ЧУДОВИЩЕ ЗА СПИНОЙ
Сегодня вечером я направляюсь домой пораньше. День выдался насыщенным. Новое дело — новое убийство. Моя работа — ставить клеймо на психике убийц. Моё слово — приговор. По образованию я — юрист, но со временем мне наскучило защищать преступников. Они стали предметом наблюдений. Я получил второе образование и теперь значусь как психиатр по судебным делам. Вместо халата доктор предпочитает дорогой костюм. Я изучаю правовые и душевные стороны преступников. Когда стоит вопрос о вменяемости или невменяемости, зовут меня. Присяжные и подозреваемые склонны верить заключениям моих экспертиз. Особое положение среди коллег вызывает уважение. Мне не завидуют. Работу организуют тщательно, ибо то, что видят все, не вижу я. И наоборот. Я вызываю такси домой. Джон работает на меня двадцать лет. Неофициально, а за дополнительную плату. — Вы сегодня рано, сэр, — Джон смотрит на меня в зеркало заднего вида. — Домой хочу. Соскучился по жене. У подъезда Джон уточняет, во сколько утром заезжать за мной. Я прошу приехать пораньше, потому что кое-что не доделал на работе. — Я дома! — кричу готовящей ужин Мелиссе. Когда я возвращаюсь с работы, еда ожидает на столе, но сегодня я застаю жену врасплох с готовкой. — Ты рано сегодня! Она не встречает меня у порога. Мы договорились, что я самостоятельный. Знаю квартиру, как два пальца, помощь в передвижении не нужна. Будущей жене пришлось долго запоминать, где и что у меня находится. Я ставлю сумку на тумбу и иду на запах специй. Не знаю, в чём она готовит и как передвигается по комнате. Когда мы съехались, Мелисса, увидев кухню, сразу сказала, что отныне это её территория. Я полностью ей доверился. На плите шипит, Мелисса не слышит моих шагов, но чувствует присутствие. Я останавливаюсь в дверном проёме между кухней и коридором, наблюдаю не глазами. Мелисса поворачивается — голос звучит мне в лицо: — Работы немного? — спрашивает она, параллельно переворачивая содержимое сковороды. — Как обычно. Решил сделать сегодня поменьше, а завтра побольше, — я подхожу к ней сзади, она встаёт лицом ко мне и целует в губы. Мелисса так делает, когда я ухожу на работу и когда возвращаюсь. Ночью она целует меня иначе. — Через час ужин будет готов. Иди отдохни, я позову тебя. Мне надо смыть с себя психиатра, мысли, к сожалению, не смою. В конце рабочего дня я думал: взять домой документы предстоящего дела? Обычно работа остаётся в офисе, но сегодня появились сомнения. В дýше меня мучает проблема: говорить Мелиссе о завтрашнем дне? Мелисса часто интересуется, с какими людьми мне предстоит работать, но в этот раз сам хочу рассказать. Душ сконструирован для таких людей, как я. Квартира построена под меня. За столом мы не разговариваем. Вкусно, но ем я неохотно и медленно. — Невкусно? — в голосе Мелиссы удивление. — Приправ много? Я чуть-чуть насыпала. Мелисса относится с трепетом к еде, которую я ем. Однажды недосолила суп и проклинала себя, а мне соли было достаточно — у меня обострённые чувства. — Вкусно и приправ достаточно, — успокаиваю Мелиссу. — Что-то на работе случилось? Такое бывало со мной ни раз. Иногда я слишком близко к сердцу принимаю чужие трагедии и поступки. — Завтра тяжёлый день. Я взял новое дело — страшное. Точнее меня очень сильно попросили его взять. — Кто, кого и как? — вопрос означает: кто, кого и как убил. — Муж убил жену топором, — вкратце объясняю. — Паршиво. А почему? — Вроде бы приступ ревности, я не ознакомился детально с делом, оставил на завтра. Мелисса видит моё лицо, знает, что я не рядом, а где-то витаю. Изменение настроения у Мелиссы я улавливаю по интонации голоса и твёрдости кожи. — Ты сомневаешься? Считаешь, убийца не убивал, или он вменяемый? — Я знаю, он вменяемый. Не могу поверить, что он это сделал. Я знаю его. Честно сказать, мне было лениво брать дело — оно обычное, скучное. Моё мнение изменилось, когда я прочитал пальцами имя задержанного. Я не мог поверить. Я должен увидеть убийцу своими глазами. — Его зовут Борис Троцк, пятьдесят три года. Мы учились в школе, сидели за одной партой и были лучшими друзьями. Несмотря на поставленную при рождении инвалидность, я живу, как обычный человек. Школу посещал для здоровых детей. Моим одноклассникам я не нравился, они считали меня белой вороной. Постоянные побои и насмешки проглатывались сквозь сомкнутые зубы. Я был маленьким и физически слабым. Очередную драку предотвратил Борис: он встал на мою защиту, и после этого никто и пальцем меня не тронул. — Оценивай ситуацию здраво, не подключай чувства. Людям свойственно меняться с возрастом, ты же поменялся. Не