«Мы не вернёмся в школу. Пока. Не знаю, сколько времени это всё займёт, и поверь, меня не меньше твоего раздражает, что я пишу загадками, хотя на самом деле попросту не знаю, как рассказать о том, что случилось. Она не хотела, чтобы я писал тебе, и я её понимаю. Мне бы тоже было стыдно.
Ближе к делу. Её отец сорвался, когда узнал о том, что это мы причастны к… Да, чёрт возьми, ты сам знаешь, что я имею в виду. И уверен, что ты догадывался о том, что ждёт её дома. Мог бы предупредить, потому что я не мог и подумать о том, что этот козёл способен поднять руку на свою же дочь. Её эльф привёл меня к ней. Вся в крови, а я ещё никогда не видел таких потухших глаз. Если бы ты увидел её тогда, то сорвался бы бить морду этому папаше, и я бы не стал тебя останавливать. Всё ещё чувствую запах её крови у себя под носом. Сейчас всё в порядке, но пока не затянутся раны она будет у меня. Ты должен прийти, когда созреешь к тому, чтобы поговорить. Она переживает из-за того, что ты сказал, говнюк.
D.L.M»
Спустя несколько секунд стул, на котором сидел Теодор, опустел, а дверь негромко хлопнула за спиной. Пара десятков ступеней под ногами, рука слизеринца скользнула по отполированному перилу, издав скрип, и парень вылетел в гостиную, которую так же быстро миновал в поисках отца. — Нужно поговорить, ты занят? — пропуская приветствия, выплюнул Тео, найдя отца в одной из комнат на первом этаже. — Смотря чего ты хочешь, — в голосе Адама, к кому бы он не обращался, нота равнодушия смешивалась с каплей бархатной доброжелательности. Так же, как когда говорил его сын, чужакам сложно было понять, что этот тон подразумевает под собой. — Поговорить, — повторил парень, стукнув свёрнутым в трубочку письмом об угол комода. — Говори, Тео, не тяни Мэрлина за бороду, — поторапливал Адам, вытирая руки о вафельное полотенце, которое тут же отправилось в корзину для стирки. Глазами парень проследил за действиями отца, понимая, что тот только покончил с одним из приказов Лорда. А может, это была его собственная инициатива, но, судя по полотенцу и вымытым рукам, Адам снова заколдовывал очередной предмет при помощи «грязной», как он выражался, магии. — Когда ты видел Лукаса? — Сегодня утром. — И он ничего тебе не говорил? — А он должен был о чём-то мне рассказать? — Адам повернулся к сыну, внимательно заглянув в карие глаза, что достались мальчику от матери. — Ты был с ними вчера в Министерстве? — начал подозревать он, но зря. — Нет, не был. Я не знал, что они собирались туда идти, — в голосе парня то и дело начало мелькать раздражение. — И не в этом дело. Ты знал о том, какими методами воспитания пользуется Лукас? — взгляд Теодора устремился аккурат в переносицу отца, губы которого едва заметно напряглись. Значит, речь пойдёт о ней… — подумал Адам, наконец сообразив, почему сын нервно постукивает пальцем по спинке стула. Догадывался ли он, что Нотт-младший испытывает к этой девушке? Скорее всего, что да. В какой-то мере. Когда проводишь столько времени с человеком противоположного пола с самого детства, симпатия зарождается довольно быстро, но Адам не был уверен, длится ли она до сих пор. — Судя по тому, какой вымуштрованной сдержанностью обладает его дочь, догадываюсь. — Сдержанностью, ну да, — сквозь зубы повторил Тео, отведя взгляд в сторону. — Драко написал, что вчера твой друг избил её. Это не в первый раз. Адам громко выдохнул. — Лукас строгий отец, и Лиа в этом не виновата, но она не глупая девочка, должна была догадаться, что за провинностью в её случае последует наказание. — И ты считаешь, это нормально? — Теодор говорил ровно, выражение его лица казалось совершенно