Осторожно! Вы вступили в опасную зону под названием «Любовь».
🔥🔥🔥
— Намджун. Мой старый знакомый, — ухмыляется Гоюн, смотря на начальника отдела общественной безопасности. — Как же ты давно ждал этого дня. — Ты прав, Гоюн. Ожидание было долгим, — язвительным тоном отвечает Ким. — Ничего. Зато твоё пребывание за решеткой продлится ещё дольше. Чувствуешь? — делает глубокий вздох. — Даже воздух становится как-то чище. — В моём особняке, друг мой, везде очистители воздуха, — приподнимает вновь уголок губ старший Пак. — Думаю, по этой причине. — Скоро всё твоё имущество будет конфисковано. Ведь всё это, — обводит взглядом огромное помещение, — результат преступной деятельности. Поэтому разрешаю попрощаться и с этим шикарным особняком. Можешь даже поцеловать каждый камешек. Мы не торопимся. — Намджун, не бежишь ты, часом, впереди паровоза? — скрещивает на груди руки наркобарон. — Говоришь так, как будто уже вынесен обвинительный приговор. Этот же этап мы проходили, и не раз. Мне уже начинает казаться, что тебе очень понравились мои морепродукты. — Раз не хочешь прощаться, — внезапная ярость накрывает Намджуна. Пак Гоюн снова напомнил перед его подчинёнными о неоднократных провалах, — то проедем, господин Пак, с нами в участок, — вмиг атмосфера становится напряженной. — Нет! Отец! — кричит Чимин, напоминая о себе. — Зачем он Вам?! — Сынок, — поворачивает к последнему голову Гоюн, кидая взгляд, полный нежности, — всё в порядке. Ты поднимайся к Минхёку. Он скоро проснётся, будет переживать. — Отец, — тяжело дышит парень с выступившими слезами. — Позвони Чанёлю! Пусть приезжает! Где он?! Почему ты один?! — впадает в истерику брюнет. — У него другое поручение, Чимин. Что за паника, родной мой? — подходит Гоюн к сыну, начиная поглаживать щёку. — Чимин, что тут происходит? — Кихён, расталкивая присутствующих полицейских, подходит к другу. — Еле пробрался! Там перед ограждением целая толпа: журналисты, фотографы, люди в форме! — Кихён, — прерывает последнего Пак Гоюн, — поднимайтесь с Чимином наверх. Я разберусь со всеми и скоро вернусь. Тому больше не нужны объяснения. Пак Гоюн умел доходчиво доносить мысль только одним взглядом. — Пойдём, Чима, — пытается взять руку друга. — Я позвоню отцу, он поможет, — шепчет Кихён. — Нет! Нет! — вырывает ладонь. — Мой отец ничего не сделал! Отпустите его, — пытается приблизиться к Гоюну, на которого собираются надеть наручники. — Это обязательно, начальник? — опускает старший Пак глаза на кисти рук, а после поднимает их вновь на Намджуна. — Давайте не при сыне. Применять наручники Намджун и не должен был, потому что никакого неповиновения и сопротивления им не оказывали. Но так хотелось их скорее увидеть на Гоюне. — Хорошо, — возвращает начальник ООБ металлический предмет подчинённому, чувствуя, как щемит в груди. Но признавать, что причина может быть в душераздирающих криках избранника инспектора Чона и взгляде наркобарона, нет желания. Пак Гоюн с гордо поднятой головой выходит в сопровождении представителей власти из собственного особняка. Чимину еле удаётся освободиться из захвата друга. Он задыхается, но продолжает бежать за последними, спотыкаясь на ступеньках белоснежной лестницы. — Нет! Отец! — вновь и вновь зовёт истошным голосом, надрывая горло. Такое он уже видел в кошмарах. Сейчас же всё происходит наяву. Главу семейства Пак сажают в полицейскую машину, закрывая дверь. Чимин толкает полицейских, начиная стучать по стеклу, пока Кихён и пара людей в форме пытаются оттащить его. — Пустите! Пустите! — кладёт свою ладонь на стекло, смотря в глаза родного человека. — Папа! — зовёт он Пак Гоюна, заставляя последнего встрепенуться от такого обращения. Водитель заводит автомобиль, включает мигалки, начиная медленно выезжать со двора особняка. Чимин же до последнего продолжает цепляться за дверную ручку машины и дергать её. Лицо искажено от боли, а ноги сами из последних сил несутся за транспортом. Множество камер и фотовспышек со всех сторон ослепляют глаза. Различать голоса невозможно, гул толпы не позволяет. Каждый говорит громче другого, стараясь перекричать и быть услышанным. Они загораживают машину, которой еле удаётся выехать. — Чимин! — хватает под локоть друга Кихён. — Осторожно! Успокойся! — снова не удаётся удержать вырвавшегося Пака. Тот плача взахлёб, как обезумевший, бросается вперёд, когда понимает, что машину уже не догнать. — Отец! — наступив на камень, Чимин больно падает на колени. Его начинают один за другим окружать репортёры, как стая гиен, обнаружившая лёгкую добычу. Добычу, находящуюся на последнем издыхании. — Скажите, а это правда, что Вашего отца обвиняют в наркоторговле? — Вы знали, чем Ваш отец занимается? Парни Чанёля пытаются заставить толпу рассеяться. Но людей собралось много. Все, кому не лень, решили стать свидетелями страшного сна одной семьи. Так, наверное, легче живётся, когда понимаешь, что плачут и страдают даже богатые. — Употребляли ли Вы когда-нибудь наркотические вещества? — продолжают задавать вопросы. — Вы правда не родной сын Пак Гоюна? Голоса. Голоса. Чужие голоса. Заткните их. Больше не выдержит сердце мальчика. Хватит. Остановитесь. — Чимин~а, вставай! — слышит Чимин среди этого шума родной голос. Кихён помогает встать другу. — Ты должен привести себя в порядок! Посмотри на свои колени! — глядит на дыру в штанах в месте падения и грязь вперемешку с кровью. — Моего отца забрали… — Вы встречаетесь со своим телохранителем Чон Чонгуком? — спрашивает молодая репортерша, будто окатив Чимина ледяной водой. Имя, вмиг отрезвляющее и приводящее в чувства. Вчерашний блондин бесконечно благодарен этой девушке. От тревожности не остаётся и следа. Вместо этого возвращается решимость и готовность бороться. — Если вы сейчас же не уберётесь из этого