Лодка

      Спина осторожно прижалась к сырой холодной стене, взгляд расфокусировался, устремляясь в пустоту. Единственные занятия на долгие месяцы: изучать паутины трещин на стенах и мерить комнату шагами, покуда позволяют цепи на руках и ногах. Волосы спутались, Джинни не приходила вот уже пару недель, раны понемногу затягивались, но слишком медленно. Сложно понять, где именно болит — казалось, что везде. Может, так и было. Посеревшие веки наполовину прикрылись, и Лиа уткнулась носом в рукав тонкой кофточки, пропахшей сыростью и пылью, поджимая колени к груди. Думала о том, что сводит с ума быстрее: насилие или её собственные мысли? Оставить человека один на один с его разумом — та ещё пытка. Настоящая тюрьма. Лиа выдохнула, согревая теплым дыханием заледеневшие руки. Она ведь заслужила это. В действительности заслужила и глупо отрицать. За свою недолгую жизнь она успела сделать достаточно зла: Лиа отбирала чужие жизни так, словно они принадлежали ей, ни капли не сожалея. Жестокость пронизывала её, она всегда была такой, просто с появлением Тёмного Лорда смогла дать себе волю, выплеснуть всё наружу. Виновата. Конечно же, она это всё заслужила.              Но этого недостаточно, чтобы дать карме вершить дальнейшую судьбу. Справедливости, к тому же, не существует.              Ударили морозы. Ветер завывал, проникая в подвал сквозь крошечное окно под потолком. Это часть испытания на прочность, они сняли согревающее заклинание с помещения, заставляя её мёрзнуть до следующего их прихода. Они просто пытаются свести её с ума. Голод, холод и боль стали верными спутниками.              А она по-прежнему молчит. Лиа знает слишком много. Когда она была глазами и ушами Реддла, ей приходилось бывать в разных местах, наблюдать за разными людьми, подкупать их, узнавать тайны, секреты, страхи. Она следила за представителями власти, чиновниками, владельцами крупных бизнесов, членами влиятельных семей по всей Англии, не только в окрестностях Лондона. Лиа знала больше, чем того хотела. Знала о постах, на которые, должно быть, уже заступили люди нового Лорда, чтобы наблюдать за ситуацией в разных графствах. Она знала где они, сколько человек должно быть на посту, кто из непоследних людей страны не слишком верен Лорду, кто из них легко может повестись на деньги и пустые обещания, чтобы продать информацию о нём. Лиа знала о слабых местах правителя, наиболее уязвимых территориях, о тех, кто владеет важной информацией, но готов предать, слепых зонах самых охраняемых мест Пожирателей. С её помощью можно было бы легко разбить несколько небольших лагерей, расположенных в Чешире, Норфолке и Дорсете. Она знала распорядки, как часто сменяются дозорные и как проникнуть в само сердце лагерей оставаясь незамеченным. Это было частью её работы — следить за «своими», чтобы знать, кто из приспешников Лорда не чист на руку, кому нельзя доверять и кого следует «убрать». Она была тихой, незаметной, умела теряться в толпе, сливаться с темнотой ночи и выжидать. Ненавидела это, но оказалась полезной. Эйвери докладывала информацию Лорду и с её помощью они избавлялись от ненужных пешек, из-за которых им всем могли сулить проблемы. Расколется — погибнут люди, Реддл потеряет земли, за которые прямо сейчас ведёт войну.              Слишком много ответственности на девочке, которой едва стукнуло восемнадцать. Том должен был тщательнее подумать о том, кого выбирать на эту роль, но она была юной, прыткой, умела выжидать и принимать решения. Эйвери умела думать и решать на месте, анализировать, ь и в лицо её мало кто знал. Заменить её мог разве что прыткий от природы Барти Крауч, но для него у Лорда уже была особая работа.              — Жалкое зрелище.              Лиа почти засыпала, сидя на полу, как мужской голос вывел её из полудрёма, и она лениво приоткрыла глаза. Голова слегка кружилась, а может это сама комната начала плыть, медленно разрушаясь. Туманный взгляд поднялся к входной двери и невысокой лестнице, ведущей к ней. Темно, практически ничего не видно, только чёрный силуэт, который покачиваясь, делал шаг за шагом вниз по ступенькам.              Жалкое, верно.              — Ты мне казалась матёрей, — он хмыкнул, и Лиа прищурилась, чтобы увидеть лицо, но кроме чёрного пятна вместо него ничего разглядеть не смогла. — Получила по заслугам. И каково это, чувствовать себя ничтожеством? Паршиво, наверное. Даже как-то, — говорил он, шагая вдоль стены напротив Эйвери, пока наконец не вышел на дорожку из лунного света, — жаль тебя.              