серьёзным, как и всегда, когда он говорил о том, что на самом деле считал важным. Маска равнодушного подростка, жаждущего внимания и свободы действий, слетала, показывая настоящего Тео. — Тебе всё равно, что твою крестницу нашли всю в крови? Строгий голос сына врезался в уши. — Ты не можешь влезать в чужую семью со своими правилами. Мне не всё равно, Теодор, но ты должен понимать, что это их дело. Она его дочь и, как бы мне самому не было её жаль, она под его контролем. — У всего свой срок, папа. — Зная её, Лукас не долго будет властен над ней, и тогда это закончится. Но пока она с ним, не советую влезать в их семейные дела. Ты с этим ничего не сделаешь, ей придётся пройти через это самостоятельно. — Ты можешь поговорить с ним. Сказать, что мы знаем и что, в конце концов, это не нормально. Лорд её ценит, он не будет доволен тем, что этот козёл делает с ней. — Лорд знает больше, чем она сама тебе могла рассказать. И, думаешь, сорокалетний мужчина сам не знает, что избивать своего ребёнка — постыдное занятие? Поверь, Лукас отдаёт отчёт каждому своему действию, и моё замечание ничего не изменит, — Адам прибирал стол, пока чётко выговаривал каждое слово, а затем снова глянул на сына. — Если хочешь ей помочь, поддержи. Где она сейчас? — У Малфоев, — Тео опёрся руками о спинку стула, которую не мог оставить в покое до сих пор, постукивая по ней пальцами. Его руки напряглись, а мышцы шеи расслабились, от чего голова парня опустилась вниз, но он почувствовал немой вопрос отца. — Они с Драко, вроде как, вместе. — Вот значит, как, — Адам задумался, а затем ухмыльнулся себе под нос, вспоминая, как Лукас относился к парням, что приближались в его дочери. — Твоя подруга бунтует. Не переживай за неё, долго терпеть она не будет. Но ей нужен друг. — Знаю, что не будет.***
— Я не думаю, что возвращаться домой — хорошая идея, — Теодор опёрся спиной о деревянную раму у входа в столовую в доме Малфоев, наблюдая, как Драко намеренно тянет время, давая им возможность поговорить. — Ты же за этим сюда пришёл, чтобы отговорить меня? — Лиа мельком бросила взгляд на свои руки, а потом сложила их под грудью, всматриваясь в мягкие черты на лице друга. — За этим и огневиски, — парень ухмыльнулся, а затем его лицо снова стало серьёзным. — Нет. Я хотел прийти раньше, но решил, что лучше дать тебе время переварить всё это, — он окинул взглядом комнату и снова бросил колкий взгляд на портрет на стене. Лиа понимала, что он имел в виду переварить ситуацию с отцом и временное пребывание у Малфоев, а не лишь то, что происходит в стенах мэнора. Это было что-то с намёком на шутку. — Если я не вернусь, это только разозлит его ещё больше. Остаться здесь я не могу, а жить не пойми где, оставив дом и вещи отцу я не хочу. Я вернусь, но не позволю ему снова поступить так же… В голове Нотта всплыли слова его отца. Долго терпеть не будет. — Посидишь с нами? — Не долго. Бокал, что стоял напротив Эйвери и был наполнен в несколько заметных раз меньше, чем у парней, быстро опустел. Лиа даже дала ему напутствие «для храбрости», не вслух, конечно же. Отсутствие родителей дало Драко возможность выдохнуть, а терпкий огневиски постепенно развязывал парням языки. Напряжение спадало с их плеч, атмосфера походила на ту, что витала в воздухе слизеринской гостиной, но казалась более изысканной из-за обилия антикварной мебели и общей атмосферы мэнора. В комнате то и дело начали мелькать тихие смешки, перерастающие в короткий, но уже более громкий задорный смех, прежде чем Лиа встала со стула и, что-то шепнув на ухо хозяину дома, ушла, подмигнув Нотту. Может, дело было в огневиски, а