особняка, — неестественным, не похожим на собственный голосом произносит Кихён, — с вами будет разбираться судья Верховного суда. Вы вступили на частную территорию без разрешения, нарушив все законы! Некоторые настораживаются при упоминаний судьи, начиная хаотичные телодвижения. — Но мы за её пределами. За пределами частной территории, — выступает один из репортёров. — Здесь общественное место, и поэтому можем добывать информацию любым способом. Кто Вы такой, чтобы нам запрещать? — Самый умный? — отпустив руку друга, приближается Кихён к парню, нависая над ним. — Тогда что ты скажешь, если мы зайдём за ограждение? Будете сторожить, как вшивые собаки? Ждать, пока кто-то из нас выйдет из особняка? Хотя, — ухмыляется темноволосый, — почему «как»? Вы ведь и есть псины. Смотри, как ноздри становятся шире, — смеётся Кихен, открыто издеваясь над мужчиной ростом намного ниже него. — Да кто… что себе позволяешь? — краснеет репортер, покрываясь яркими пятнами, ещё больше уродующими и без того некрасивое лицо. — Это же сын многоуважаемого судьи Ю, — слышатся перешёптывания позади. — Он прав. Здесь мы ничего не узнаем. Нужно идти к полицейскому участку, куда увезли господина Пака, — подаёт голос другой журналист. А после толпа действительно начинает расходиться, покидая один за другим территорию особняка.🔥🔥🔥
— Отец, сделай что-нибудь! Дядю Пака надо освободить! — говорит громко по телефону Кихён, пока Чимин сидит на диване в кабинете Пак Гоюна и что-то обдумывает, растирая ладони и покусывая губы. — Знаю! Знаю, что ты судья Верховного суда, а не прокурор. Но мы обязаны помочь! Хорошо, — немного успокаивается он. — Я понял. Спасибо, отец. Кихён выключает телефон, присаживаясь рядом. — Чимин, отец сообщил, что на этом этапе ещё ничего не понятно. Но он будет на связи со знакомыми госслужащими. Даже не знаем, что у них есть на дядю Пака. Пока он только под подозрением, — кладёт руку на спину парня, начиная ободряюще гладить. — Да и у твоего отца самые лучшие защитники. Всё будет хорошо, слышишь? Может, сегодня вернётся домой. — Дай телефон, — сначала тихо, а после намного громче повторяет Чимин. — Зачем? — удивляется Кихён, заметив опасный взгляд Пака. — Набери тому, с кем ты говорил так много в последнее время. — Но я говорил с отцом… — всё так же непонимающе смотрит он на Чимина. — Кихён, дай сюда телефон, — вскипает от ярости. — Или сам набери тому, кому ты все эти дни докладывал обо мне, — замечает растерянность друга. — Хорошо, я позвоню. Чимин вскакивает с дивана, берёт в руки телефон, от злости еле попадая по цифрам, потому что в контактах больше нет нужного номера. В это время ни о чём не догадывающийся старший инспектор после душа в своём доме обрабатывает рану. Внезапный звонок отвлекает темноволосого. «Снова Хосок хочет проверить, не порезал ли я вены?» — ухмыляется Чонгук, подходя к телефону. Но имя, которое высвечивается на экране, заставляет все органы мигом пуститься в пляс. — Чим… — голос предательски пропадает. — Чимин, — старается тише говорить Чонгук, чтобы скрыть нахлынувшее волнение в животе. — Чон Чонгук! — а у кого-то голос, наоборот, хорошо настроен. — Я ненавижу тебя всем сердцем! Ты добился того, что хотел?! Лишить меня и Минхёка отца — это было Вашей целью, старший инспектор? — выплёвывают весь скопившийся яд в трубку. Если бы Чонгук стоял в этот момент напротив своего блондина [знал бы он, что уже не блондина], вряд ли бы остался в живых. — Чимин? — немного приходит в себя. — Почему? Почему ты так говоришь? — вспоминает их последнюю встречу. Их поцелуй. Не такой был настрой у светловолосого. — Я ведь говорил, что всё это время из кожи вон лез, чтобы спасти твоего отца! Как ты можешь допустить такую гнусную мысль?! — тоже взрывается, повышая голос. — Если… — он немного теряется от тона Чона, но быстро берёт себя в руки. — Если всё, что ты говоришь, правда, то почему мой отец сейчас в руках у таких же легавых? Почему его задержали в собственном доме? — тараторит брюнет. — Почему, Чон? — Что? — хмурит брови Чонгук. — Как? На каком основании? — откидывает голову назад, закатывая неестественно глаза. — Намджун, твою мать… — цедит сквозь зубы инспектор. — Это ты спрашиваешь у меня, агент-крыса, который всё это время сливал информацию своим дружкам? — продолжает извергать желчь Чимин. — Начальник твой, наверное, щедро вознаградил тебя. — Знаю, что тебе больно, малыш, — делает глубокий вздох мужчина, чтобы вновь не начать говорить на повышенных тонах, пропуская мимо ушей всю грязь в свой адрес, — но постарайся успокоиться. Я всё выясню, слышишь? — Выяснишь? Просто выяснишь? Не это мне нужно, Чон! — продолжает эмоционально высказываться. — Мне нужен отец, живой и здоровый, рядом! Что отвечу Минхёку, когда он проснётся и начнёт задавать вопросы? Случайно увидит кадры по телевизору, на которых чужие дяди впихивают отца в его любимую машинку с мигалками? Нам не привыкать быть без отца… Но это не год и два, так? — немного убавляется тон Пака. — Чимин~а, когда я тебя подводил? Положи руку на сердце прямо сейчас и скажи: я тот человек, который бы сделал намеренно тебе больно? — слышит молчание Чонгук по ту сторону аппарата. — У тебя множество причин доверять мне и всего одна — не доверять. Выбор за тобой… — Гук, — слышит инспектор жалобный голос после долгой паузы, — спаси его. Может, мы и не будем никогда вместе, но чужими людьми тоже не станем. Вытащи его, прошу. Ради меня, ради Минхёка, — Чонгук понимает, что отчаяние накрыло его «блондина» с головой. — Даже если бы ты сделал другой выбор, я бы всё равно старался из последних сил повлиять на это дело, — даёт чёткий ответ Чонгук. — Потому что ты моё… — заминается, — мы… мы не чужие люди, — повторяет он слова Чимина, а сердце вновь обливается кровью. — И начну