решат судьбу двух молодых людей казалось невыносимым. Чимину хотелось бы верить в лучшее, но с порядками Дома он знаком слишком хорошо. Законы и правила безжалостно строги ко всем его жителям, и надеяться на внезапное смягчение со стороны Святого Отца – обманывать себя же. Ведь к Тэхену он ещё более требователен, чем к обычному люду. — Зря мы это затеяли, — угрюмо произносит Юнги, уставившись невидящим взглядом перед собой. — Даже если меня не вышвырнут, Тэхен окончательно поссорится с семьей. Чимин разумно помалкивает о том, что в худшем исходе Юнги просто убьют, а Тэхена сошлют в Дом Молитвы, который находится далеко отсюда. — Брось, — нарочито спокойно машет он рукой, — может, Святой Отец и будет злиться, но точно не его мать и братья. Они всегда поддержат Тэхена. — Как давно ты здесь? Ты не похож на здешних. Чимин закусывает губу и садится на пол рядом с Юнги, устав от бесцельной ходьбы. — Уже три месяца. До этой осени я жил как и ты, даже не подозревая о Доме. Но знаешь, — омега разворачивается к Юнги и ободряюще приподнимает уголки губ, — тебе здесь будет легче, чем мне. У тебя есть Тэхен, который ни за что не даст тебя в обиду. И, пусть мы не знакомы толком, я тоже тебе во всём буду помогать. Внезапно дверь кабинета распахивается словно пинком ноги, и в коридор выбегает Чонгук. Он даже не смотрит на ожидающего там Чимина, сразу же направляется к лестнице на нижние этажи. — Чонгук! — Чимин торопливо поднимается со своего места. — Оставь его. Он не любит показывать эмоции другим. Перебесится и вернется. Из кабинета следом выходит Сокджин, приобнимая старшего брата за плечи. Тэхен едва волочит ноги, лицо его заплаканное, но тем не менее он ободряюще улыбается при виде Юнги: — Всё хорошо. Нам больше не о чем переживать. — Вам нужно отдохнуть, — распоряжается Сокджин. Только сейчас Чимин замечает, насколько уставшим тот выглядит: его плечи поникли, меж бровей залегла глубокая складка, выдавая напряженность. — Можете поспать несколько часов в комнате Тэхена, пока не подготовят отдельную. Чимин, займешься этим? В планы омеги входили горячий душ и припрятанная сигарета – после такого насыщенного дня закурить не грех. Но Сокджину он не перечит, кивает болванчиком и, напоследок крепко обняв Тэхена, убегает выполнять поручение. К счастью, он случайно натыкается на Даниэля и без колебаний тянет младшего с собой: любая помощь пригодится. Они набирают необходимые принадлежности на складе и отправляются на нижние этажи, где имеются свободные комнаты. Даниэль чихает несколько раз, стоит им только зайти внутрь: настолько много пыли скопилось. — Да, работы тут хоть отбавляй, — младший критичным взглядом окидывает полупустую комнату. Из мебели имелись только кровать и шкаф. — Быстрее начнем – быстрее закончим. Хочу успеть к ужину. Во время уборки они обсудили недавние события. Весть о том, что старший сын Святого Отца привел в дом мирского, облетела Дом с молниеносной скоростью. Историю успели несколько раз перекрутить и добавить деталей, так что теперь ходили слухи, мол, Тэхен от самого порога до кабинета отца полз на коленях, а мирской до того страшный на вид, что даже во внешнем мире от него отреклись. Чимин на это только покачал головой, даже не удивляясь. В Доме сплетни любят, но за неимением телевидения или доступа к интернету жители выбирают местных «звезд» и со вкусом обсуждают их жизнь. Сыновья Святого Отца всегда были под прицелом их внимания. Даниэль также сказал, что Мария из-за пережитого сегодня стресса чувствует себя хуже обычного и закрылась в комнате, никого не подпуская к себе. Чимин сделал мысленную пометку проведать бедную женщину, как только появится свободная минутка. — Это так смело, — тихо говорит Чимин, сметая пыль с полок старого шкафа. — Юнги отрекся от прошлой жизни, чтобы быть с Тэхеном. Мария сделала то же самое для Захарии – я думаю, это наивысшее проявление любви. Отказаться от лучшего мира и возможностей, которые он дает, чтобы построить будущее с любимым в стенах Дома. На такой поступок способны только безрассудно влюбленные или глупцы. Хотя, разве это не одно и тоже? С первой же секунды своего пребывания в Доме Чимин стремился вырваться на свободу. Но сейчас он уже не так уверен в своем желании. Что – вернее, кто – будет ожидать его по ту сторону стен? Люди, которых Чимин считал друзьями, быстро смирились с его пропажей и не пытались выйти на связь. Он уверен, что некоторые даже обрадовались такому стечению обстоятельств: больше Чимин не будет стоять на чьем-то пути к всеобщему вниманию. В то же время в Доме он обрел вторую семью, и прерывать связь с ними омега не хочет. Но не это является решающим фактором. С запозданием Чимин понимает, что, уйдя из Дома, их с Чонгуком пути больше не пересекутся. Больше не с кем будет спорить до хрипоты и обсуждать всё на свете, шуточно драться за вкусности. Не будет человека, который, рискуя своей жизнью, бросится защищать Чимина. Не будет спонтанных подношений кофе, потому что «Выглядишь ужасно. Выпей, может хоть перестанешь так тупить» и прочих проявлений заботы, скрытых грубостью. Чимин не сможет забирать одежду Чонгука, ссылаясь на холод. Не ощутит тяжесть его взгляда, тепло больших ладоней на своем теле… И кто он после этого? Глупец или влюбленный? Чимин и сам не знает. Возвращаться во внешний мир уже не хочется так отчаянно, как раньше. Но и оставаться здесь означает изменить самому себе. Так где же дом Чимина? Где он наконец почувствует себя и любимым, и свободным одновременно? — Как живется с Сынхваном? — от неутешительных