Заблудившись в тенях (18+)

Благополучие кончилось спустя около четырёх месяцев их совместной работы. И все они отлично запомнили этот момент. Это был вечер. И они сидели в большой гостиной, пили деревенское пиво, которое добыл в тот раз для людей Чанбин. Ангелы же ждали с нетерпением: всем хотелось проверить, будет ли действовать на них энергия пьяного источника как-то иначе, или это ни на что не влияет. Инициатором эксперимента был, естественно, неугомонный Джисон. Он сразу предложил начать всем с ядрёного ячменного, от которого наступает достаточно быстрое опьянение, но напиваться всем и сразу было рискованно, так что решили попробовать на одной паре. Против высказались Минхо и Хёнджин — оба боясь за своих. — А если ангел опьянеет и не сможет остановиться? — мрачно спросил Минхо. — Ха! — тут же обиделся Хёнджин. — А если пьяный тенеборец завалит ангела, не дав ему напиться, и изнасилует, не осознавая себя? — Мы не дадим так напиться, — холодно ответил Минхо. — И для этого не надо будет ни к кому лезть в спальню. А вот как остановить пьяного ангела? — Да на нас это ваше пойло вообще вряд ли действует: слишком примитивно! — горячился Хёнджин. В конце концов, что естественно, на них и решили пробовать. А когда Минхо, не глядя, дал пять Хёнджину и тот отбил, Джисон завопил, что их развели и что им тоже хочется попробовать. Хёнджин, посмеиваясь, пообещал расписать всё в красках. Он раздал всем людям бутылки со сливочным и имбирным пивом, а самую большую и пузатую — с ячменным — притащил своему парню и торжественно её ему вручил, на что тот церемонно поклонился и обещал вытрахать этой ночью из него душу, потому что будет пьян и никто не посмеет его ни в чём упрекнуть. Хёнджин ухмыльнулся и заверил, что правило работает в обе стороны. И вечерок шёл своим чередом. Минхо накачивался пивом, и его потихоньку развозило. Конечно, от бражки дело пошло бы быстрее, но и последствия были бы мощнее: головная боль и слабость ему были бы обеспечены, а возможность того, что завтра будет дано какое-то задание, была практически стопроцентной: уже три дня их никто не тревожил. Беспокойный Чанбин день назад уже сгонял с невидимым Нини в столицу, принёс какие-то мутные, тревожные слухи о том, что горожане шёпотом называли «разумные тени» — о скоплении теней, которые действуют единым фронтом, как большой отряд. И что-то очень плохое говорили о Кампене и Йодле — маленьких городках, которые вроде как были разорены этими самыми тенями. Но были и те, кто утверждал, что это очередная городская байка-страшилка. Хёнджин, поначалу встревоженный этимим новостями, попытался что-то узнать по своим каналам, но, к его удивлению, ему отказали в доступе к этим сведениям. Это его встревожило ещё больше, но сделать он ничего не мог. Так что они, по совету Минхо, решили не паниковать раньше времени и ждать новостей. Попивали своё лёгкое пиво и подначивали разомлевшего командира, который уже утащил смущающегося Хёнджина к себе на колени и прятал своё лицо в сгибе его шеи, время от времени мягко его покусывая. Эти нежности уже мало кого трогали, хотя пройтись по этому острым словцом считал своим долгом каждый. Чанбин рассказал анекдот, который люди поняли, а ангелы никак не могли понять, Минхо сразу полез объяснять — и все стали ржать уже не с анекдота, а с того, как он пытается без мата объяснить Хёнджину с его трепетным отношением к грубостям речи абсолютно матерные понятия, бывшие центральными в этом анекдоте. Когда посреди всего этого веселья воздух в центре комнаты стал