Её брови медленно напряглись, как только серебристые лучи из окна попали на посетителя и подсветили его бледное лицо. Копна сальных тёмных волос, блестящие глаза, нахальное выражение лица, длинный нос и лиловый шарфик на шее. Чёртов. Шарфик. Эйвери недоверчиво подняла голову с колен и плавно повела подбородком, всматриваясь.              — Ты мёртв, — голос захрипел, ей пришлось прочистить горло, напрягая шею.              — Разве? Мне кажется, вполне себе жив, а вот ты выглядишь так, словно тебе осталось не долго, — он опёрся плечом о стену прямо напротив Эйвери, а затем повернулся и сполз вниз.              Струпьяр присел, глядя на неё оценивающим взглядом, вынул изо рта какое-то подобие зубочистки.              — Оттуда, куда я тебя отправила, не возвращаются.              — Билет был не действительным.              Лиа резко выдохнула, отводя взгляд в сторону. Полное дерьмо. Что происходит? Он должен быть мёртв, она сама его убила почти год назад. Или год? В памяти всё смешалось, но она помнила день, когда пустила зелёный луч в его голову, помнила, как его мёртвое тело рухнуло на ковёр в холле Малфой мэнора. Её первое убийство. Она могла снова услышать змеиный шепот Волдеморта у своего уха, подначивающий её убить того, кто пытался обесчестить её.              — Посмотри на меня, — сказал он, и пленница вернула усталый взгляд к его глазам.              Он хотел убить её, хотел осквернить, поглумиться, когда она видела его в последний раз. Распустил руки. Она всё ещё помнила его грязные прикосновения, но сейчас это не имело значения. Уже мало что несло смысл, прошлое ушло, пряталось в тумане подсознания, которое пыталось его забыть. Лиа кое-как задержала на нём взгляд.              — Так каково это, крошка? Проиграть.              Она действительно проиграла. Месяцы в подвале, её тело изрезано острым лезвием её же кинжала, запах собственной крови уже не различался в морозном воздухе. Поражение, похожее на позор.              — Как ты выжил? — голос звучал спокойным, но лишь от того, что сил на злость не оставалось.              — Ха, чтобы выжить, нужно быть на волоске от смерти. А я не был.              — Что ты здесь делаешь?              — Узнал, что ты здесь, решил зайти посмотреть. Не каждый день увидишь любимицу Лорда едва живой и справляющей нужду в жестяное ведро. Приятно смотреть, — он ухмыльнулся, но показался задумчивым, рассматривал её, заставив Лию поджать ноги ближе к груди.              Всё ещё немного пугает её. Прошло столько времени, а по спине проходит дрожь от его взгляда. Его глаза блеснули. Лиа пыталась понять, как такое возможно, как он мог выжить или это уже тогда был план Волдеморта? Имитация смерти, убийства, чтобы она что? Поверила в себя? Или для того, чтобы проверить её? Тогда Реддл слишком легко отказался от соратника, служившего ему годами, так неужели это была ловушка и Струпьяр всё это время был жив? Как это возможно? Лиа пыталась понять, осознать, но голова гудела от ударов при последнем визите Эда и Билла Уизли. Её взгляд бегал по глазам Струпьяра, следил за движениями его пальцев, которыми он лениво дирижировал невидимым оркестром. Покрасневшая слизистая глаз начала пощипывать и Лие пришлось несколько раз медленно моргнуть. Мог ли он прятаться в толпе Пожирателей и являться в Дувр? Могла ли она столько времени не замечать его присутствия? Мог ли Реддл на самом деле столько времени лгать?              Что. За. Хрень.              — Освободи меня, — по сырому подвалу разошёлся неприятный звук звякнувших цепей. Если он даст ей шанс, пусть мизерный, Эйвери выдавит из себя «пожалуйста».              — О, нет, — он поднял обе ладони. — Я не могу, мне нельзя. Но не бойся, я не прикоснусь к тебе. Хотя, наверное, ты была бы не против, если бы взамен я снял с тебя кандалы. Да-а, как собака на цепи, — задумчиво протянул Струпьяр, рассматривая цепи, склонив голову на бок. — На что бы ты пошла, в обмен на свободу?              — Лорд узнает, что ты был здесь. Ты заплатишь, — Эйвери говорила ровно, пытаясь собрать мысли в кучу, но то и дело прикрывала глаза, тяжело выдыхая. В груди щемило.              — Не узнает. И не найдёт меня. Я за всё уже заплатил.              — Ты — предатель, тебя не простят.              — Мне не нужно прощение. Или одобрение. Я — не ты. Девочка, из кожи вон лезшая, чтобы угодить жестокому холодному отцу, безвольно исполняющая прихоть его и молодого Лорда, — медленно говорил он, поднимая и опуская брови, то улыбался, то изображал наигранное удивление, — потеряла мать, запуталась в том, чего хочет, узнала, что уготовила тебе судьба. Где правда, где ложь, добро, зло? Используют тебя, а предатель я.              — Откуда ты знаешь про маму?              — А кто ж не знает? Я там был вместе с тобой. Так на что ты пойдёшь ради свободы? Какова её цена?              — Что за бред, — выдохнула Лиа, опуская голову и потирая лоб о рукав, но тут же бросила взгляд к двери, скрип которой пустил мороз по коже.              Тихие шаркающие шаги. Медленные, ленивые. Тёмный силуэт спустился по ступенькам вниз и молча прошёл через комнату, остановился у единственного стула. Больные суставы вынудили его присесть, тяжело выдохнув. Лунный свет поблескивал на седых, почти серебряных волосах.              — Мистер Олливандер? — пришлось прищуриться и проморгаться, чтобы понять, что это не мираж. Старик Олливандер, это действительно он, немного осунулся, длинные волосы почти касаются плеч, на которые накинут пиджак, обшитый овечьей шерстью.              Он только устало улыбнулся, бросив на девочку короткий взгляд.              — Его ты тоже убила? — задиристо спросил Струпьяр, косясь на старика.              Эйвери насупилась, покачивая головой.              — Нет, я… Нет.              Она ничего не понимала. Она не убивала его, по правде, Лиа вовсе не знала, что случилось с Олливандером после того, как она привела его к Тёмному Лорду. Взгляд бегал по телу создателя палочек, перепрыгивал на сидящего на полу Струпьяра, расставившего ноги, и руки которого безвольно свисали с колен.              — Зачем вы здесь? — спросила она, глядя на пожилого мужчину.              — Пришёл поговорить, — не сразу начал он своим скрипящим старческим голосом. — Ты ведь знаешь, в чём была твоя ошибка? Ты юная, не понимаешь до конца всего, но тебе придётся.              Лиа непонимающе покачала головой, губы невольно разомкнулись, она напряглась. Взгляд пробежался по едва освещённому подвалу, и Струпьяр видел, как округлились её глаза, когда в дальнем углу она наконец заметила ещё одну стоящую фигуру.              — Кто ты? — прошептала она.              — Ты был прав, что она не вспомнит, — парень вышел из тени и дал егерю звонкую пять.              — Будешь должен мне три пива, — подмигнул Струпьяр.              — И правда не узнаёшь?              — Нет, — тихо на выдохе ответила Лиа, пока парень сунул руки в карманы штанов и приближался к ней. Он присел на корточки напротив на расстоянии вытянутой руки.              — А так? — Парень повернул голову влево, демонстрируя профиль, а после вправо.              Обоняние уловило мускусный сладковатый запах его парфюма. Знакомый. Лиа всматривалась в его лицо, пытаясь узнать. Высокий, широкоплечий, крепкий, но меньше Забини, короткие тёмно-русые волосы аккуратно зачесаны на бок. Молодой, не намного старше её. Не могла вспомнить, покачала головой пока вдруг её сдвинутые в напряжении брови не расслабились, когда взгляд зацепился за красноватый шрам на его шее.              Нет. Не может быть. Нет.              Эйвери, словно зачарованная, не могла отвести взгляд от голубых глаз парня, которого, наконец, узнала. Не могла поверить собственным глазам, всё больше напоминало злую, сводящую с ума шутку. Парень, сидящий перед ней, на лице которого была лёгкая, добрая ухмылка, который смотрел прямо в глаза, пока её рот медленно приоткрывался от удивления, был тем, с кем ей однажды довелось дуэлировать во время осады Дуврского замка. Перед ней сидел сын того, кто пытал её шесть месяцев. Это был сын Эда.              — Я перерезала тебе горло, — выдавила она шёпотом, не отрывая взгляд от синевы его глаз, пока у самой перед глазами проносились обрывки того дня. Дня, когда ей было страшно, когда она пряталась за обломками одной из стен замка, схватившись за голову и боясь пошевелиться. А когда взяла себя в руки, вступила с ним в бой и убила.              Невозможно.              — Да, своим кинжалом.              — Ты мёртв.              Голос дрожал, как и её подбородок, а парень лишь пожал плечами. Эйвери отвела безумный, испуганный взгляд в сторону. Плавно, боясь сделать резкое движение, боясь вздохнуть. Страх начал пробирать до костей, диафрагма болезненно сжалась, и Лиа медленно отвернулась, прижимая руки к груди.              — Вы мертвы, — шептала она, пока на её лице зарождался ужас. — Вы все мертвы.              Все. И Олливандер мёртв, потому что привела его к Лорду она сама.              — Скажи, из-за кого?              Тёплый голос молодого аврора коснулся её дрожащей кожи. Внутри всё сжалось, животный страх и ужас пробирали до дрожи. Непонимание. Не укладывается в голове. Невозможно.              «Что со мной происходит. Что это такое?» — повторяла Лиа у себя в голове, в позе эмбриона прижимаясь плечом к холодной каменной стене. Пальцы зарылись в волосы на макушке. Взгляд пополз от собственных рук вдоль матраса к ногам, прикрытым плотной тканью домашнего платья. Веки задрожали, когда он начал подниматься выше, рывками цепляясь за вышивку на подоле, корсете и закрытой груди.              — Мама…              Мэриан сидела по ту сторону грязного сырого матраса, сложив ноги на бок и положив тонкие изящные ладони на бедро. На пальце блеснул фамильный перстень с изумрудом в виде драконьего глаза. Тёмные пряди, волосок к волоску, струились по плечами, завиваясь ближе к концам. Она улыбнулась, мягко, нежно, так по-доброму, заставляя сердце дочери разбиваться каждую секунду, которую она смотрит на неё.              — Мама, — повторила Лиа, но она все молчала.              — Какова цена твоей свободы, Эйвери? — хриплый мужской голос донёсся из-за спины Лии.              Подмор. Ведьма замерла.              В комнате были те, в чьих смертях виновата Лиа. Появлялись новые фигуры, но взгляд Эйвери был прикован к матери. Рот приоткрыт, подбородок дрожал, лицо Лии застыло в сожалении. Они говорили с ней, обвиняли, шутили между собой, жалели её, пришли, чтобы напомнить о себе, и только Мэриан молча смотрела на дочь, сдержанно улыбаясь, словно с семейного фото. Подвал наполнялся гулом голосов, который то затихал, то поднимался вновь, мимо мелькали чёрные тени, комната наполнялась людьми, призраками, отголосками прошлого. Их не было на самом деле — Лиа поняла это, но не сразу. Не могла оторвать взгляд от матери, шептала ей, что не виновата, что она не причастна к её смерти, что сожалеет, скучает. Мэриан молча мягко кивнула, склонив голову на бок и продолжая с нежностью смотреть на избитую дочь, что давно продрогла. Мама молчала, потому что Лиа не знала наверняка, что бы та могла ей сказать. Что бы она хотела ей сказать, обвиняла бы или сожалела? Звала бы с собой, просила бы держаться и быть смелой? Лиа не знала, потому из всех людей, заполнивших сырой подвал, она одна молчала, пока плечи дочери не задрожали от тихого истерического смеха. Безумно рассмеялась от глупости ситуации, того, что с ней делает её подсознание и того, как сама же медленно сходит с ума.              В ту ночь у неё была горячка. Утром Эйвери нашли без сознания.              Горькие лекарства и несколько настоек быстро вернули её в строй. Эд всматривался в её впалые глазницы, тусклую кожу, отметив, что вид у неё кошмарный.              — Сдайся, — попытался манипулировать он, склонившись над ней, сидящей на своём тонком старом матрасе, — Ты устала, мы тоже. Закончи это, расскажи то, что должна, и этому придёт конец. Раб не выстоит против героя.              Какова цена твоей свободы?              — Никто не властвует надо мной, — безразлично ответила Лиа, уставившись в его пустые глаза. — А героям свойственно погибать.              Эд ухмыльнулся. Расколоть её стало не столько стратегически важным делом, сколько личной целью.              — Сыворотка правды будет готова меньше, чем через месяц. Пришлось долго ждать, поставки пера болтрушайки. Представляешь, чёрный рынок теперь охраняется, — он выдал искренний интерес к сказанному, но сразу после взялся пальцами за подбородок Эйвери, придержав его. — Но я столько ждать не буду. Мы потратили на тебя слишком много времени. Ты заговоришь, когда я начну отрезать тебе пальцы и отправлять их твоему хозяину.              Глаза Эда блеснули, он ухмыльнулся, и Лиа почувствовала неприятную тянущую боль в области живота. Не оторвала взгляд, только сжала челюсть покрепче, сверля его акульим взглядом.              — А пока отдыхай, сегодня у меня нет времени на тебя. Посиди, подумай, если мы ещё не вышибли тебе все мозги.              Эйвери скривилась, опираясь спиной о стену. Он ушёл, она так и осталась сидеть, пока сосредоточенный взгляд бегал по неровной поверхности пола, кусочкам дерева от сломанного стула и старой паутине. Её никто не спасёт, она должна спасти себя сама. Попытаться. Снова.       

***

      Единственный шанс с вероятностью один к сотне тысяч. С вероятностью в девяносто девять и девять процентов — не сработает. Шанс блефа равен ударным ста, но это было единственное, что оставалось. Сыворотка готовится, ждать больше нельзя. Терпеть больше нельзя, за ней никто не придёт, её никто не найдёт. Она или умрёт, пытаясь сбежать, или выдаст тайны Тёмного Лорда, обрекая его людей на смерть, и умрёт сама.              