Заблудившись в тенях (18+)

Чан как будто вынырнул из густой и вязкой смолы — задыхаясь, с трудом. Он не хотел, чтобы сон заканчивался, точно не хотел, потому что единственное, чего он хотел, когда распахнул мутные глаза под нервно дёргающей его плечо чьей-то рукой, — продолжения и логичного завершения того, что начал во сне делать с Ликсом. Потому он быстро ухватил потревожившую его руку и дёрнул на себя, а потом под растерянное «Бля!» замял под себя того, кто его будил, и впился зубами в основание шеи, жадно сжимая сильное тело, не давая двинуться и тяжело дыша. Парень под ним замер, но Чан чувствовал, как напряжены мускулы его рук и ног, как сжимают сильные крепкие пальцы его горло и плечо в опасной близости от свежей раны: он успел ухватить Чана так, что мог в любой момент причинить боль или даже придушить. Всё-таки Минхо был отличным воином. Минхо… Минхо, сука… Вот чёрт. Чан быстро скатился со своего командира и сжался у стены, ожидая заслуженных пиздюлей или словесного избиения. А скорее всего, и того, и другого. Но Минхо лишь несколько раз резко вдохнул и выдохнул, а потом быстро вскочил и развернулся к Чану, упирая одну руку в бок, второй потирая след от Чановых зубов на шее и насмешливо улыбаясь: — Чан, сука, что там тебе снится, что ты готов загрызть любого, кто тебя будит? Или это только мне так не повезло? — Минхо... я прошу, — промямлил Чан, чувствуя, как мучительно ноет его достоинство, не получившее столь нужной разрядки, как ломит всё тело, как будто его мучили всю ночь, как гудит голова, как будто в ней взорвалась петарда с конфетти. — Я бы многое мог тебе сказать, Чан, но не сейчас, — внезапно другим тоном сказал Минхо, как будто спохватившись. — Фу, бля, ты меня так… удивил, что я потерялся. У нас беда, Чан. Пропал Чонгук. Надо валить из этого города, а то, блять, у меня складывается нехорошая традиция начинать день с поиска своего тенеборца. Чан уже был на ногах. Томительная тревога и нехорошее предчувствие овладело им мгновенно, стоило ему услышать слова Минхо. Они спустились в общий зал гостиного дома, где уже сидели хмурые и злые Сынмин и Чанбин. Они абсолютно ничего не знали, кроме того, что Чонгука в комнате нет. Они уже обыскали всю территорию гостиного дома и прилежащих дворов, и только не найдя там младшего, пошли будить командира и Чана. Минхо быстро решил, что надо обыскивать город, пока все спят: времени было четыре утра, и можно будет полазать везде без свидетелей. Хозяин принёс им горячего чая и свежих булочек. Его уже допросили, но он ничего не видел. Чонгук исчез бесследно. Минхо решил, что надо разделиться. Сначала хотел послать Чана с Чанбином, а сам пойти с Сынмином, но они быстро поняли, что в таком случае мало что успеют. — Фонари у всех в порядке? Сирены? — мрачно спросил Минхо, оглядывая укрытую утренним сизым туманом пустынную улицу. Все кивнули, проверил шлемы и пищалки. — Отлично. Если что — сразу подавайте сигнал. И сами посматривайте. — Я проверю вчерашний дом, — торопливо сказал Чан. Минхо посмотрел на него с подозрением, но потом кивнул: — Хорошо. Мин — к городской ратуше, Бин — за гостиный двор и до леса, а я пойду по жилым улицам. Закончите свой участок — идём к Чану, там все обсудим. Всё ясно? Чан быстро дошёл до дома на окраине, где вчера встретил своего соула. По дороге его ничто не побеспокоило, правда, тишина, которая окутывала всё вокруг, показалась Чану уж очень плотной, почти ощутимой