Россия, тридцать седьмой

В моём горле живёт кит. Глотаю слюну и молчу, фонтаны бьют прямо в мозг, теряются мысли, теряю слова, бессовестный стук колёс. Сидит напротив, молчит, печатает пальцами по колену, странный навязчивый ритм, молчит, не смотрит, молчит. Вокзал, до встречи, пока, километры под тополями, пешком, пешком, сердце стучит, в моём сердце живёт кит. Падаю на матрас, зарываюсь лицом, крахмально дышу, свежая простыня, километры пленных идей. Хожу по комнате, мою пол, на кухне - тоже, протираю пыль, на люстре – тоже, листаю словарь, выписываю несколько десятков слов, рисую косичку по клеточкам, пересматриваю конспекты, вытираю пыль, на книгах – тоже, меняю порядок книг – по цвету, по алфавиту, гоняю утюг по платьям, хожу кругами, носом в подушку, по коридору, поливаю фикус, выписываю ещё дюжину слов, хожу, умываюсь, чищу зубы, кипячу в кастрюле воду, выливаю воду – к чёрту чаи и так жарко. Могла бы побежала по стенам. Сваливаюсь, глаза втыкаю в потолок, стоит остановиться и губы горят, губ горят. Плавится нёбо, воздух – азотом, нет, гелием – лечу. Злюсь. Прогулка – верное средство. Печатаю настойчивые шаги, обдуваемая ветром. Тополи топорщатся, окна бликуют, беру разгон, утыкаюсь в Олин дом – Костя. Смущённо мнётся, дело ясное – пара месяцев и свадьба, новая ячейка, вижу пророчески точно. Всё по новым нравам, верность, крепость союза, строители нового мира, кирпичики, обожжёные этим июлем. Отказываюсь от компании в кино, ясно сознавая, что не ждут, не ждут, выпархивающей Оле машу рукой. Из губ шустрым воробьём вылетает вопрос о местожительстве Светы, и более тяжеловесно, с прибитыми крылом волочит объяснение про некую книжку, которую отдать или забрать, сама точно не сознаю. Впитываю ответ, обдуваемая ветром, сносимая ураганом уношусь в сторону. Лечу, не думая и не смотря вперёд (подразумеваю и стороны света, и временной вектор). Во дворе застываю, изгрызаю губы. Девочка-подросток караулит бельё, подозрительно косится на меня, линялые рукава хлопают издевательски. Занимаю выжидательную позицию у столбов, не выдерживаю и принимаюсь ходить. На очередном забеге утыкаюсь глазами в знакомую спину (другую, другую, не эту мучительную, не эту) и не затормозив разбег хлопаю сзади по плечу. Лидка, романтичная наша чудачка, хлопаю поэтому из всей силы, со всей радостью, всей тревогой, всей злостью. Вскрикивает, оборачивается скрипуче медленно, в глазах неприкрытый ужас, вместо простого испуга, в глазах – ужас, под глазами синие тени, малоподвижные веки покрасневшие, вся она – лицо, фигура, словно ржавчиной проедена. - Диана? – голодезный голос, эхо, а не голос. – Привет. Диана. - Привет, Лида, - стою, опущенная в колодезный холод и темноту, не понимаю, но чувствую неловкость, не понимаю, но пробирает страх. – Ты заболела? – должна же быть причина стылости, горечи, тени, засевшей в глазах. - Я, нет, я не больна. - А что?.. – не станешь ведь говорить, что человек дурно выглядит. - А почему ты не пришла на соревнования по лёгкой атлетике? – заменяю первым, что приходит в голову. Ты не…? – вопросительное. – Я уже никуда не приду, и в институт больше не приду. -сглатывает, отводит глаза. – Ты лучше не говори со мной. Нельзя опасно. Я пойду. – удаляется сизифовой походкой, катит перед собой темноту. Смотрю вслед, не понимая, но оглушённая осязаемой болью. Не видела подобного никогда. Девочка трогает рукой бельё – не просохло. Корчит недовольную мину, усаживается прямо в пыль, скрещивает ноги. Смотрю на колеблящиеся ткани, ломаю голову, перебираю причины. Ответа не нахожу, но чую тревогу. Как запах, как ветер, откуда-то она идёт, врывается в ноздри, разносится по телу. - Диана, - из глубины ветра, из глубины вкуса и запаха поднимаюсь на поверхность, хватаюсь за буёк своего имени. – Диана, привет. Что ты тут делаешь? Ты меня ждёшь? Вскидываю ресницы, солнце дробится, дрожит разогретый воздух, и в этих волнах жара стоит она. Ветер улыгся. Всё остановилось. Застыло картинно, скульптурно, трафаретно. - Светлана, Света, - выдыхаю. - Диана, что с тобой? На тебе лица нет. Что-то случилось? – заботливо, мягко. Позволяю взять себя за руку, опрокидываюсь в кашемировый ворох нежности. - Нет, всё хорошо. То есть у меня. Я в порядке. Я хотела сказать, что я, - путаюсь в показания, за несколько часов от тревоги до злости, от радости до страха, как тут не ошалеть, ещё и жара вихрится вокруг, закутывает в плотный кокон. – я хотела сказать, что я пришла у тебя попросить, но это неправда. Хочешь прогуляемся? Кино? Там показывают… что-то хорошее. Наверное, хорошее. Или парк. - Там тоже показывают хорошее? – прищуривает глаза, улыбается. - Да, - краснею от мучительной бессвязности, коснеет язык. - Раз хорошее, то давай пройдёмся, я только таз занесу. Подожди меня здесь. Только сейчас замечаю большой таз в руках Светы, она несёт его облокотив на бедро и еле придерживая рукой, хлопает дверь, схлопывается моё сердце в один ослепительный радиоактивный элемент. Жду.