— Почти два года минуло с того дня, как блюститель Дэнетор покинул этот мир, — Хранитель времени вытащил из кармана своей накидки увесистый серебряный ключ и протянул его Фарамиру. — Я ручаюсь, что за это время ни одна живая душа не переступала порог чертогов. Даже государь не решался отпереть их без вашего присутствия. Все вещи, принадлежащие вашему отцу, и бумаги, с которыми он работал, сохранились ровно в том виде, в каком их сюда принесли сразу после погребения. Я ждал, что вы однажды придёте и захотите на них взглянуть.
Они как раз достигли тупика в конце длинного узкого коридора и остановились перед массивными дверями. Очень прочные, доходившие высотой почти до потолка, они были выдолблены из стволов многовековых кедров. Чёрное полотно сплошь оплетала резьба, покрытая тонким слоем красного золота. Неизвестный мастер, трудившийся над орнаментом, украсил его изображениями зверей и птиц, некогда населявших Средиземье.
В центре Фарамир увидел тинувиэль Арды, сидящих с раскрытыми клювами на ветвях деревьев, а по бокам — царственных лебедей Ульмо, по водный глади тянущих за собой эльфийский флот к берегам Эльдамара. Здесь же были запечатлены стаи порхающих дроздов и киринков, с бабочку величиной, а венчали вход в Сокровищницу фигуры служителей Манвэ — ширококрылые орлы, парящие в небе над острыми пиками горных цепей Эред-Нимрайс.
— Мне нужно было время, чтобы собраться с мыслями. Два года пролетели незаметно, — не сразу ответил Фарамир. — Думаю, сегодня этот день настал. Я намереваюсь задержаться здесь надолго, поэтому смогу вернуть вам ключи не раньше, чем займётся рассвет.
Хранитель времени молча кивнул и приглашающим жестом указал на двери. Почтенному мастеру Халамиру минуло семьдесят лет, сорок из которых он провёл в услужении сначала наместников Гондора, а после окончания Битвы Кольца — взошедшего на трон короля Элессара. Седовласый старец, с длинной белой бородой и крючковатым носом, он являл собой живое воплощение волшебника из старинных нуменорских сказаний. Несмотря на почтенный возраст, он имел ясный взгляд глубоких глаз, смотрящих из-под кустистых, будто бы припорошенных снегом бровей, и столь же светлый ум и ясную память. По коридорам Башни старец передвигался быстро и бесшумно, шагал твёрдо и широко, расправив плечи, подобно прошедшему сотни боёв фрегату, в миг, когда тот, рассекая волны, уверенным курсом возвращается в родную гавань.
— Вас никто не потревожит, господин, будьте спокойны, — проговорил хранитель, прежде чем закрыть за собой двери и оставить наместника Гондора в Сокровищнице одного.
— Благодарю вас, мастер Халамир.
Просторное помещение архива освещалось десятком факелов, равномерно развешенных вдоль всех четырёх стен. Пламя горело ярко и ещё не начало коптить — Фарамир догадался, что их совсем недавно зажег хранитель. В иное время, когда покой старых свитков никто не нарушает, комната должно быть погружается в непроглядный мрак. У самых дверей на низком столике лежало ещё несколько совсем новых, нетронутых свечей, предусмотрительно оставленных Халамиром на случай, если при изучении бумаг, огня от факелов окажется недостаточно.
Фарамир осмотрелся по сторонам: прочные, толстые стены хранилища были отделаны, так же, как и во всей Цитадели, дорогим белым мрамором. Выступающие вперёд карнизы обрамлялись крупными барельефами, повторяющими форму ветвей и цветов Белого древа. Потолок со стрельчатыми сводами уносил взгляд высоко вверх, под самый купол башни, где ровным полукругом выстроились каменные изваяния древних королей Гондора. В воздухе витал запах пыли, старых бумаг и медленно, но неумолимо утекающего сквозь пальцы времени.
На мозаичном полу стройными рядами были расставлены многочисленные кованые сундуки. На крышке каждого из них крепилась небольшая деревянная табличка с указанием даты и кратким описанием содержащихся внутри документов. Один из них, совсем небольшого размера, больше походивший на шкатулку, привлёк внимание Фарамира. Он взял его в руки и с нажимом отворил тугой замок — крышка рывком откинулась назад, как перевернутая ветром книжная страница, и князь увидел на укрывающем дно шкатулки алом бархате аккуратно сложенное перо, серебряную чернильницу и личную печать наместника Дэнетора Второго. Очень осторожно, точно опасаясь, что его прикосновения могут ей навредить, Фарамир вытащил наружу печать, провёл пальцами по гладкой, потемневшей от многолетнего использования ручке.