физически. Ворота и дверь огромного дома были открыты. Чан быстро прошёл холл, уже убранный горожанами от ошмётков теней, лишь чёрные пятна кое-где напоминали о произошедшей здесь совсем недавно битве. По огромной витой лестнице он поднялся на второй этаж, где так и не побывал вчера. Три длинных коридора с площадки над лестницей расходились в разные стороны. «Направо пойдёшь, — подумал Чан, усмехнувшись, — по шее получишь. Налево пойдёшь — по шее получишь. Прямо пойдёшь — по шее получишь. Долго стоять будешь — по шее получишь. Интересно, что выбрал бы малой…» И словно ответом на эти слова он внезапно услышал справа какие-то звуки, похожие на негромкие торопливые голоса. Чан быстро вытащил пику и надел ремни щита, прикрыв им грудь. Фонарь решил пока не включать, чтобы не спугнуть… кого-нибудь не того. Крадущимся шагом он пошёл по коридору мимо многочисленных дверей: дом, наверно, был гостиным двором, по крайней мере, похоже было на то. Чем ближе он был к голосам, тем отчётливее слышал слова. Его сердце облило радостью, когда он узнал в одном из говорящих Чонгука: болтает — значит, жив и относительно здоров. — …всё равно! — страстно говорил Чонгук. — Ты не можешь теперь просто так меня бросить! — Не могу, но для твоего блага должен, зайчонок, — грустно отвечал ему другой голос, глубокий, низкий, чарующе приятный. — Это нечестно! Зачем тогда вообще было приходить! — В голосе младшего было отчаяние. — Лучше бы ты просто убил меня тогда! Доделал бы дело за той блядской тенью! И не говори, что тебе Минхо помешал: я знаю, что ты мог бы его победить, я видел тебя в деле, я помню! Чан вздрогнул, невольно сделал ещё несколько шагов вперёд и с замиранием сердца заглянул за угол. И тут же это самое сердце подпрыгнуло и заколотилось с отчаянной силой у него где-то под горлом: напротив стоящего посреди площадки между коридорами Чонгука стоял Чёрный ангел. Он был чуть выше младшего, огромные крылья были сложены и высились над плечами чёрными буграми. И он был без маски, как и Ликс вчера. Ангел был невероятно, божественно прекрасен. Он был явно старше Ликса, хотя и не намного. Каштановые кудри, светлое лицо с миндалевидными тёмными глазами, гармоничные черты, красиво изогнутые губы, ровная линия челюсти с мужественно очерченным подбородком — он был воистину образцово, показательно красивым. И Чонгук, стоявший вполоборота к Чану, смотрел на него с тоской и страстью… и сжимал в своих руках его руки — без перчаток, светлые, с длинными сильными пальцами. И ангел отвечал ему таким же взглядом — страстным и полным неизбывной печали. Он кусал губы и сжимал в ответ руки младшего, не желая отпускать. — Это неправильно, — тоскливо сказал ангел. — Это опасно и неправильно, но я… я не смог просто так отпустить тебя. И уж тем более не могу убить, но… ты не понимаешь, насколько опасно тебе быть рядом со мной. Я опасен для тебя, сладкий, очень опасен… ты слишком… ты божественно пахнешь. Твоя энергия…я теперь никогда не смогу забыть её вкус, ведь мы… неважно... Я обречён, но ты добрый и очень милый мальчик, поэтому я и хочу уйти… а теперь... Я ведь погублю тебя. Тогда не погубил, а теперь, если рядом останусь... Нас обоих уничтожат. Я никто, я не достоин... — Ты прекрасен, как бог! Ты отпустил меня и спас, слышишь? Я же помню, помню, Тэхён, я всё знаю! Я умирал, я бы не доехал до госпиталя! Там, на привале, в горах, в пещере Эри… Ангел испуганно выпустил руки Чонгука и отступил на