мыслей отвлекает голос Даниэля. — Не слишком он докучает? — Не больше, чем обычно, — отмахивается Чимин, однако, вспомнив мучивший весь день вопрос, спрашивает: — Сегодня утром я получил подарок. Есть подозрения, что это от Чонгука, но я не уверен до конца. Скажи, он раньше покупал что-то дорогое? Даниэль замирает, а потом, едва не оглушая Чимина, тоненько пищит в подушку. — Не верю своим ушам! — младший едва не хлопает в ладошки. — Немедленно говори подробности! — Удивленным ты не выглядишь, — фыркнув, Чимин присаживается на краешек кровати, от волнения сжимает простынь и рассказывает о прелестной белой шубке. — Она невероятно дорогая, вот и спрашиваю: разве мог ее купить Чонгук? Даниэль на минутку задумывается. — Едва ли кто-то знает Чонгука достаточно хорошо, чтобы судить, какие поступки в его стиле, а какие – нет, — мудро заявляет младший. — Если раньше он и покупал дорогостоящие вещи для семьи, то не выставлял это напоказ. Тебе стоит поговорить с ним, Чимин. Омега и сам это понимает. В глубине души он знает, от кого этот подарок, но признавать не хочет. — Одно я знаю точно: кто бы ни был дарителем, этот человек за тобой ухаживает. — Прости, что? — если бы Чимин уже не сидел, он бы упал от неожиданности. Ухаживания? Разве этот обычай не канул в лету вместе с бумажными письмами и рыцарскими поединками? — Ну да, — важно кивает Даниэль. — В Доме, если альфе приглянулся омега, положено задаривать его подарками, и чем больше, тем лучше. Обычно средства не располагают к чему-то слишком дорогому, и альфы мастерят что-то своими руками: Марк, например, хорошо вырезает по дереву, поэтому дарил мне разные фигурки и броши. Но Чонгук мог поступить по-другому и подарить то, что, по его мнению, ты привык получать. — Это всё очень… интересно, — бормочет Чимин за неимением лучшего слова. — И эти «ухаживания», — он изображает пальцами кавычки, — ведут к браку? — Не совсем. Этим альфа лишь показывает свое серьезное намерение. Омега вправе отказать ему, если посчитает, что стараний недостаточно, и альфа не сможет содержать семью. Но если омега согласен, то зачастую он готовит или мастерит что-то в ответ. Я для Марка вышивал рубашки, например. Свидания в Доме запрещены до брака. Если альфа выражает желание заключить брак, он непременно должен пройти этап ухаживания и доказать, что достоин омеги. Все их встречи проходят под наблюдением свидетелей, и им строго запрещено оставаться наедине во избежание греха. Физический контакт возможен исключительно после бракосочетания и благословения Святого Отца. К ухаживаниям относятся со всей серьезностью. Альфы с подросткового возраста готовят корзины с подарками, изготавливают фигурки, броши, глиняные горшки для цветов и всё, на что хватит фантазии. Омеги поступают ровно так же и преподносят в подарок еду, картины, вязаные вещи, расшитые занавески, порой даже стихи и песни. Чем изысканнее подношение со стороны альфы – тем больше разговоров будет в Доме о намечающейся паре. Омеги любят хвастаться подарками и непременно показывают их своим друзьям. — И что же мне теперь делать? — совсем потерянно интересуется Чимин. — Если шубку видел Сынхван, то о ней уже знает добрая половина Дома. Сыновья Святого Отца еще ни разу не ухаживали за омегой, так что ближайшее время и ты, и Чонгук будете под пристальным вниманием. Возможно, даже больше, чем Тэхен с Юнги, — объясняет Даниэль. — И если ты не хочешь опозорить Чонгука, отклонив его подарок, тебе нужно дать что-то в ответ. — У меня ничего нет, — честно признается Чимин. — Даже самого захудалого подарка. Даниэль смотрит на него с той мягкостью, с которой смотрят на несмышленых детей. — Чимин, даже если ты прилюдно дашь Чонгуку абсолютную безделушку, он будет счастлив и будет беречь ее, как драгоценность. От правдивости этих слов Чимин краснеет. Но проблема в том, что он не хочет дарить безделушки. Чонгук преподнес ему подарок мечты, и Чимин просто со стыда сгорит, если не сможет ответить тем же. — Я вижу, как твои мозги буквально кипят от напряжения, — Даниэль легонько стукает старшего по лбу. — Я помогу тебе, что бы ты ни придумал. Можешь вручить ему подарок на Новый Год, это будет очень символично. — Осталась всего неделя. — Тогда мы поторопимся, — Даниэль подмигивает, но, кинув взгляд на часы, поспешно добавляет, — вот-вот будет ужин, так что давай закончим тут всё как можно быстрее! Омеги поменяли постельное белье (Чимин здраво рассудил, что Тэхен и Юнги рано или поздно захотят спать на одной кровати, а потому принес дополнительные подушки и одеяла), вешают занавески и приносят свежие полотенца. Пока Чимин подметал пол, Даниэль составил букет цветов из теплиц Марии. Комната всё еще выглядела пусто и неуютно, но, по крайней мере, чисто и опрятно. Уже сегодня ночью она обзаведется хозяевами, которые ее преобразят. Они успевают прибежать в столовую как раз к середине трапезы. После душа и быстрого бега Чимину обеденный зал показался холодным, так что он схватил свою порцию, аккуратно уложил на поднос вместе с несколькими закусками и направился на нижние этажи. На самом деле, ему просто не хотелось оставаться одному. Сегодняшний день казался бесконечным, и омеге просто необходимо кому-то излить душу и накопившееся напряжение. И, к счастью, он как раз знает одного угрюмого альфу, который стойко переносит потоки речи Чимина. Чонгук ожидаемо находится в тренажерном зале. Сюда он сбежал сразу после собрания у Святого Отца и, омега уверен, с самого утра и крошки во рту не имел. Для такого здорового альфы, привыкшего к пятиразовому