В следующем сундуке — длинном и плоском, наподобие того, который воины используют для хранения мечей, он обнаружил чёрную шёлковую мантию, отороченную мехом и такого же цвета перчатки. Отодвинул в сторону зашуршавшую от прикосновения ткань одеяния, и в отблесках горящих факелов сверкнул металлом лежащий рядом Белый жезл наместников. Губы сами собой тронула горькая улыбка — символ власти блюстителей Гондора, который был так дорог его отцу, теперь покоится здесь, всеми позабытый и будто бы похороненный среди старых вещей. Ушла эпоха, и то, что с трепетом и почтением передавалось из рук в руки прежними правителями Белого города, мгновенно превратилось в простую реликвию, без сомнения, ценную, но лишь одну среди многих.
Фарамир последовательно отпирал один сундук за другим, и каждый раз взору его представала всё новая и новая кипа пожелтевших свитков, иногда совсем ветхих и готовых вот-вот рассыпаться. Каждый из них он просматривал от первой до последней буквы и за этим занятием потерял счёт времени.
Бумаги содержали в себе сведения, касающиеся самых разных сторон государственной жизни: письма от лордов провинций, доклады по делам казначейства и торговли, военные донесения с далёких рубежей, однако ни в одном из документов Фарамир не обнаружил ни строчки, имеющей хоть какое-то отношение к загадочному походу гвардейца Филимо в Ламедон. Кроме того, он отметил про себя, что среди бесконечного числа манускриптов не нашлось также ни одного послания от самого Филимо, что показалось ему весьма странным. Если верить сведениям, переданным Берегондом и Рамуном, у гвардейца и его повелителя долгое время сохранялась тесная связь, но никаких тому доказательств в виде писем или распоряжений не было. Возможно, его отец намеренно уничтожил все бумаги сразу же после поспешного бегства Филимо из Минас-Тирит — то ли предавшись гневу за измену, то ли по каким-то иным причинам.
Ещё один внушительного размера сундук стоял вплотную к дальней стене. Фарамир открыл его последним и, увидев сложенные на дне золочёные кубки, клинки и тяжёлый, украшенный драгоценными камнями меч, сразу решил, что здесь его также постигнет неудача. Но, заглянув вглубь сундука, среди оружия он узрел ещё одну небольшую и совсем простую, безо всяких убранств, деревянную шкатулку. Стерев рукавом плаща с крышки слой многолетней пыли, Фарамир осмотрел её на свету со всех сторон — в отличие от других, её поверхность не была отмечена никакими гравировками и не имела при себе никаких записей. Шкатулка была заперта на замок, однако, ключа поблизости не оказалось. Остриём найденного здесь же клинка, Фарамир взломал скобы и высыпал её содержимое на стол. Зажёг приготовленные Хранителем времени свечи и поднёс пожелтевшие бумаги к огню, чтобы получше их рассмотреть.
Это оказались письма — очень много писем, собранных наместником Дэнетором за всю свою долгую жизнь. Несколько свитков были перевязаны между собой алой лентой, Фарамир бережно снял её, и с первых слов понял, в чьих руках находилось выводившее их перо. Финдуилас, ещё будучи невестой, отправляла из морских краёв нежные послания своему возлюбленному господину, а тот в знак любви и верности берёг их в сокрытом от чужих глаз тайнике до конца своих дней. Почувствовав, как защемило сердце, Фарамир отложил письма матери в сторону: он не осмелилась их читать. Следующая стопка была самая большая, их писал Боромир во время военных походов, и, наконец, оставалась последняя — развернув туго скрученные листы, Фарамир узнал собственный почерк. Скупые, краткие, хотя и преисполненные почтительности строки — он помнил наизусть, каждое слово. Во время странствий по Итилиэну Фарамир писал редко и мало, ровно столько, сколько предполагали его обязанности капитана следопытов, ведущих разведку на восточных границах королевства. И всегда знал, что не получит на них ответа любящего отца, только наместника Гондора, отдающего очередной приказ своему верному военачальнику.
