Raw 2 / Кремация

Добраться до самого дома оказалось не так легко. На железнодорожной станции Артем пробовал спрашивать местных, чтобы они показали ему дорогу, но, услышав, что ему нужно попасть в старую усадьбу, они смотрели на него как на сумасшедшего. Кто-то сразу шарахался, кто-то молча отходил, вытаращившись на Артёма, что было крайне невежливо, кто-то с недоверчивой усмешкой спрашивал зачем ему туда. — Усадьба же заброшена, там давно никто не живет, — хмыкнул мальчишка, который продавал на перроне газеты. — Кроме призраков, конечно, — добавил он и убежал. Наконец подслеповатая старуха, которая просила милостыню на станции, посоветовала ему идти только прямо — ни в коему случае не ориентироваться на часовню, не сворачивать, не оборачиваться, не смотреть по сторонам. — Если сможешь не обращать внимание на то, как тебе будут голову кружить, доберёшься очень быстро, — пробормотала старуха. — Тут не больше получаса ходьбы. Она указала крючковатым пальцем в сторону — туда Артём и направился. И хоть он старался идти только прямо — по маленькой тропинке, которая, казалось, вела к самому дому — но пришел в итоге вообще не туда. Тропинка в какой-то момент исчезла — растаяла у него под ногами. Обернувшись, Артем увидел, что заросли высокой травы — такие, словно их никогда не касался серп — закрыли ему путь к отступлению. Было жарко до удушливости — подкатила тошнота, голова закружилась. Артём расстегнул тугой воротник монастырской рубашки и несколько верхних пуговиц, но это не сильно помогло. Высокая трава доставала почти до горла и резала руки. В воздухе висела плотная, почти осязаемая испарина от множество ядовито-пахучих белых кувшинок, в изобилии растущих вокруг. «Это из-за болот», — догадался Артем. Усадьба находилась на стыке двух рек, ровно посередине, в устье, и вообще непонятно каким образом она так долго продержалась, учитывая, что подземные воды давно могли подточить фундамент. Артем шел так долго, что уже совершенно выбился из сил, но, казалось, ничуть не приблизился к своей цели. Возвышающийся над долиной шпиль часовни был все на том же месте, как только Артем вокруг него ни кружил. Наконец он остановился, выдохнул, вытер пот. Достал флягу, допил последние капли взятой в монастыре освященной воды. Солнце, которое стояло высоко в безоблачном ярко-голубом небе, слепило глаза так, что полностью открыть их и осмотреть округу не представлялось возможным. Трудная, долгая дорога вконец измотала Артёма. Ему захотелось прямо тут, рядом с болотом, прилечь, подстелив под голову сменную рубашку, немного отдохнуть и поспать в этой высокой траве, которая скрыла бы его от чужих глаз. Впрочем, ни от каких глаз прятаться было не нужно — он был совсем один здесь, посреди кажущихся такими красивыми, в жёлтых и белых цветах, болот, но на самом деле довольно опасных. Он знал, что рядом с усадьбой находится деревня, где живут крестьяне, раньше бывшие крепостными семьи Брюс, и не понимал, почему он до сих пор ни на один дом так и не наткнулся, хотя бродит здесь уже — сколько? час или намного больше? Солнце так и стояло в зените, ни на миллиметр не сдвинулось и палило нещадно, хотя Артёму казалось, что он бегает по округе уже целую вечность. Вдруг откуда-то донеслось тихое, едва уловимое человеческим слухом пение. Артем вздрогнул — оно показалось ему — смутно знакомым? Он словно пробудился ото сна — так сильно все его нервы в теле тряхануло чувство дежавю. Мелодия знакомая и… голос. Странное чувство, очень странное — вроде узнавание, вроде бы что-то близкое, почти родное, но… Такой страх при этом его прошиб, что захотелось бежать, причем бежать быстро, прямо сейчас, не оглядываясь, не разбирая дороги. Обратно к железнодорожной станции — сесть на ближайший