питанию, это нелегко. — Я к тебе не с пустыми руками, — Чимин прикрывает за собой дверь и бодро вышагивает к скамейке, где устроился Чонгук. — Захватил кое-что из остатков банкета. Как никак, Рождество, а мы даже не отпраздновали. Чонгук на преувеличенно радостный тон омеги не реагирует, будто насквозь видит и прекрасно понимает внутреннее состояние Чимина. Но от ужина не отказывается, делит пополам курицу, запеченный картофель, вишневый пирог и прочие вкусности. Еда исчезает в мгновение. Принесенной порции оказывается мало для двух голодных молодых людей, и желудок Чимина жалобно бурчит, как только он очищает тарелку. Чонгук молча передает остатки своего ужина омеге. — Ешь, — нетерпящим возражения тоном указывает он. — Тебе нужны силы. — Тебе тоже нужны силы! Ты ранен, вообще-то! — Омега, — Чонгук тяжело вздыхает, — разве я похож на умирающего от слабости? Всё со мной в порядке, я не голоден, — и непоколебимо повторяет, — ешь. Чонгук всегда голоден, это Чимин знает не понаслышке. Тем не менее, принимает еду и под пристальным взглядом доедает остатки. Про себя отмечает, что забота со стороны Чонгука приятная до мурашек. Однако не стоит забывать, что к альфе он пришел с одним конкретным вопросом. — Я хотел поговорить с тобой, — Чимин откладывает пустую посуду на поднос, — о подарке. — Тебе не понравилось? — Чонгук даже не стал отрицать своей причастности. Несмотря на внешнее безразличие, омега замечает его волнение. — Сегодня ты был в старой куртке, так что если тебе не подошел размер или цвет, мы можем обменять в магазине на что-то другое. Порой Чимин не верит, что человек может быть настолько двуликим. Он видел Чонгука в гневе и ярости, видел, как тот дерется, как тренируется до потери сознания и отрабатывает удары. Он также слышал о безжалостности, о каменном сердце альфы. В Доме поговаривают, что за Чонгуком тянется кровавый след. Не просто так его нарекают Цареубийцей: люди знают, что он убивает вышестоящих министров парламента. Но когда Чимин заглядывает ему в глаза, он видит только затаенную мягкость, скрытую надежду и нежность. Под броней грубости Чонгук скрывает доброе сердце, и только избранным дано разглядеть в нем это. — Чимин? — Чонгук склоняет голову. — Ответь хоть что-то. Если хочешь, отдай кому-нибудь шубку, я куплю тебе что-то другое, что пожелаешь. Чимин представляет, как уставший альфа специально ради него ездил в город, искал самый дорогой магазин и критично выбирал ту самую белую шубку. Наверное, переживал, понравится ли подарок. — Она идеальна, — честно признается омега и с внутренним смешком отмечает, как Чонгук расслабил плечи. — И размер тоже подошел. Я всегда мечтал о такой вещи. — Тогда что не так? Чимин неловко закусывает губу, не решаясь смотреть собеседнику в глаза. — Это очень дорогой подарок, — Чимин тщательно подбирает слова. — Я знаю его стоимость. Откуда у тебя такие деньги? Скажи, ты украл эту шубку? Наступает неловкая пауза. — Ты сейчас серьезно? — А что мне остается думать? На работу ты не ходишь, да и не похоже, что у тебя имеются большие финансы… — Теперь я еще и выгляжу как нищий, ну спасибо, — Чонгук раздраженно фыркает и отворачивается. — Я не это имел в виду! — Звучало именно так. — Однако ты и не отрицаешь мною сказанное. — Господи, конечно, я не крал эту шубку! — Не произноси имя Господа всуе, — автоматически отвечает Чимин заученную фразу. — А ты не указывай, что мне делать. Чимин от возмущения даже чуть приподнимается, желая быть на одном уровне с альфой, и обвиняюще тыкает ему в грудь пальчиком. — Ты первый начал мне указывать, стоило только порог Дома переступить… Чонгук ловко перехватывает ладонь и прячет ее в своей, большой и горячей. Он очевидно потешается над омегой: в его глазах пляшут игривые искорки. Альфа дразняще склоняет набок голову и тянет с улыбкой: — Какой же ты невыносимый. — А ты грубый, невоспитанный, самоуверенный… У Чимина в арсенале было ещё с десяток эпитетов, но договорить ему не дают. Губы Чонгука торопливо, но мягко накрывают его собственные. Прикосновение легкое, как перышко, больше похожее на чмок, чем на полноценный поцелуй, однако альфа не отстраняется, а позволяет своим губам задержаться подольше, прикрывая глаза. Этим порывом он хотел Чимина заткнуть и, что ж, у него это получилось: омеге отняло дар речи от неожиданности. Он так и замер, застигнутый врасплох. — Извини, — Чонгук его бездействие толкует совершенно неверно. — Просто ты выглядел так красиво, я не сдержался… — Замолчи. Чимин сокращает расстояние между ними, кладя ладошки на плечи альфы, и на этот раз целует первым. Из-за нетерпеливости они сталкиваются зубами, но это почти идеальный поцелуй. Медленный, чувственный, изучающий, наполненный тихими вздохами. Чимин в первое же мгновение понимает, что сухие из-за зимних морозов губы Чонгука идеально подходят его собственным. Их поцелуй продолжался дольше, чем первый, но это все еще очень целомудренный поцелуй. Чонгук не напирает, не пытается доминировать или перенять инициативу, а Чимин позволяет ему привыкнуть к новым ощущениям. Альфа отстраняется с тихим вздохом, его глаза полуприкрыты, но даже так в них читается ясное желание: — Прости, я никогда раньше не… Боже, он украл первый поцелуй Чонгука. Теперь понятно, почему всегда уверенный альфа вдруг ведет себя так робко. С одной стороны Чимина забавляет эта невинность, с другой – хочется как можно быстрее перейти грань неловкости и ощутить на себе в полной мере страстность альфы. — Ты так хорошо справляешься, — честно шепчет он в губы Чонгука, оттягивая прядки