ОАЗИС. АКТ I. ПАССАЖИР БЕЗ БАГАЖА

БЕЗ СЛОВ

Лампа над дверью не мигает — в кабинете пациент. Я пятнадцать минут жду свою очередь. Сидящий рядом мальчишка смотрит на меня. Для таких, как он, я специально ношу наушники, показывая, что ничего не слышу и что не намерен разговаривать. Музыка не проигрывается. Мальчик лысый — химиотерапия никогда до добра не доводит. До меня она ни за что не доберётся. Из кабинета выходит пожилой мужчина. Я продолжаю ждать, когда зажжётся лампа. Любой бы на моём месте пропустил ребёнка вперёд, но, слава богу, никто не займёт моё место. Я хожу в больницу раз в четыре дня. Моника выписывает таблетки и проверяет состояние болезни — и так уже последние четыре года. Четыре года мне отказываются ампутировать ногу. Лампа загорается — это означает, что Моника меня зовёт. — Привет. Садись на кушетку, — она надевает новую пару перчаток. Я повинуюсь — делаю это четыре года. Одно и то же. Задирать штанину с каждым разом труднее и труднее, но Моника входит в моё положение. С горем пополам я оголяю ногу и сажусь на кушетку. У Моника на лице маска, чтобы не так сильно ощущать запах гниения, который чую только я. — Здесь царапины. Ты опять разодрал, — Моника не использует обеззараживающие средства, знает, что я не переношу любое воздействие воды. Моника убирает излишки кожи пинцетом, начинает обрабатывать рану мазью. Никакой воды. Моника что-то говорит, но я отвернулся от неё, поэтому не вижу губы. Наверняка опять упрёки и нравоучения. Суть в том, что Моника не видит всей проблемы, не видит, что именно не так со мной. Когда-нибудь она поймёт меня, если я раньше не отрублю себе ногу. Моника заканчивает процедуру, помогает опустить штанину и просит присесть на стул, пока она выписывает рецепт. Я снова повинуюсь, не произнося ни слова. — Ты говорила с главврачом? — отвлекаю Монику, постукивая по столу. — Его решение такое же. — Но мне всё хуже. — Он так не считает. — Он ждёт, когда я не приду, а приползу? — пальцы двигаются слишком быстро, но Моника успевает прочитать. — Тебе выписывают сильнодействующие препараты, они должны помогать. — Ни черта они не помогают! — я кричу на неё, если бы мог. — Недавно мне было плохо ночью, перед этим я сожрал все выписанные таблетки, пришлось идти в аптеку за дополнительной дозой! Моника, мне ничего не помогает! — Ты не пробовал сходить к психологу? Некоторые проблемы в голове, а не на теле. Мне нечего ответить. Она обещала помогать, а в итоге предаёт. У меня никого нет, поэтому я такой. Меня никто не понимает. Несколько лет назад я слышал голос Моники, а теперь не слышу ничего. Я хочу слышать! — Когда кожа с мясом будут слезать с моего лица, тогда ты мне поверишь, — я беру трость, хватаю рецепт со стола и покидаю кабинет. Мы поругались, но никто не слышал нашей ссоры. Мы не произнесли ни слова. Я больше не приду. Нет смысла. Помощь Моники мне отныне не нужна, а лекарства легко добыть без рецепта. Это уже поняла молоденькая девчонка в аптеке, про которую всё утро трещали новости. Не перечьте мне. В больничной аптеке я получаю лекарства и расписываюсь в бланке напротив вымышленной фамилии. Когда мне станет лучше, я обязательно спалю больницу вместе с персоналом и пациентами. Слюни капают изо рта — это случается, когда я взбешён. Зубы не сдерживают жидкость. Надо выпить горячий кофе, чтобы прибавились силы. Я сажусь за столик в кафешке. Продавец странно на меня посмотрел, кажется, сочувственно, но мне его сентименты не нужны. Горячий кофе обжигает горло. Это единственный водный раствор, не причиняющий мне боль, наоборот — прибавляет сил. Продавец наблюдает, как я пью кипяток. Кое-как немому удалось попросить добавить максимально горячую воду. Любому бы кипяток обжёг горло, но я загораюсь при температуре больше двухсот градусов. Я поджигаю сигарету. Спичками и зажигалками не пользуюсь. На меня косятся парень с девушкой за дальним столиком. Они целуются и о чём-то шепчутся. Парень пристально смотрит, на его губах я читаю: «Какого хера пялишься, урод?» Он демонстративно целует подругу. Это из-за моего лица. Всю жизнь я страдаю от уродства. Монстру никогда не затеряться в толпе. Мне не суждено поцеловать женщину, не причинив боль. Ни одна женщина и на дюйм не приблизится к моему рту. Я допиваю кофе и выкидываю пустой стаканчик в урну. Прошло два дня с трагедии в аптеке, а я даже газеты не читал. Интересно, что на этот раз написали про меня журналисты? Безмолвный не передаст словами свой посыл, поэтому ему помогает огонь. Я причиню вам настоящую боль. Ваши земли сгорят дотла, а небо почернеет от пепла. Вы все прокляты. Запомните меня.