Джинни отказалась помочь. Лиа просила её неделю назад, когда та, спустя месяц, всё же решила навестить её. «Не проси меня, пожалуйста, не проси. Я не могу, не могу», — сказала она и, отряхнув джинсы от подвальной пыли, собралась уходить, но перед самой дверью остановилась. Сказала не есть и не пить, и ушла, но Лиа поняла, что это значило. Она догадывалась всё это время, что магия исчезла не просто так, зелье подмешивали в воду или еду. Сначала морили голодом и жаждой, а затем приносили стакан воды и миску с кашей. Сложно удержаться, когда желудок начинает переваривать сам себя, сжимается, не давая сделать глубокий вдох. Было не ясно, сколько необходимо времени, чтобы вывести яд из организма, но ждать больше нельзя.              Ночью Лиа стояла, глядя в своё крошечное окно. Решиться. Нужно только решиться, а в груди безжалостно всё давило и содрогалось. Ей всего восемнадцать.              Ты должна перестать бояться боли.              Но я живу в ней.              Живёшь и боишься.              Перестань. Бояться.              Одним утром Эйвери выбила ногой поднос с едой из рук Билла. Содержимое упало, посуда разбилось, еда оказалась на грязном полу, а сама Эйвери тут же получила металлическим подносом по виску и отключилась. Тело слабело с каждым днём, организм требовал хотя бы кроху пищи, начинал разрушать сам себя. Сколько их прошло, этих голодных дней? На деревьях надувались зеленоватые почки. Весна. Лиа закрыла глаза, вдыхая свежий тепловатый воздух. Пора.              Она не знала, сколько времени прошло с момента, как она потеряла сознание, но придя в себя, тут же пошевелила ногой. Под ботинком что-то тихонько захрустело и последовал облегчённый выдох. Она не ела почти неделю, в надежде, что этого будет достаточно, но когда она выводила пальцами магические символы и фигуры, магия всё ещё не ощущалась. Напрягать мышцы становилось сложнее, в глазах то и дело темнело, как только Эйвери поднималась на ноги. Организм начал использовать любые источники энергии, сжигая резервные запасы. Больше времени у неё не было. Ей нужно бежать. И как можно скорее. Лиа подняла ногу, подбирая острый осколок от глубокой миски с супом, остатки которого растекались по полу. Она бросила взгляд к стакану с водой, который ей снизошли оставить.              Нет, нельзя.              Лиа сосредоточенно смотрела перед собой, крутя в руках осколок. Брови сдвинуты, тёмные глаза уставились в пустоту подвала. Единственный шанс, прежде чем её наконец убьют. Цена её свободы. Она крутила бежевый осколок, собираясь с мыслями, прокручивала в голове созревающий план, всё никак не решаясь, пока остриё не вырезало на тонкой коже вдоль каждого пальца:              Огонь.              Взгляд подскочил к сидящему в углу молодому аврору, которого давно не было в живых. Его здесь, собственно, тоже не было. Больная фантазия. Но он ухмыльнулся, внимательно наблюдая за Пожирательницей и тем, на что она шла ради того, чтобы вырвать возможность дышать свободно из хватки Ордена. Ради свободы.              Дверь распахнулась. Мерзкая улыбка на лице Эда, фамилии которого она так и не узнала, появлялась каждый раз, когда он входил в подвал. И теперь, спустя неделю, она была шире, искреннее, словно сам министр награждал его за великие достижения и заслуги перед магическим обществом. Он мельком осмотрел комнату, бросив короткий взгляд на один из пустых углов.              — Я пришёл просить твоей руки.              Лицо Эда исказилось в безумной, пугающей ухмылке, когда он провёл пальцем по тупой стороне мачете. Магловские приёмы для таких ненавистников простолюдов, как подчинённые нового правителя.              — Не пугайся, малышка, мы уже почти семья. Ты столько времени с нами.              Лиа вжалась в стену, подавляя подступивший к горлу ком. Борись со страхом. Перестать бояться боли не так просто. Когда тебя избивают, ты знаешь, что твои раны затянутся. Тебя подлечат, чтобы не откинулась раньше, чем раскололась. Когда тебя пытают магией, она не оставляет видимых следов, но когда грозятся отрезать часть твоего тела, вряд ли она прирастёт обратно. Внутри всё сжалось, голова начала кружиться. Мутило.              Эд взял её за руку и повалил на пол.              Нужно потерпеть. Ещё немного. Лиа мысленно повторяла себе, заглушала свой собственный голос, кричащий в голове, просила немного потерпеть. Но было страшно. Каждый раз, когда ей казалось, что она не выдержит, самым страшным было осознание того, что выдержит. Страшно не умереть, страшно продолжать жить так. И ей придётся терпеть дальше. Снова. Она стиснула зубы, обнажая их, всё тело напряглось, сжалось, глаза крепко зажмурились.              Немного потерпеть.              Она знала, что он не врал, знала, что он придёт, и это был единственный шанс. Единственная, крошечная надежда. Ей не сбежать, ей не хватит сил преодолеть и пары километров, чтобы скрыться в лесу. Без магии её быстро найдут, она давно не ела и единственным, за что она благодарила судьбу, был недавний дождь, благодаря которому она смогла напиться из лужи под окном.              