на затылке и вырывая еле слышный стон. — Но разве это, — спрашивает с дразнящей улыбкой, — не грех? — Смертельный, — соглашается альфа. — Но я мечтал о твоих губах так долго, что последствия меня не волнуют больше. — Тогда продолжай. Он видит, как от этих слов у Чонгука темнеют глаза, в них желание смешивается с восторгом в опьяняющий напиток. Омега не ожидал, что Чонгук зарычит с каким-то отчаянием и притянет его ещё ближе, почти сажая себе на колени. Альфа ведет себя, словно ребенок, которому наконец дали драгоценную игрушку, и теперь ни за что не станет ею делиться. Чонгук дышит часто, стараясь не сходить с ума от вседозволенности. Он обхватывает лицо Чимина своей сухой ладонью, большим пальцем лаская скулу, и подается вперед с большей смелостью. И, Господи. Это больше не тот целомудренный поцелуй. Чимин стонет от мягкого напора губ, что жадно сминают его собственные. Чонгук целуется неряшливо, не совсем понимая, что делать с языком, но делает это с таким энтузиазмом. Он целует снова и снова, с каждым разом делая это всё глубже и грязнее, именно так, как втайне мечтал Чимин. Омега послушно открывает рот шире, чувствует вкус вишневого пирога и ещё чего-то терпкого, но безусловно вкусного, – именно так ощущается Чонгук. Альфа полностью перенимает инициативу и глубже проталкивает язык, выбивая сладкие стоны. Чонгук и сам едва сдерживается: дышит тяжело, иногда срываясь на тихое рычание. Теперь, распробовав поцелуи с ним, Чимин желает большего. Приоткрыв глаза, он сталкивается с голодным взглядом Чонгука, который ничуть не стесняется. Зрачки альфы настолько расширены, что темной радужки совсем не видно. Брови Чонгука сосредоточенно нахмурены, ведь целуется он так же, как и делает всё остальное: немного грубо, настойчиво, но в то же время заботливо, наслаждаясь каждой секундой и отдаваясь полностью процессу. Чимин скучал по этому. Ему до безумия не хватало запаха Чонгука, его рук, губ на своем теле. Ночами ему снится властный альфа и их секс, а на утро он по-быстрому доводит себя до финиша в кабинке душа и кончает с его именем на выдохе. Он скучал и по открытости Чонгука, когда их язвительные диалоги сменяют чувственные прикосновения. В такие моменты между ними нет никаких барьеров, оба сердца уязвимо распахнуты навстречу друг другу. Чонгук оттягивает нижнюю губу Чимина, но прикусывает слишком сильно, так, что металлический вкус крови смешивается со слюной. Альфа тут же разрывает поцелуй, из-за чего между их губ тянется ниточка слюны. — Черт, прости… — Чонгук смотрит с искренним сожалением. — Я сделал тебе больно? — Прекрати извиняться, — Чимин усмехается, слизывая выступившую капельку крови. — Мне это нравится. — Грубость? «Ты» И всё, что альфа может – или захочет – дать. Грубость, нежность, отчаянность… Чимин примет всё, если это от Чонгука. Никогда ещё поцелуи не вызывали такую лихорадку желания. Да что там – одного взгляда Чонгука хватает, чтобы у омеги в голове происходил полный бардак и постыдно намокало в штанах. — Меньше слов, Чонгук-и. Но, — произносит Чимин с нотками сожаления, зачесывая влажные пряди парню за уши, — сбавь обороты, альфа. Чимин намекающе кивает на палатку в шортах Чонгука. Воздух вокруг них пропах смешанными феромонами, и если кто-то войдет в зал – у них нет ни шанса оправдаться. — Целовать тебя так вкусно, — шепчет Чонгук, и сердце Чимина пропускает несколько ударов. — Я бы делал это без остановки. К черту остальной мир. Их губы распухли, покраснели от поцелуев и покусываний и приятно покалывали. Чонгук замедляется почти сразу, возвращаясь к сладким неторопливым прикосновениям. Казалось, он действительно боялся ещё раз навредить Чимину, хоть тот и был не против. «Мы пожалеем об этом», — с грустью понимает Чимин, когда альфа перемещается с губ на щечки, покрывая кожу маленькими легкими поцелуями. Чонгук такой ненасытный в своих действиях, пытается пометить своим запахом и оставить везде след своих губ. Он не соврал, сказав, что делал бы это без остановки. Даже такое невинное действие заставляет Чимина дрожать. Чонгук ласковый, поразительно стремящийся отдавать, а не брать. Только скажи – и он сделает всё, лишь бы угодить и принести удовольствие. Он в себе хранит неистраченную нежность, вот только Чимин и предположить не мог, насколько ее много. Каждое действие было осторожным, будто Чонгук касается хрусталя или другого хрупкого материала. При этом он оставался привычно жадным и тянул ближе к себе в объятия.. От такого контраста сносит крышу. Чимин поглаживает его затылок и чувствует, как мышцы спины то напрягаются, то расслабляются. Чонгук явно сдерживается и старается успокоиться. Однако с сидящим на его коленях омегой это попросту невозможно. — Мне лучше уйти, — Чимин игнорирует протестующее ворчание и легонько отталкивает альфу. — Ты же знаешь, нам нельзя. Чонгук расфокусированным взглядом мечется между глазами омеги и его пухлыми губами, несколько секунд сосредоточенно принимая решение. Постепенное осознание накрывает и его. — Ты прав, — в голосе Чонгука сквозит раздражение, но не на омегу, а на ситуацию в целом. — Нам повезло, что никто не вошел сюда. «Потому что, — мысленно продолжает фразу Чимин, — даже в таком случае мы бы не смогли остановиться». — Тогда я пойду. Не без помощи Чонгука он встает на слегка дрожащие ноги. Альфа недолго колеблется, но всё же наклоняется для поцелуя. — Это последний, — обещает он, но тут же наклоняется за ещё одним. Он улыбается в губы Чимина, напоследок нежно оттянув нижнюю. — Последний на этот раз, я имею в виду. Это звучит