прямо сейчас. А ты береги себя. Гудки. Продолжительные гудки. Где-то в этом мире раскололись два сердца. В тот момент, когда Чонгук вступил за порог белоснежного особняка, он вышел за пределы зоны комфорта. За пределы своего обычного мира. До этого свободно плыл, как настоящий водный обитатель, в открытом бушующем океане. Ему не были страшны ни бури, ни другие капризы природы. Он был хищником в ООБ, пожирающим всех на своём пути для достижения цели. Хотя не так. Стоит признать, что зону комфорта он перешагнул ещё до этого, встретившись в не ахти каком клубе с глазами-полумесяцами. Светло-карими глазами, сверкающими так ярко, что окружающие меркли и терялись. Тогда парнишка вызвал лишь физическое влечение. И плевать, что это был эффект дряни, под которой находился обладатель этих глаз. В обычное время, как потом оказалось, они светились не менее ярко. И инспектор вступил в химическую реакцию, полностью растворившись в них. Выйти из зоны комфорта — это то же самое, что встретиться со всеми сомнениями и страхами с глазу на глаз. Смешно и до глубины души банально. Но старший инспектор боялся любить так же сильно, как боялся своего общества, ненавидел одиночество, из-за чего приходилось брать большую часть дел отдела, тем самым спасаясь от него. А ещё Чонгук не учёл, что даже самая страшная белая акула, пугающая других только одним видом, выбравшись из воды, долго не прожила бы. Инспектор вступил в опасную зону и теперь лишь существует, захлёбываясь, как рыба на суше. Но вернувшись несколько месяцев назад в тот самый день, он бы вновь пошёл вслед за светловолосым мальчиком в ту комнату. Вновь бы не тронул, не воспользовался ситуацией, увидев его спящим на кровати. Вновь бы защитил перед незнакомыми мужчинами. Вновь пошёл бы против своих кричащих принципов. Вновь бы поставил на кон всю свою жизнь. Потому что по-настоящему жил он только с этим парнишкой.🔥🔥🔥
— Ну что, — заходит в плохо освещаемое помещение Намджун, где его уже больше получаса ждёт Пак Гоюн, — вспомнил, кому ты должен был доставить остатки груза? — Остатки груза? — приподнимает бровь наркобарон. — Креветки, осьминоги поступают и будут поставляться. Дефицита никакого у нашей компании нет. — Долго мы будем играть в дурака? — присаживается перед Гоюном Ким, откладывая папки в сторону, сложив руки. — А ведь можем стать приятелями. — Знаешь, я не удивлён, что допрос ведёт не простой следователь, а сам начальник отдела общественной безопасности. Всё-таки ты живешь и дышишь мной. Твоя жена не ревнует? — Давай оставим тему нашей особой любви друг к другу и перейдём к делу, — продвигает снова папку, начиная доставать материалы дела. — Знаешь, что это? — зажимает в пальцах флешку. Пак Гоюн не показывает открыто интерес, который разгорается в груди. — То, что поможет посадить тебя за решётку надолго. Но я, — расслабленно отодвигается назад на спинку стула начальник ООБ, — готов пойти тебе навстречу. Всё-таки у тебя растет ещё несовершеннолетний сын. Да и старший, смотрю, не совсем приспособлен к жизни. Не с теми парнями связывается. А вот упоминания о своих сыновьях Гоюн проглотить не может. — Не смей о них говорить, — шипит он. — Они никак не связаны с этим делом! — Но ведь останутся совсем одни, когда тебя запрём в одну из камер. И там не такие комфортабельные условия, к которым ты привык. — Что ты хочешь, Джун? — отражает позу собеседника Пак Гоюн, откидываясь на спинку неудобного стула. — Ты бизнесмен, который заключает каждодневно сделки. А значит, долго объяснять не придётся. Я могу тебе предложить расклад, при котором ты после следствия не проведёшь и дня в этом месте, — продвигается вперёд Ким, доставая бумаги. — Здесь, — тычет пальцам по первой стопке, — твоя погибель. Всё, что добыли мои сотрудники против тебя: адреса складов, маршруты поставок, контакты поставщиков и покупателей, наименования банков, через которые легализуете деньги. — А это, — опускает глаза на другой лист, — возможность освобождения от ответственности. Добровольно сдашь все остатки товара, — загибает палец, — поможешь нам раскрыть преступную деятельность своих дружков, — загибает второй, — сможешь жить долго и счастливо со своей семьёй. Сам решай, каким путём мы пойдём. Пак Гоюн и так собирался покончить со всем этим: товар новый больше и не поступает, а дружков, кто выступил против его решения, своими руками давит одного за другим. Поэтому принятие предложения Намджуна — самое простое и правильное решение. Только вот у Гоюна есть все основания не доверять начальнику ООБ. Он не новичок в этой грязной, но любимой игре Минхёка «полицейский и вол». — Я подожду своего защитника, господин Ким, — выдаёт коротко наркобарон. Не успевает Намджун ответить, как за дверью доносится шум, а после она с грохотом открывается. — Инспектор Чон, Вам туда нельзя! — пытается сотрудник ООБ остановить парня. — Что здесь происходит? — встаёт Намджун, откладывая документы. — Почему врываешься без стука? Хотя, — вспоминая о задержанном, он показывает наигранное спокойствие, — в этом деле ты сыграл основную роль, мальчик мой. Но всё-таки субординацию нарушать нельзя. — Чон… — смотрит на него Пак Гоюн. — Да, перед Вами старший инспектор отдела общественной безопасности Чон Чонгук. Заметьте, лучший сотрудник того года и, — хлопает по плечу темноволосого, — думаю, и этого. Выполнил свою задачу на все сто процентов. Пак Гоюн не произносит больше ни слова, смотря пристально в глаза Чонгука. Помещение погружается в молчание, которое начинает беспокоить даже начальника ООБ. — Чхве, забирайте нашего друга. Но недалеко. После прихода защитника составим протокол задержания. — Задержания? — убирает резко руку начальника со своего плеча Чонгук. — На каком основании, Намджун? — Судом удовлетворено наше ходатайство, — теряется