несколько шагов. — Нет, нет, ты не мог… — прошептал он, тревожно оглядывая юношу с ног до головы. — Как? Ты не мог меня видеть! Ты что... Ты... — Я чувствовал тебя, Тэхён, я узнал тебя по твоему взгляду... Ты смотрел на меня... Ты согревал меня этим взглядом... И не только... — доверчиво улыбаясь, сказал Чонгук и снова протянул к нему руки. — Иди ко мне, мой ангел. Ты ведь отдал мне её… — Нет, нет! Стой! Молчи! — внезапно вскрикнул Тэхён и кинулся к Чонгуку, хватая его в свои объятия. Чан, испугавшись, что сейчас ангел попробует причинить вред младшему, хотел уже рвануться, чтобы встать между ними, но внезапно ему кто-то зажал рот сильной ладонью и, обхватив поперёк туловища, втащил в ближайшую комнату. Этот кто-то, видимо, слишком сильно нажал на его рот и нос, а к тому же пережал рану на спине, и на мгновение Чан потерял сознание от острой боли и нехватки воздуха, но быстро пришёл в себя — как раз чтобы почувствовать, как его швыряют на пыльную постель в комнате и, смешно пыхтя, говорят: — Чёртовы люди, любопытные и бестактные. Видишь же: влюблённые объясняются, нет, лезет. Скажи спасибо, что пахнешь Ликсом, а то бы просто шею тебе свернул и сожрал. От досады и злости. Чан быстро открыл глаза и уставился на говорившего. Высокий статный ангел. С огромными, в полкомнаты, белыми крыльями и в ослепительно-белой одежде с серебряными вставками на рукавах и под горлом. Светлые волнистые волосы до плеч, ясные темно-медовые глаза, божественно-изящно вырезанные, словно полумесяцы, на чистом бледном лице, которое, казалось, даже светилось матовым, прохладным блеском. Пухлые губы с насмешливой улыбкой и длинная шея под узорным кружевным высоким воротником. Ангел, явно польщённый восхищением, которое Чан не смог скрыть, несмотря на весьма нелицеприятные обстоятельства их знакомства, чуть манерным движением поправил волосы, а потом манжеты над перчатками, повторявшими, словно влитые, форму тонкой кисти и длинных артистических пальцев. — Белый… — еле смог прошептать поражённый Чан. — Я умираю?.. Я… умер? Ангел закатил глаза — прямо как вчера это сделал Ликс — и нетерпеливо ответил: — Пока нет, но! Будешь задавать глупые вопросы — умрёшь. Будешь дёргаться и мешать мне — умрёшь. Попробуешь воспользоваться своим дурацкий фонарём — умрёшь. Так что сиди и не жужжи. — Кто ты? — всё-таки спросил Чан, подбираясь на постели и не сводя глаз со смотревшего на него в задумчивости ангела. Тот картинно вздохнул, повёл крыльями, расправляя их полностью и делая полётное движение, и самодовольно усмехнулся, видя расширившиеся в восторге глаза Чана. — Что, Феликс всё-таки многое упустил и был неправ, не пожелав представиться тебе ангелом и выбрав свою человеческую сущность для знакомства, да? Кажется, ангелы тебе нравятся больше, да, человек? Чан смутился и почему-то покраснел, как будто его и впрямь упрекнули в чём-то толковом, хотя он мало что понял из загадочных слова ангела, кроме того что тот знает Ликса. Примысли о соуле сердце Чана тревожно и сладко ускорило ритм. — Ты знаешь моего… Ты знаешь Ликса? — нерешительно спросил Чан. Вместе с мыслью о Ликсе Чан внезапно вспомнил и о том, что там, за дверью, Чёрный ангел, возможно, убивает Чонгука. И он тут же, не дожидаясь ответа на предыдущий вопрос, задал новый: — Вы пришли убить нашего товарища? Тот… Чёрный… Тэён? Он хочет доделать дело? Выпить его? Ангел, чуть прикрыв глаза и печально поджав губы, покачал головой. — Тэхён. Не