как намек на продолжение, и Чимин более чем согласен, но не может сдержать комментария: — Кто сказал, что будут следующие? — Иди уже, а, — вопреки словам, Чонгук чмокает омегу в лоб напоследок. Чимин счастливо хихикает от невинности этого жеста и выходит из зала, на прощание помахав альфе ручкой. Поднос он с собой не брал, решая, что это уже ответственность Чонгука. Омега планирует первым же делом достать шубку из коробки и похвастаться омегам, которые после ужина обычно собираются в зале. Но сначала – душ, смыть остатки возбуждения и прийти в чувства. Красные щеки и горящие глаза слишком сильно выдают его порочные мысли. До лифта остается несколько шагов, как совершенно неожиданно свет гаснет и коридор погружается в кромешную тьму. Чимин растерянно вскрикивает. За то время, что он пребывал в Доме, такого никогда не случалось: всё освещение основано на генераторах. Чимин первым же делом хлопает себя по карманам в поисках телефона, чтобы подсветить себе путь, но тот, как назло, остался в его комнате. Омега даже собственные ладошки не видит. Нижние этажи Дома находятся глубоко под землей, сюда никогда не заглядывал солнечный свет, от того здесь настолько непроглядная тьма. Идти на ощупь по лестнице вверх – не вариант, с таким успехом он себе шею сломает. Лифт не приедет, а сидеть и ждать чуда бесполезно. Если таких поломок раньше не было, неизвестно, когда ее устранят. Чимин решает, что лучшим вариантом будет вернуться обратно в тренировочный зал. Путь к нему легкий – прямо по коридору, пока не упрешься в дверь, которая, к счастью, не на электронном замке, а на обычном. И Чонгук поможет, в случае чего… Точно, Чонгук! Омега хлопает себя ладошкой по лбу и круто разворачивается на пятках в сторону зала, сразу же срываясь на бег. Альфа ведь боится темноты. Наверное, перепугался ещё больше самого Чимина. Тяжело бежать, не видя ровным счетом ничего, поэтому Чимин предусмотрительно выставляет перед собой ладошки. Его шаги гулко отбиваются от пола и эхом разносятся по пустому коридору. Дверь оказывается незапертой. Чимин тянет ее на себя и едва не влетает в зал, зацепившись за порожек. Вряд ли это возможно, но, по ощущениям, темнота здесь ещё более плотная, поглощающая. Омега тяжело сглатывает и, немного поколебавшись, зовет: — Чонгук? — не слишком громко, чтобы ненароком не напугать альфу ещё больше. Ответом служит тишина. Не мог же он уйти отсюда? Или мог?... Но куда, а главное, зачем? Чимин, не переставая звать альфу, по памяти медленно подходит к скамейке, где они ещё недавно сидели вдвоем, но и это место оказываются пустым – лишь звенит посуда под ногами. Разбил. Нужно быть осторожнее. — Черт, — он садится на краешек скамейки и прикрывает глаза. Разницы – никакой, в обоих случаях ослепляющая темнота. Можно было бы просто переждать здесь, пока не починят освещение. Всяко лучше, чем на холодном полу у лифтов. Но собственный комфорт давно ушел на второй план, сейчас Чимина интересует только одно: где Чонгук? Он не знает, насколько сильно альфа боится темноты. Это просто легкий неприятный холодок от неизвестности, что мрак за собой скрывает, или панический страх? В любом случае, его нельзя бросать одного в таком состоянии. Тихий всхлип привлекает внимание омеги. Похоже, что плачет ребенок, да вот только откуда ему здесь взяться? — Чонгук? — с надеждой зовет омега. — Отзовись, я не могу тебя найти. Полагаясь исключительно на слух, Чимин углубляется в зал. Случайно от задевает ногой что-то металлическое – наверное, часть тренажера – и несдержанно ругается от боли. Всхлипывания тотчас прекращаются. — Нет-нет, не молчи, пожалуйста, — умоляет Чимин. «Оставь его. Он не любит показывать эмоции другим», — всплывают в голове слова Сокджина. Ни за что на свете Чимин не оставит Чонгука. Не в тот момент, когда альфа нуждается в утешении. — Чонгук, — ласково зовет вновь, — помоги мне найти тебя. Я не вижу, куда идти, и из-за этого ударяюсь об твои железяки. Это манипуляция, но Чимину плевать, он готов использовать любые методы. Поначалу ничего не меняется – всё та же звенящая тишина, не слышно даже чужого дыхания, – затем Чонгук тихо произносит: — Поверни направо и иди прямо, пока не упрешься в маты на полу. Его голос звучит сломлено, хрипло, дрожит от невыплаканных слез. Чимин находит его свернувшимся в клубочек на этих самых матах. От прикосновения он отскакивает, словно обжегшись. Тяжело видеть альфу в таком состоянии. Чимин даже представить не может, сколько трагедии, сколько боли стоит за этим. Опустившись рядом на колени, неуверенно протягивает руку: — Чонгук, могу я к тебе прикоснуться? Альфа недолго колеблется, но всё же обхватывает его пальцы. Чимин сплетает их руки в замок, как это было во время теракта, как это было во время их первого поцелуя – крепко, надежно, бережно. — Чем я могу тебе помочь? — омега поглаживает сухую ладонь большим пальцем. Он не надеется на ответ, но чувствует необходимость говорить хоть что-то. — Твой запах. В памяти всплывают слова Марии о том, что сад с кустами жасмина она выращивает специально для младшего сына. Запах этого цветка чудесным образом успокаивает альфу. — Тогда бери то, что тебе нужно, — немного подумав, с решимостью в голосе предлагает омега. Предлагает себя. Чонгук сам тянется к нему. Наощупь находит талию и сжимает крепче, притягивая к себе. Вторую руку он так и не выпускает из переплетенного пальцами «замочка». — Смелее, — шепчет Чимин, и в следующую секунду вздрагивает от прикосновения холодного носа к шее. Чонгук дышит громко, жадно, не заботясь ни о