может, времени прошло достаточно, чтобы, переодеваясь в свою одежду, которую эльфы успели подлатать, Лиа действительно почувствовала, что готова взглянуть в глаза отцу. Снова. Но теперь при мыслях о нём, возникало странное чувство. Ощущение, словно этот мужчина ей чужой. Не отец, не тот, кто дал ей жизнь, а тот, с кем она вынуждена мириться. Как жаль, что даже на этот случай у Лукаса был свой план. Та самая комната, из которой она позорно сбежала с помощью домового эльфа, казалось, всё ещё пахла спиртным и её кровью. Но это было лишь игрой воображения и болезненных воспоминаний. Прибрано, ни следа от того, что творилось здесь тем вечером. Взгляд Лии скользнул к тому самому столику, когда она переступила порог камина, и огонь за её спиной утих. Но столика не было на том месте, вместо него на полу в большом горшке стояло комнатное растение, что плавно, словно змейка, шевелило своими тонкими извилистыми веточками, на концах которых было ровно по четыре бордовых лепестка. Решительный шаг вперёд вдруг прервался, и Лиа на мгновенье остановилась, уловив шевеление на первых ступенях лестницы. Лукас спускался вниз, как раз заметив, как начал разжигаться огонь в камине. Нутро подсказывало, что явится именно она. Он остановился, так и не сойдя с последней ступени. Вместо этого Лукас только покачнулся, уверенно упираясь плечом о стену. Его руки были сунуты в карманы брюк, а взгляд ожидающе упал на вошедшую дочь. Дочь, которая на секунду замерла, глядя ему в глаза, а затем молча гордо прошла мимо, даже одеждой не коснувшись его. — Лиа. Раздалось за спиной, когда она миновала часть двухмаршевой лестницы. Что-то заставило её остановиться, но этого было недостаточно, чтобы девушка обернулась или заговорила с отцом. — Малфоям надоело притворяться хорошими? — с неприятной колкостью продолжил Лукас. Лиа буквально затылком чувствовала его злорадную ухмылку. — Какая тебе разница? — голос девушки был низким и холодным, но она всё так же стояла спиной к отцу в паре метров от него. — Мэрлин… время идёт, а ты такая же наивная дура, которой всегда была, — расслабленный тон отца заставил её обернуться. — Знаешь, для меня было удивлением узнать, что другие родители не позволяют себе обходиться так со своими детьми. И с чужими тоже. — Другие… Например, Малфои? — на лице Лукаса на долю секунды мелькнула ехидная ухмылка. Лиа не ответила, лишь снова отвернулась от отца и поставила ногу на ступень выше, как вдруг он снова заговорил. — Разве, я не просил держаться от них подальше? — Ты просил не только это. — И как они? Наверное, добры к тебе? — Какая тебе разница? Чего ты хочешь? Тебя разве это волнует? — ей так хотелось высказаться. Хотелось пристыдить его, сказать ему, какая он, всё-таки, скотина, если вдруг сам этого не понял, но Лиа остановила себя, понимая, что это не изменит абсолютно ничего. Она стояла к нему спиной, раздражаясь всё больше. — Меня нет, а вот тебя должно. Они же не сказали тебе, кто рассказал Тёмному Лорду о школьнице, способной вступить в ряды Пожирателей? Лукас с интересом наблюдал за тем, как корпус дочери снова медленно поворачивается к нему. — О чём ты говоришь? — брови волшебницы сдвинулись. — Правду, которую тебе никто не скажет, кроме твоего ужасного отца, — мужчина развернулся и вышел в гостиную, продолжая говорить, зная, что дочь последует за ним. И не ошибся. — Люциус Малфой был тем, из-за кого мне пришлось привести тебя к Тёмному Лорду. Я считал, что ты ещё не готова, Волдеморт не знал о тебе, как и все остальные, кроме Адама Нотта, Малфоя и Паркинсона. Это отец твоего дружка решил, что его сын не должен быть белой вороной среди опытных