Тэён, а Тэхён. И — нет, он, к сожалению, не собирается доделывать дело. Хотя обязан по правилам. И энергию выпить, и душу доставить… Но он, кажется, влюбился… глупый. Самый взрослый из нас, а, оказывается, такой уязвимый. Мы все тут хороши, конечно, но он... Такую глупость сделать... Эх... Хотя лично я... Но вот что теперь делать, не знает ни он, ни я. Пришли вот объясниться. Я думал, он всё скажет этому вашему кролику... — Ангел внезапно оживился и подмигнул Чану. — Вы тут все на кого-то похожи. Он на кролика, ты на волчонка. Высокий на щеночка, а плотненький такой — на… ну, там сложно. А командир ваш… — Тут он сбился и, кажется, чуть смутился и пробормотал уже не так отчётливо. — Командир на котика. Он самый милый у вас. И пахнет всех вкуснее. Чан смотрел на него во все глаза. Идеальный щёки ангела внезапно окрасились нежнейшим румянцем. И, засмотревшись, Чан не сразу осознал, что услышал. Но потом до него дошло, и он снова весь подобрался. — Откуда ты знаешь, как пахнет Минхо? — подозрительно спросил Чан. — Откуда ты вообще столько он нас знаешь? Вы что… вы следите за нами? Ангел вздохнул, свернул крылья и, изящным движением откинув их, присел на пыльную кушетку напротив Чана. — Естественно, мы следим за одними из своих самых страшных врагов. Ваш отряд… На этой территории вы самые жестокие и почти непобедимые. Мой отряд и был создан, чтобы добыть вас, вашу энергию и души. Но, — ангел замялся и опустил глаза, что безмерно изумило Чана, — у нас возникли кое-какие проблемы. Вы на нас... хммм... странно действуете. Впрочем, до вчерашнего дня нам даже приблизиться к вам не удавалось: вы просто неуловимые какие-то. Вас постоянно окружают жаждущие. А нам с ними сталкиваться не с руки, наша миссия требует минимума жертв среди низших. — Ангел нахмурился и поёрзал. — И так после вчерашнего буйства Феликса в этом доме меня кто только не обругал. И взыскание я получил, что не уследил за подчинённым. А как уследить, — нервно вздёрнул он брови, — если он, как ненормальный, помчался напрямую сюда, когда увидел, что тебя завалили и сейчас выпьют. Да ещё и жаждущий. А потом, когда выяснилось, что ты ещё и его истинный, ему вообще башню снесло! Когда ты сознание потерял, из-за того что тени его костюма стали тебя пить — а я говорил, что надо учиться ими управлять даже краем сознания! — он сам чуть не потерялся, за малым тебя беспомощного не выпил… — Он запнулся и виновато посмотрел на нахмурившегося Чана, а потом добавил сварливо: — Но ты, знаешь, пахнешь и впрямь одуряюще! Хорошо ещё, что этот запах почувствовали и все вокруг. Так Ликс, когда увидел, что они к тебе потянулись, как спятил — порвал всех, кто там был! И жаждущих, и низших. А когда Джисон с Чонином подоспели, он и их чуть не рубанул. Хорошо хоть Тэхён его вырубил, а то бы… — Стой, стой, стой! — умоляюще прервал его Чан, хватаясь за голову. — Я ничего не понимаю! Вообще! Какой ещё Чонин? В смысле вы должны нас добыть? Откуда вы узнали, что я буду здесь?! — Так тебя Ликс позвал, — спокойно ответил ангел, откидываясь на спинку стула. — Кто ж знал, что здесь, кроме низших, будет столько жаждущих? — Вот! Вот это что за херня — жаждущие? — выкрикнул Чан нетерпеливо. — Фи, — поморщился ангел. — Я, конечно, не знаток вашего языка, но, по-моему, это некрасивое… — Да похер! — взорвался Чан. — Объясни толком, что здесь происходит? Кто такие жаждущие? Что такое низшие? Откуда вы нас всех знаете? И, — он