сгущаться, первым среагировал Джисон, который принципиально не участвовал в словесном безобразии, устроенном товарищами. Он был занят более важным делом: пытался уговорить Сынмина, который не пил вообще, сделать хотя бы глоточек, потому что ужасно несправедливо, что все хоть как-то попробуют, а Джисон, который всю эту шнягу затеял, останется не удел. Сынмин торговался безбожно, как последний зеленщик на рынке Пинери (между прочим, он на том рынке и вырос: его маман была самой известной торговкой столицы и снабжала даже королевский двор на секундочку!) Бессовестный тенеборец требовал от Джисона секса без подпитки, а тот проклинал трепло по имени Чан, который растрепал своим товарищам, что получить ангельскую задницу можно и не тратя времени на кормёжку её владельца. Более того, так, по словам этого ужасного человека, даже лучше, потому что всё осознаёшь и чувства обострены гораздо сильнее. Сынмин требовал разрешения на такой секс по его желанию — Джисон его послал, хотя по глазам было видно: посылает только из вредности. А Сынмин уже весьма неплохо его читал, так что чуть уступил и стал торговаться за количество раз. — Ведёшь себя как мерзкое животное, — возмутился Джисон. — Кроме как потрахаться ни о чём больше и думать что ли не можешь? — Могу, — кивнул Сынмин и дёрнул его за руку, заваливая на себя и перекрывая дорогу со своих колен ловким замком под крыльями. — Но не хочу. Ты такой сегодня… такой… — Какой? Ну? Какой? — покосился на него Джисон, прекращая попытки вырваться. — Ну, такой… Хочу тебя… — А… это что ещё за хрень? — Секс, дурачок. Это значит, что я… — Вон там, — Джисон дёрнул его за рукав и указал за его спину, в центр комнаты, от которого Сынмин на своём кресле отвернулся, когда начал к нему приставать. — Эй! — крикнул ангел громко. — Что это? Эй, парни!

***

Это был Тэхён, на руках которого лежал Чонгук. Вернее, его бездыханное тело. Ангел был в человеческой одежде. И чонгуковой крови. Одно крыло у него было практически выломано из сустава, через лицо тянулась полоса окровавленной царапины, бок был разодран до шипящих тающим белым дымом костей. Он был смертельно бледен и, как только появился полностью, рухнул на колени, из последних сил прижимая тело Чонгука к себе. К нему бросились сразу все. Чан принял тело товарища из рук еле держащегося в сознаниии ангела и невольно прижал к себе: Чонгук был ещё тёплым, но явно не дышал. Да и трудно дышать с разрубленной наискось грудью. Хёнджин в это время сосредоточенно осматривал повреждения Тэхёна и, поймав взгляд Чана, безнадёжно покачал головой. Чан сжал зубы и прикрыл глаза, глуша в себе крик. В это время в зал вбежали Джисон и Феликс: они тащили шары с энергией. Увидев выражение лица Хёнджина и рыдающего Нини, которого держал в объятиях бледный, как смерть, Чанбин, неотрывно глядящий на тело Чонгука, они бросились к Тэхёну. — Нам надо знать хотя бы кто, — еле сдерживая слёзы, гневно сказал Джисон. — Давай, Ликс, не тормози. Они подставили тонкую трубку, идущую от шара, сделанного из странного, похожего на ткань, материала к серым губам ангела и открыли пробку. По трубке потёк перламутровый дымок, он скрывался в губах Тэхёна, и тот через пару минут стал дышать чуть ощутимее, а его страшная рана на боку снова покрылась лёгким парком, как и выломанное крыло. Тэхён открыл мутные глаза и нашёл ими Хёнджина. — Дай… мне… его… спасти… гла…вный… — выговорил он. Тело Чонгука в это время внимательно и с отчаянием на лице осматривал Минхо, которому помогал Сынмин. А Чан только и мог что держать