волшебников. Это он сказал Лорду о тебе… — Лукас сделал несколько шагов по комнате, подойдя к серванту, из которого достал бутылку крепкого и наполнил содержимым бокал, и его голос начал звучать как-то… Искренне, словно он говорит чистейшую правду. Такую же чистую, как виски в его стакане. Он говорил спокойно и с нотой того, будто ему и самому жаль, что так вышло, и это вводило его дочь в ступор. — А теперь его мучает вина за то, что подверг твою жизнь опасности. Его и его сына. Ты можешь ненавидеть меня за мою резкость и грубость. Можешь дальше сбегать из дома, думая, будто я не знаю об этом. Но у тебя нет причин мне не верить. Ни единой, потому что я твой отец. Он договорил, наконец взглянув на дочь. Повернулся к ней, собрав с губ остатки виски, и смотрел на то, как Лиа поочерёдно всматривается в его глаза. Брови девушки были сдвинуты, он видел, как она сомневается, правда ненавидит его, как она не хочет верить ни единому его слову. Но Лукас был уверен, что она поверит, потому что он говорил правду. — Ты говорил, что готовил меня к этому. Что я должна была идти по твоим стопам. — Потому что знал, что когда-то они доберутся до тебя, и ты должна быть к этому готова. Послушай, — он отвёл глаза в сторону и выдохнул. — Я был не прав. Взгляд Лии бегал по комнате, когда она обдумывала слова отца, но, услышав признание в ошибке, подскочил к мужчине. Она, как никто другой в этом блядском мире, знала, насколько тяжело Лукасу давались признания в собственной неправоте. От того он почти никогда не извинялся. — Вспылил и перегнул палку. Меня это не оправдывает, но я виноват и знаю это. А ты должна знать, что в этом мире доверять можно только семье, даже если от неё остался только никудышный отец. Я тебе не врал. Лиа смотрела в его глаза, пока в голове мелькали моменты из прошлого. Как на её первом выходе в свет Беллатриса высказалась отцу по поводу его дочери, а Люциус Малфой проронил фразу, что это не Лукас рассказал Лорду о ней. Лиа вспомнила, как в день, перед тем, как на её руке появилась отметина раба, Люциус спрашивал, не боится ли она. Все моменты, когда Малфой-старший как-либо взаимодействовал с ней, пронеслись в памяти, словно она окунулась в омут памяти. И самым отвратительным было то, что Лукас на самом деле никогда не врал ей. Она не ловила его лжи, никогда, все его фразы повторялось из разу в раз, не меняясь, все истории из детства рассказывались с точностью так, как Лиа помнила из слов матери. Мог ли он врать ей сейчас? С большим желанием она бы хотела, чтобы лжецом в этой истории оказался её отец, а не Люциус Малфой, но то, с какой добротой его семья отнеслась к ней, говорило об обратном. Не может быть. Драко… тоже всё знал? Девушка смотрела в лицо отца, не отрывая взгляд, пытаясь зацепиться за дрогнувшую мышцу, за морщинку, что изменила направление, но этого не было. Лукас выглядел серьёзным и до омерзения честным. Кровь снова закипала от злости. Только теперь это чувство было направлено ко всему вокруг. Она ненавидела весь этот грёбанный лживый мир. Ладонь с ещё виднеющимися красноватыми шрамами резко поднялась в воздух, направленной в сторону отца. Пальцы мужчины от потока магии разжались, и наполовину полный янтарного пойла стакан разлетелся вдребезги, звякнув о паркет. В любой другой день и момент это взбесило бы Лукаса, он не позволял дочери подобных всплесков эмоций, чего не скажешь о себе, но сейчас его реакция была иной. Он не сказал ни слова, даже не взглянул на осколки, растекающееся по полу пятно. Даже испачканные брызгами брюки остались проигнорированы. Позволил ей выплеснуть напряжение, а она лишь крепко стиснула зубы и снова исчезла между малахитовых языков огня.***