Эд прижал её тонкую кисть к грязному полу и замахнулся. Сердце бешено колотилось в груди, разгоняя кровь по дрожащему телу. На лбу заблестели маленькие капельки пота, подкатывала тошнота, а голова начала кружиться от резкого скачка давления и страха. Лиа невольно скривилась, внутренний голос умолял её сдаться, рассказать всё, покончить с этим. Какое ей дело до того, что станет с империей Тёмного Лорда, когда она наконец обретёт покой? Это была не её война. Тогда. Но сейчас…              «Не сдавайся» — шепнул голос в голове, но не её. Знакомый, но Лиа не смогла сразу узнать его, пока вдруг образ Драко не всплыл в её памяти.              Глаза предательски защипало, плечи содрогнулись.              — Вот оно что, — протянул Эд, нависая над ней. — Прости, что так долго держали тебя здесь, нужно было сразу начать с этого, но кто же знал, что нам попался крепкий орешек. Эй. Я поражён и восхищаюсь тобой, правда. Какая ты была храбрая всё это время! Не уверен, что кто-то из наших людей продержался бы так долго. А ты молодец, ну не хнычь. Ты сама выбрала себе этот путь. Может, ты хочешь что-то сказать?              Хочет. Покончить с этим.              — Это я убила твоего сына.              И острие ножа стремительно двинулось вниз.              — Нет! — вырвалось у Эйвери прежде, чем её руку прошибла нестерпимая, адская боль, а под ладонью вдруг стало влажно и тепло. Она не смотрела, замерла с немым криком на губах и ужасом на мокром от слёз лице.              Всё тело, каждая мышца напряглась, воздух из лёгких вырвался вместе с первым криком. Лиа не смогла вдохнуть, вцепилась целой ладонью в кисть левой руки, сворачиваясь клубочком на полу в липкой густой луже.              — Я отрежу тебе каждый палец, пока ты не заговоришь, а после сделаю то же самое с твоим языком, сука.              Эда прошибала ненависть. От убийства этой дряни его отделял всего шаг и Билл Уизли, который что-то прорычал, хватая мужчину за плечо. Обезумевшие глаза Эда прожигали в девочке дыру. Как он хотел избавиться от неё, отомстить за смерть сына, потому что всего, что он с ней делал здесь было недостаточно! Никакая её боль, ни единый крик не искупит её вину. Но было рано. Ещё немного потерпеть, как только она снова сможет говорить — пол дня, максимум день, она всё расскажет. Она уже сломалась.              Они ушли, пока Лиа прижимала кровавую руку к груди, корчась от боли. Не чувствовала, как горячие слёзы текут по её лицу, не чувствовала ничего, кроме боли, затуманивающей рассудок. Вздрагивала, лёжа на бетоне, успевшем повидать разное, произошедшее в этой тюрьме. Это не подвал, это камера пыток. Всхлип за всхлипом, тихие, едва различимые звуки постепенно вовсе прекратились. Лиа всё лежала, глядя перед собой, прижимая кисть к телу, боясь посмотреть на неё, случайно зацепиться взглядом. Она чувствовала каждый из пяти пальцев, словно они были на месте. Но знала, что это не правда. Иллюзия, фантомные боли, потому что тело не принимает того, что произошло. Молча продолжала плакать, спустя пару часов перестала вздрагивать, думая о том, что если выживет, если она всё же сможет, её больше ничего не сломает. Своими руками они создавали монстра, и лучше им убить её прежде, чем она встанет на ноги.              На следующий день они снова пришли. Лиа знала, что придут, он обещал. Она инстинктивно вжалась в пол, не могла заставить себя поднять взгляд на него. Ещё вчера оторвала нижнюю часть своей кофты, чтобы перемотать руку, а после в неё через щель в двери бросили пузырёк кровоостанавливающего, чтобы не истекла кровью до утра. В этот раз их было трое. Она видела их ноги, грязные, усеянные царапинами кожаные ботинки, но не хотела видеть глаза. Смогла поднять взгляд только на одного из Ордена, который остался стоять у двери.              Фред был бледнее стен подвала, в который не хотел спускаться уже долгое время. И не спускался, но в этот раз его потянули силой. Взгляд бывшей подруги снился ему по ночам, а теперь он снова увидел его воочию. Такой же дикий и внимательный. Вина пожирала его изнутри, но он не мог ничего с этим сделать. Он не мог пойти против своей семьи, знал, что поступает как трус, но у него не было права остановить их. Ему придётся жить с этим.              — Поговорим? Вчера я был резок. Веришь или нет, я и так был почти уверен, что это сделала ты. Перерезала ему горло, — говорил Эд, вышагивая по подвалу, — обычно так никто не делает. Ну, из ваших, понимаешь? Когда я нашел его, Итена, я подумал, что это должен был быть кто-то новый. А это была ты. Как твои пальчики? Ой, прости. Давай продолжим. Покажи мне, что от них осталось? Давай.              