от такой реакции Намджун. — Уводите, — смотрит он гневно на подчинённого. — Не волнуйтесь, господин Пак, — виноватым голосом произносит Чонгук, но продолжает смотреть на него. — Скоро подойдёт защитник, и Вам будет представлено не менее двух часов для общения с ним. Пак Гоюн лишь кивает и в сопровождении сотрудника ООБ выходит из помещения. — Что ты устроил, Чон? И перед кем?! — Ты меня спрашиваешь, Намджун?! Меня, мать твою?! — взгляд инспектора давно помутнел, а ноздри расширились до предела. — Зачем?! Зачем ты так жестоко поступил со мной? — тяжело дышит темноволосый. — Я ведь, как самый последний идиот, доверился тебе! Тебе, — выставляет указательный палец, не давая краснеющему Намджуну и слова вставить, — не только как своему начальнику, но и другу, наставнику! Просил, просил не трогать семью Пак. Но ты… — закрывает ладонями рот, еле сдерживая порывы наброситься на Кима. — Если не был согласен, то так и сказал бы! — взгляд падает на документы. Подходя к столу, Чонгук пробегается глазами по тексту. — Досудебное соглашение о сотрудничестве? Серьёзно? Ты ведь поставил условия. Знал, что Пак Гоюн и так прекращает свою деятельность, тем самым облегчая нам всем работу! Значит, этим соглашением хотел всего лишь получить признание, так? Признание — царицу доказательств? — швыряет бумаги, которые летят в разные стороны. — Помнишь, Чонгук? — спокойным тоном вступает Намджун. — Ты как-то сказал, что наше упущение в том, что мы гонимся за Пак Гоюном. А должны быть на шаг впереди и ожидать его на финише. Так вот, — скрещивает руки на груди, начиная ходить по помещению, — я так долго гонялся за ним, так долго оставался в идиотах, посвятив всё своё время его поимке, так много раз был унижен перед руководством, что не мог оставить его в покое только по той причине, что мой сотрудник, даже если это ты, влюбился в сына наркобарона. Мне пришлось обмануть, потому что времени на подготовку другого плана и агента не было. У меня тоже горели сроки. Пришлось слукавить, чтобы ты не отказался от дела, а продолжил следить за Гоюном и отправлять информацию. — И я поверил… — проводит ладонями по лицу. — Остался… — Но ты тоже не промах, мальчик мой, — ухмыляется Намджун. — Через Хосока передал флешку с данными о наркодилерах, но о Пак Гоюне там не было ничего. Абсолютно. И что-то мне подсказывает, что предварительно ты отфильтровал информацию. — Не забывай, начальник, что ты решил провести не рядового служащего. А самого Чон Чонгука, — щурит хитро глаза Чонгук. — В твоих руках сейчас лишь косвенные доказательства, так? Поэтому хотел вывести Гоюна на повинную. — Как только я узнал от инспектора Чона, что ты собираешься уволиться, то понял: или действую с тем, что есть, или отступаю. Последнее точно не подходит Ким Намджуну. И ты, мальчик мой, всё равно просчитался. Наверное, забыл, что до этого мне действительно скидывал всю информацию о местах выращивания наркоты, складов и каналов поставок. Так вот, по переданным твоим данным парочка незакрытых поставок есть. И наши ребята на патрульных катерах вместе с разведслужбами других стран уже в пути туда, ждут «на финише». Через три дня ему будет предъявлено обвинение. Как понимаешь, наш наркобарон чистым из воды уже не выйдет, потому что в открытых водах его ждёт конец. — Я был честен с тобой, капитан. Доверял тебе, как родному отцу… — совсем тихо произносит Чонгук. — Но не стоило. Родной предал, и ты поступил так же, — не оглядываясь, выходит, захлопывая за собой дверь.🔥🔥🔥
Something Beautiful — Tom Walker feat. Masked Как только дверь за спиной инспектора захлопывается, он, как не в себе, быстрыми шагами направляется к выходу, сшибая всех и вся на своём пути. У дверей в полицейский участок его встречает бурлящая толпа репортеров и фотографов. Но их Чонгук не замечает: в этот момент он видит родное лицо выходящего из тонированной машины, заставляющее сильнее обычного трепыхать кровоточащее сердце. Умные часы на запястье начинают громко вибрировать, потому что пульс учащается, выходя за пределы нормы. Он видит лицо своего мальчика, которого тут же замечают окружающие, намереваясь подойти к нему с готовыми вопросами. Но в этот раз Чимину нечего бояться: его защитник, его инспектор Чон не допустит, чтобы эти шакалы хоть каким-то действием потревожили его. — Отойдите от Пак Чимина, — громоподобный, но до боли знакомый голос раздаётся в ушах Чимина, заставляя последнего поднять глаза на Чонгука. Поднять и снова почувствовать жжение от языков пламени на своей коже. Погружаясь в собственные ощущения, он не замечает, как мужчина уже оказывается рядом с ним, как-то пробравшись через всю толпу. Чимин чувствует сжимающую его талию ладонь и слышит шёпот в ухо: — Что ты здесь делаешь, малыш? — Я… — по телу пробегается табун мурашек. — Я пришёл к своему отцу… Что ты себе позволяешь? — опускает глаза на схватившие его руки. — Так Вы телохранитель или сотрудник полиции? — спрашивает один из журналистов. — Господин Пак не будет давать никаких комментариев, расступитесь, — не отвечая на вопрос, взглядом зовёт Чонгук стоящих у входа полицейских, тут же помогающих им пробраться через собравшийся народ. — Пошли со мной, — только стоя у дежурной части, обращаясь к Чимину, он ослабляет хватку. Пак же напрягается под тяжёлыми взглядами незнакомцев, оглядывая присутствующих людей. — Хорошо, — лишь произносит он, следуя за инспектором, который, как мантия-невидимка, укрывает своего мальчика от чужих заинтересованных глаз. Чимин бросает мимолётный взгляд на грамоты на стене над креслом, на которых чётко читается имя «Чон Чонгук». Его кабинет. Место, где незнакомый, как оказалось, парень проводил большую часть своего времени до встречи с «блондином». Место настоящего Чон Чонгука. Но Чимину всё равно комфортно и