Дверь в ближайшем коридоре в доме Малфоев с грохотом отворилась, заставив парней резко повернуть головы в сторону арки на входе в столовую. Удивительно, но дверь после злобного удара женской ножкой осталась цела, исходя из того, что ни Драко, ни Теодор не услышали звук разлетаются щепок. Руки потянулись к волшебным палочками, прежде чем в дверном проёме появилась Эйвери. Только выдыхать было рано. — Когда ты собирался сказать мне? — О чём? — Драко выглядел крайне серьёзным, но появление девушки, казалось, его вовсе не озадачило и он спокойно поставил бокал обратно на стол. — О том, что твой отец был причиной, по которой я оказалась здесь в начале прошлого года. Что это он рассказал Лорду обо мне. Драко досадно выдохнул. — Ты же знал! — сказала она уже громче. — Ты же, блять, знал с самого начала, как я этого всего не хотела и молчал, что в этом виновата твоя семья! — Знал, — несмотря на внутреннюю мольбу девушки, чтобы он отрицал, врал или доказывал, что не был в курсе дел своего отца, Малфой согласился. Лиа вскинула брови и остановилась у миниатюрного столика в паре метров от слизеринцев. — Чёртов козёл, Малфой. Я же тебе верила, — дёрнувшись от закипающей обиды и злости, неосторожным движением она задела ножку того самого столика, на котором в ту же секунду колыхнулась увесистая ваза. — Осторожнее. Драко знал, что когда-то это произойдёт, когда-то она узнает правду, но надеялся, что это случится гораздо позже. Его голос звучал ровно, смиренно, словно отступать уже не было смысла. Взгляд Эйвери был тем самым, который обычно означает вызов. Уголки губ едва заметно напряглись в неуловимой ядовитой ухмылке, а рука потянулась к вазе, что, видимо, была такой же дорогой, как и вся остальная мебель в поместье чистокровных Малфоев. Пальчик осторожно вошёл в расширенное горлышко, нащупав внутреннюю шероховатую поверхность фарфора, и элегантным, оно было именно таким, движением кисти, толкнул вазу. Серые глаза Малфоя следили за тем, как одна из ваз шестнадцатого века покачнулась, а затем, потеряв равновесие, полетела на пол, словно время замедлили магией, не иначе. Он видел, как сверкнул узор на ней в последний раз, прежде чем фарфор, ударившись о твёрдую поверхность, разломился на несколько крупных частей. Веки медленно прикрылись, а с губ снова слетел усталый выдох. — Вот поэтому и не сказал, — Драко сидел так же расслабленно и уверенно, как до появления урагана Эйвери. Его спина ни на миллиметр не оторвалась от спинки стула. Только Теодор, совершенно не понимая, что происходит, выглядел заинтересованным и не мог скрыть с лица довольные ноты. Ему нравилось, когда она такая. Как он. Ему нравилось думать, что этому Эйвери научилась у него. Вошла в комнату, как к себе домой, сорвалась, не став терять времени на повторное приветствие, и дала волю эмоциям, не думая о ценности вещей, которые могли попасться ей под руку. Теодор любил наблюдать за тем, как она злится. Это выглядело забавно, когда огонь внутри девушки намеревался сжечь за проступки не его. Что-то внутри парня ликовало, понимая, что друг облажался по-крупному, и эта мысль заставила Нотта начать мысленно корить себя. Но не долго. Лиа стояла у разбитой вазы, пристально глядя предателю в глаза. Не могла поверить, что это произошло, что он действительно скрыл от неё такую важную деталь. Его семья была мила и добра к ней с первого дня её появления в этом доме. Нарцисса искренне соболезновала утрате матери, как Лие казалось, словно пыталась вернуть в жизнь девочки женское влияние. Отец Драко спас её от грязных рук Струпяра в тот