Эд мёртвой хваткой схватил её дрожающую руку, буквально отрывая её от её груди, и уложил на каменный пол, прижимая ногой. Маленькая ладонь испачкана в засохшей крови, которая кусочками отпадала от бледной кожи. Три тонких женских пальчика коготками впились в бетон, загоняя его частички под ногтевые пластины, а на месте остальных чёрный выцветший лоскут ткани, сквозь который немного проглядываются две фаланги. Точнее, то, что от них осталось — едва ли наберётся сантиметр. Лезвие сверкнуло от лучей проникающего в подвал обеденного солнца.              — Нет! Господи, нет, я скажу, пожалуйста, — завопила она, едва внятно. Лиа скривилась от страха и боли, её лицо снова было мокрым от слёз, а губы не слушались, болезненно содрогаясь. — Я всё скажу, пожалуйста, хватит, — просила она. — Хватит, я больше не могу, пожалуйста!              Эд приподнял носок ботинка, позволив ей забрать из-под него тонкую, нежную кисть, и Лиа прижала больную руку к себе, начав покачиваться на месте и продолжая горько рыдать.              — Так, оказывается, всё было просто. Ты меня разочаровываешь. Стоило сказать, что я восхищён, как ты падаешь в моих глазах. Не порядок.              — Я всё расскажу, только не трогай меня.              Эд присел перед ней, чувствуя свою власть и глядя на то, как девчонка наконец сломалась. Жала руку к груди, тряслась и покачивалась. Наслаждался тем, как, наконец, слёзы лились по её лицу, как вздрагивали плечи и подбородок. И глаза её больше не казались акульими, в них была только боль и отчаяние. Такой она должна была быть сразу, как только попала сюда. Такой должна была быть девочка-подросток, не строя из себя преданного героя, если на самом деле она обычная грязь.              — Почему нельзя было сделать это вчера? Возможно, всё твоё осталось бы при тебе. Но не волнуйся, какая-то часть тебя уже на полпути к дому.              Лиа скривилась и отвернулась. Она задержала короткий взгляд на молодом авроре, всё так же наблюдающем за ней из дальнего угла. Призрак кивнул.              — Сколько постов в районе Чешира? — Эд улыбнулся, потеребив её за влажную щеку рукой. — Ты же знаешь.              На его кисти до сих пор виднелся шрам от одной из их прошлых встреч. Секундный взгляд в его глаза, и мужчина едва успел напрячь густые брови. Эйвери полоснула его по лицу осколком от битой посуды, который прятала под поясом, и что есть сил толкнула ногой. Эд потерял равновесие и упал на пол. У неё было всего несколько секунд и один крошечный шанс. Тешить себя иллюзиями было бы самым идиотским порывом наивной девочки. Но Лиа не была наивной, она просто должна была попытаться. Вероятно, это была плохая идея, наиболее рискованная из её затей. Она вытащила из-за пояса Эда свой кинжал, схватила его здоровой рукой и ударила мужчину локтём. Сжала кинжал так крепко, как её учили, и вскочила на ноги, бросая его в Билла. Полгода без тренировки, столько времени потрачено в пустую. Они просто отобрали у неё шесть месяцев жизни, превратив их в Ад и безумную агонию боли. Но она попала. Рукоятка серебряного кинжала блеснула под солнечным сплетением Уизли, лезвие вошло на всю длину. Он не успел среагировать, был слишком расслаблен и уверен в том, что скоро история с девчонкой закончится.              Лиа бросилась к двери, толкая ватное тело Фреда в стену. Она схватила палочку в его руках и вырвала её из хватки. Парень почти не сопротивлялся, позволяя Эйвери броситься бежать. Долгие наблюдения сквозь крохотное окно дали понять, что граница аппарации находится не более, чем в сорока метрах от дома. Аппарировать она не сможет, её разорвёт из-за слабости и нестабильной магии, но это, вероятно, лучше, чем то, что ждёт её, когда её поймают и вернут обратно. Она не знала, есть ли в доме кто-то ещё, не знала, почему не явился Грюм. Она не знала ничего, план был провальным с доброй сотней дыр. Лиа бежала, оставляя на деревьях отметины. Бежала что есть сил, воздуха не хватало, лёгкие болели, а ноги заплетались от непривычной нагрузки. Холодно. Ноги тут же начали гудеть, наливаясь кровью, а ботинки, казалось, стали ей малы. Лиа слышала крики позади и выстрелы заклинаний, но не останавливалась. Не знала куда бежать, просто неслась прямо, рассекая кору ближайших деревьев бежевым осколком от посуды. Она резко остановилась, нервным движением рисуя на сырой земле круг и волнистую линию в его центре. Когда-то так слизеринцы помечали путь, когда сбегали в Запретный Лес. Это был знак, чтобы найти друг друга. Болезненные воспоминания, но реальность была куда хуже. Она снова бежала, пригибалась, пытаясь уклониться от заклинаний, бежала, пока лес не закончился и под ботинками не зашуршала мягкая, сочная трава возникшего луга.              