собственную быстро снятую рубаху у раны на груди младшего, чтобы хоть как-то уберечь кровь в ней. — Он… мёртв, Тэхён, — тихо и скорбно ответил Хёнджин. — Как?.. — Нет. — У Тэхёна закатывались глаза, но он всё активнее поглощал энергию и через несколько тяжёлых, как пушечные ядра, минут он снова заговорил. — Меня не спа… сти... ты знаешь… Джини… Я хочу отдать всё, что есть… ему… Пока не поздно… Мальчик… не заслужил… смерти… из-за меня… — Это были наши? — с ужасом спросил Хёнджин. — Это, … — он перевёл взгляд на разодранную грудь Чонгука, — топор стража?... Тэхён вместо ответа только прикрыл глаза. — Дай мне… спасти его… Я уйду… спокойнее, зна…я , что с ним… всё… — Хорошо! — решительно сказал Хёнджин. Феликс и Джисон подняли на него глаза. И оба кивнули. — Отойдите от него, — резко приказал людям Хёнджин. Те молча послушались. Ангелы осторожно положили Тэхёна на спину, а Чонгука уложили головой ему на грудь. Руку хрипящего старшего ангела положили запястьем на белую, как снег, шею человека. — Тэхён, — голос Хёнжина дрогнул. – Я… мне так жаль. Прости нас… — Вы, — старший, не открывая глаз, чуть двинул в улыбке сереющие губы. — Вы второе… что было… в моей жизни… хорошего… А первое — он… Скажите… что я… его люблю… Всегда… буду… Прошу… Джисон не выдержал и глухо зарыдал в плечо Сынмина, который крепко обнял своего ангела и прижал к себе, не сводя полных ужаса и тоски глаз с мёртвого лица Чонгука. Феликс опирался на грудь Чана плотно сложенными крыльями, и тот чувствовал, что ангел на грани обморока, но он не плакал, только качался лёгкой былинкой в его руках и до серебряного дыма раздирал губы зубами. — Готово, Тэтэ, — тихо сказал Хёнджин. — Вернись к нам миром… Старший откликнулся: — Миром вернусь… к вам… — И закрыл глаза. Из его запястья и пальцев медленно начало вытекать белое облачко, которое плавно окутало его руку и шею Чонгука. Оно становилось всё больше и скрыло под собой влюблённых полностью. А когда оно сначало плотно охватило тело человека, потом как будто развеялось, на полу остался только Чонгук — с затянувшейся раной на легко вздымающейся груди и нежным румянцем на щеках. В руке у него было несколько смоляных перьев, которые рассыпались разлетевшимся пеплом на глазах у наблюдавших за этим людей и ангелов. Тэхёна больше не было.

***

Понять именно это — что его ангела больше нет, как выяснилось, было для пришедшего в себя к утру Чонгука самым трудным. Физически энергия Тэхёна сделала его полностью здоровым. Но вот остальное… Первым, что произнёс он, когда открыл свои огромные чёрные глаза, было имя его ангела. Дежурившие у его постели Чан и Феликс встрепенулись и кинулись к нему, потом Феликс исчез: пошёл за Хёнджином. Чан склонился над другом и ласково погладил влажный от испарины лоб: — Гук-и, как ты, друг? — Тэтэ… Мой Тэтэ… Где мой ангел? — растерянно водя взглядом по лицу Чана, спросил Чонгук. Тот молчал, чувствуя, как горький ком перекрывает ему воздух в горле. Но ответить Гуку он не мог: не было сил. А тот завозился и, отталкивая пытающегося помешать ему Чана, сел на постели. — Я в норме, Чан, серьёзно, — нетерпеливо сказал он, обшаривая взглядом комнату, — а где? Что с ним? Он ранен, да? Эти твари и его задели? А… — Он вдруг с осознанием посмотрел на Чана. — А где я? Мы не у… нас? А что ты тут? И тот парень… Ангел… Кто это? Что вообще про… Он замер, и его взгляд потяжелел и наполнился ненавистью: он смотрел за спину Чану. Тенеборец почувствовал знакомый молочный запах и трепет крыльев: за ним, видимо, появились Феликс и