проклятый вечер, он защитил её перед Тёмным Лордом! Ради чего? Из-за чувства вины? Драко молчал. И это молчание выводило из себя. Он всегда так делал. Молчал, когда нужно было высказаться, рассказать всю правду или, на худой конец, оправдаться. Он молчал, пробуждая в волшебнице чувство, словно ему всё равно, словно это всё недостойно его внимания, и это бесило. В юную голову Эйвери в эти моменты не могла прийти мысль, что он молчит потому, что не хочет её потерять. Потому, что нет слов и причин, способных оправдать его. Но было кое-что другое, способное заставить рот блондина открыться. — Не трогай, — напряжённость в голосе пробрала бы дрожи, если бы Лие сейчас не было так жарко от собственной злости. Обида заставляла её стоять на месте, перестать кричать. Она лишь стояла, глядя ему в глаза, пытаясь осознать, действительно ли мог так поступить с ней, но гнев никуда не уходил. Пальчики потянулись к краю стола, словно крючком поддевая его, но остановились. — Что бы я не сказал, ты ведь не простишь мне этого? — Нет. Соврала. Душащая обида кричала ей в уши, чтобы она ушла, забыв его имя, будто это он виноват в грехах своего отца. Кровь закипала, как и ненависть, но Лиа всё ещё отказывалась верить в то, что семья того, кого она уже успела полюбить, была замешана в том, чем обернулся для неё первый выход в свет почти год тому назад. Она могла его простить, но не могла признаться в этой слабости даже самой себе. — Ты хочешь правды? — По-твоему, я её заслужила? — Верно, — Малфой хлопнул ладонями по коленям, вставая на ноги. Он сказал ей пойти за ним и она пошла, с каждым шагом теряя надежду на то, что может быть оправдание, способное заставить её остыть. Смотреть в лицо тому, кто так похож на мужчину, разрушившего её жизнь… Слишком сложно. Драко провёл её и последовавшего за ними Нотта в комнату на втором этаже. Теодор всеми силами старался держаться в стороне, сохраняя нейтралитет. Встать сейчас на чью-либо сторону означало подписать себе смертный приговор. Не от того, что что-то угрожало его жизни, конечно нет, а от того, что это этот выбор было невозможно сделать. Кабинет Люциуса. Очевидно, это был он: заперт на два заклинания, до ужаса прибран, письменный стол у окна и несколько стеллажей вдоль стены. В доме Эйвери была комната с той же атмосферой, куда Лукас строго запрещал входить во время его отсутствия и присутствия. Блондин подошёл к среднему стеллажу, полки которого заставлены тёмными и наводящими ноту ужаса артефактами, среди которых было несколько томов книг и странный стеклянный шар на деревянной подставке. Драко взглянул на подругу, она ведь в первую очередь, была ему другом, и только потом той, что влезла в его душу. Посмотрел, словно прощался, словно она больше никогда не захочет смотреть в его глаза, что она уйдёт, бросит его, потому что он это заслужил. — Пророчество слышит тот, кому оно адресовано, — сказал он, сняв увесистый мутный шар с подставки. — Я знаю, — грубо ответила она, но ни одна мышца на её лице не дрогнула. Пальцы парня крепко сжали в руке пророчество, осторожно передав его девушке. В мутном стекле, внутри которого густел туман, как только шар коснулся её пальцев, из дымки начало вырисовываться лицо незнакомой женщины. Не молодой, возрастом чуть старше погибшей матери. — Явится та, что встанет перед твоим сыном в очередь к Смерти, — сообщил низкий женский голос. — Дракон будет смотреть в глаза Хель и не дрогнет. Она заберёт её, вместо мальчика. Уведёт за руку, как достойный трофей. Зрачки девушки сосредоточенно бегали по идеально ровной поверхности стекла, а слух напрягся до предела. — Что…что я должен