поезд и вернуться в монастырь, где тоже бывает тоскливо и страшно, но не так, совсем не так… Ему казалось, что это последний шанс — еще есть возможность вырваться, сдать назад. Но внутренний голос подсказал — никуда он не убежит. Его не отпустят. Поздно. Уже было поздно, с самого начала. С того дня, как он появился на свет. Артем повернулся против часовой, оглядываясь. Только он один — вокруг высокая травы и бескрайние поля, а вдалеке стоит пугающий своей непроглядной синевой мрачный лес. Тут он заметил большой камень, здоровенный валун, покрытый густым, зеленым мхом у самого края болота — такой древний, словно он стоит тут с самого сотворения мира. Еще секунду назад — Артем был готов поклясться! — он был пуст, а теперь… Теперь на нем, спиной к Артему, сидела девушка. Длинные мокрые волосы покрывали ее стан, а зелёное платье сливалось цветом со свежей осокой, которая росла вокруг. Но образ ее был нечетким, словно она видение, мерцающее в раскаленном от солнца воздухе. Девушка вдруг резко оборвала свою песню, повернула голову — теперь Артем видел ее точеный профиль — и скосила в его сторону один глаз. Изумительной красоты, заворачивающий, но белок — полностью кровью заплывший. Темень, ночь и нет луны Ты боишься видеть сны? Пропев эту считалочку, девушка усмехнулась — обнажив острые зубы. Буду я сейчас водить Прячься, если хочешь жить… Вдруг всё разом померкло, будто выключили солнце — сначала Артему показалось, что это потемнело у него в глазах. Он поморгал беспомощно, потер веки — и в ужасе подумал о том, что ослеп. Вдруг послышался вой волков — так близко, словно животные были от него в двух шагах. Артем шарахнулся в сторону, споткнулся обо что-то — возможно об проклятый валун — упал и к нему спиной прижался. В абсолютной темноте вдруг сверкнули несколько пар глаз — нечеловеческих, злых, ярко-желтых — они приближались, окружая Артема. Ужас парализовал его, он не мог не то, что сдвинуться с места, а даже пальцем пошевелить. Если бы эти волки сейчас бы на него набросились — он бы не смог ничего сделать — настолько его загипнотизировали жуткие, желтые, светящиеся глаза. Зажмурившись, Артем дрожал, ожидая в любую секунду нападения. Но его не последовало. Открыв глаза, он понял, что лежит на земле. Ни девушки, ни волков. И что не менее странно — ни солнца. Только что оно сияло в самом зените, яркое и распаленное. Потом разом погасло. А тут — спокойные, теплые, летние сумерки. Надежно спрятанное за тяжелыми, розовато-фиолетовыми облаками, солнце тонет, гаснет, уходит с небосклона. Повеяло прохладой. Артем, чья разгоряченная кожа была покрыта потом от жары, почувствовал этот неожиданно замогильный холод и задрожал снова. Где-то совсем рядом затявкала собака, в воздухе поплыл дым от костров, послышались голоса людей. Переговариваясь, крестьяне шли с сенокоса. Артем бросился на эти звуки живой жизни, как хватается утопающий за соломинку, и припустился бежать. Мужчины, на которых он выскочил из высоченной осоки, мертвенно-бледный, растрепанный, испугались не меньше его, один их них даже перекрестился. Узнав, куда ему нужно пройти, сопровождать его наотрез отказались, и не помогли ни уговоры, ни обещание заплатить. Мужчины жались в стороне, стараясь держаться подальше от Артема, который казался им безумным из-за своего упрямого стремления попасть в старую усадьбу. Сам Артем уже совершенно отчаялся — он понимал, что один ни за что дорогу не отыщет, что нечто странное — висящий в воздухе дурман — так и будет его кругами водить. Так же он понимал, что ему непременно нужно попасть в дом раньше, чем солнце окончательно скроется за горизонтом. Кто знает, какие еще сюрпризы таит в себе жуткое болото, какие еще страхи оно может воплотить с наступлением