чем, кроме запаха. Рука на талии то сжимается, то нежно поглаживает, пока ее хозяин проводит кончиком носа за ушком омеги, удовлетворительно вдыхая. Казалось, он хочет полностью укутаться этим ароматом, как одеялом. Чонгук потирается щеками и носом, его дыхание обжигающе горячее на чувствительной коже. Чимин невольно вздрагивает, когда влажными губами альфа задевает особо чувствительное место за ушком. — Прости, я не специально, — быстро оправдывается альфа, нехотя отстраняясь. — Но твой запах… понимаешь, я привык так успокаиваться. А ты пахнешь даже приятнее, чем настоящий жасмин. — Всё хорошо. Тш-ш-ш, — Чимин зарывается пальцами в волосы альфы, поглаживая. — Ты можешь. Возьми то, что тебе нужно. Чонгук будто только этого и ждал. Получив разрешение, он сильнее наваливается на Чимина, буквально всем телом вжимая омегу в мягкий мат. Ради удобства Чимин слегка раздвигает согнутые в коленях ноги, но сразу же жалеет о принятом решении. Тело Чонгука, твердое, горячее, так восхитительно ощущается. Альфа больше не ограничивает себя: переплетенные ладони он заносит над головой Чимина, другой рукой он за талию притягивает омегу ближе к себе. Его дыхание спускается все ниже, сначала обжигает линию тонких ключиц, затем задерживается в районе груди и опаляет даже через слой ткани. И затем медленно, будто спрашивая разрешение, Чонгук приподнимает край футболки и утыкается носом в оголенный участок кожи прямо над кромкой джинс. Щекотно. Дурманяще нежно. Губы альфы движутся любовно, почти целуя, но Чонгук не позволяет себе такую вольность, лишь прижимается ими крепче и дышит, дышит, дышит. В его действиях нет похоти, он просто слепо тянется туда, где теплее всего и отчетливее слышится жасмин. Чимин зарывается в пряди его волос и ободряюще поглаживает затылок. Чонгук похож на счастливого пса, едва ли не дрожа от такой простой ласки. От сравнения Чимин тихонько смеется, тут же привлекая внимание альфы и заставляя его приподнять голову. Чимин клянется, что даже в темноте он видит блеск в его глазах. — Чего ты смеешься? — Ничего. — Пак Чимин, — альфа прикусывает нежную кожу внизу животика, вызывая новую волну смеха из-за щекотки, — рассказывай. — Чон Чонгук, — он заправляет прядку волос альфе за ухо, — лучше ты расскажи мне что-нибудь. — А что ты хочешь услышать? — Чонгук прижимается щекой к оголенной коже, все ещё принюхиваясь. — Где ты берешь деньги, например. — Наглая омега. Уже и в кошелек мой лезешь? — Чимину бы могло быть стыдно от этих слов, но Чонгук шутит, а значит, наконец чувствует себя лучше. — Правда знать хочешь? — Тэ не дают карманных денег. И мне тоже, — обидчиво жалуется он. — Да если бы тебе и давали, на такую шубку пришлось бы несколько лет копить. — Это не карманные деньги. Мне платят за кое-какие услуги, — Чонгук хотел бы остановиться на этом, но, чувствуя интерес омеги, продолжает, подставляясь под ласковые поглаживания по голове: — Ты знаешь, что я занимаюсь некоторыми незаконными делами. У спонсоров Дома есть враги. А у Святого Отца есть хорошо обученный убийца. Это как сделка, понимаешь? И мне за это платят, хотя деньги для меня особой цены не имеют. Это та часть жизни, о которой Чонгук предпочитает умалчивать. Особенно не хотелось, чтобы об этом узнал Чимин. Но лучше сказать жестокую правду, чем оставить омегу с подозрениями о воровстве. Деньги эти честно заработанные, каким путем – уже другой вопрос. — Получается, ты довольно богат? — продолжает тему Чимин. Надо же, узнай об этом омеги Дома, уже бы строили глазки завидному жениху. — И да, и нет, — неоднозначно хмыкает Чонгук. — Я редко принимаю оплату, все деньги прошу переводить на счета малообеспеченных семей из Домов. Мне неважно, в какой одежде я хожу и на какой машине езжу. А для кого-то эта сумма может стать решающей, чтобы накормить ребенка или заплатить за обучение. Чимин пораженно слушает рассказ альфы, отмечая, что тот говорит это без гордости, мол, посмотрите, какой я молодец. Он просто делится той частью своей жизни, что раньше скрывал от всех. Если бы не вопрос омеги, он бы и дальше хранил тайну. Сколько же ещё секретов он в себе прячет? — Так что я одновременно и богат, и абсолютно нищий. Как состоятельный человек я не выгляжу, в этом ты прав. Но я никогда и не стремился соответствовать какому-либо статусу. Чонгук сделал исключение, потратив сумасшедшую сумму на подарок Чимину. Поначалу он задумывался о покупке обычной куртки – теплой, практичной, какие носят остальные омеги в Доме. Но Чимин не обычный. Чонгук несколько дней выбирал ему подходящую верхнюю одежду, и как только на глаза попала шубка – он ни на секунду не задумывался, когда прикладывал карту для оплаты. Она подходит Чимину так, словно была изготовлена специально для него. И плевать, что после этого альфа остался совсем без денег, не хватило даже на оплату бензина на обратной дороге, – пришлось просить у отца. Чимин чертовски особенный и заслуживает соответствующего отношения. Чонгук осведомлен, что омега привык к роскоши и раньше Анания сына ни в чем не ограничивал. И, он уверен, вниманием альф Чимин обделен тоже не был. Поэтому ему хотелось соответствовать высокой планке. — Тебе правда понравился подарок? — сонно уточняет Чонгук. Запах жасмина и накопившийся стресс его понемногу погружали в дрему. Но, казалось, ответь Чимин «нет», он бы тут же сорвался в бутик, лишь бы угодить омеге. И от этой трогательной заботы у Чимина щемит сердце. Вопреки образу, который вокруг омеги сложился, он всегда в первую очередь ценил отношение, а не деньги. Что толку от