сделать? — запнулся уже знакомый мужской голос, раздавшийся, словно в голове самой Эйвери, но никак не из магического шара. — Найти ту, что с рождения готова к своей участи, и привести её к нему, — женщина, пророчившая верную гибель молодой волшебнице, подняла глаза, и по рукам Эйвери пробежала дрожь. Она смотрела из шара на неё, смотрела прямо в глаза, словно знает, что та, о ком идёт речь в пророчестве, сейчас держит его в руках и наблюдает за тем, что происходило в прошлом. — Как я узнаю, что нашёл? — снова голос Люциуса. Вопрос заставил Эйвери предположить, что на то время мужчина не знал о её существовании. — Одного взгляда будет достаточно, чтобы понять, что это она. — Дракон… Девочка погибнет из-за меня? — Нет, Хель её уже ждёт. Омут внутри пророчества снова принял вид неприметного светлого тумана. Лицо женщины растворилось в нём, исчезло, голоса затихли, а Драко продолжал смотреть на волшебницу, на расслабленном лице которой он отчётливо видел боль. Сам только что собственноручно разбил ей сердце. Ему казалось, он слышал этот звук. Видел, как в глазах меркнет её злость, сменяясь на душераздирающую обиду. Веки Эйвери расслабились, взгляд устремился в никуда, потух, рот приоткрылся и нижняя губа дрогнула. Драконом из пророчества была она. Семейный символ, её патронус, знак на гербе Эйвери. Хель — богиня смерти, уже давно её ждала и всё встало на свои места. Теперь ясно, зачем Люциус привёл её к Лорду и ясно, почему Малфои были так учтивы. Они хотели защитить сына ценой жизни незнакомой девочки, но в них оказалось слишком много сострадания, чтобы оставаться к ней равнодушными. Они чувствовали свою вину, но жизнь единственного сына была дороже. Всего. На. Свете. — Как же ты мог? — тихий, дрожащий голос заставил внутренности Малфоя сжаться. Он не мог отвести от неё глаз. Она была так красива, так разбита и столько раз сломлена, а он не был в силах сделать хотя бы что-нибудь, чтобы избежать этого. Пророчеству было более шести лет. Когда Драко узнал о нём, он был совершенно равнодушен к одногруппнице, но высказал отцу нежелание того, чтобы девушка рисковала из-за него. Но разве это могло что-либо изменить? Лёгкие напряглись, он не смог сделать даже крошечный вдох, смотрел на неё, пока она медленно поднимала померкший взгляд на него. Словно в последний раз. В её глазах появился влажный блеск. Вот и нашлась причина, по которой Драко Малфой, не ставший ей даже другом за пять лет жизни в Хогвартсе, вдруг стал к ней ближе. Вина и корысть стали толчком к началу притворной дружбы, переросшей во что-то большее. В большее… из-за жалости к ней? Каждому существу в этом блядском мире что-то нужно от неё. Каждый находит выгоду. Почему каждый, кто входил в её жизнь, хотел использовать её? — Лиа, я не хотел этого. Холодный гладкий шар скатился с ладони Эйвери, которая медленно открылась. Снова звук битого стекла, снова звон, раздавшийся эхом, снова осколки ударили по кожаным ботинкам, оставив на них маленькие царапины. Она не ответила. Промолчала, решив, что ей нечего сказать. Ничего из того, что Малфой должен был услышать. Ударила его же методом, но в последний раз. Слишком больно. Для обоих. Драко смотрел, как медленно и решительно она разворачивается и уходит прочь. Хотел схватить её за плечо, остановить, каяться, извиняться и клясться. Снова просить прощения, кричать, хватать её за руки, за рубашку на груди, чтобы она не ушла! Чтобы она никогда не уходила! Но не стал. Нашёл в себе силы дать ей возможность сделать то, что она считает нужным. Дать ей возможность принять решение самостоятельно и уйти. Слишком уважал, чтобы посметь сопротивляться.