***
Снова открыв глаза, Сонхва постарался сосредоточиться на тёплом расплывающемся пятне перед собой. И первое, что он смог уловить расфокусированным взглядом, — глаза. Серо-голубые, почти прозрачные, глубокие, как омуты, в которых плескалась тревога. А потом — губы. Приоткрытые, красивые, что-то тихо шепчущие — они были настолько притягательными, что Сонхва не удержался и попытался тронуть их слабой и непослушной рукой. Он увидел, как дрожат его пальцы, касаясь этих губ, это движение далось ему с большим трудом, и рука бы упала снова на его грудь, если бы сильная горячая ладонь не перехватила его запястье и не сжала его — с трепетом, осторожно. — Привет, — ласково прошептали ему губы, которых он пытался коснуться. Сонхва перевёл взгляд выше и снова окунулся в потемневшие серым предгрозовым небом глаза. Глаза Хосока. Глаза своего... своего — кого? — Привет, мой... мой, — глубокий чуть хрипловатым голосом сказал ангел. Огромные чёрные крылья за его спиной Сонхва отметил лишь краем сознания и невольно восхитился их размахом и блистающими серебром рогами. — Меня зовут Чон Хосок. Я… Я твой истинный. — Что? — с трудом выговорил Сонхва. — Что это… значит? Хосок быстро положил его руку ему на грудь и задрал рукав своего костюма. На внутренней стороне предплечья, чуть ниже локтевого сгиба, Сонхва увидел рисунок. Рапира… Гарда рапиры — изящно изогнутая, витая, с красивой буквой «С» посередине. — Кар… да… — произнёс Сонхва с усилием. — Как? Откуда?.. — Мои крылья у тебя на шее, твоё оружие на моей руке… Это то, что вы называете меткой, — поспешно и беспокойно глядя в его глаза, ответил Хосок. — Только не буквы, а рисунок. — Так… так не бывает, — жалобно сказал Сонхва и попытался приподняться. У него закружилась голова, и он снова потерял сознание.***
В третий раз просыпаться было ещё проще: в какой-то миг Сонхва просто понял, что рядом с ним, в той тьме, в которой он до этого мирно плыл, кто-то дышит. Тяжестью греет его ладонь. Мягко касается чем-то невыносимо приятным его второй руки. Он открыл глаза и увидел его — Хосока, своего… ну, да, своего, получается, соулмейта. Истинного, как он его назвал. Ангел, неудобно согнувшись, лежал щекой на его ладони, его крыло прикрывало Сонхва — это оно лёгкими шелковыми перьями касалось его руки. Глаза его были закрыты. Сонхва подумал, что он спит, осторожно повернулся на бок, стараясь не тревожить ладонь, в которую Хосок почти уткнулся. Под крылом ангела было тепло и уютно, хотелось забраться под него полностью — и не вылезать в этот жестокий мир — мир, где надо было выяснять, что вообще происходит. Он чуть коснулся лица ангела трепещущими пальцами. Провёл по его густым чёрным бровям, спустился на нос и, наконец-то, смог получше ощутить твёрдость его губ. Внезапно Хосок приоткрыл их и захватил пальцы Сонхва в тёплый и… влажный плен. Сонхва испугался, страшно смутился и попытался убрать пальцы, но Хосок перехватил его руку за запястье и, открыв глаза и не сводя пристального взгляда с Пака, почти силой снова поднёс его пальцы к своим губам. — Привет, — глухо сказал он и прижал пальцы парня к губам. — Отпусти, — хрипло попросил Сонхва. — Ну же… — Ты сам коснулся… Я думал, тебе нравится, — мягко возразил Хосок и чуть прикусил кончики пальцев Пака. — Я… Ты спал, а я хотел тебя разбудить, — начал судорожно оправдываться Сонхва, чувствуя, что заливается жаркой краской. — Я никогда не сплю, мой хороший, — покачал головой Хосок, выпустив его пальцы изо рта. — Я слушал тебя. Как гулко бьётся твоё сердце. Как летит в воздухе твоё дыхание. Как… как бежит по твоему прекрасному телу твоя… — Его голос невольно дрогнул, и он быстро облизнулся. — …энергия. Осознание ударило Сонхва с ужасающей силой. Он вздрогнул и сжался, пытаясь вырвать свою руку и отодвинуться. А глаза его невольно заскользили вокруг в поисках Карды. Это ведь ангел. Настоящий Чёрный ангел. Тот, кто пил энергию людей, выпивал их до капли — убивая, уничтожая, разрушая. Он смотрит на Сонхва как на сосуд именно поэтому: для него Сонхва — пища! Его прекрасные, огромные, рогатые чёрные крылья — способ устрашения, давления на тенеборцев, которые гибнут в безнадёжно борьбе с такими, как он. Его руки — они ведь были в крови, когда они дрались. Он за малым не убил Сонхва. Он… Он убил Ким Сынмина! Чёрный ангел-убийца, «Чёрное проклятие» — вот, кем оказался его соулмейт, о котором он так долго