Россия, тридцать седьмой

Листов движенье и скольженье перебирающих их пальцев, невнятный шёпот бормотанье, пронумерованы страницы, нарушен их порядок, снова, выныривает нужный акт, и тянутся фигуры речи. Корабль, ленивейшие волны, желанье пить, желанье видеть, желанье петь о том, что видишь, верней о том, что видеть жаждешь. Аквамариновое небо, далёкий берег, пальмы, хвои мазки неровные на скалах. Ростан Эдмон. Принцесса Грёза. - А отходя от текста переходим к делу, а именно зачем вы мне, девчонки. - - указующим перстом – в меня и Светлану в мужском пиджаке. Светлана – пальцы окольцованные Шопеном, из-под ресниц чуть ли не Мефистофельская насмешка, улыбка наимажорнейшая, наисветлейшая. Отвожу глаза, ковыряю заусеницу на пальце. - Если вы помните эпоху возрождения, барокко, то спектаклей как мы их знаем сейчас не было. Были оперы. Оперы про героев, про богов. Как вы понимаете заурядный мужчина играть нечто полубожественное не может. А уж тем более петь. Нужен голос неземной. Не мужланский. Эти роли играли кастраты, с их чистейшими, бесстрастными и невероятно сильными голосами. Вот эдакое я хотел бы видеть на ролях принца и его друга. Это ведь рыцари, аристократы, охваченные неземной мечтой, неземной любовью. Но поскольку мужчин таких уже нигде не найти, - фыркаю на откровенное сожаление в голосе Кости – то я решил пойти тем же путём что и оперные композиторы. Керубино, Зибель, Ваня – все эти роли исполняют женщины. Особенно прекрасно, если наружность этому способствует. - Проще говоря, - перебивает Светлана, - мой прекрасный друг, решил что я достаточно андрогинна для Рюделя. Учитывая, что меня с ранних лет записывали в альты, а теперь в меццо, то я даже не стала оскорбляться. Хотя, может, и стоило бы. Видимо, ваша, Диана, внешность тоже соответствует Костюшкиным идеалам красоты. - Я скорее думал о голосе, - перехватывает инициативу вдохновенный любитель барокко и прочих музыкальных древностей.. – У вас, Диана, очень необычный голос, завораживающе низкий. И не женский и не мужской. Я хотел предложить вам роль Бертрана. Мы будем репетировать всё лето, и сентябрь тоже. Хотим представить спектакль к годовщине революции. Это будет невероятное зрелище. - Особенно впечатляюще будет, когда ваша башня завалится прямо на сцене, - сворачивая сигаретку, мрачно хмыкает девушка. Костя заметно краснеет: - Реквизит действительно…стоит доработать, но в целом… Спектакль будет музыкальный. С аккомпанементом, с песнями. Это ведь всё говорит о революции. Как в конце они порывают со своим прошлым, с условностями, как они идут воевать за новое будущее. Это всё глубоко коммунистически. Я крепко убеждён, что любое правдивое искусство по сути своей пролетарское. И мы это покажем всем, как вся история человеческая, все надежды воплощаются здесь. Что вы скажете? Быть актрисой я никогда не стремилась, но Ростана Эдмона нежно люблю. Больше, конечно, Сирано. Смешного и жалкого, смелого и отчаявшегося в своей отчаянности Сирано. Но и рыцарские песни тоже весьма и весьма приятны. Да и очень нравится мне это компания, страшекурсники, горящие, пламенные. Мне, по правде, даже лестно, что зовут меня. Соглашаюсь. Возвращаются мои однокурсники, с пивом и энтузиазмом, очевидно порождённым близостью к пенному. Сообщаю Оле новость. Гриша и Володя хохочут, узнав о мужской роли, отмахиваюсь от глупостей. Костя вытаскивает на общий стол тёмные сухарики, уверяя, что то первейшая закуска. - Диана, у вас прекрасные стихи, - тёплый глубокий голос из-а спины. Оборачиваюсь, сталкиваюсь глаза-в-глаза. – Знаете, большинство выступающих подражают, сочинительсвуют. А вы словно списываете, не из книги, не из чьих-то чужих слов, а словно с чего-то витающего в воздухе, словно с чего-то уже существующего. Я далеко не всё поняла, но это действительно поражает. Ещё и в сочетании с вашим голосом. Светлана, с сегодняшнего дня ваш близкий друг, почти что брат по спектаклю. Надеюсь, что сценическая реальность, перейдёт и в жизнь. Пожимаю осторожно. Улыбаюсь в ответ, невозможно не улыбнуться: - Диана. Я… - почему-то краснею, хоть в полумраке зала это вряд ли заметно. – Я прошу вас на ты. Раз уж мы теперь должны быть друзьями. - Тогда и ты говори мне ты. А то нечестно будет. - Спасибо за слова про стихи. Обычно их называют невнятными. - Я думаю, что их ещё все поймут. У меня такое чувство, что тебя ждёт большое будущее как поэта. Я бы не против послушать их ещё. Или почитать, если есть с чего. Там есть во что углубиться. - Я подумаю, что с этим можно сделать. – Краснею окончательно и неудержимо.