дорогостоящих украшений, если их дарили с желанием заполучить тело, а не душу? Прошлым его ухажерам не было сложно купить очередную побрякушку, они делали это не глядя на цену. — Безумно нравится, — Чимин склоняется под неудобным углом, но всё же целует альфу в макушку. — У меня ещё не было такого дорогого подарка, — и он вовсе не о цене говорит. — Покажу завтра всем. Чонгук ободряюще угукает. — Могу я кое-что спросить? — взвесив возможные последствия, спрашивает омега. — Ты уже спросил. — Не вредничай, — Чимин по привычке легонько хлопает альфу по плечу, выбивая из него недовольный вздох. — Но почему жасмин? И почему тебя так пугает темнота? Каждая мышца Чонгука мгновенно напрягается. — Ты не обязан отвечать! — поспешно добавляет Чимин, видя его реакцию. — Ты очень любопытный омега, да? — Чонгук, однако, только посмеивается. — И когда это ты перестал бояться спрашивать у меня про мою жизнь? «С тех пор как понял, что ты, вопреки словам окружающих, совсем ручной. Немного ласки, и ты перестаешь огрызаться на каждый заданный вопрос», — думает Чимин, но вслух произносить не рискует. — Думаю, стоит начать с моего страха. Это иррациональное чувство, которое я сам себе объяснить не могу. Порой это приносит очень много проблем: только представь, что будет, если на одном из заданий пропадет освещение – я стану бесполезным, — горько усмехается Чонгук. — В детстве такого не было, но… — альфа запинается, — ты ведь знаешь, что мою семью убили? Я выжил потому, что спрятался в беспросветном шкафу. Я не мог видеть своих родителей, только слышал, как они плачут, умирая. Из-за этого мне невыносим мрак, я даже сплю с ночником, как дите. — Мне очень жаль, — искренне произносит Чимин. Он не раз слышал сплетни и рассказы о том, что с Чонгуком произошло. Но узнать это от самого альфы, который говорит ровным и спокойным тоном о трагедии – в разы тяжелее. — Это так ужасно… — Не смей, — Чонгук приподнимается на руках, нависая над омегой. — Для меня жалость – самое худшее чувство, которое ты можешь ко мне испытывать. Уж лучше ненавидь меня, злись, но только не жалей. — Глупый, — Чимин радуется, что его скупые слезы в темноте не видны. — В сочувствии нет ничего плохого. И ты не можешь запретить моему сердцу болеть за того маленького ребенка, который прошел через Ад. Никто не должен переживать столько боли. Что чувствует человек в момент, когда на его глазах отбирают самое дорогое, а он вынужден за этим наблюдать, не имея и малейшего шанса как-то повлиять на ситуацию? Такие раны не заживают. С такой трагедией живут всю жизнь, просыпаются посреди ночи от кошмаров, плачут от нахлынувших воспоминаний, собирают себя по маленьким кусочкам и, в конце концов, выстраивают стальную броню. Чтобы больше никакая смерть не смогла причинить боли, чтобы сердце больше не обливалось кровью из-за утраченной привязанности. Чонгук пережил всё это, но его душа настолько любящая, настолько нуждающаяся в ласке, что вопреки всем ужасам он перебарывает желание закрыться. То, что он смог обрести вторую семью, говорит о том, что альфа несломимый. Он любит просто так, невзирая на очевидные недостатки, и заботится о каждом с искренностью. Чимин, положа руку на сердце, восхищается стойкостью Чонгука и смеет надеяться, что израненное сердце альфы способно принять ещё одного человека. — В любом случае, — Чонгук, казалось, был доволен полученным ответом, — когда я переступил порог Дома, меня накрыла сильнейшая истерика. Мария напоила жасминовым чаем и уложила спать, с тех пор у меня появилась зависимость. С этим запахом, — альфа показательно проводит носом по запаховым железам на шее, — мне ничего не страшно. — Я рад, что оказался сегодня рядом. Чимин не хочет даже представлять, что альфа бы чувствовал, покинутый один на неизвестное количество часов. Какие ужасы ему бы пришлось пережить повторно и чьи голоса бы ему мерещились во тьме. — Я тоже, Чимин. Ты даже не представляешь, насколько.* * *
Чимин просыпается из-за нехватки воздуха в легких. Омега с трудом разлепляет веки и тут же жмурится от яркого искусственного света, недовольно морща носик. Вернули электричество. Первые несколько секунд он дезориентирован в пространстве и не может понять, где находится. Потолок над ним высокий, совсем не такой, как в его комнатке. Сразу за этим замечает примостившуюся на груди темную макушку, – собственно, поэтому Чимин и проснулся. Из-за дополнительного веса тяжело дышать, ещё и руки Чонгука слишком сильно сжимают бока. Воспоминания вспышками дают знать о вчерашнем дне. Необычный подарок, рождественское служение, поездка к Хосоку, перепуганный и отчаянный вид Тэхена, губы Чонгука на его собственных, кромешная темень, откровенные разговоры и… Каким-то образом они пришли к тому, что имеют сейчас: Чонгук, навалившись сверху, обнимает его словно мягкую игрушку и сладко сопит. Во сне альфа кажется моложе своих лет. Его лицо расслабленно, между бровей нет привычной хмурой складки. Порой Чимин забывает, что Чонгуку всего лишь двадцать один, что он молод, его опыт слишком специфичен и ему позволено делать ошибки. За свою осознанную жизнь он редко покидал пределы Дома. А если и покидал, то уж точно не для развлечений. Такие простые вещи, как вечеринки, крепкая дружба в коллективе, учеба в универе, прошли мимо него. И не скажешь, что те руки, которые Чимина обнимают, способны убивать. Омегу бы даже удивила эта обманчивая невинность, вот только весит Чонгук, по ощущениям, целую тонну, мешая нормально вздохнуть. Интересно, сколько времени они провели в тренировочном зале? Сейчас