мечтал! От осознания этого у Сонхва невольно сжались челюсти и его замутило от тоски и мучительного стыда. Он тенеборец. Его призвание — убивать таких, как этот… Хосок… А не давать им вылизывать свои пальцы, не трогать нежно их брови и губы. Что бы сказал, узнав о том, какой позорной слабости поддался Сонхва, его дядя, которого наверняка вот такие вот ангелы и убили на границе? Что бы сказал отец? Что бы сказал Ли Минхо? — Нет, — внезапно сказал Хосок дрогнувшим голосом. — Нет, пожалуйста, подожди… Но Сонхва его уже не слушал. Он попытался вскочить, тело почти послушалось его, напуганное мыслями о том, что может сделать с ними, безоружным, этот Чёрный ангел. Однако сил ему не хватило, он соскочил с постели, рванулся к двери, но правая нога, повреждённая во время схватки с этим самым ангелом, который сейчас смотрел на него с каким-то странным умоляющим выражением на всё ещё невероятно притягательном лице, подломилась, и Сонхва рухнул бы на пол, если бы сильные руки Хосока его не подхватили и не прижали трепыхающегося тенеборца к горячему телу ангела. Пак вывернулся в этих руках, завозился, бормоча отчаянно «Нет, нет, нет… Пусти…», но ангел не выпустил. В какой-то момент их тихой, но отчаянной борьбы, лицо ангела оказалось на уровне шеи Сонхва, и Хосок замер, крепко вжимая Пака в себя. Сонхва понял, что ему конец, что сейчас «Чёрное проклятие» нападёт, присосётся горячими губами к коже над артерией, где бешено бьётся в панике тонкая жилка, — и высосет Сонхва до основания, не удержится, не сможет. А все слова об истинности — они ни о чём, это всё… Губы Хосока заскользили по тёплой коже, он нежно лизнул шею Сонхва, а потом перевернул юношу в своих руках так, чтобы заглянуть ему в глаза. — Без твоего согласия ничего никогда не будет, Сонхва, — тихо сказал он. — Ты пахнешь невероятно, божественно, и я никогда и ничего так не хотел, как попробовать тебя. Во всех смыслах. Но если ты скажешь нет… — Нет! Нет! — в ужасе крикнул Сонхва — и Хосок тут же отпустил его и отступил на несколько шагов, опуская голову. — Прости, Сонхва, — произнёс он негромко и печально. — Прости меня. Тебе нельзя убегать. Ляг, я уйду. И больше я тебя не потревожу. Он развернулся и вышел, тихо притворив за собой дверь. Сонхва и сам не помнил, как добрался до постели.***
Всплеск активности дорого обошёлся ему: следующие три дня он не мог прийти в себя до конца. За это время он познакомился ближе с теми, чьим гостем невольно стал, и узнал, что произошло в замке Саверон. Его появление там спасло ангела Джисона и тенеборца Сынмина, которого этот ангел оживил, пойдя против правил и поделившись с ним своей энергией. Они лежали в соседней комнате — эти двое. Вернее, лечился там только Джисон, у которого было истощение и сломаны крылья и рука, а Сынмин, после оживления быстро пришедший в себя физически, но достаточно сильно истощённый морально и духовно, практически не выходил из комнаты своего ангела, боясь оставить его одного даже на мгновение. Они пришли в нему уже вечером того дня, когда он так бурно пришёл в себя в третий раз, чтобы трепетно поблагодарить Сонхва за то, что тот отвлёк внимание жестокого убийцы, Чёрного ангела Чон Хосока на себя и дал им возможность уйти. Тогда, как только Сынмин получил достаточно энергии, чтобы ожить, он приобрёл способность исчезать и появляться вместе со своим ангелом. И Джисон — хотя теперь ему и было стыдно говорить об этом — воспользовался ситуацией и отнёс Сынмина на чердак Саверона, где позже их, обессиленных и почти умирающих, нашёл Чон Уён. Он забрал обеспамятевшего к тому времени Джисона и еле живого Сынмина сюда, на дальнюю границу Королевства, где у таких, как он, было тайное убежище. — Каких — таких? — растерянно спросил Сонхва, выслушавший всё это с открытым от изумления ртом. Джисон смутился и торопливо ответил: — Ты… Уён или остальные... Они сами всё тебе расскажут, ладно? Я и сам не совсем всё понял. Наш отряд… С ним случилась беда на последнем... ммм... задании. И эти… ну, они мятежниками считаются в нашем мире, — так вот, они наших спасли… почти всех… Тут ангел нахмурился, и на глазах у него показались злые слёзы. Сынмин, до этого молчавший, сжал его плечи и притянул его к себе на грудь. — На наших напал отряд ангелов–чистильщиков, которые преследуют тех, кто чем-то провинился в том мире, — сухо сказал он. — И отряд Уёна пришёл им на помощь, они вытащили, кого