спокойно находиться в присутствии последнего. Он уверен, что здесь под защитой. Здесь его не тронут. — Чем ты думал, когда приехал один в участок?! — срывается Чон. — Где Кихён?! — Поубавьте тон, инспектор! Я сын сегодняшнего задержанного! И имею право увидеться с ним, — тоже кричит Пак. — Не могу сидеть и ждать, пока он тут. Не могу, слышишь?! — Успокойся, Чимин, — не удержавшись, хватает младшего за плечи, начиная трясти, а после резким движением прижимает трясущееся тело к своей груди. — Малыш, — проводит по тёмным прядям последнего ладонью, — он сейчас будет общаться со своим защитником. А после, — успокаивающим голосом произносит Чонгук, — я поговорю с адвокатом, расскажу ему обо всех материалах, которые будут на руках у стороны обвинения в суде. — В суде? — нехотя отодвигается парень, ускользнув из желанных объятий. — Дело дойдёт до суда? Но… — Не могу тебе соврать, Чимин. Твой отец — не последнее лицо в нашей стране, и если Намджуну удалось уговорить прокурора возбудить дело против Пак Гоюна, взбаламутив всю общественность, то придётся довести его до конца. — До конца… — не верит Чимин услышанному. Ему представлялось, что, придя сюда, он вернётся домой к Минхёку с отцом. А сообщают, что это только начало. — Твой отец — преступник. И ты всегда об этом знал. Не говори о нём так, будто обвиняют невиновного. Он не ангел и никогда им не был… в отличие от своих же сыновей, — без доли сожаления выпаливает правду в глаза парню Чонгук. — Но просто поверь, Чимин… Это дело мне, конечно, не передадут. Если вообще оставят в участке, — брюнет видит боль, промелькнувшую в глазах инспектора на этих словах. — Но до последнего буду стоять рядом. Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы ты ушёл из зала судебного заседания, держа руку Пак Гоюна. Мне прекрасно знакомо это чувство, когда хочешь, чтобы отец просто был рядом, каким бы он плохим для других человеком ни был. — Я верю тебе, Чонгук, — не раздумывая говорит Чимин. — Верю, — повторяет он, чтобы уж наверняка. — Спасибо… Через пару часов, думаю, ты сможешь увидеться с отцом, — присаживается за свой стол Чонгук. — А пока можешь поехать домой или остаться здесь, — показывает на диван, не смотря на Чимина, словно один вид последнего разрушает всё внутри. — Если соберёшься уходить, то я попрошу провести тебя через чёрный вход. Чимин тихими шагами подходит и приземляется на диван. Он выбирает ждать в самом безопасном месте. Рядом со своим инспектором, который начинает шелестеть бумагами, включая давно не тронутый компьютер, имитируя деятельность. — Ты покрасился… — нарушая неловкую тишину, не удержавшись, не спрашивает, а лишь молча констатирует факт Чонгук, всё так же не смея взглянуть на Чимина. — Покрасился… — в такой же манере отвечает Пак. — Вспомни, ты как-то сказал, что хочешь, чтобы нашу историю запомнили как историю блондина и телохранителя. Но вот ты никогда не был им, Чонгук. Поэтому больше и блондина нет, старший инспектор Чон, — смотрит блестящими глазами на последнего, всё так же следящего за экраном компьютера. — А еще говорил, что светлый цвет волос — состояния моей души, — делает томительную паузу. — Этот свет погас, Чонгук… В душе лишь кромешная темнота. — Гражданин, — поднимает через некоторое время глаза инспектор, до этого молча слушающий речь Чимина, — не переживайте. Мы найдём путь вывести Вас из этой темноты. Но не обещаю, что он будет лёгким и недолгим.🔥🔥🔥
И путь действительно выдался тяжёлым со множеством запутанных и извилистых тропинок. Следствие затянулось на месяц. В отношении Пак Гоюна была избрана мера пресечения в виде содержания под стражей. К сожалению, тот факт, что наркобарон был известной личностью, сыграл не в его пользу. Задержание вызвало общественный резонанс. Прокурору надо было показать людям, что все равны перед законом, поэтому возможность освобождения под залог не рассматривалась. Всё это время Чимин по просьбе отца старался вести свою обычную жизнь, а точнее жизнь, ранее незнакомую. Без вечеринок, встреч с уже бывшими друзьями в ночных клубах. Последние канули в Лету сразу же, как всплыла вся история с отцом. Днём — учёба в институте искусств, общение только с Кихёном и Наён, красиво вписавшейся в их компанию, и вечера, провёденные с Минхёком, — вот теперь всё, что вошло в его обыденность. А ещё недолгие встречи с отцом, мимолётно пересекающиеся с Чонгуком взгляды и пару брошенных по делу фраз ему в полицейском участке. Признаться, тяжело не от того, что исчезла вся роскошь и ночная жизнь, к которой так привык бывший блондин. Его устраивало бы всё, но только если рядом были два любимых мужчины. Да. Чонгука он любил. И эта любовь с каждым днём разгоралась в груди всё больше. Инспектора не было рядом. Но каждую секунду он чувствовал его присутствие в своей жизни. Было смешно и одновременно грустно, когда охранник института искусств как-то остановил Чимина на входе: «Я хочу предупредить: за Вами иногда следит мужчина лет тридцати в форме. Будьте осторожны». Чимин на это заявление лишь горько улыбнулся: «Пусть другие будут осторожны, когда рядом со мной тот самый мужчина лет тридцати. Злить его — самая глупая и опасная для жизни и здоровья вещь». Чимин посещает психолога три раза в неделю по настоятельной просьбе Кихёна. Наверное, многие думают, что он просто осознал невозможность дальнейшей жизни с кошмарами, настигающими по ночам. Но нет. Жил с ними, и дальше бы просуществовал. На деле, сподвиг к такому решению его страх вовлечь в свои ужасы и младшего брата, Минхёка, который сейчас находился под его ответственностью. Брюнет допускал мысль, что они могут остаться в этом мире совсем одни после дня, когда вынесут обвинительный приговор их отцу. А втягивать в эту грязь единственного ангела, ставшего его спасением и утешением