Фарамир потратил пару минут, чтобы справиться с волнением, которое охватило его от пробудившихся воспоминаний, и приступил к изучению остальных свитков. На этот раз в руках у него оказались документы совсем иного рода. Прежде всего он обратил внимание на старинный чертёж Звёздного купола — судя по ветхости пергамента и выцветшим чернилам, его нарисовал кто-то из учёных мужей Осгилиата, живших в далёкую эпоху Распри родичей. Ещё несколько свитков содержали подробное описание всех палантиров — «видящих камней», созданных верховным королем нолдор Феанором и рисунок главного из них — палантира Осгилиата, утраченного в водах Андуина более полутора тысяч лет назад. Палантир был воспроизведён с удивительной точностью. В красноватом отблеске пламени свечей он выглядел совсем как настоящий, казалось, что можно дотронуться до него рукой и ощутить под пальцами не шероховатую поверхность бумаги, а холодную и гладкую твердь могущественного камня.
Фарамир отодвинул в сторону найденные манускрипты и потёр начавшие гудеть от долгой бессонной ночи виски. Пока он не нашёл ничего необычного — Дэнетор всегда был одержим палантирами, видя в них единственное надёжное оружие для борьбы с Чёрным Властелином и не замечая, как день ото дня сам становится его жертвой.
Однажды Фарамиру довелось увидеть, какую страшную цену приходится платить отцу за право знать то, что сокрыто от других. Это случилось много лет назад, когда сам он был ещё ребёнком. Поздним вечером, бродя по пустынным коридорам Белой башни, он услышал, как из дальней комнаты раздаётся странный звук, похожий на приглушённый шёпот. Фарамир подошёл ближе и увидел тонкую полоску света, проникающую сквозь щель между полуприкрытыми дверьми. Он не знал, для чего предназначена эта комната, но видел, как отец несколько раз заходил в неё — неизменно один, без сопровождения слуг, и проводил там долгие часы, а, покинув её пределы, наглухо запирал на ключ, который всегда носил при себе. Снедаемый любопытством, Фарамир на цыпочках подкрался к заветным дверям и осторожно заглянул внутрь.
Посреди мрачной, полутемной комнаты возвышался мраморный стол, похожий на постамент для статуй, только вместо каменного изваяния в центре его размещался гладкий чёрный шар, размером с огромное яблоко, какие растут в садах Лоссарнаха. Шар сверкал и искрился, точно изнутри его разрывали вспышки молнии, и от каждого такого сполоха в воздух тонкой струйкой поднимался полупрозрачный голубоватый дымок.
Наместник Гондора стоял вполоборота к дверям. Наклонившись над загадочным шаром и опустив на него ладони, он что-то неразборчиво бормотал себе под нос. Через несколько секунд таинственный камень, будто бы начал шептать ему в ответ и взорвался новой вспышкой яркого света. Фарамир увидел, как пальцы отца, прижатые к поверхности шара, затряслись — постепенно дрожь становилась сильнее, поднимаясь всё выше: на запястья, локти, сгорбленные плечи, и вскоре всё его тело заходило ходуном и забилось как в лихорадке. На висках вздулись чёрные вены, высокий лоб, прорезанный первыми морщинам, покрылся болезненной испариной. Губы сжались в тонкую линию и поползли куда-то в сторону, отчего его всегда красивое, благородное лицо начало приобретать совсем иное, уродливое и зловещее выражение. От увиденного у Фарамира пересохло в горле, и первым его желанием было поскорее убежать из страшной комнаты, однако ноги его точно приросли к полу и, не в силах пошевелиться, он стоял и смотрел, как на его глазах с отцом происходили какие-то невыразимо безобразные перемены, которым он не мог найти объяснения.
Шар продолжал шипеть, от его треска закладывало уши и темнело в глазах. Фарамир был вынужден ухватиться за ручку двери — петли на ней протяжно заскрипели и выдали его присутствие. Наместник резко развернулся, замерший от ужаса Фарамир увидел его лицо — отец почти полностью потерял свой естественный облик и напоминал выбравшегося из подземных глубин жуткого монстра. Они встретились взглядами, и в его суженных до размера двух крошечных пылинок зрачках Фарамир увидел бешеную, воистину нечеловеческую ярость.
— Кто здесь? — громыхнул на всю комнату Дэнетор. Голос его напоминал утробный рык десятка огненных балрогов.
Фарамир попятился назад, не в силах произнести ни звука. Где-то на задворках сознания пронеслась мысль, что отец потерял разум и не узнал его, но уже через мгновение взор наместника прояснился, а сотрясавшее всё тело дрожь прекратилась.
— Выйди! — тяжело выдохнул он, обращаясь напрямую к сыну. — Немедленно прочь отсюда!
