Между льдом и пламенем

      Завтрак прошел в шутках и обсуждении потенциально ужасных ситуаций, что могли выкинуть младшие курсы во время похода в Хогсмид.       У Гермионы поднялось настроение. Нет, конечно, мысли насчет слов Рона проматывались у нее с определённой периодичностью, но уже не в самой голове, а будто вокруг нее. Об оскорбительном предположении Лаванды не думалось вовсе. По той простой причине, что оно было малозначительном, касалось лишь личных взаимоотношений, а не роли, не места, в социальной среде магического мира. Но невольно Гермиона присматривалась на протяжении всего завтрака к своему одногруппнику, что в момент разговора не выглядел тем зазнавшимся мальчишкой, каким был раньше. Малфой имел немного специфическое чувство юмора, выражавшееся в острых шпильках по поводу нехватки каких-то качества у других, но, признаться, сам обычно он был хороших в тех вещах, что поддавались критики у остальных. Он высказывался, не задумываясь, насколько обидно будет тому, про кого идет речь, если критикуемый услышит сказанные в его адрес правдивые, но обидные слова. Однако гриффиндорка не могла не отметить, что ей симпатизировала эта колющая прямота Малфоя. В каком-то смысле это была отличительная черта представителей Слизерина — критика не лицемерие.       К десяти утра Главные Старосты спустились во Внутренний Двор, где уже толпилась шумная ребятня и другие старосты факультетов, пытавшиеся выстроить в ровные шеренги по двое своих подопечных, но никто их слушать не желал. Однако на Гриффиндоре авторитет Невилла, появившийся после убийства Нагини, царствовал в полную силу, и третьекурсники беспрекословно ему подчинялись, так что красно-золотой факультет напоминал ровный строй армейских бойцов.       Хуже всех дела обстояли у желтых. Ханна уже опустила руки, а Эрни с не утихающим энтузиазмом пытался разбить барсучие кучки на пары.       Рэйвенкло по-видимому успела испугать Падма, Энтони оставалось только подпирать колонну и с сочувствием смотреть на потуги однокурсника с Хаффлпаффа.       Слизеринцы не стали перечить метающий во все стороны молнии Дафне Гринграсс и стоящему позади нее на крайний случай Забини, что не казался младшекурсникам таким же добрым парнем, каким бывал в компании ровесников.       — Вы уже построились в шеренги, прекрасно! — голос Малфоя эхом раздался по всему Двору, когда Главный Староста мальчиков спустился в сопровождении своей коллеги.       Хаффлпаффцы переглянулись и для сохранения спокойствия внутри своих рядов быстренько разбились на пары, под тяжелым взглядом Малфоя, что заметил неудачные попытки Макмиллана.       — Надеюсь, что у всех есть настоящие разрешения от родителей, и вами не нарушены правила Школы. Слушайтесь своих старост, но, если возникнут неразрешимые ими вопросы, вы всегда можете обратиться к нам. Мы будем сидеть в Кабаньей голове, — оповестила всех громко Главная Староста девочек.       Гермиона быстрым взглядом окинула толпу, но ее друзей здесь не было. Скорее всего они пойдут в Хогсмид чуть позже, если вообще пойдут после вчерашнего. Во всяком случае, к столь ранним походам был готов только Гарри, остальные трое любили поваляться в постелях в выходной день, как можно дольше. Но, если они и соберутся пойти, то местом своих посиделок выберут Три метлы. Кабанья голова хоть сейчас и не являлась притоном для всех отщепенцев магического мира и всякого сброда вроде контрабандистов, а стала чистым и опрятным пабом с немного ворчливым, но много чего знающим и видевшим Аберфортом Дамблдором, не пользовалась такой уж популярностью у учеников Хогвартса, но этим как раз и нравилась Гермионе, так как отсутствие большинства однокурсников делало это место тихим и уютным. А уж когда у Аберфорта было настроение, старого волшебника можно было расспрашивать о разных неизвестных ей заклинаниях или традициях. Несколько раз Героиня Войны наведывалась в тихую деревушку, отдохнуть и перевести дух от шумных улиц, кишащих репортерами и колдофотографами, следующих за ней по всему магическому Лондону, так что, на это время она забыла о волшебных книжных магазинах и книгах, но зато обрела очень мудрого собеседника в лице младшего брата погибшего Альбуса Дамблдора.       — Интересный выбор, Грейнджер, — протянул Драко, двинувшейся вместе с ней вслед за младшими курсами и их предводителями — старостами.       — Летом, когда мне надоедали журналисты, я часто сбегала в Хогсмид. А Кабанья голова после ремонта, что сделал в ней мистер Дамблдор стала весьма приятным местом, где можно посидеть в тишине или вести заумные разговоры с ее хозяином, — улыбнулась Гермиона, в надежде, что и сегодня ей удасться разговорить ворчливого волшебника.       — Первое впечатление, которое производит Аберфорт не очень-то лестное. Он больше смахивает на темного волшебника, чем на жертву дружбы своего брата и Грин-де-Вальда, — заметил Малфой, поглядывая на Гермиону: эта девушка не переставала его удивлять.       — Иногда я думаю, что он намного мудрее покойного директора, — произнесла Грейнджер, окидывая пространство между Школой и деревней. — Знаешь, Дамблдор, был словно шахматист. Он вечно строил какие-то планы, ходы, пытался предсказать следующие шаги противника. Это не делает его выше в моих глазах, хотя такое качество и можно назвать мудростью, но оно лишает человечности в некотором роде. И, мне кажется, у директора к концу жизни остались лишь ее крупицы. Гарри тому пример. Он больше использовал его, чем пытался воплотить в реальность предсказание. Снегг, думая, что умирает, дал Гарри некоторые из своих воспоминаний. В них профессор сказал, что Дамблдор растил Гарри, как свинью на убой, ради смерти Волан-де-Морта, и он не стал этого отрицать, — удрученная разочарованием в директоре-кумире, что постигло ее в конце Войны, Гермиона вздохнула, но сразу собралась и подняла глаза на задумчиво шедшего около нее Малфоя. — Но ты не думай, что после всего я считаю Дамблдора менее талантливым и сильным волшебником, каким он и являлся.       — Он был куда рассудительнее, чем Геллерт или Том, у него бы точно получилось захватить Магический мир, но он провел жизнь в борьбе с ними обоими. Может это и к лучшему для нас, — подмигнул Драко не то действительно думая именно так, не то просто шутя.       — Что к лучшему для нас? — стремительно приблизившийся Забини, покинувший напуганных им и Дафной маленьких слизеринцев, закинул руку на плечо друга, любопытно смотря на обоих Старост.       — Не суй свой пронырливый итальянский нос в чужие дела, Блейз, — Дафна пригрозила указательным пальцем одногруппнику, подхватывая под руку Гермиону, немного удивленную подобным жестом со стороны слизеринки по отношению к ней.       — Дела Драко — наши дела! — воскликнул Забини. — Верно, Малфой? — он заговорщицки подмигнул блондину.       — Не могу сказать, — ответил Драко и скинул руку друга, что уже в наглую висел на нем.       — Грейнджер, может ты нас просветишь? — обратился, не теряя надежды узнать суть разговора, тот к гриффиндорке.       — Малфой считает, что мой выбор Кабаньей головы в качестве нашей базы в Хогсмиде может быть и к лучшему из-за маленького количества посетителей и тишины, — Забини бы точно не поддержал разговор о власти во всем мире на серьезной ноте, да и продолжать его не хотелось, не имело смысла.       — В любом случае, мы с Дафной к вам присоединимся, — Блейз то ли и правда поверил, то ли сделал вид, но больше не продолжал свои вопросы, пожав лишь плечами и добавив, что Драко есть, что сообщить после того, как он навестил отчий дом.       В Хогсмиде веселые компании направились по магазинчикам или в Три метлы, а скромные еще совсем юные парочки, бросающие неловкие взгляды на своих товарищей уединились у Мадам Паддифут. Старосты дали строгие наказы не шалить и не доставлять лишних проблем факультетам в виде наказаний от директора Снегга, что точно будет свирепствовать, если какой-либо из трех факультетов, не считая серебристо-зеленого, что-нибудь выкинет в деревне. Один Блейз беспечно махнул рукой, сказав, что проблемы буду именно у них, а не у него, и отвечать перед директором будут они, а не он, и весело, чуть ли не вприпрыжку, вместе с Дафной и Главными Старостами свернул в сторону Кабаньей головы.       За более змеиной компанией, чем львиной, из окон Трех метел пристально следило четыре пары глаз, к которым скоро должны были присоединиться еще две.       — Я не сомневаюсь в словах Лаванды, — резко заявил Рон, откидываясь на спинку высокого стула и чуть не опрокидывая на себя бокал сливочного пива.       — Может это дела Старостата? — хмыкнула Джинни, проводив четырех однокурсников с облегчением в глазах, которого, конечно, никто не заметил: Гарри пытался взглядом просверлить дыру в спине Малфоя; Лаванда с нескрываемой завистью смотрела на двух однокурсниц, что шли вместе с самыми привлекательными парнями Хогвартса; а Рональд, как обычно, увлекся закусками, отлевитированными мадам Розмертой на их стол буквально секунду назад.       — Что-то я других старост среди них не наблюдаю. Скрылись под чарами Невидимости? — язвительно ответил Гарри.       Уизли передернула плечами от столь неприятного тона в ее сторону, но сдаваться не собиралась.       — Гарри, оставь свой змеиный яд для слизеринцев, которые, наверняка, снова что-то придумали, чтобы вставить нам палки в колеса, а Гермиона защищает наши интересы. Я и не удивлюсь, если так оно и есть. Заметь, они пошли в Кабанью голову, а Гермиона всегда любит сидеть здесь, в Трех Метлах, — Джинни успокаивающе погладила Гарри по руке, но этим жестом она, скорее всего, успокаивала саму себя, нежели своего парня, который, вроде как, нашел ее аргументы весомыми и уже кивал Невиллу и Ханне, что вошли в паб, проследив за своими бедами в виде младших курсов.       — Что такие кислые? — спросил Невилл, заметив настроение друзей.       Он придвинул два стула для себя и Ханны, и они сели сбоку, оказавшись между Гарри и Роном.       — Грейнджер предала наш факультет, — словив недовольный взгляд Джинни, Лаванда поспешила добавить. — Нашу дружбу. Теперь она в компании слизеринцев сидит в Кабаньей голове, — девушка кинула последний завистливый на этот день взгляд в сторону кабачка Аберфорта и повернулась к компании.       — А чего вы ожидали после вчерашнего? — укоризненно и немного гневно спросил Невилл у квартета.       — Вы действительно были вчера очень грубы, и ваши слова, я не сомневаюсь, очень ранили Гермиону, — Ханна была не только на стороне Невилла, с которым в последнее время часто общалась на тему Гербологии, но и на стороне Гермионы, что импонировала ей всей душой.       Готовая помочь всем друзьям, при полном отсутствие времени на себя, жертвовавшая всю себя своему факультету и своим друзьям, знающая абсолютно все из школьной программы и некоторое, выходящие за ее пределы, успевающая обратить свое внимание на обделённых счастливой участью магических существа, всегда добродушная и отзывчивая Гермиона Грейнджер с улыбкой на милом лице с мелкими веснушками — она была примером для подражания у Аббот. И, когда у хаффлпаффки опускались руки во время тяжелого и жестокого периода «правления» Пожирателей в Хогвартсе, она вспоминала храбрую отличницу Гриффиндора, которая смело смотрела в лицо опасности, делала первый шаг к ней навстречу и побеждала ее в неравном бою. И здесь не при чем были качества львиного факультета, Гермиона могла бы попасть и на любой другой факультет, она обладала качествами всех четырех, и тихая, но все подмечавшая Ханна это увидела. Еще она видела, как Драко Малфой относился к Гермионе, не сейчас, а на прошлых курсах, несколько лет назад. Он не задирал ее из ненависти к ней лично и к магглорожденным в общем. Малфой пытался хоть издевками и обзывательствами, но добиться от однокурсницы крупиц внимания. Но сейчас, когда Малфой перестал зависеть от отца (а Аббот, входившая в Священные Двадцать Восемь хоть и наполовину, но прекрасно знала, о правилах и суждениях, что соблюдались и вкладывались каждым поколением с особой тщательностью. Не стоило и удивляться, что под маской ненависти и презрения, в сердце Драко зрели чувства совсем противоположные к невыносимой заучке с совиным гнездом вместо волос, как любил он говорить раньше, громко, на публику, чтобы никто не сомневался, что он хранит наказ отца блюсти честь чистокровного рода Малфоев), теперь он мог не скрывать своих чувств, уже обретших определенную форму, исправить ошибки, что натворил прежде и завоевать доброе, незлопамятное сердце Гермионы.       Но в момент, когда она и Невилл зашли в паб, Ханне открылось и еще кое-что: Гарри Поттер питал симпатию к своей давней подруге. И это симпатия не казалась проницательной хаффлпаффке здоровой. Она росла из недр соперничества и подпитывалась многолетней враждой двух представителей противоборствующих факультетов. И что-то во взгляде Гарри, промелькнувшее так быстро, ели заметное, заставила напрячься Аббот. Девушка не хотела вмешиваться в отношения гриффиндорцев, боясь ухудшить их, но решила аккуратно сообщить самой Гермионе то, что увидела сегодня.       — Я уже несколько раз сказал, что Рону стоит извиниться перед Гермионой, но он слишком упёртый баран для этого, — пожал плечами Гарри.       У него были другие заботы, личного характера, а примирение двух друзей, которые, в принципе, не являлись для него самого таковыми сейчас, так как Уизли успел раскрыть карты своей семьи, а Гермиона была объектом его симпатии, не входило в эти самые заботы. И честно говоря, можно было прекрасно обойтись и без него. Ведь ссора Рональда и Гермионы могла послужить идеальным предлогом для расставания с Джиневрой. Глаза Поттера недобро сверкнули на долю секунды, а затем вернулись в прежнее спокойное мерцание при отблеске свеч, что освещали паб. Однако Невилл, смотревший в это время на Гарри, удивленный его равнодушием, заметил коварный огонек в зеленых глазах, невольно кашлянул, но ничего не сказал насчет произнесенных ранее соседом по комнате и приятелем слов.       — Бон-Бон никогда не будет извиняться перед этой подстилкой! — завелась Браун, до сих пор видевшая в Грейнджер соперницу. Только вот каким боком? Если Рон уже высказал, как он относится к магглорожденным в целом и к Гермионе в частности?       — Лаванда, не стоит, — примирительно сказала Ханна.       Браун обвела остальных, но увидев на лицах однокурсников неодобрение, замолчала, не видя поддержки для продолжения выливания своей желчи на Гермиону.       Рон начал рассказывать последние новости о мире квиддича, и Джинни сразу подхватила тему, говоря, что хочет пройти отбор в одну из команд, скорее всего, выбор падет на Гарпий. Лаванда повисла на руке Рона, делая вид, что ей очень интересен квиддич, и постоянно нахваливая своего парня. Гарри медленно цедил сливочное пиво, пытаясь сохранить ясность мыслей, чтобы ненароком не убить Малфоя на подходе к Хогвартсу при возвращении. А Ханна и Невилл с головой ушли в свое привычное русло колдомедицины, зелий и растений.       Через два часа, когда все последние новости самого популярного магического вида спорта были обсуждены, Рон резко свернул к воспоминанию о шестом курсе, на котором он как раз и попал в сборную Гриффиндора. И тут уже не обошлось без воспоминая о смешном случае с конфетами с Амортенцией, которые озаботилась доставить в комнату мальчиков влюбленная в Гарри Ромильда Вейн. И у Гарри промелькнула одна очень интересная идея, стоило осуществить ее прямо сейчас, в момент, когда Джинни уже упивалась третьей кружной сливочного пива, и мозги девушки явно отказывались служить ей верой и правдой, как и язык.       — Джинни, а ты случайно, не приворожила меня или еще что-то в этом роде? Ведь я так безумно люблю тебя, что и минуты не могу прожить без тебя! — Гарри пытался казаться немного опьяненным, что придало бы его фальшивыми словам больше искренности.       — О, нет, дорогой, — Джинни, смущенная заявлением парня, толкнула его легонько локтем. — Но если бы у нас сохранились дневники Пруэттов, то, возможно, ты бы и испытал парочку чар Приворота, так и не заметив их, — девушка довольная, тем, что влюбила в себя Гарри Поттера и без магии рода, хихикнула.       — Дневники Пруэттов? — переспросил Поттер с наигранным удивлением, под которым он маскировал желание узнать, где же сейчас эти дневники, и вообще существуют ли они в природе.       — Ах, не бери в голову, Гарри. Это долгая история. Короче говоря, из-за того, что прямого наследника рода не было, все имущество, что не успели забрать родственники, конфисковало Министерство. И теперь эти книженции хранятся где-то в подвалах, догнивают свой век, — Рон несколько раз прерывал свою длинную историю выразительными иканиями, но справился лучше, чем это сделала бы сейчас Джинни.       — Как хорошо, что Джинни не понадобилось лезть в эти подвалы, — и Гарри, довольный полученной информацией, мазанул губами по рыжей макушке своей девушки, чем вызвал на ее лице глуповато-счастливую улыбку.       Ему, Гарри Поттеру, стоит наведаться в Министерство, немного поговорить с Кингсли об Аврорате, зайти к Артуру Уизли и потолковать с ним о том о сем, в надежде получить доступ к любопытным дневникам Пруэттов, что могли решить его проблемы с Малфоем, стоявшем на его пути к Гермионе. А когда Гарри приворожит подругу, хорек уже не будет его конкурентом.