исключай того, что Борис мог стать убийцей, — говорит Мелисса успокаивающим голосом. — Я тебя понял, — приходится согласиться. Мы ложимся спать, но не засыпаем. Не знаю, о чём думает Мелисса, я размышляю о Борисе. Совпадение? Может, это другой Борис Троцк? Да, совпадают дата и место рождения, и что с того? Где-то в мире тоже существует ещё один Тимоти Стэнфорд пятидесяти трёх лет. Нужно заснуть, Мелисса права, мне следует думать завтра разумно. Я лежу на боку спиной к жене. Её рука под одеяло на животе, опускается и задерживается. Знаю, чего она хочет — того же хочу и я. Мелисса поворачивает меня на спину, садится верхом и стаскивает боксеры. Она голая. Без слов, без взглядов. Мы женаты десять лет и до сих пор влюблены. Мелисса никогда не станет привычкой, она — моя любовь. Несколько раз за ночь или один. Нежно, быстро, жёстко — не обговариваем предпочтения. Мелисса дотрагивается — этого достаточно для понимания. И так десять лет. Мы всегда кончаем вместе. Сейчас Мелисса целует верхние кубики. С возрастом я не изменился: не особо высокий, худой. Мальчишеское тело окрепло: рельефное, с мышцами и кубиками, но я остался слабым. Со временем нужда в Борисе исчезла, меня больше не обижали. Настала моя очередь защитить друга. Перед уходом на работу целую Мелиссу. Она просит, чтобы я не задерживался. В кабинете на столе дело с названием «Борис Троцк». Осмелившись, притрагиваюсь. Нет, это не он, невозможно. Лучший друг не мог стать чудовищем, но Самаэль за моей спиной видит другое. Борис виновен и понесёт наказание по всей строгости. В коридоре у кофейного аппарата допиваю напиток. Взбодриться и выкинуть ненужные мысли. В допросной меня ждёт подозреваемый, которому я вынесу вердикт. Обычно диагноз ясен на первой встрече. Я никогда не видел Бориса. Будущее зависит от его реакция: либо он узнает во мне старого друга, либо нет. Я выкидываю пустой стаканчик и беру белую трость.***
Я слышал разговор полицейских. Они говорили, что сейчас придёт мистер Стэнфорд, а потом добавили имя — Тимми. Воспоминания. Злой рок или судьба? Я десять минут нахожусь в комнате для допросов. Наручники сковывают запястья и щиколотки. Сижу у стены, стол со стулом у противоположной. Странное расположение, я думал, мебель будет стоять по центру. Предостережение? Что если в комнату войдёт кто-то очень уязвимый? Поскорее бы закончить и отправиться в камеру. Дверь наконец открывается, полицейский впускает мужчину с тростью для слепых. Я говорил себе, что это невозможно, но глаза твердят обратное. Эксперт садится за стол и ставит рядом трость. Я ошибался. Этот человек неуязвим. Я тяжело вздыхаю и тру глаза. Мужчина слышит звуки, взгляд в сторону. Он догадывается, где я нахожусь, но не смотрит на меня. — Тимми, — шепчу. Он молчит, поворачивает голову и поднимает взгляд — стеклянные глаза, как и раньше. Мы догадывались, кого увидим перед собой, но до конца сомневались. — Борис, — голос Тимми звонкий, немного грубый, подходит к внешности. Не сравнится с моим — сломанным в подростковом возрасте, басистым. Тимми наверняка узнал меня по голосу. У него колоссальное восприятие звуков: он слышит на расстоянии нескольких десятков футов и различает мельчайшие диапазоны, но перед носом ничего не видит. — Последний раз мы виделись тридцать шесть лет назад в школе, — продолжает Тимми. — Я молил Бога, никогда не увидеть тебя в этой комнате. Он всегда употреблял «видел», «не видел», «смотрел», его не коробило произносить такие слова, а собеседник забывал, кто перед ним. — Видимо, кто-то другой услышал твои мольбы. — Я здесь тебе не как друг, Борис. Желаю услышать не описанные в твоём деле факты. Он изменился. Передо мной не мальчишка. Профессионал. Тимми не будет меня выгораживать, но и топить не станет. Он не догадывается, что я вижу галлюцинации, когда нахожусь рядом с ним. — Начни с самого начала, с того, что считаешь нужным, — Тимми начинает экспертизу. — Мы поженились, когда мне было за тридцать. Маргарет не любила меня. Для меня наш брак стал личной победой — я женил на себе статную красавицу. — Вы поженились потому, что она забеременела от тебя? — Да, я хотел показаться правильным и благородным мужчиной. — В какой момент твоё благородие превратилось в безумство? — Тимми не записывает. Не допрос, скорее обыкновенная беседа. Сейчас я расскажу, что со мной произошло, затем настанет его очередь. — Последние десять лет. Маргарет начала пить. Я тоже выпивал, но знал меру. Её пьянки превратились в извержения вулкана. Когда она напивалась, ненависть ко мне извергалась, словно лава. Так продолжалось днями, а