смогли. Мы потеряли троих: двух ангелов и одного нашего. А потом они пришли за нами. Но если бы не ты, то было бы поздно. И мы… мы тебе благодарны, Пак Сонхва. — Его голос дрогнул, и он крепче сжал подрагивающе тело своего ангела. — Мы оба были бы мертвы, если бы не ты, тенеборец. Спасибо тебе. Они были ужасно милыми — эти двое. Джисон оказался вовсе не страшным: весёлым, насмешливым, но вполне доброжелательным. Он с интересом расспросил Сонхва о его метке и тихо вздохнул, вспомнив о своём друге Феликсе. Они с Сынмином нехотя, но рассказали историю этого ангела и их друга, тенеборца Чана, которые пропали во время «битвы в доме Тэхёна» — так они называли то событие, которое их всех привело сюда. Об этом событии на самом деле ни Джисон, ни Сынмин ничего толком не знали: их тогда на задание не взяли, потом они чуть не погибли, а потом могли лишь довольствоваться теми нехотя рассказанными Уёном фактами, которые цельной картины не давали. Джисон и Сынмин знали, что живы и здоровы Чонгук, Чонин и более-менее Чанбин, но у него какие-то сложности, потому что мёртвым он был слишком долго для безболезненного оживления. Минхо пока не пришёл в себя, но находится не в этом убежище, а, видимо, в штабе мятежников. А остальных... Остальных забрал ужасный и жестокий Чёрный ангел Мин Юнги. О нём Джисон мог говорить, только постоянно бледнея от ужаса и ненависти. Впрочем, он не так уж много и знал об этом легендарном Чёрном. Кроме того, что по его вине он лишился своего любимого Главного и одного из верных товарищей. — И если я его встречу, — твёрдо говорил он, — я сдохну, но убью его. Сынмин мрачно молчал и отворачиваелся, хотя Сонхва не совсем понимал почему.***
Их не выпускали из комнат, приказав там сидеть до полного выздоровления в этом доме, куда их перенесли появившиеся так вовремя в Савероне «мятежники». По коротким, обрывочным разговорам с солнечным Уёном —единственным, кто к ним приходил из внешнего мира, чтобы перевязать раны, принести еды и странных, явно не из этого мира лекарств, а также чтобы утешить и успокоить нервных больных — Сонхва смог всё-таки кое-что понять. Мятежники — это отряд Чёрных и Белых ангелов, которые восстали против политики своего мира в отношении мира людей. Они считали, что люди заслуживают уважения и чести, что нельзя к разумным существам относится как к пище. Политику переноса душ в мир ангелов они считали неправильной, так как опыт показывал, что это рождало всё больше и больше жаждущих, которые заполняли оба мира, сея смерть, горе и ненависть, ведь люди не знали, кто на самом деле их преследует. Вот и для Сонхва эта информация оказалась болезненным ударом по его миропониманию. Ему, романтику, долгое время трепетно желавшему познакомиться со своим соулом и жить с ним душа в душу, было безумно тяжело узнать, что эта связь, созданная Вселенной, может быть превращена в желание смерти тому, кого задумывалось любить больше жизни. Это было мерзко. И Сонхва долго не мог принять этого. Сначала мятежников было мало. Но они собрали у себя сильных и смелых сторонников идеи налаживания контактов с людьми. И за отрядом Минхо они следили давно, хотя сама идея подобного сотрудничества далеко не у всех вызывала одобрение. Все-таки они были за дистанционный контакт: люди отдают энергию — ангелы делятся достижениями своего мира в разных областях. А вот то, что предлагал Хёнджин, мятежникам казалось очень спорным, потому что не могло по понятным причинам принять массовый характер: у людей были соулы, у ангелов — истинные, их соединение ради насыщения одних и удовлетворения плотских желаний других, выглядело все же не самым чистым образом. Мятежников очень заинтересовал Сонхва, которого они получили случайно и которого считали очень большой ценностью. Не только потому, естественно, что с его помощью они усмирили жёсткого и гневного Чон Хосока, которого все они откровенно боялись. В этом месте Сонхва вспомнил горячие, проникнутые бесконечной нежностью и печалью глаза своего соула и невольно тихо вздохнул: и чего он так испугался? Зачем прогнал? "Я больше тебя не потревожу", — сказал ему ангел. И теперь, не прошло и двух недель, как Сонхва втайне больше всего на свете стал бояться, что он исполнит свое обещание. Потому что на самом деле то, как говорили о его соуле, как-то странно льстило Сонхва. И он очень хотел снова увидеть "беспощадного пса Ким Намджуна", грозу