Фарамир захлопнул за собой двери и опрометью бросился по коридору. Его самого начало трясти, по щекам заструились непрошенные слёзы, которые он даже не пытался стереть. Не помня себя от ужаса, он бегом выскочил из башни и на ступенях лестницы столкнулся с Боромиром. Брат сразу же заметил его состояние, разглядел текущие из глаз слёзы, и в большом волнении сжал в своих крепких, теплых объятиях.
— Что стряслось? Кто посмел обидеть тебя?
Боромиру минуло уже шестнадцать лет, став юношей, он видел себя совсем взрослым и считал своим долгом оберегать Фарамира от любых напастей, не боясь заступаться за него даже перед всё чаще впадавшим в мрачную раздражительность отцом. Побелевшее от страха лицо младшего брата встревожило его не на шутку.
— Отец… — задыхаясь, пролепетал Фарамир и уткнулся носом ему в плечо. — Он там…
— Он снова рассердился на тебя за что-то?
— Огонь, — бессвязно продолжал шептать Фарамир, сам не понимая, что желает сказать. — Огонь сожжёт его… Огонь сожжёт нас всех дотла.
В ту ночь ему впервые за долгое время снова приснился кошмар. Плывущее в ярко-красном свете громадное око смотрело прямо на него и будто высасывало из него душу. Распространявшийся во все стороны огонь окружал его плотным кольцом, и в языках пламени он видел, как обваливаются величественные стены Минас-Тирит, как горят крыши домов, как медленно падает набок Белая башня, и как таинственный чёрный шар, с шипением и треском скатывается по её разрушенной мраморной лестнице.
С тихим вскриком Фарамир пробудился ото сна. Едва открыв глаза и, оглядевшись по сторонам, он увидел сидящего возле постели отца, который следил за ним внимательным и пристальным взглядом. Лицо его было расслабленно и спокойно и не имело ничего общего с обликом пугающего незнакомца, которого Фарамир наблюдал минувшим вечером.
— Тебе всего лишь приснился дурной сон, — произнёс наместник тихим и мягким голосом. — Не бойся.
— Что с вами произошло в той комнате, отец? — Фарамиру понадобилось собрать всю свою волю в кулак, чтобы задать этот вопрос.
— Забудь о том, что ты видел, — Дэнетор опустил руку на волосы сына, точно в самом деле собирался стереть из его головы плохие воспоминания. — И дай мне слово, что впредь ты никогда к ней не подойдёшь.
Фарамир выполнил волю отца и больше не приближался к страшной комнате, но, разумеется, ничего не забыл. Следующим же утром он направился в библиотеку Цитадели, чтобы отыскать манускрипты, способные пролить свет на природу чудесного шара. Так он узнал историю сотворения палантиров, однако любопытство его не было удовлетворено: прочитав сотни страниц о них самих и их удивительных свойствах, Фарамир не сумел найти ответ на вопрос, почему их магическая сила произвела на отца такое пугающее воздействие, и почему он сам при воспоминании о событиях того вечера цепенел от страха. Тогда он решил выведать разгадку у Митрандира, и при первой же встрече рассказал ему об увиденном. Странствующий волшебник долго молчал, озабоченно хмуря густые брови, а затем произнес с плохо скрываемой тревогой в голосе:
— Твой отец в одиночку ступил на путь борьбы с великим злом. Да укрепит Эру его дух, ибо Темный Властелин и дальше будет терзать его ужасными муками, чтобы навеки подчинить разум и сломить его волю.
Смысл этих слов, сказанных Митрандиром, Фарамир смог осознать гораздо позже, но уже тогда они разбудили в его душе предчувствие великой опасности.
Свеча перед ним догорела и, стряхнув ненадолго сковавшее его оцепенение, Фарамир потянулся за кремнием, чтобы зажечь новую. На столе лежал ещё один свиток, вложенный в лоскут из бычьей кожи и скреплённый посередине металлическим обручем — таким образом гонцы обычно заворачивали послания, которым предстояло преодолеть сотни лиг пути. Разорвав кольцо, извлёк наружу скрученную трубкой бумагу и увидел два сложенных вместе письма. Он опустил взгляд в низ страницы и посмотрел на дату и подпись — пятое мая три тысячи шестой год, «ваш верный слуга, Филимо, сын Кеммона». На втором листе значилась дата двадцать четвёртое мая того же года и стояла такая же подпись. Ошибки быть не могло — оба послания отправили приблизительно в то же время, что и найденный в рыбацкой деревне приказ правителя Гондора.
Фарамир глубоко втянул носом воздух — наконец, он, кажется, нашёл то, что искал. Ключ к разгадке таинственных убийств мог находится в этих двух письмах, которые прямо сейчас лежали перед ним на столе.