покраснел и снова нахмурился, — что значит: Ликс тебя позвал? Ангел нетерпеливо мотнул головой. — Ну, слушай, я… Но в этот момент они услышали, как за дверью кто-то крикнул, что-то грохнуло — а дальше раздались звуки яростной борьбы. Ангел изменился в лице и — исчез. Растворился в воздухе, растаял, как будто его и не было. И Чан, мгновенно спрыгнув с постели, подхватил свою валявшуюся у двери пику и рванул дверь из комнаты на себя. В коридоре, прижатый к стене напротив, бледный, с огромными бешеными глазами полулежал Сынмин и пытался пикой достать невысокого стройного Чёрного ангела, прижимавшего его своим копьём и какой-то светящейся удавкой в виде длинной свитой верёвки, опутавшей ноги тенеборца и тянущейся, будто живая, к его рукам. Невдалеке Чанбин отбивался от ещё одного Чёрного, скрещивая с ним пику и отчаянно уворачиваясь от его огненного хлыста, которым тот пытался обездвижить Со. Чан кинулся со спины на ангела, нападавшего на Сынмина, и вонзил пику в его свёрнутое за спиной крыло. Тут же на месте укола вспыхнул серебряный огонь, ангел вздрогнул, ахнул и выпустил из рук удавку, так что Сынмин оказался свободен и вскочил на ноги, а Чан изо всех сил толкнул к нему обезоруженного Чёрного. Сынмин перехватил ангела, прижал к себе, обездвиживая, и крикнул: — На площадке! Чонгук! Чан кивнул и, развернувшись, выскочил на площадку. Там он замер, застав жуткую и печальную картину: Чонгук, вытянувшись струной, почти лежал в сжимающих его руках Тэхёна, а тот, приникнув к его шее жаждущим ртом, со стоном пил его. Глаза Чонгука были закрыты, а на лице… На лице у него было такое блаженство, такое счастье, что Чан невольно распахнул шире глаза. Тэхён не обратил на него никакого внимания, только крепче сжал дрогнувшее тело Чонгука. Но в ту минуту, когда Чан замахнулся пикой, чтобы поразить Чёрного, убивающего его друга, перед ним выросла фигура ещё одного Чёрного ангела. Он сорвал с себя маску, и Чан увидел светлое и прекрасное лицо Ликса, искажённое страданием и отчаянной решимостью. — Нет, не трогай их! — дрожащим почему-то голосом крикнул Ликс. — Он принадлежит вашему! Пусть заберёт его себе! Отпусти их! На голос своего товарища Тэхён отреагировал. Он тут же оторвался от его шеи Чонгука — и тот мгновенно открыл глаза, огромные, чёрные, как ночь, возбуждённые, горящие неугасимым огнём страстного желания. Чон зарычал, ревниво взглянув на Чана, оскалил зубы и, схватив Тэхёна за руку, быстро задвинул его за свою спину. — Он мой! — рявкнул он онемевшему от неожиданности товарищу. — Я не отдам! Он только мой! Убирайся! Оба убирайтесь! — и он зло покосился на Ликса. Тэхён высунулся из-за широкой спины младшего, виновато замигал своими прекрасными глазами и робко сказал низким и глубоким голосом: — Прости, Ликси. Но я не смогу без него. Больше не смогу. Отпусти нас, прошу. Скажи Хёнджину: мне так жаль… — Уходите, только быстро, — торопливо кивнул головой Ликс. — Там наши еле сдерживают его друзей. Спрячьтесь хорошо. Вас будут искать, ты же знаешь. И береги его. Его жаждущий — воплощение зла. Ты же знаешь. Тэхён кивнул и обхватил за плечи грозно урчащего Чонгука, который смотрел на пытающегося хоть что-то понять Чана, как на врага, как будто не узнавал его. Ангел прошептал Чону на ухо: — Тише, тише, Гук-и… я с тобой… — Потом он поднял на Чана глаза и, снова виновато вздохнув, быстро проговорил: — Клянусь, что с ним будет всё в порядке. Я никогда в жизни не обижу