мятежников Чон Хосока. Он бы хотел увидеть... Расспросить... Поговорить... Тронуть его брови и... Губы... Губы, которые вот уже две недели снились Сонхва в сладких и томных снах. Но об этом он не сказал, естественно, Уёну, который честно дал понять, что мятежников очень интересует факт истинности ангела и человека. Хосок тогда исчез, и где он, не знает никто, но и в мире ангелов его вроде как нет. А учёному Чхве Сану, который работал на отряд Уёна, помогая им найти средства, чтобы эффективно и безболезненно сотрудничать с людьми, — этому самому учёному страшно бы хотелось порасспросить Сонхва и Хосока об их жизни и разобраться в том, как это выходит — что в разных мирах стали появляться тесно связанные друг с другом существа. В общем, если поразмыслить, не так уж и мало собрал Сонхва сведений для двух недель пребывания в этом своеобразное госпитале. Кроме того, он смог понаблюдать, как это бывает — когда человек взаимно влюбляется в ангела. И это наблюдение лишь добавило горечи в его мысли о том, как он отнёсся к своему странному и пугающему соулмейту. Через какое-то время Сонхва, глядя на Джисона и Сынмина, понял, что на самом деле такая любовь прекрасна. Он со стыдливым восхищением наблюдал, как тенеборца невозможно развозило рядом с его ангелом. Сынмин готов был часами просто держать Джисона на коленях, гладить его крылья, утыкаясь в них носом и перебирая в пальцах пушистые перья. Ему не нужно было даже целовать или лапать своего Сонни — просто чтобы тот был рядом, тихо дышал в его шею и был счастлив в безопасности. Джисон иногда прикладывался пухлыми губами к этой самой шее — и тогда они оба замирали с невыразимым наслаждением на лицах, не смущаясь даже Сонхва. Наблюдая в течение этих нескольких дней за тем, как ведут себя друг с другом эти двое, которые стали его невольной компанией и даже, наверно, друзьями, Сонхва стал задумываться о «своём» ангеле, который исчез и не появлялся больше, уже в физическом плане. Ему захотелось... Вселенная не подвела его: Хосок явно будет активным в их отношениях... Если будет. Если простит и придёт. Пожалуйста, пусть придёт!***
Хосок не пришёл, зато однажды утром, зайдя в комнату к сладкой парочке, Сонхва увидел сидящего в кресле и внимательно слущающего радостный рассказ Джисона Ли Минхо. Пак сразу узнал его, хотя тот весьма изменился с их последней встречи. Окинув растерянным взглядом фигуру своего нового командира, Сонхва невольно отметил, как похудел Минхо. Его лицо было бледным и как будто постаревшим, а в глазах... Там плескалась такая боль, такая печаль, что у Сонхва невольно сжалось от сочувствия сердце: историю любви командира с пропавшим Главным Хван Хёнджином ему буквально вчера поведал Джисон, который почему-то хандрил и был печален сверх меры. И вот теперь Сонхва вживую смог увидеть последствия разлуки тех, кого повязала между собой энергия ангела. Минхо медленно умирал. Его душа тянулась к пропавшему повязанному — и, не находя его, пребывая в отчаянном предчувствии, что никогда больше не увидит его, тосковала, отбирая у своего хозяина все силы. Он не улыбался больше. Его когда-то яркие и живые глаза с неизменным хитрым взглядом потускнели, почти погасли. Но голос был полон решимости: он пришёл, чтобы рассказать о плане по спасению Чана и Ликса. О своём любимом он не сказал ни слова, но Сонхва от Уёна знал, что они, сколько ни ищут, не могут и следа Главного найти. А вот о том, что Чан и Ликс находятся в так называемом Доме исследований, им стало известно, благодаря совсем недавно перешедшему на их сторону Белому ангелу Ким Сокджину. И командир отряда мятежников Ким Хонджун вместе с учёным Чхве Саном уже готовят операцию по их вызволению из плена. И это очень срочное дело. И им нужны все силы — в том числе и силы троих "больных". — Мы уже давно не больные! — воскликнул в ответ на это Джисон и крепко обнял своего Сынмина. — Мы готовы! Да, Минни? — Сынмин коротко кивнул и закопался носом в перья Джисона. — Я тоже, — тихо решился о себе напомнить Сонхва, который до этого лишь смиренно слушал сидевшего к нему полубоком командира, не решаясь представиться. Минхо резко повернулся и быстро охватил глазами фигуру своего нового воина. — Сонхва? Пак Сонхва? — отрывисто спросил он — Да, командир! — браво ответил, вытягиваясь Сонхва. — Прибыл для несе... — Отлично, — прервал его Минхо. — Собирайся. Сейчас выходим, Пак Сонхва. Нас ждут.