потом Маргарет становилась нормальным человеком. Она пила только в мои выходные, как будто специально. — Ты убил жену потому, что она была алкоголичкой? — в голосе недовольство и недоверие. — Тимми, когда это случается постоянно на протяжении многих лет, начинаешь сходить с ума. Она говорила, что я не мужик: по дому не выполняю мужских обязанностей, толка от меня никакого. Тимми, мы занимались сексом раз в четыре месяца — Маргарет не хотела. Я часто говорил о разводе, она тоже, но дальше разговоров мы не дошли. — Однако у тебя дошли руки до топора. — Маргарет пила четвёртый день подряд — это слишком много. Не соображала, что говорит и делает. Я курил на кухне, Маргарет рубила мясо. Она назвала меня ничтожеством. Я не выдержал: вырвал у неё из рук топор и нанёс первый удар, затем следующий и так далее. Подумал: теперь Маргарет не будет пить. — Зачем тебе понадобилась разделочная доска? — Чтобы уничтожить лицо, забыть, как выглядит Маргарет. — Поэтому размозжил? Почему не срезал кожу? — Хотел видеть разбитые кости лица, расплюснутый нос, пустые глазницы. — Ты хотел видеть как можно больше боли на её лице. — Тогда я понимал, что это лицо отныне не посмеётся надо мной, не состроит дебильную гримасу. Я больше не услышу громкий и противный голос. — Что ты чувствовал в этот момент? — Свободу. — Ты понимал, что убиваешь жену? — Убийство происходило очень быстро. Сначала я не понял, что рублю Маргарет топором, а потом, когда в руках оказалась доска, вошёл во вкус — не хотел останавливаться. — Тебе было её жаль? — Ни капельки. Я считал, что поступаю правильно. Маргарет жаловалась на здоровье. С таким образом жизни она долго не протянула бы. — Почему ты не отправил жену на лечение? — Она не считала себя больной. Говорила: «Да, я пью, и что с того?» — А её родители? — Отец умер. Мать знала о зависимости дочери. Они перестали общаться несколько лет назад. — А ваш сын? — Он живёт с семьёй в другом городе. Именно из-за Маргарет Дилан съехал от нас. — Ты считаешь себя виновным? — Я убил жену, Тимми, совершил преступление. Если бы я не зарубил Маргарет, наложил бы на себя руки. — Ты часто думал о суициде? — Нет, но бывало. Маргарет чаще думала о нём. — Почему нельзя было разойтись? Я не говорю про развод. Почему ты не съехал от Маргарет? — В какой-то степени я не мог жить без неё, как и она без меня. Тимми, я пожрать не приготовлю, стиральную машинку не включу. — Тогда как же сейчас тебе без неё? — Хорошо. — Чего ты ожидаешь? Тюрьму или психушку? — Мне всё равно. — О чём ты думал, когда вывесил труп на балконе на всеобщее обозрение? — Чтобы за мной поскорее пришла полиция. — Тебе грозит двадцатка или пожизненная прописка в психушке. Последний раз спрашиваю: есть особые предпочтения? — Что ты задумал? У меня нет права выбора. Тимми облизывает губы и наклоняется: — У тебя было право выбора — ты выбрал топор. Разрубил не жену, а свою жизнь. — Тим, моя судьба решилась, когда мы закончили школу. Мы стали теми, кем хотели. — Ты не хотел становиться убийцей. — Ты сделал меня безумным. — Каким образом? — Почему мы перестали общаться? — Мы пошли разными путями. Я поступил в колледж, начал обучаться профессии. Ты… Что случилось с тобой, Борис? — Ты же знаешь, я не создан для того, чего создан ты — пиджаки и высшее образование. Я привык работать руками, а не башкой. — Поэтому не включил голову, когда убивал жену?! — кричит Тимми. — Пошёл бы работать на стройку, на завод, устроиться таксистом, ты же водишь! Не ври, что у тебя не было выбора! — Ты мне не друг здесь, Тимми, а психиатр, который скажет: здоров я или болен, — знаю, он переживает больше, чем я сам за себя. — Допрос на сегодня окончен, мистер Троцк, — Тимми встаёт из-за стола. — Мы ещё встретимся здесь или уже на суде? — Я не поставил Вам диагноз. Я вновь его вижу. Огромный, с чёрными перьями и белыми зубами. Глаза горят жёлтым цветом. Смеётся. Я видел его тридцать шесть лет назад за спиной Тимми и сейчас вижу. Не призрак, не дух, страшнее и могущественнее. Наручники скрипят, ладони потеют. Хорошо, что Тимми не видит моего лица — на нём страх и ужас. Долгие годы я думал, что мне почудилось, но нет, демон реален. Он повторяет движения Тимми — они с человеком одно целое. Тимми уходит, оставляет меня одного в допросной. Тимми не собирается спасать, может, смягчит приговор: думает сослаться на невменяемость. Он не знает, что я убивал Маргарет намеренно и осознавал действия. Тимми не понятия не имеет, почему именно я прекратил наше общение — потому что в тот последний день я бежал от лучшего друга, за спиной которого увидел демона.