в жизни, не было особого желания. — Господин, — отвлекает от подготовки к биологии голос охранника. Зачем изучать биологию для института искусств? Незачем. Чимин за месяц, без сомнения, вырос как личность. Парень осознал ещё одну истину: если посадят отца, то конфискуют почти всё имущество, которое является результатом преступной деятельности последнего. Можно рассчитывать на дальновидность Пак Гоюна и счета в международных банках. Но Чимин устал на что-то надеяться. В этой реальности нужно ориентироваться только на себя. Запасной план никому не помешает. Одними танцами далеко не уйти. Особенно, когда никогда ими по-настоящему не увлекался. А вот поступление в медицинский стало не только детской мечтой или прихотью, как думала госпожа Пак, но и необходимостью. — Чего тебе? — грубо отвечает Чимин отвлёкшему от сложного задания парню. — Вас ожидают у входа в особняк. — Кто? Если это не Чанёль, то неинтересно, — брюнет всё ещё надеется, что начальник, как последний трус, не бросил их семью в тяжёлое время. — Какой-то парень со светлыми волосами. — Говорю же, — скрипит зубами Чимин, — неинтересно. Тебе на каком языке объяснить? — Он что-то говорил про Вашего бывшего телохранителя, — не сдаётся охранник. — Про Чонгу… — сглатывает внезапно образовавшийся в горле комок. — Пригласи. Я буду во внутреннем дворике. Погода в октябре радует. Всё ещё не так холодно, как ожидалось. Освежающий ветер дует в лицо, даря чувство мнимой свободы. Чимин, с трудом сдерживая порыв начать грызть ногти от волнения, сидит на качелях, где раньше был стол, за которым в прекрасный летний день с улыбками на лицах завтракали в большой чисто мужской компании: он, отец, Чанёль, Минхёк, Кихён и Чон Чонгук. Почему в его жизни так резко всё перевернулось с ног на голову? Наверное, слишком часто жаловался на то, что имеет. Не ценил. Вот и получил. Других объяснений всему неконтролируемому безвыходному положению он не мог найти. — Чимин? — откуда-то знакомый голос выводит брюнета из мыслей. — Я… — Пак всматривается в лицо парня лет тридцати, довольно приятной внешности. На последнем интересная курточка цвета хаки, со вставками на рукавах. Чимин даже сейчас не растерял способность замечать детали в одеждах других людей, в их стиле. — Да… Нет… — теряется гость. — То есть я знаю тебя. Меня зовут Юнги… — Юнги, — это имя Чимин прекрасно помнит. Имя, которое стало ещё одной причиной лишения сна. — Чай, кофе? Если хочешь, можешь пройти внутрь. — Нет, спасибо, — начинает светловолосый, присаживаясь рядом. — Мы разговаривали месяц назад… — несложно заметить, как тяжело даются ему слова. — И я наговорил тебе много лишнего. Того, что не касалось меня. — Месяц назад… — смотрит на свои ладони Чимин. — Так давно. Зачем сейчас вспомнил? — Я хотел извиниться перед тобой… — За что? За то, что открыл мне глаза? Не дал жить во лжи, в которую меня безжалостно вовлекли? — апатично спрашивает Чимин, не ожидая ответа. — Тебе открыл, а своему другу закрыл. — Чонгук? — глаза-полумесяцы устремляются на парня. — С ним ведь всё хорошо? Мы виделись неделю назад в участке. — Если ходить, как самый настоящий зомби из фильмов ужасов, это и есть «хорошо», то да. С ним всё хорошо. Чимин, я не имею права что-либо говорить и тем более о чём-то просить. Но, думаю, ты должен знать. Чонгук никогда тебе не врал. Не врал про чувства. Мне мой муж, самый близкий друг Гука, всё рассказал. Ему предлагали изначально сыграть роль твоего бойфренда, но отказался. Слышишь? — воодушевлённо продолжает Юнги. — Чон пошёл против начальства, хотя заполучить дело Пак Гоюна было его давней мечтой. Но он бы никогда не согласился играть с чувствами кого-либо. Просто так сложились обстоятельства, что твой отец лично позвал его, сделал твоим телохранителем. Он же не мог предположить, что влюбится в тебя… Мой друг, — глаза Юнги делаются влажными, — сейчас без украс проходит все круги ада. Молча. Не принимая ничью помощь. Единственное, за что он держится каждый божий день, — за желание спасти своего «блондина». — Я знаю, что он не врал про чувства, — выдаёт коротко Чимин. — Ничего не понимаю. Тогда почему сейчас вы не вместе? Почему в этот сложный для вас обоих период вы разделены? — не сдерживает эмоции Юнги. — Я так много ошибок допускал в отношениях с Хосоком, так много раз неоправданно его ревновал и обижал, что в какой-то момент чуть не потерял. От осознания последнего у меня внутри всё похолодело. А вы собственноручно бездействуете. Почему? — Думаешь, — поднимает Пак голову, — так легко быть с человеком, который стал причиной уничтожения твоей семьи? Пусть и невольно. Пусть и не осознавая последствий. Легко выбросить всё из головы, отдаваясь только зову сердца? Ты знаешь, как мне стыдно ходить на встречи с отцом, смотреть ему в глаза за стеклом, понимая, что он знает всё? Знает о наших отношениях с Чоном, потому что только ленивый не мусолил в прессе эту тему. Знает, что я столько времени обманывал его, хотя сам же обвинял всех во лжи. Знает, что я любил, — делает глубокий вдох-выдох перед тем, как продолжить, — и до сих пор, несмотря на всё, люблю человека, который был тем самым агентом, следящим за ним, предавшим его доверие. Человека, из-за которого через неделю его будут судить. Поэтому давай не будем задавать вопросы, которые я сам каждый день прокручиваю в голове. Юнги не знает, что ответить. Он сейчас и сам не понимает цель своего прихода. Состояние его друга было настолько удручающим, что надо было предпринять хоть что-то, чтобы потом не жалеть. Но, увы, он не добился абсолютно ничего. Пропасть между этими парнями оказалась слишком необъятной. — Спасибо, что не выгнал и выслушал меня, — встаёт поникший Юнги, собираясь уходить. — Кстати, симпатичный кардиган, — не смог удержаться от комментариев он. — Из новой коллекции Loro Piana, верно? — Как понимаю, ты и есть тот друг-дизайнер, с которым так хотел меня познакомить Чон? — искренне улыбается брюнет. — Вот и познакомились. На тебе тоже очень классная куртка, сразу обратил на неё внимание. — Благодарю, — смеётся светловолосый. — Новая коллекция Мин Юнги.🔥🔥🔥