***

      Что же, выпившая Джинни вряд ли вспомнит эту не особо для нее значительную часть разговора сегодня вечером или завтра утром, так что, Забини лишался весьма ценной информации, к чести которого стоит сказать, что он не пил сегодня вовсе. Вся компания старост в Кабаньей голове предпочла остаться трезвыми, однако у двоих из них, точнее у Главных Старост, на то были свои причины.       — Я знаю, как ты любишь сливочное пиво, но сегодня обойдись без него, — как только они уселись за стол, сказал Малфой, обращаясь к Грейнджер.       — С чего бы вдруг мне тебя слушать? — вскинула бровь девушка.       — Сегодня ты нужна мне трезвой, точнее себе, — просто, без какого-либо контекста ответил слизеринец.       — О, у тебя насчет Грейнджер какие-то горячие планы на вечер? — хохотнул Блейз, за что получил незаметный под столом пинок от друга и гневный взгляд гриффиндорки.       — Твои шутки уже начинают надоедать своим однообразием, — произнесла Дафна, параллельно заказывая четыре порции горячего шоколада. — Надеюсь, качество нас не разочарует, — добавила она, после того, как пергамент с пером упорхнули за стойку к бармену.       — Он здесь очень вкусный. Я пила несколько раз, когда приходила сюда летом, — обнадежила Грейнджер.       — Отлично! Люблю сладенькое, — потер руки Забини и двусмысленно усмехнулся. — Ну, ладно. Выкладывай, Малфой. Какие новости ты нам принес из Мэнора, — перешел к интересующей всех теме парень.       — Во-первых, книгу по нужным нам чарам я нашел. Во-вторых, всем мероприятиям будет заниматься Нарцисса. По ее мнению, это будет гораздо честнее, — все тут же одобрительно закивали. Их и самих недавно посетила мысль о нечестности соревнования, если кто-то добудет информацию обо всех испытаниях. — В-третьих, наградой будет один из древних талмудов Малфоев, — глаза Гермионы загорелись азартным блеском. — В-четверых, моя мать устраивает бал по случаю Хэллоуина, и вы приглашены, — на этом публичные новости из Малфой Мэнора у Драко заканчивались. Грейнджер он сообщит о находке Нарциссы уже в Башне, где они смогут провести ритуал избавления от шрама сегодня же вечером.       — И я? — на всякий случай уточнила Гермиона.       — И ты, — глаза гриффиндорки округлились.       — Нечего удивляться, Гермиона, — сказала Дафна. — Ты похожа характером и темпераментом на Нарциссу. Просто она, росшая в чистокровной семье, научилась сдерживать порывы и эмоции, — Блейз и Драко кивнули, соглашаясь с подругой.       — Уверен, что Финеас Блэк будучи директором Хогвартса как-то зачаровал Шляпу, но, видимо, она дала сбой на Сириусе, — усмехнулся Малфой. На его памяти это был единственный Блэк, оказавшейся по распределению Шляпы на Гриффиндоре.       Драко невольно вспомнил, что его предок хотел познакомиться с уже чуть ли не легендарной гриффиндоркой. В поместье Малфоев он точно не упустит этого шанса, так как не стоит ожидать, что Грейнджер вызовут в кабинет директора до Хэллоуина.       Разговор плавно перетек в догадки, что же такое придумает Нарцисса Малфой и насколько трудными будут ее испытания, поможет ли Малфою несколько лет жизни с ней бок о бок или он проиграет в одном из первых.       Успели обсудить весьма изнурительные практические занятия по ЗОТИ со Снейпом, сойдясь во мнении, что это самые эффективные уроки, которые возможно провести в стенах Хогвартса, учитывая строгие рамки Министерства.       День прошел незаметно за увлекательными беседами между практически равными по знанию старшекурсники. И слизеринцы в непривычно хорошем расположении духа, под пораженные взгляды своих братьев меньших, проводили их в Замок до ужина, на который, как и на завтрак Малфой предложил Гермионе не идти, сославшись на очень важные дела. И девушка согласилась, тем более, ей самой не терпелось узнать, что же такое подготовил для нее Малфой, не обмолвившейся и словом об этом при друзьях.       