Хёнджин. — Чонгук, это друзья, слышишь? Друзья! — Чан схватил юношу за плечи и заставил посмотреть на себя: в глазах у Гука смертельной силы желание убивать сменилось непониманием и подозрительностью. — Это друзья и нам и… Тэхёну. — Где он? — тут же с надеждой спросил Чонгук и перевёл взгляд на ангелов. Ответом ему было скорбное молчание. — Нет, — твёрдо сказал Чонгук и помотал головой. — Нет, слышите? Вы всё врёте. Он обещал, что не покинет меня. Он обещал, что никогда не оставит меня одного. Он всегда держит слово. Верните мне… пожалуйста… — Голос юноши сломался и перешёл в тоскливый шёпот. — Прошу вас! Верните мне его! Я всё вам отдам… Чан! — Он умоляюще посмотрел на друга. — Чан! Мы же друзья… ну же!.. Я ведь не смогу без него, понимаешь? Верни мне его! Я ведь люблю его, понимаешь? Пожалуйста… — Мне жаль, — прошептал Чан и, не в силах больше смотреть в эти чёрные океаны боли, вскочил и быстро вышел из комнаты, столкнувшись в дверях с забегающим туда Чанбином и толкнув его плечом. Он почти ослеп от жгущих его глаза слёз. И когда его в середине коридора настиг яростный, полный дикой боли и отчаяния вопль Чонгука «Нет! Тэхён!», он только ускорил бег и почти скатился по лестнице, запнувшись и за малым не свернув себе шею. Он рывком открыл высокую массивную входную дверь и выскочил на крыльцо. Вцепившись в перила до боли в пальцах, он зажмурился и зарыдал — громко, отчаянно, болезненно-искренне. Потому что, пока он сидел там, у постели Чонгука, у него в голове крутилась одна острая, как игла, мысль: «Что, если Ликс?» И эта мысль так изъязвила его душу за эти несколько минут, что он физически чувствовал себя истерзанным. Ему было больно за Чонгука, он всегда любил младшего, его милая наивность и теплое отношение к старшим товарищам часто было утешением Чану в их трудной и лишённой доброты жизни. И видеть его таким разбитым и… обречённым на страшное в своей безнадёжности отчаяние было мукой для Чана. Но кроме того, мысль, что он может вот так же потерять своего соула, страшным камнем рухнула на сознание Чана и почти раздавила его.

***

Сколько он стоял на крыльце, он не знал. Просто в какой-то момент почувствовал за спиной знакомое движение любимых крыльев. Он развернулся и с ходу крепко обнял появившегося Феликса, зажмурился и сжал его так, что у него ощутимо что-то хрустнуло внутри, а сам он ахнул от боли и недовольно завозился в объятиях Чана. — Сдурел? — прохрипел он. — Убить меня хочешь? — Пообещай, что ты никогда так не сделаешь, — потребовал Чан, не выпуская его и не открывая глаз. — Как? — удивлённо спросил Ликс. — Да пусти ты, больно же! — Не отдашь мне себя… всего. Я хочу уйти с тобой, слышишь? — Чан открыл глаза и требовательно заглянул в расширенные от страха глаза Ликса. — Обещай! — Нет, — дрогнувшим голосом ответил тот и поджал губы. — Прошу, Ликс, мне будет спокойнее… — Нет, я сказал! — Феликс с силой вырвался из его объятий и, затрудненно дыша от гнева и глядя на растерянно моргающего Чана, отошёл к противоположной стороне крыльца. — Если у меня будет хоть малейшая возможность спасти тебя-дурака, я сделаю это, не задумываясь! А ты? — выкрикнул он, прерывая открывшего было рот для возмущения Чана. — А ты как? На месте старшего? На месте Тэхёна? Как бы поступил ты? Дал бы мне умереть, имея возможность спасти? Он ведь уходил, Чан! — Я отдал бы себя, даже если бы не уходил… — тихо ответил Чан. — Эгоист! — зло сказал Феликс. — А что бы почувствовал я? Зная, что стал причиной твоей смерти? Чан поднял на него глаза и сказал: — Мне