ОАЗИС. АКТ I. ПАССАЖИР БЕЗ БАГАЖА

САМАЭЛЬ ВСЁ ВИДИТ

Самаэль шепчет, что Борис виновен и должен понести наказание. Я жду в кабинете для допросов Троцка. Ночью меня терзали мысли, какой вердикт вынести, какое клеймо поставить другу на всю жизнь? Нужно, чтобы Борис сам понял, что он совершил и как. Самаэль — мои глаза, но не язык. Я не хочу, чтобы лучший друг, пусть и убийца, видел демона во мне. Бориса приводят в комнату допросов и сажают на стул. — Снимите с него наручники, — прошу полицейских. Они мешкают. Обычно такое не принято делать в присутствии слепого психиатра. — Всё в порядке. Если возникнут проблемы, закричу, — глупо звучит, но это единственное, что я могу сделать. — Хорошо, оставьте наручники на запястьях и освободите ноги. Когда человек нервничает или думает, он непроизвольно ходит — это помогает и успокаивает. Мне важно освободить Бориса. Я слышу щелчки — моя просьба выполняется. Мы вновь, как и вчера, остаёмся вдвоём в комнате. Когда мне её выделили, я сразу отказался от видеонаблюдения — Самаэль создаёт помехи. — Привет, Тимми, — здоровается Борис. — Здравствуй. — Я думал, наша следующая встреча не произойдёт так быстро. — Мне хочется поскорее закончить твоё дело. Незачем тебя так долго здесь держать. — Хорошо. Я в этом не разбираюсь. Как скажешь. — Сегодня у меня диктофон. Записывать ручкой твои показания я не могу, поэтому запишу аудио и предоставлю на суде. Прошу говорить по существу и не упоминать наше знакомство. Я не стану просить ассистента редактировать запись. — Хорошо. А что мне говорить? — Правду, Борис. Нажимаю кнопку на диктофоне, запись начинается. — Борис Троцк, пятьдесят три года, родились в Бронксе. Верно? — Да, — скрип наручников. — Что произошло 20-о октября 2016-о года? — Я зарубил жену топором. — Вы отчётливо помните, как совершали убийство? — Да, к сожалению. — О чём Вы сожалеете? — Что совершил убийство. Я перестал себя контролировать, не остановился в нужный момент. — Какой такой момент? — Когда взял топор в руки. — Когда Вы наносили удары, Вы понимали, что делали? — Не могу конкретно ответить. Сначала да, но потом рассудок затуманился. Когда… я взял разделочную доску, осознание вернулось. Я ставлю запись на паузу. — Борис, что было в те секунды, когда ты потерял над собой контроль? — Я рубил Маргарет и перестал чувствовать себя человеком. Будто кто-то вселился в меня, — скрип стула, шаги — Борис ходит по комнате. Я тоже решаюсь встать, чтобы быть с Борисом на одном уровне. — Ты видел кого-то ещё в тот вечер? — прислоняюсь к столу, чтобы почувствовать опору. Возьму трость — Борис занервничает. — Там были мы вдвоём с женой, — он бродит туда и обратно, в голосе нервозность, недосказанность. — Борис, я хочу помочь тебе. Успокойся. Я не причиню вреда. — Я каждому в этом здании рассказываю о той ночи, Тимми! Зачем вспоминать?! Она умерла — я виноват. Хватит? — Чтобы не вспоминать, не нужно было убивать. — Думаешь, можешь читать мне морали, а?! Выключи свои долбаные чувства ко мне, Тим! Ты отлично устроился в жизни: дорогущий костюм, безукоризненная причёска, и запах твоего парфюма засел у меня в голове с предыдущей встречи. А я женился в джинсах! Я ни разу в жизни не совершил дорогой покупки. — Я виноват в этом? — Ты упрекаешь меня во всём! — у Бориса низкий голос, крича, он теряет дыхание. — Как будто, если бы Тимми Стэнфорд меня не бросил, моя жизнь не была бы такой убогой! — Я не могу быть с тобой всегда. У каждого своя жизнь. — Ты женился? — Да. — Как её зовут? — Тебе какое дело? — Какая она? — Тебе не понять. — Я мечтал быть с тобой. Ничего не отвечаю. Борис видит отчаяние на моём лице. Я могу скрыть мысли, но мимику — никак. Мелисса научилась читать меня так же, как до неё умел Борис. — Прошло больше тридцати лет. Нам только исполнилось пятнадцать. Тишина. Борис приближается, я чувствую его. Ближе и ближе. Отхожу от стола, упираюсь спиной в стену. Опора. Борис передо мной в нескольких дюймах, тёплое дыхание на моём лице. Он гораздо выше, поэтому склоняется. Я закрываю глаза, будто это поможет. Борис поднимает голову за подбородок, проводит большим пальцем по губам. — Ты жалеешь об этом? — Прекрати… Всё в прошлом… — открываю дрожащие глаза. Не вижу Бориса, но он тут, спереди, как тридцать восемь лет назад. Он впивается в мои губы. Я отталкиваю его, но Борис не держит меня. Бью кулаком по спине и не замечаю, как расслабляются пальцы, как кладу ладонь на позвоночник. Борис крепкий, сильный, мужественный. Прерываю поцелуй: — Я не гей. — Я тоже. Борис хватает меня за рубашку, отходит на шаг, притягивая к себе, и толчком в грудь прибивает к стене. Пуговица на моих брюках расстёгивается, язычок молнии опускается. — Дверь не заперта, могут войти. — Если не закричишь — не войдут. Я никогда не жаловался на интимную жизнь с Мелиссой, но до минета Бориса ей, к сожалению, далеко. Тело пробивает судорога, я скрючиваюсь и закрываю рот кулаком, заглушая стоны. Кладу ладонь на волнистые волосы Бориса. Самаэль всё видит.