К счастью, хорошее расположение обоих Старост объяснялось еще и тем, что они не встретили квартет гриффиндорцев ни на обратном пути из Хогсмида, ни в коридорах замка. У Малфоя чесалась рука наслать на них какое-нибудь изощренное проклятье или хотя бы подвесить за ноги к высокому хогвартскому потолку, пока случайно проходящий ученик или профессор, а еще лучше Филч не заметит их. Гермиона же без раздумий превратила бы сокурсников в жаб, попадись они сегодня ей на глаза. Гарри, знавший подругу лучше всех из четверых в своей львиной компании, решил не идти на риск и поволок друзей из Трех метел обратно, как можно раньше, чтобы не пересечься со старостами.       — Надеюсь, это что-то хорошее, а не в твоем отвратительном стиле, — сказала Гермиона, входя в Башню и оборачиваясь к Малфою, что вежливо пропустил ее вперед себя.       — Самое отвратительно может быть для тебя то, что на несколько капель крови, ты станешь чистокровной, — легкий смешно сорвался с губ Малфоя, кивнувшего в сторону одного из фолиантов. — В черном переплете, — добавил он, когда Грейнджер бросила на него сомневающийся взгляд, и скинула свою тёплую мантию куда-то в сторону кресел, где уже лежала мантия Малфоя.       Девушка подошла к столику, взяла книгу и открыла на странице, где была заложена закладка из зеленого бархата с серебряной кисточкой. Она вызвала у гриффиндорки легкий смешок (слизеринский стиль присутствовал буквально во всем, что окружало Малфоя), но слова про проклятые вещи полностью перетянули внимание Гермионы на себя. С каждым прочитанным предложением глаза Гермионы расширялись от осознания возможности избавления от зудящего и фантомно ноющего шрама, а рот приоткрывался в немом восторге. Дочитав, она повернулась к Малфою, что уже сел в кресло и слегка усмехался, довольный произведённым эффектом.       — Теперь понимаешь, что на трезвую голову сделать это куда легче, а воспоминания точно будут ясными? Возможно, частично смогут перекрыть негативные, — на последнем предложении усмешка сошла с лица Драко, и он стал серьезным как никогда.       — Все трудности достанутся тебе, мне же только остается терпеть боль, — Гермиона ободряюще улыбнулась Малфою и села на диван. — Садись напротив меня. Ради этого я даже села на диван слизеринских цветов, — она похлопала по дивану и издала легкий смешок.       — Хочу напомнить, ты всю ночь сидела на нем, — губы Малфоя искривились, будто от боли, когда он случайно упомянул о событии, что он не решался с ней обсудить. В конце концов, Грейнджер не обязана была, что-либо ему рассказывать. И из ее вопросов и слов он мог уловить отдалённый смысл ссоры, что вспыхнула между гриффиндорцами, а точнее Золотым Трио. Но сейчас это было не важно.       Драко пересел ближе к девушки, взял из ее рук книгу, достал из кармана брюк волшебную палочку и одним взмахом черный кристалл в форме капли на закладке явил свое истинное обличие — тот самый проклятый клинок. Гермиону передёрнуло, но она справилась с подступившими эмоциями.       — Мне придется сделать еще один шрам поперек букв, но он не будет глубоким, — сказал Малфой, сверяясь с книгой, лежащий у него на коленях. Гермиона кивнула и закатила левый рукав, показывая уродливый шрам Беллатрикс кому-то впервые за все время, как он у нее появился. Драко сглотнул: перед его глазами возникла картинка корчившейся от боли в его же доме Гермионы, а в ушах раздался ее душераздирающий вопль.       — Ты сможешь, я верю, — голос девушки вернул его в реальность. Драко моргнул, приводя мысли в порядок.       — Спасибо, — из-за волнение его голос звучал сухо. — Начнем, — Гермиона согласно кивнула.       