незачем жить без тебя, Ликс. Я ведь сирота. И кроме тебя и ребят, у меня никого нет. Но без тебя... Просто — незачем. — Только Чонгуку этого не говори, — угрюмо сказал Феликс и, сердито взмахнув крыльями, исчез. Несколько дней они пытались привести Чонгука в норму. То есть пытались заставить его перестать выть и начать хотя бы немного есть. Почти безуспешно. Добились только того, что он отвернулся к стене и не желал ни разговаривать, ни есть — вообще ничего. Минхо приказал его не тревожить и взял весь уход за бедным мальчиком на себя. Она выехали на два задания, и ангелы еле удержали тенеборцев от того, чтобы разнести не только тени, но и сами здания. Чан рубился отчаянно. Он впервые за всё время чувствовал истинную ненависть к тем, кого уничтожал. У него получилось разрубить несколько теней — видимо, не самых расторопных низших, что вызвало оскал одобрения Минхо и восхищённое присвистывание Чанбина. Однако Феликс кинул на него тревожный взгляд, и Чан заметил, с каким беспокойством посмотрел на него Хёнджин. Хуже всех, видимо, дело с нервами обстояло у Сынмина. Он раньше теснее всех общался с Чонгуком, тяжелее всего переживал его исчезновение. Но ни разу не зашёл к нему — только отирал стены рядом, сидя около двери на полу всё своё свободное время, и, стиснув зубы, слушал вой и плач друга. Частенько рядом с ним сидел Джисон. Молча. В последний раз Чан видел, как Сынмин лежит у него на коленях и ангел с тоскливо закушенной губой гладит своего парня по голове и смахивает с его лица слёзы. Они молчали. Не о чем было говорить: было понятно, что обоим было плохо. Чонгук был тенеборцем. А среди них размазней не было, и юноша никогда им не был. Что уж там нашептал Минхо, никто не знал, но через полторы недели мучений всего отряда Чонгук впервые нормально поел. Увидев почти пустые тарелки, которые Минхо принёс из комнаты младшего, Нини, дежуривший тогда на кухне с Чанбином, тихо взвизгнул от восторга и подпрыгнул на руки своему парню. Чанбин смахнул его пером слезу и нахмурился. — Что он хочет… на обед? — неуверенно спросил он у Минхо, с улыбкой переглядывавшегося с Чаном, который был в ночном дежурстве и сейчас сонно доедал свою порцию завтрака. — Ему всё равно, — пожал плечами Минхо. — Он сейчас хочет две вещи: сдохнуть и отомстить. Я убеждаю его выбрать второе. Кажется, это начало действовать. — И как он хочет это… мстить? — осторожно спросил Нини, выпутываясь из рук не спешащего его отпускать Чанбина. — Ну, то есть – кому? — Вот это мы и выясним, после того как побываем в их доме. Там, где они с Тэхёном жили. — Незачем, — сказал вошедший в это время Хёнджин. Он нахмурился и, качая головой, встал в дверях, скрестив руки. — Я могу вам сказать, что произошло, и так. Тэхёна объявили вне закона. За то, что повязался с человеком. Нам дали побочное задание, если найдём, убить его и... Чонгука. А потом дали основное задание стражам — ангелам, которые ищут тех, кто нарушает правила нашего мира. Ну, вот и ... — Правила? — спросил Чанбин. — А ... что за правила нарушил ваш несчастный Тэхён? Захотел быть с любимым? — И он вызывающе прижал себе Нини. Хёнджин вздохнул и покачал головой. — Нам, — начал он, — разрешено многое: помогать вам, рассказывать о низших и жаждущих, убивать одичалых низших, спасать вас от ваших и не ваших жаждущих… — Спать с нами, — процедил Минхо, не глядя в его сторону и складывая руки на груди. — Спать с вами, — тихо подтвердил Хёнджин. — Я всего лишь излагаю факты. Это — разрешено. Всё для налаживания контакта! Кроме одного… Мешать