равносильно могла быть и глубокая ночь, и полдень – Чимин понятия не имеет, как долго они спали. Часов, конечно же, поблизости не оказывается. Чимин вздыхает и слабо, беспомощно ерзает, пытаясь выбраться из оков. Ему жарко, рука онемела от неудобной позы, и, самое главное, ему срочно нужно сделать вдох полной грудью. Но вместо того, чтобы отпустить, Чонгук сжимает его ещё крепче и немного стягивает омегу вниз, так, что теперь он утыкается носом Чимину в шею. В его голове приятно пусто от густого запаха альфы, и в любой другой ситуации Чимин бы наслаждался сильным телом над собой. Но они в незапертом зале, куда может войти любой желающий. Кажется, это становится уже традицией – заниматься непотребством в рискованных местах. У Чонгука есть такое специфическое предпочтение или это просто совпадение?... Он вздрагивает от непрошеных мыслей и постыдных картинок, возникающих в голове. — Чонгу-у-ук, — тоненько скулит Чимин. Носиком утыкается в мягкие волосы альфы и, правда, больше всего ему хочется остаться в этих объятиях и забыть о существовании остального мира. Но если их найдут в таком положении… — Нам нужно вставать. Альфа невнятно бурчит, но переворачивается на бок сквозь сон. Руки, однако, с талии не спускает, и, как только Чимин делает глубокий вдох во все легкие, вновь припечатывает к своей груди. Сверху ещё и нагло закидывает на Чимина ногу. — Чонгук, — на этот раз он действует активнее, принимаясь кусать альфу за ключицу и надеясь таким образом его разбудить. Намного эффективнее было бы руками – вот только они скованы в мертвой хватке. — Просыпайся! — Если рот нечем занять – у меня есть парочка идей, — Чонгук лениво приоткрывает глаза только для того, чтобы игриво подмигнуть. — Прекрати кусаться. — А ты не вынуждай меня. Я даже пошевелиться не могу, — Чонгук смиренно ослабляет объятия. — И вообще, нам лучше подняться наверх, пока нас не нашли и не доложили обо всем Святому Отцу. — Чимин, сейчас едва ли второй час ночи, — на неверящее «откуда тебе знать» спокойно отвечает: — Я привык просыпаться без будильника в четыре утра. У меня хорошо развито чувство времени. Чимину возразить нечем: альфе он верит. Если всё действительно так, то нет необходимости посреди ночи шастать по коридорам, ведь если кто заметит – от слухов не отделаешься. А вот несколько часиков поваляться, прислушиваясь к ровному дыханию Чонгука, он совсем не против. Хоть и сна ни в одном глазу, просто лежать рядом уже комфортно и уютно. Своим телом альфа заменяет и одеяло, и подушку. Чимин прикрывает глаза и теснее прижимается к Чонгуку. «Это все для того, чтобы не мерзнуть», — оправдывается сам себе. Для трезвых мыслей и серьезных разговоров будет утро, а эту ночь он хочет провести вот так: в тепле, надежных объятиях с легкими поглаживаниями по спине и мягким сопением альфы на ухо. Спустя некоторое время из неглубокой дремы его вытягивает тянущее чувство внизу живота. Срочно нужно в туалет. И как бы Чимин ни пытался игнорировать природный позыв, в конце концов он сдается. Вторая попытка за ночь выбраться из объятий оканчивается провалом, поэтому омега действует по отработанной схеме: сжимает зубки на ключице альфы. — Чимин, — хриплый голос Чонгука звучит угрожающе. — Мне в туалет надо. — Потерпеть не можешь? Чимин отрицательно качает головой, после чего альфа окончательно выпускает его из объятий и ложится на спину. — Пойдем со мной, мне страшно одному. — Будь мужественным и самостоятельным омегой, — Чонгук чувствует на себе испепеляющий взгляд и нехотя открывает глаза. — Ну что? Кого ты там боишься? — Просто, — он пожимает плечами, — не хочу идти один. Да, Чимин вредничает. Быть может, его поступок даже эгоистичен. Но от одной мысли о том, что нужно самому идти по пустым коридорам становится не по себе. А если свет опять отключат? Ладно он, а Чонгук что делать будет? Чонгук выжидающе смотрит взглядом «Ты сейчас это серьезно сказал?». — Мы быстренько, обещаю. Чонгуку ничего не остается, как недовольно плестись следом за Чимином. Омега ему кажется раздражающе бодрым для такого раннего часа. Чимин быстро справляет нужду и умывается теплой водой, приводя себя в порядок. Пусть Чонгук его уже видел, но почему-то хотелось быть для него красивым. Пока омега влажными руками приглаживает волосы, за дверью раздаются голоса: — …носи его с собой, щенок, чтобы мне не приходилось обыскивать тебя по всем этажам, — Чимин безошибочно узнает голос Намджуна. По контексту понимает, что речь идет о телефоне. — Ты сейчас не вовремя, — в тоне Чонгука слышится недовольство. — Это может подождать до утра? — Если бы не срочность, думаешь, стоял бы я тут посреди ночи? — Намджун, наверное, закатывает глаза. — На сборы пятнадцать минут, буду ждать тебя в машине. Что могло случиться настолько неотложное, что надо выдергивать Чонгука ночью? Чимин сразу откидывает версию с незаконными делами альфы. Заказные убийства требуют тщательной подготовки и детального плана, пусть Чимин и не слишком осведомлен в подробностях, но даже он это понимает. Связано ли это как-то с Самаэлем? Или с отключением света? Намджун отвечает за безопасность Дома, что, если кто-то проник и… От неожиданной догадки Чимин вскрикивает. Не просто так отключился свет: вероятнее всего, кто-то из врагов проник внутрь и обесточил здание, чтобы камеры слежения не засекли нарушителей. — С тобой кто-то есть, Чонгук? — Я здесь один, — твердо отвечает альфа. — Идем, я хочу переодеться перед поездкой. Чимин прислушивается к удаляющимся шагам, и когда выходит из туалета – коридор совершенно пуст.