День икс настал не так быстро. Заседания постоянно откладывались то по ходатайству стороны защиты, то по заявлению стороны обвинения. Чимин вскакивает на ноги, когда в зал судебного заседания приставы ведут измученного отца. Сердце от такого вида родного человека обливается кровью. — Судебное заседание объявляется открытым, — начинает председатель. — Рассматривается уголовное дело в отношении Пак Гоюна, обвиняемого по статье… Судья подробно сообщает присутствующим о рассматриваемом деле. Далее проверяется явка участников, в том числе инспектора Чона, который привлечён в качестве свидетеля, разъясняются права и обязанности подсудимого. После упоминания Чона Чимин уже не слышит и не различает голосов, потому что страх внутри мешает принимать окружающую действительность. Кихён рядом успокаивающе гладит руку друга, повторяя в ухо, что всё будет хорошо. Но брюнет почему-то всем нутром чувствует, что не будет. Он не ждёт ничего хорошего от этого заседания, морально готовясь к худшему исходу. Сторона обвинения представляет доказательства: фотографии складов, мест выращивания наркотических средств — все материалы, добытые Чонгуком при исполнении своих обязанностей, а после проверенные в результате оперативно-розыскной деятельности. — Инспектор Чон не может участвовать в производстве по данному делу, — сообщает суду сторона обвинения. — Потому что имеются небезызвестные обстоятельства, дающие основание полагать, что он косвенно заинтересован в исходе уголовного дела. — Ваша честь, возражаем! — встаёт адвокат Пак Гоюна. — Личная жизнь моего подзащитного и членов его семьи никак не связана с данным делом. Заинтересованность инспектора Чона подтверждается лишь какими-то снимками, сделанными жёлтой прессой, которые не могут быть приняты в основу отказа от допроса Чон Чонгука в качестве свидетеля. — Суд, рассмотрев на месте ходатайство, учитывая представленные материалы дела, отклоняет возражения. Липкая паника накрывает Чимина с ног до головы. Единственный человек, который мог бы, давая ложные показания, стать надеждой на оправдательный приговор, не будет допрошен. Все последующие действия брюнет больше не воспринимает. Зал судебного заседания в глазах расплывается. Присутствующие лица становятся какими-то зловещими и пугающими, словно на всех мигом натянули маски. Но такое состояние длится недолго. Вдруг он слышит знакомый аромат. Прерывисто дыша, Чимин поворачивает тяжёлую голову. Рядом с ним вместо Кихёна оказывается не кто иной, как инспектор Чон собственной персоной. — Дыши спокойно, малыш, — показывает, как правильно это делать. — Вот так. Умница. — Спасибо, — одними губами произносит Чимин, приходя постепенно в себя. — Но как ты… — Свидетелем я быть не могу, но простым слушателем мне не запретят, — шепчет Чонгук. — Принцип открытости и гласности никто не отменял. Между парнями наступает тишина. Пожар в душе брюнета немного угасает, и он находит в себе силы, продолжая следить за происходящим. Инспектор словно невзначай касается своим пальцем маленького пальчика Чимина, пропуская заряд тока между их телами. Тот не одёргивает руку, к удивлению Чонгука. Как будто так правильно. Как будто только этого и ждал. — Я с тобой, малыш… — шепчет Чон, продолжая смотреть на впереди стоящих. Инспектор всё это время следил за младшим. Не имел права. Но следил. Сталкер? Нет. Просто влюблённый человек. Да и данное Конституцией право свободного передвижения никто не отменял. Заседание длится долго. Каждое слово, доносящееся из губ то одной стороны, то второй, воспринимается Чимином болезненно. Но теперь он хотя бы спокоен: случись с ним что-нибудь, рядом сидящие люди не оставят одного. Он и не замечает, как доходят до стадии прений и уже предоставляют последнее слово его отцу. — Я хочу к своим сыновьям, — последнее, что говорит устало Пак Гоюн, загнав кол в сердце Чимина. — Суд удаляется в совещательную комнату для вынесения приговора. — Отец! — встаёт Чимин, пытаясь дойти до последнего. Но Пак Гоюна вновь уводят в сопровождении двух конвоиров. — Жди, Чимин… — хватает за талию Чонгук своего мальчика, одним рывком притянув к себе. — Чон, будь рядом, я принесу кофе, — обращается Кихён к инспектору и, получая кивок, выходит из зала судебного заседания. Час. Целый час. Хуже результата, наверное, только томительное ожидание его оглашения. — Всем встать, суд идёт! — объявляет секретарь судебного заседания. И судья зачитывает приговор. Приговор не только для Пак Гоюна. Председатель уточняет все обстоятельства дела, даёт оценку представленным доказательствам. Чимин не разбирает слова, уже прокручивая в голове, что ему делать теперь. Как вытащить отца? К кому обратиться для обжалования? Как объяснить Минхёку, что отец ещё долго задержится в командировке? Поворачивая голову и смотря в тёмно-карие глаза, он ждёт хотя бы одну подсказку для дальнейших действий. — Дослушай, — двигает только одними губами Чонгук. — На основании вышеизложенного, суд постановил признать по предъявленному обвинению Пак Гоюна невиновным и оправдать в связи с непричастностью к совершению преступления. Меру пресечения содержания под стражей — отменить и освободить его из-под стражи в зале суда. Вам разъясняется право на реабилитацию и возмещение имущественного и морального вреда. — Это… — смотрит мокрыми глазами на Чонгука Чимин. — Это значит, что ты скоро будешь рядом со своим отцом, малыш, — улыбается ему инспектор. — Но как… Я ведь думал, что это конец… — пытается