его, не брошу, буду защищать, я отдам ему всего себя. Простите меня. Но он должен быть моим. Потому что я — только его. И они растаяли в воздухе так же, как до этого в комнате растаял на глазах у Чана Белый ангел. Ликс повернулся к тенеборцу и сказал: — Надо срочно остановить всех остальных, иначе они поубивают… Чан уже был в коридоре. Там никого не было, зато звуки борьбы доносились издали, от площадки над лестницей. Он было поспешил туда, но остановился около одной из распахнутых настежь дверей, откуда также доносились звуки возни и голоса. Картина, открывшаяся ему, была жутко знакомой и по-прежнему страшной: на полу большой комнаты лежал распятый огненным кнутом Чанбин, а над ним склонился, оседлав его бёдра, Чёрный ангел. Но в этот раз на нем не было маски. У него были голубые волосы, вытянутые по-лисьи глаза и пухлые губы, по которым часто-часто бегал розовый язык. Но он не пытался выпить тенеборца — он пытался с ним говорить. Однако Чанбин страстно вырывался из захвата огненных языков его кнута и не слушал, отчаянно мотал головой, которую пытался ухватить руками ангел, чтобы заставить его посмотреть на себя, но так как Чанбин ещё и глаза зажмурил, это было вообще невозможно. — Тише, тише, да что ж ты у меня такой буйный… тише, — негромко уговаривал его ангел, — посмотри на меня, ну же, солнце, я не причиню зла, прошу, не вырывайся, плеть будет лишь больнее впиваться в твоё тело, замри, прошу… — Пусти, пусти, чёртов ангел, — хрипя, ворочался Чанбин, — я не дамся, я убью тебя… Отпусти, ненавижу, отпусти! — Да за что же ненавидишь? — неожиданно для всех оскорблённо вскричал ангел. Он выпрямился и перестал хватать лицо Чанбина, уперев руки в бока. — Я тебе ничего пока не сделал! — Вы убили Юджина! Вы убили моего соулмейта! Проклятые тени! Ненавижу! — И Со с мучительным стоном выгнулся под ангелом, умудрившись приподнять руки, обвитые огненными лентами. — Стой, стой! Твой Юджин теперь тебя убить пытается! А ты мне за него мстишь! — горестно выкрикнул ангел. Чанбин распахнул глаза и с ужасом уставился на него. И глаза тенеборца в ту же секунду стали ещё больше: видимо, он не ожидал увидеть лицо без маски. — Как же... — растерянно прошептал тенеборец. — Кто ты? А где… Кто ты?! Он смотрел на ангела во все глаза. Чан у дверей повернулся к Ликсу: — А что вообще происходит? Вы… не будете нас убивать? Чанбин повернул голову и с изумлением посмотрел на Чана, а потом перевёл взгляд на Ликса. — Кто это, Чан? — хрипло спросил он. — Что это вообще за… парни? — Я объяснил бы, если бы ты не вырывался, как ненормальный, — обиженно сказал синеволосый ангел, вскакивая с бёдер тенеборца и дёргая на себя послушный кнут, мгновенно свившийся длинной верёвкой и исчезнувший в небольшой рукоятке, которую ангел отточенным движением убрал за пояс. Потом он посмотрел на всё ещё маячащих у двери Чана и Ликса и, развернувшись к севшему и растерянно трясущему головой Чанбину, нерешительно подал ему руку. Тот уставился на неё, как на восьмое чудо света, поднял на синеволосого глаза и, приняв помощь, вскочил на ноги, оказавшись полубоком к ангелу. Как только его голова оказалась на уровне глаз ангела — Чанбин был чуть ниже его — тот резко втянул носом и, прикусив губу и прикрыв глаза, прянул к его шее, прижав Чанбина к себе. Тенеборец замер, расширив глаза, но синеволосый быстро взял себя в руки, хотя Чан уже напрягся, чтобы в случае чего кинуться на подмогу. Ангел чуть