Эйвери остановилась на холме, прямо пологий спуск и какая-то деревня где-то далеко вдали застряла в тумане. С трёх сторон лес. Бежать дальше некуда. Её всё равно найдут, поймают, но план был не сбежать. Она должна была дать о себе знать. Лиа выставила палочку Фреда перед собой, молясь каждому богу, имя которого могла вспомнить. Перед глазами, словно полупрозрачной пеленой, мелькали лица. Тео улыбался ей, обнажая клыки, Драко смотрел из-под расслабленных век, Пэнси испуганно смотрела с надеждой. Всё, как в романтичных и трагических книгах, где всё до одури банально. Видимо, авторы что-то знали. Грудь тяжело вздымалась, воздуха всё равно не хватало. Кончик палочки завис в воздухе по направлению к деревушке, с губ слетело заклинание адского пламени.              Ничего. Магия в руках не ощущалась совсем.              — Блядский цирк, — выдохнула Эйвери и бросилась вперёд, как вдруг массивная фигура возникла слева и повалила её на землю. Они прокатились по мягкой, свежей траве, и даже это было лучше, чем лежать на сыром, шероховатом бетонном полу того подвала. Что угодно было лучше тех четырёх грёбанных стен.              Кто-то тяжёлый навалился на неё и навис, упираясь руками в её тонкую шею. Капля крови с лица Эда упала Эйвери на щеку, когда она смогла сфокусировать взгляд. Конечно, это был он. Он не отпустит её, не даст сбежать, заберёт у неё любой шанс на спасение. Лиа прикрыла глаза, задыхаясь. Хотелось подумать о доме. О маме, Хелен. Драко. Теодоре. Но психика сыграла злую шутку. Боль ассоциировалась с отцом. Закрыв глаза, Лиа увидела лицо Лукаса.              Щелчок. Где-то в области затылка, не порождающий какое-то чувство, а убивающий их напрочь. Остатки, зачатки страха, обиды исчезли. Она убьёт его. Нужно выжить хотя-бы ради этого, и ей не нужны пальцы, чтобы прикончить Лукаса, он может ими подавиться. Лиа задыхалась от рук Эда и ярости, которая поглощала её. Становилось жарко. Слишком жарко, тело словно начинало гореть. Если не сейчас, то больше никогда. Она больше не сбежит, у неё не получится. Она умрёт, но её хотя бы должны найти. Если тьма поглотила её душу, она же и вытащит её из этого дерьма. Тьма должна быть родным домом, где её ждут.              — Сгори, — выдавила из себя Эйвери, когда её бледное лицо уже налилось кровью.              Лиа сжала в правой руке палочку, ударив кистью по мягкой траве. Закрыла глаза, расслабилась, перестала сопротивляться и выгнулась на встречу Эду, пальцы которого с такой силой впились в шею Эйвери, что позвонки, казалось, вот-вот не выдержат.              Ей всегда нравилось играть с огнём.              Жар разлился по всему телу, прошла приятная дрожь, будто обретаешь то, что давно искал. Будто возвращаешь себе что-то родное, что-то своё. Ощущение, словно обнимаешь того, кого давно не видел, и внезапно становится хорошо. Безразлично, что происходит вокруг, ведь больше это не имеет никакого смысла.              Лиа закатила глаза. В голове пронеслась мысль, что бороться больше не нужно. Она видела Хэль сквозь закрытые веки. Женщина в чёрной вуали тянула к ней руку, и Лиа подняла свою, небрежно перебинтованную ошмётком черной ткани, чтобы коснуться тонких длинных пальцев давно ждущей подруги. Но она не готова пойти за ней. Пальчик Эйвери, вместо ледяной кожи Хэль, ощутил жар и обжигающее тепло. Глаза Лии резко открылись, рот жадно начал хватать воздух. Эд отпрянул от неё, пытаясь потушить себя, хлопал руками по горящей одежде. Огонь, объятший Эйвери, тут же растворился — он не станет губить свою хозяйку. Лиа, широко распахнула глаза и привстала с земли. Медленно, завороженно окинула взглядом огонь, охвативший кроны деревьев вокруг неё и небольшую часть луга рядом. Орденовцы пытались обуздать его, а она всё смотрела, наслаждаясь давно утраченным чувством.              Бежать некуда, она не сможет сбежать, но если это последнее, что она видит, она на это согласна. Тёмная магия прекрасна своим великолепием и мощью. Лиа выдохнула весь воздух из лёгких, словно шепнула огню приказ, и тот полупрозрачной зачарованной змеёй быстрым движением поплыл к виднеющейся деревушке вдали.              Если ей и так гореть в аду, она расплатится там и за это тоже. Зачем ей Рай, она наверняка там никого не знает. Рот Эйвери был слегка приоткрыт, в глазах играло отражение языков огня, она поднялась на ноги, откашливаясь, пока обездвижено не рухнула обратно на землю, где её словила густая, сочная весенняя трава.              Она сделала всё, что могла.