темноты? Наконец один из крестьян, старик, казавшийся совсем древним, сжалился над ним и вызвался проводить безо всяких денег. — Здесь такие места, сынок, — объяснял он по дороге все еще дрожащему от странного видения Артему. — Что человеку несведущему в наших болотах потеряться проще, чем малого ребенка обидеть. У меня вот испокон веков предки на этой земле обитали, в жилах моих вместо крови этот ядовитый болотный туман. Но и меня он иногда так кружит, крутит, водит по кругу, гад! Уж простит он и помилует за слова такие, меня, старика! — Кто? — переспросил Артем. — Кто водит? — Кто? Да хозяин вот этих вот мест. Правда, в последнее время полегче стало, когда усадьбу не трогали пару лет. Но так они продают ее и продают по кругу, никакого покоя ей нет! Лет двенадцать назад устроили тут — и надо додуматься! Фабрику! Так она сгорела у них подчистую, и фабрика, и склад, все, все пожаром уничтожено. Сколько людей погибло! А пожар-то от чего случился? От удара молнии! То-то же, — старик хвастливо улыбнулся, словно давая понять, что уж он-то точно знает от чего на самом деле случился пожар. — Потом помещица была — глупая, темная, зато набожная баба. Своими руками половину богатого убранства уничтожила — грех говорит, такое роскошество. Картины с дамами голыми, изысканные вина в подвале, гобелены и хрусталь — все повыдирала. Скульптуры, которые хозяин в свое время из самой Италии лично привез, в пруду топила! — старик вздохнул так тяжело, словно уничтоженные сокровища были его личными. — Потом сама же и утопилась в нем, в этом пруду. — А кто, а что это… — заикаясь, силился спросить Артем, но мужик его перебил: — А потом кто? Купец! Несколько лет тишины, и вот, заявился. Но тот сразу как-то сдал. Ни видно его было, ни слышно, народ забеспокоился, бросились искать. Нашли — висит! В кабинете хозяина, который все это время закрыт был на сто замков, прямо напротив портрета хозяина и жены его, Маргариты. А теперь что делается? Заявился, этот, как его — наследник! Тоже мне наследник, да разве он и правда кровный им? Чушь, не осталось в живых никого из их рода, с тех самых пор, как молодого графа в долине покусали… Да… Чует мое сердце неладное, уж оставили бы в покое эту усадьбу, но нет, все-то им неймется. Ну, вот мы, собственно, и пришли, — старик остановился так резко, словно наткнулся на прозрачную стену, висящую в воздухе, и махнул рукой в сторону часовни без креста, которая теперь была совсем близко. — Дальше не пойду, увольте, ни за какие деньги. Ни за что не соглашусь мимо этой колокольни идти… Дальше сами извольте добираться. Тут уж точно не свернуть нигде, все прямо и прямо. И не оглядывайтесь да по сторонам особо не смотрите. Идите как идется. А там выйдите в парк, прямо к озеру, вот и усадьба. — А кто? Кто же хозяин-то этот? — задал, наконец, мучивший его вопрос Артем. — Хозяин? Известно кто — граф Яков Вилимович Брюс, всего и всех он тут владелец, — произнося это имя, старик снял шапку, и лицо его приняло подобострастное и преданное выражение, будто он произносил имя царя или какого-то святого. «Он сумасшедший, — подумал Артем про себя. — Старый, сумасшедший старик, который все еще помнит… Хотя нет, как он может помнить то, что было два века назад?» Артему и самому вдруг захотелось оказаться подальше от своего проводника, и, наскоро попрощавшись, он двинулся вперёд — словно границу переступил. — Передайте мой глубочайший поклон хозяину, — крикнул мужик ему в след. — Скажите, что я всегда был предан ему, всей душой. Пусть ко мне не приходит, не нужно этого! Артем обернулся, чтобы сказать, что в усадьбе никакого хозяина нет, кроме Федора Приходова, наследника и его друга, но старика уже не было — он будто растворился в сгущающемся, вечернем тумане.