отстранился, в тот самый миг, когда прозвучал сердитый голос Ликса: — Не смей, Нини! Мы здесь не для этого! — Да, да, знаю, — прошептал тот, кого назвали Нини, и, отпустив Чанбина, сделал несколько шагов назад. — Просто… такой терпкий… Невозможно… И как ты удерживаешься… Чан кинул взгляд на Ликса, который также мазнул по нему взглядом в ответ на слова Нини и ответил: — Я… не так чтобы сильно голоден. — Везёт, — шепнул синеволосый. — А я с ума схожу… — Пойдём, — перебил его торопливо Ликс, тревожно глянув на напрягшегося Чанбина и сразу подобравшегося Чана. — Нам ещё Джисона искать. Как бы он не натворил дел… С ним было хуже всех. Чан в панике посмотрел на Ликса, но Чанбин его опередил. — В смысле? Он опаснее вас? Чонин и Феликс переглянулись и, одновременно покачав головами, растаяли в воздухе. Чан и Чанбин ахнули, глянули друг на друга и одновременно произнесли: — Минхо-хён! — Сынмин! Чанбин чуть прищурился и решительно сказал: — Да, Сынмин. Погнали. Но первым они обнаружили Минхо. Он яростно сражался с прекрасным белым ангелом в холле под лестницей. Ну, как сражался. Оказывал достойное сопротивление, уворачиваясь от белых огненных струй, вылетавших из рук ангела наподобие длинных витых верёвок, которыми тот пытался связать вертящегося волчком Минхо, который отбивал их пикой и длинным серебряным кинжалом. Щит с острыми шипами прикрывал спину тенеборца. Минхо был весь красный и взлохмаченный от напряжения, и Чан сразу понял по некоторой не свойственной ему заторможенности движений, что командир дико устал. Его алый комбинезон с чёрными, украшенными серебром, вставками был кое-где покрыт кровью из нескольких ран на руках и ногах, а через левую щеку тянулась кровавая царапина. Шлем был сбит, так что белым светом воспользоваться он не мог, да и никто не был уверен, что он действовал против ангелов. Особенно белых, о которых никто ничего, кроме легенд, вообще не знал. Однако командир не сдавался и продолжал давать отпор нападавшему на него ангелу. Кстати, Белый также уже не выглядел лощёным франтом, а был взлохмачен, светлые волосы растрепались, на рукавах снежно-белого костюма было несколько подпалин: видимо, серебро Минхо всё же достигло несколько раз цели, в воздухе кружилось несколько серебристых перьев из крыльев, кончики которых в нескольких местах тлели белым дымом. И при этом что у одного, что у другого на лицах было такой азартное выражение, что Чан и Чанбин растерянно переглянулись: они уже не были уверены, что стоит вмешиваться в этот поединок. Отвлекать Минхо от драки вопросами было глупо, но и просто смотреть на это — как-то странно. К счастью, проблему разрешил Белый ангел. Он кинул взгляд вверх и увидел замерших тенеборцев. — Ну, наконец-то! — воскликнул он и тут же ахнул от боли, заплатив за потерю бдительности: Минхо пикой сбил несколько перьев с его левого крыла, заставив их вспыхнуть серебряным огнём. Белый отскочил и зло прошипел: — Боже, котёнок, ты невыносим! Он взмахнул своими крыльями и, мгновенно поднявшись над Минхо, скинул на него какую-то блестящую сеть, которая, коснувшись безуспешно попытавшегося увернуться от неё командира, тут же скрутила ему руки и ноги, а также полностью перетянула тело, явно болезненно впиваясь в него. Минхо рухнул и застонал: попытки вывернуться доставляли ему мучительную боль, но он всё же пытался дёргаться. Чан и Чанбин, увидев это, мгновенно слетели вниз: Чан — проехав по перилам, а Чанбин просто по