собраться брюнет. — Всё же было против… — Чимин~а, тебе не нужно вдаваться во все юридические тонкости. Просто прими как данное, — кладёт свою руку поверх ладони брюнета. — Теперь я счастлив, — искренне, но с какой-то болью в глазах выдаёт Чон. — Потому что ты счастлив и теперь спокойно можешь спать, не думая, что твоему отцу может что-то угрожать. Ваша семья может вздохнуть полной грудью, — проводит пальцем по скуле. — А что насчёт тебя? — смотрит на него Пак, чуть ли не мурлыча от нежных прикосновений. — Если скажешь остаться — останусь. Скажешь уйти — уйду. Не хочу больше заставлять тебя страдать. Не хочу больше мозолить твои прекрасные глаза, — вытирает он слёзы с щек Чимина, — заставлять их становиться каждый раз влажными. Чимин, каково твоё решение? Молчание. Громкое молчание. Молчание, которого так боялся Чонгук. — Понятно, — сглатывает тошнотворный ком в горле он. — Моё сердце тебя не отпустит никогда, твоё же, видимо, уже устало от меня. Инспектор хочет убежать из зала судебного заседания. А лучше — исчезнуть из этого проклятого мира, где ему нет места рядом с любимым человеком. Он готов бороться снова и снова. Но какой ценой? Ценой душевных мучений и терзаний Чимина? Нет. Обрести счастье на осколках боли родного человека? Нет. Точно нет. — Будь счастлив, малыш, — приближается к лицу «блондина», одаривая невесомым поцелуем в лобик. — Ты был прав. Ты, — старается не заплакать прямо сейчас мужчина, — достоин лучшего, — говорит с трепетом в сердце Чонгук, вставая и быстрым шагом вылетая из зала. — Чонгук… — застывает на месте Чимин, не понимая, почему не может двинуться. Почему продолжает сидеть, если сердце уже давно пустилось вслед за инспектором? — Чимин! Сын! — идёт к нему навстречу отец, заставив брюнета вздрогнуть. — Па! — всё ещё не веря своим глазам, встает и бросается в объятия старшего Пака Чимин. — Как я скучал! — прижимает крепче к груди сына Гоюн, прикрывая глаза. — Теперь ты с нами! — плачет Чимин. — Со мной и Минхёком! — И до того дня, когда за мной придёт смерть, буду с вами. — Не говори так, отец! — бросается снова ему на шею. После довольно трогательного долгожданного воссоединения с сыном, Пак Гоюн обнимает Кихёна, не переставая благодарить за то, что был рядом с его сыновьями в тяжёлый для их семьи период. — Я видел Чона… — отстраняясь от него, смотрит по сторонам бывший наркобарон. — Он… ушёл, — взгляд Чимина тут же тухнет при упоминании последнего. — Чимин, я знаю твои сомнения, — внезапно выдаёт Пак Гоюн. — Но ты должен знать, что он сыграл огромную роль в моём сегодняшнем освобождении. Благодаря ему, — совсем шёпотом говорит Гоюн, оглядываясь по сторонам, — на руках прокурора не было прямых доказательств, — снова делает тон громче. — В тот день, когда я, заглянув к Минхёку, увидел тебя, лежащего рядом с младшим братом, и Чона на полу, крепко держащего твою руку, я понял: мне придётся свыкнуться с мыслью, что теперь у меня три сына. — Отец… — слова застревают у брюнета в горле. — Иди, — показывает он в сторону двери Пак Гоюн. — Иди, сын. А Кихён поможет мне собраться. FLASHBACK — Чон, мать твою! — врывается в кабинет старшего инспектора разгневанный Намджун. — Что такое, начальник? — отвлекаясь от документов, поднимает голову тот. — Скажи, как так вышло, что мои ребята, ожидающие на «финише», не дождались людей Пак Гоюна?! Почему в указанных точках снова и снова оказывались плантации чего угодно, но только не конопли?! — А мне откуда знать? — пожимает плечами Чонгук. — Может, кто-то не любит быть вторым, поэтому решил просто остановиться на полпути. — Прекрати играть, Чон! — лицо начальника ООБ становится багровым. — Моим делом было передавать информацию, — всё так же спокойно отвечает Чон. — Проверять её и проводить расследование — твоё. — Ты помог им, так? Помог этому уроду? У меня сейчас на руках лишь только голословная информация и сделанные заранее фотографии и видеозаписи. Это всё заведомо оспоримые доказательства. — Хотел бы я тебе посочувствовать, — театрально вздыхает Чонгук, — да вот вспоминаю те слёзы, которые пролил из-за тебя мой блондин, и сожаление само рвётся в одно место. Да и не печалься раньше времени, всё будет зависеть от судьи и позиции защиты. — Которому помогаешь… Ты прекрасно знаешь, какое решение может быть принято на основании того, что есть… — И искренне надеюсь на него, начальник, — коротко отвечает Чон, радуясь снова тому, что, как только узнал о внезапных срочных делах Намджуна, связался с Чанёлем и всё ему рассказал, предупредив о возможной облаве до возбуждения дела против Пак Гоюна, до его ареста. Хотя до последнего надеялся, что заблуждается и начальник не будет играть так грязно. Чанёль, который отсутствовал всё это время, успел заранее сравнять оставшиеся склады с землёй; товар, который везли покупателям, сбросить в синие воды на корм рыбам. А после — проконтролировать весь процесс обысков, не привлекая внимание ребят Намджуна. END FLASHBACK Чимин, не чувствуя под собой ног, несётся, а в глазах других — летит сломя голову по помещению суда. Его переполняют сразу несколько взаимоисключающих эмоций: радость, страх, горечь. — Чонгук! — зовёт он сразу, оказавшись на улице, привлекая внимание ожидающих у здания журналистов. Неужели не успел? Но почему сердце колотится так быстро? Почему он чувствует присутствие последнего? Или это ощущение уже въелось так сильно в кожу? — Чонгук? — смотрит Чимин на другую толпу, образовавшуюся, как ни странно, на проезжей части. — Звоните в скорую! — кричит кто-то оттуда. — Фура сбила мотоцикл! Снова судьба не пожалела Чимина. Снова сыграла жестокую шутку. Но ведь первое апреля ещё не наступило… — Ты обещал вывести из темноты, — падает на колени Чимин. — Ты выполнил обещание… Но сам же загнал меня туда снова…