силу с вашей кровью нам нельзя категорически. — И если мы будем умирать, то вы… — начал Чан. — То мы обязаны оставить вас умирать, если никак не можем вам помочь, кроме как поделившись своей энергией. В правилах, которые были написаны для нас, всё было чётко прописано. И все мы закрепили их своей энергией. — Но почему? — спросил хмурящийся Чанбин. — Только потому, что вы станете от нас зависимыми? Хёнджин переглянулся с Нини, и тот, прижмурив глаза, тихо потёрся щекой о висок своего тенеборца, успокаивая его. Чанбин ласково погладил руку ангела, обнимающую его за талию, но всё равно упрямо переспросил: — Так почему? Ведь мы и так связаны! Ни с кем, кроме… кроме вот него, — он кивнул на Нини, — я уже никогда не смогу быть! Я это очень чётко осознаю! А ведь мы не повязаны даже! Эта связь всё равно существует! Я чувствую её! И что, если эти чувства будут подтверждаться ещё и такой суперской помощью? — Там не в помощи дело, не так ли? — вкрадчиво спросил Минхо, глядя суженными глазами на опустившего взгляд Хёнджина. — Речь идёт о перенятии некоторых способностей, которые наши милые ангелочки хотят сохранить исключительно для себя. — Он тебе сказал? — не поднимая глаз, спросил Хёнджин. — Ну, для начала я сам спросил. Хотел выяснить, как Тэхёну удалось перенести человека сюда, уходя от преследования. Тело человека. Ослабленному, на грани гибели ангелу… И как так получилось, что он смог воскресить Чонгука — через такое время. Мальчишка ведь уже костенеть начал. Так что… Чонгук знает немногое, но он сказал, что Тэхён вел что-то вроде дневника. Странного такого. Из голубых линий. — Воздушного, — кивнул Хёнджин. — Как делаем это мы все. Если… — А ещё Чонгук сказал, — перебил Минхо, пристально глядя на своего ангела, — что Тэхён перестал пить ваши капсулы: они у него кончились. И после этого через какое-то время тени его костюма растворились и он смог носить вполне себе человеческую одежду. И у него иногда пропадали крылья… Чан и Чанбин в величайшем изумлении уставились на Минхо. — В-в-в .. в смысле? — спросил Чанбин. — Ну, это лучше у Чонгука спросить. — Он стал приспосабливаться, — печально сказал Хёнджин. — Эти крылья — часть образа, который мы принимаем здесь… Для вас… — Голос его стал тише. — И наши тела, и наши лица… Всё сделано так, чтобы вы видели нас такими, какими… хотели бы видеть… Но лицо и тело — обязательный элемент, а вот крылья — дополнительный. Так что как только он перестал поддерживать связь со своим миром, они стали исчезать из сознания Чонгука. — Как же — сознания? — растерянно спросил Чан. — Я ведь трогал их… Они живые, настоящие… — А есть ли вообще в наших ангелах что-то живое и настоящее — вот в чём вопрос? — горько усмехнулся Минхо. Нини обиженно фыркнул: — Мы в этом мире и есть — настоящие! Для этого мира мы именно такие! А то, что у нас, в отличие от вас, больше форм и мы в нашем мире иные — так какая вам разница? Вы ту, другую форму никогда не увидите! Чанбин, развернувшись, успокаивающе погладил его по зарумянившейся от гнева щёчке и примирительно пробормотал: — Тише, мой ангел, тише. Никто и не претендует… — Почему нет? — резко оборвал его Минхо. — Кажется, я имею право претендовать, да, Главный Хёнджин? Тот ощутимо вздрогнул и широко раскрыл глаза. — Как ты… Что ты имеешь в виду? — тихо спросил он убитым тоном. — Я ведь могу теперь проникнуть в твой мир, Джини? — почти ласково спросил Минхо. — Этого вы так боитесь? Из-за этого убили Чонгука? Убили Тэхёна? Именно эту способность обретают люди, повязанные с ангелом?