витому ограждению, а потом спрыгнул, как кошка, и приземлился на полусогнутые пружинящие ноги. Они были уже готовы кинуться на стоящего над Минхо, замерев, Белого, но тот, не глядя, швырнул в них с двух рук по серебряному клубку огня, который отбросил их в разные стороны, не причинив никакого серьёзного вреда. Пока два тенеборца очухивались от удара о пол, ангел, склонившись над скрученным у его ног Минхо, начал говорить: — Не надо упрямиться, котёнок. Тебе меня не победить. Пообещай, что ты и сам не нападёшь, и своим щенкам прикажешь быть тише — и я тебя тут же освобожу. Ну же, сладкий, прошу. Ты так остро-приятно пахнешь… Мне всё труднее себя сдерживать. А если я не выдержу и приникну к тебе — то не остановлюсь, такой-то возбуждённый, и... Так что слушай! Дай слово, что не кинешься Я, может, и не против с тобой пободаться, но давай не здесь и не сейчас. Слышишь? Эй, как там тебя… Минхо? Командир? Эй... Нет... Нет! Чёрт! Белый щёлкнул пальцами, и тут же сеть, что сдерживала Минхо, разлетелась сотней серебряных брызг. Но командир не двигался. Его глаза были закрыты, а руки и ноги безвольно раскинуты в стороны. И грудь не вздымалась. Он не дышал. Чанбин, пришедший в себя первым, был уже около него. Он кинулся на колени перед Минхо и прижал пальцы к его сонной артерии, а потом медленно поднял взгляд на подбежавшего Чана. — Он мёртв, — одними губами прошептал он. — Эта тварь его убила. У Чана округлились от ужаса глаза, и он схватился за пику, однако Белый на него никак не отреагировал, он смотрел только на мертвенно-бледное лицо Минхо. — Сам ты тварь, — внезапно жёстким голосом сказал он, — ну-ка кыш. И он легко пнул Чанбина, отталкивая его от тела командира. Тот невольно уступил место, и ангел рухнул на колени. Он быстро снял обе перчатки, явив тонкие, бледные и нежные руки, и дёрнул на Минхо комбинезон, разорвав его так легко, как будто тот был сделан из бумаги. Чан и Чанбин только ахнули от изумления. Они с тревогой наблюдали за ангелом, не смея отчего-то его прерывать. А тот быстро достал из складок одежды тонкий чёрный нож, и не успели тенеборцы и пошевелиться, как он провел им по покрытой серебром повязке на горле Минхо, от чего та медленно разошлась, обнажив шею командира. Белый осторожно положил ладонь на горло Минхо и закрыл глаза. — Вякнете что-нибудь, помешаете мне — и он на самом деле умрёт, — холодно сказал он ахавшим всё это время на каждое его действие тенеборцам. — И я вместе с ним… Хотя я, видимо, и так… Он умолк и закрыл глаза. И внезапно под его ладонью по горлу Минхо разлилось серебристое, живое, движущееся облако. Оно чуть зашипело, охватило руку ангела и полностью укрыло шею командира. А потом стало медленно просачиваться под ладонь и исчезать, уходя, видимо, в Минхо. И тот вдруг сжал пальцы, потом глубоко вдохнул и стал медленно розоветь лицом. — Нет! Главный! Хёнджин! Нет! — внезапно раздался высокий отчаянный голос за их спинами. — Что вы делаете! Так нельзя! Чан и Чанбин обернулись и подняли, как по команде, головы: на площадке на верху лестницы стояли три фигуры. Две — это были Чонин и Феликс. У первого на руках лежал, свесив безжизненно голову, Сынмин — его Чан мгновенно узнал по бирюзовым вставкам на комбинезоне. А Ликс держал скрученного по рукам светящейся верёвкой третьего — Чёрного ангела без маски. Именно этот ангел и кричал, впившись взглядом огромных, тревожных, круглых глаз в фигуру склонившегося над Минхо Белого.