Малфой аккуратно взял протянутую руку девушки за тонкое запястье и, уставившись в книгу, где было написано заклинание на латыни, начал читать его, одновременно проводя кинжалом еще один шрам поверх неровных грубо прочерченных букв. Гермиона дернула ногой и закусила губу. Боль была невыносимой, но девушка боялась, как бы рука невольно не выскользнула, прерывая обряд. Малфой усилил хватку, заметив периферическим зрением, как дернулась девушка. Когда зарубцевавшиеся буквы пересеклись новым шрамом, Малфой ловко, не отпуская руки Гермионы, сделал надрез тем же кинжалом на своей левой ладони, не переставая читать труднопроизносимое заклинание и откинув кинжал куда-то в сторону, сжал ладонь прямо над шрамом. И как только первая капля его крови упала на новый шрам, поврежденный участок кожи сморщился, издавая шипящие звуки. Грейнджер сквозь плотно сжатые зубы заскулила. Малфой свел брови, пытаясь не упустить и слова из непонятного заклятья, борясь с желанием прекратить мучения Гермионы. Он медленно вел сжатую в кулак ладонь над шрамом, и каждый раз, когда капля крови падала с нее на руку, шрам на ней шипел и затягивался, утягивая за собой и прежние буквы. Это несколько отвлекало Гермиону от боли, и она сильнее сжав зубы, пыталась подавить любой исходящий от нее звук.       Когда последняя капля крови Драко упала на маленький кусочек, оставшейся от шрама, память, что оставила о себе Беллатрикс Лестрейндж навсегда исчезла с теперь уже полностью гладкой слегка бледной, но загорелой кожи Гермионы Грейнджер.       — Малфой! У нас получилось! У тебя получилось! — радостно воскликнула Гермиона, больше не чувствуя боли, и кинулась на шею не ожидавшего подобной бури эмоций Малфоя.       Парень еле удержался в сидячем положении, но не удержался от того, чтобы мягко приобнять Гермиону в ответ.       — Спасибо, — она отстранилась от него и заглянула к нему в глаза своими карими глазами, блестевшими от слез счастья.       — Не стоит. Это было моим долгом, — Драко неуверенно потянулся рукой к щеке гриффиндорки. Она не отстранилась, и он немного робко, но все же вытер несколько скатившихся по щекам с ее длинных пушистых ресниц слезинок.       — Нет, Драко, — она впервые назвала его по имени, переводя их взаимоотношения на новый уровень. Они оба понимали:между ними ничего уже не будет, как прежде. — Это был твой выбор. Большое спасибо, — Гермиона мягко сжала его руку, которую он уже опустил, сохраняя зрительный контакт, делавший этот момент еще более особенным, и дело было не в том, что Драко Малфой помог Гермионе Грейнджер избавиться от шрама, что подарила ей его тетушка, это была магия другого рода.       Малфой кашлянул, желая уменьшить уровень неловкости, что нарастал в гостиной с каждой миллисекундой.       — Нужна была кровь родственника, сделавшего этот шрам. Не думаю, что ты бы попросила об этом мою мать, — его губы изогнулись в привычной усмешки, но без намека на что-то. Просто другой у Драко уже не получалось.       — Верно. Ты прав. И поэтому я благодарна тебе вдвойне: за твою помощь и за твою внимательность, — кивнула Гермиона, тоже чувствуя возрастающую неловкость. — Сегодня был насыщенный день. Не знаю, как у тебя, но у меня нет желания ужинать, так что я пойду спать. Спокойной ночи, Драко, — она снова улыбнулась, но это улыбка была какой-то другой. Малфой никогда не видел ее прежде. И что-то подсказывало ему, что ее никто никогда не видел раньше.       — Да, я тоже. Спокойной ночи, Гермиона, — ее глаза на секунду стали шире при звуке своего имени, произнесенного им, но затем она рассмеялась.       — Что-то все-таки меняется, — сказала девушка.       И еще раз пожелав друг другу спокойной ночи, Главные Старосты разошлись по своим спальням с приятной теплотой, что разливалась у них в районе сердце, не отяжелевшая их мысли, но действующая успокаивающе и убаюкивающе.       Может быть, это усталость от того, что им пришлось пережить только что? Или это что-то другое…?