Давай любить друг друга так...

      Пятый никогда не нервничал по пустякам, ведь солидным мужчинам ни к чему лишние нервотрепки. Рассудительность и спокойствие — вот его вечные спутники. А ещё строгость и внимательность. Всё же велено было — им же самим и велено, — следить за молодой напарницей.       А она слишком наивная. Ещё совсем ребёнок. Такой виделась ему Ингрид, когда с момента их знакомства прошло чуть меньше года. Вот только глупо было отрицать, — а он, в общем-то, и не отрицал, — что девушка ему небезразлична. Пытался воспринимать её где-то на уровне младшей сестры или, что было нелепее, приёмной дочери. Но Трафэл, каким-то необъяснимым ему образом, умудрилась так тонко, но мощно задеть его нутро, что видеть в ней родственницу просто не было возможности. А может и не хотелось. Видимо второе.       И вся его отстраненная строгость терялась, стоило им выбить несколько свободных часов перед возвращением в Комиссию. В такие моменты Ингрид, — слишком крепко для маленьких ладошек, — хватала за руку и просила сводить её в различные места: то парк аттракционов, то кинотеатр, то каток, то различные кафешки да площадки. Так ещё сверх этого требовала, чтоб и он принимал во всяких бредовых её идеях участие. А потом его маска треснула. В день, когда она уговорила пройтись по магазинам.       — Как малое дитя, — устало произнёс Пятый, следуя за Ингрид, что с блеском в глазах рассматривала здания чужого города.       — А ты — как ворчливый дедан, — съязвила она, легонько пихнув в бок.       Она имела полное право себя так вести — двадцать с лишним лет безвылазного нахождения в стенах лаборатории лишили её нормальной жизни. Вот и реагировала на многие вещи по-детски. А ему, что уж скрывать, нравилось за ней наблюдать. Как заглядывала в магазины и указывала на наряды или украшения. Как мило улыбалась, замечая на витринах различные игрушки. Как сияла от каких-нибудь местных вкусностей. В такие моменты он сам чувствовал себя живым: хоть и приглушал, но часто позволял смешкам вырваться, мягко улыбался, следил за ней. За малышкой Гри.       — Нам пора возвращаться, — произнёс Пятый, глядя на часы.       — Этот магазин и всё! Честно!       — Ладно... — тяжело вздохнув, согласился, ибо не мог вынести голубые щенячьи глазки и быстро хлопающие реснички, отчего-то напоминавшие ему бабочек.       Она, радостно улыбаясь, скрылась за дверью, оставляя Харгривза покорно ждать на улице. По странной выцветшей вывеске сложно было понять, что именно могли там продавать, да и вообще, чем смог магазинчик привлечь внимание напарницы. Но не успел опуститься на скамью, чтоб вытянуть уставшие ноги, а Ингрид уже вышла, держа в руках небольшой зонтик молочного цвета.       — Смотри какая прелесть!       — И зачем он те...       Затих, когда Ингрид раскрыла зонт и, прокрутив немного в ладонях, чуть подкинула его вверх и, поймав, занесла над головой. Маленькие цветочные узоры кружева легли тенями на тонкие девичьи плечи, словно россыпь веснушек. А солнечные пятнышки, просочившиеся сквозь аккуратные разрезы, играли в мягких волнах рыжих волос.       — Пятый, с тобой всё хорошо?       Сморгнув пелену некоего гипноза, Харгривз понял, как близко к нему стояла напарница, державшая зонтик над их головами. Как приятно блестели её глаза в тени. Вновь эти очаровательные, словно порхающая пара бабочек, ресницы. Чуть распахнутые от волнения губы. И сладкий, до безумия дурманящий запах сирени... Гадство. Не о том задумался, старый дурак.

***

      — Ты всё ещё хранишь его.       Они только переехали в свой новый дом, поэтому Пятый, сидя в будущей спальне вместе с молодой супругой, разбирал большую коробку с вещами, среди которых нашёл старый, но ни чуть не потерявший свой молочный цвет, зонтик. Пока снимал защитную плёнку, было очень неожиданно видеть на его лице умиротворение. Смотрел с такой... светлой ностальгией.       — Конечно. Столько воспоминаний, — улыбаясь, ответила Ингрид. — Мы же в тот день впервые быстро выполнили миссию.       Немного не то, что хотелось услышать. Но, недолго думая, Пятый раскрыл зонтик, чуть подкинул вверх, раскрутив в ладонях стержень, и аккуратно поймал за рукоятку, накрывая девичью голову кружевным куполом. От этого действия Ингрид замерла, затаив дыхание. Чуть открывала рот, явно желая что-то сказать, но тут же терялась и переводила блестящую лазурь на Харгривза. Прошло столько лет, а в его глазах виделась всё той же хрупкой и наивной девочкой. До сих пор оставалась его милой малышкой Гри.       — В тот день я впервые поймал себя на мысли: "Неужели влюбился?"