Государь мой, с великим удовольствием сообщаю вам радостные известия. Халлас из Ламедона минувшим вечером прибыл на условленное место встречи и подробно изложил мне обстоятельства нашего дела. Слова его не расходятся с тем, что он имел честь поведать вам ранее в своём послании, напротив, свой рассказ он дополняет деталями, которые приводят меня в подлинное изумление от его осведомленности. В качестве ещё одного доказательства своих намерений Халлас предъявил мне три стальных кинжала и меч, которые я распорядился доставить вам вместе с этим письмом, дабы вы сами, своими глазами смогли убедиться в их подлинности или опровергнуть оную. Его пожелания, а он не осмеливается называть их требованиями, в виду глубокого уважения к вам и вашей неоспоримой власти в Гондорском королевстве, остаются прежними. Мы оба с почтением и трепетом ожидаем вашего решения.
Ваш верный слуга, Филимо, сын Кеммона
Пятое мая, три тысячи шестой год
Фарамир отодвинул первое письмо в сторону и, рывком поднявшись с места, подошёл к незакрытом сундуку с оружием. Один за другим он выложил на пол три стальных клинка, опустил рядом с ними длинный тяжёлый меч. Крупный зелёный изумруд в навершии рукояти блеснул всеми гранями в свете догорающих факелов. Фарамир внимательно осмотрел его лезвие с обеих сторон в поисках гравировки: заветные символы почти стёрлись от времени, но всё же он сумел разглядеть несколько переплетённых друг с другом букв.
— Как же я сразу не догадался… — пробормотал он себе под нос.
Оставив оружие лежать на полу, он таким же быстрым шагом вернулся к столу и взял в руки второе письмо.
Государь мой, с болью в сердце сообщаю вам, что надежды наши рассыпались в прах. Минувшие события ввергли меня в большое смятение, ибо я не нахожу никаких разумных объяснений случившемуся, кроме одного — Халлас из Ламедона оказался гнусным лжецом и предателем. Я прождал его несколько часов в условленном месте, где он должен был выполнить свою часть уговора и вернуть то, что по праву принадлежит вам, однако же он не явился. Вместе с Альфарном и Белектаром мы исследовали каждый клочок земли и зашли в каждую деревню, попадавшуюся нам на пути, но не обнаружили никаких следов, точно этот изменник растворился в воздухе. Мне думается, что он намеренно вводил нас в заблуждение все эти дни, дабы выиграть время для подготовки побега за пределы королевства и тем самым ускользнуть от правосудия за совершенные им преступления. Клянусь вам, что сделаю всё зависящее от меня, чтобы помешать его планам и заставить ответить за прошлые и нынешнее злодеяния.
С глубоким почтением,
Ваш верный слуга, Филимо, сын Кеммона
Двадцать четвёртое мая, три тысячи шестой год
— Вернуть то, что по праву принадлежит вам, — повторил вслух Фарамир, поочередно оглядев оба послания и лежащий на краю стола рисунок палантира из Звёздной башни. Бросил беглый взор на лежащий у раскрытого сундука старинный меч. — Чистой воды безумие.
В двери раздался негромкий, прерывистый стук, заставивший его обернуться. Ночь закончилась, и, вероятно, мастер Халамир явился в архив, чтобы поинтересоваться, можно ли забрать ключи. Это было, весьма, кстати — в свете открывшихся обстоятельств не мешало бы и ему задать несколько вопросов. Однако, когда двери с тихом скрипом отворились, на пороге появился не Хранитель времени, а король Гондора собственной персоной. В одной руке Элессар держал какой-то свиток, а в другой, к большому удивлению Фарамира, походную флягу, по всей видимости, наполненную вином.
— Я всё же решился нарушить твой покой, мой друг, — приветствовал своего наместника государь. — Вижу, что тебе, как и мне, нынешней ночью не пришлось сомкнуть глаз ни на секунду. Поэтому я принёс с собой вино, которое много раз помогало мне сохранить бодрость во время ночных дозоров. Думаю, пара глотков этого целебного напитка нам обоим не повредит.
Элессар поставил флягу на стол и показал свиток, который сжимал в другой руке:
— А ещё я попросил мастера Халамира разыскать в архивах сведения обо всех личных гвардейцах наместника Дэнетора, которые несли службу в три тысяча шестом году. Они здесь, в этом документе…
— Арагорн, я понял, что искал мой отец в том походе, — на одном дыхании выговорил Фарамир, едва дав королю закончить. — Шестой палантир. Камень Осгилиата.
