Открывайте, это милиция!

      Первый вдох обжёг лёгкие прогорклой тяжестью. Алиса широко распахнула глаза, подорвалась с постели — буквально слетела на пол, путаясь в белом сладком хлопке накрахмаленных простыней, завозилась, заворочалась, с ужасом чувствуя, как отнимается вялый язык. Она всхлипнула, потом захрипела — горло пережали жёсткие липкие щупальца, в нос ударил острый запах медицинского спирта и неестественной чистоты. Забулькала отчаянно, будто в болоте тонула, замолотила руками и ногами, рванулась наверх, пытаясь вырваться из душного кокона. Завыла почти, когда с головой накрыла ясная сиреневая волна, забрезжили под веками гладко обитые стены коробчонки, в уши ударил знакомый звук и тонко запиликали жизненные показатели на аппарате, заиграл старый проигрыватель…       — Алиса… Алиса! Да проснись же ты!       Её сильно потрясли за плечи. Алиса наконец очнулась от навеянного кошмара — невидящие глаза разглядели резную лепнину на потолке, зацепили даже со сна гладкие вихры тёмных волос, чужие губы, шевелящиеся напротив её лица. На неё, обеспокоенно хмуря брови, смотрел Сева. Тёплый, родной Сева, живой и здоровый. Настоящий. Алиса слабо выдохнула и успокоено обмякла. Потянулась к нему всем телом, обвила руками-ногами, прилипла, как маленькая обезьянка и уткнулась носом в белую тонкую шею. Губами коснулась лихорадочно бьющейся венки.       — Прости. Я опять тебя напугала?       — Алис, ну что ты…       Конечно, никакой коробчонки и в помине не было. Не было ни фиолетового бархата, ни сиреневого тюля, ни приглушённых ламп, ни виниловых пластинок — ничего этого не было. Всё осталось позади — и медицинские игры, и неприступно-пустой взгляд Гриши, и даже Юра с его безумной и бесконечной теорией заговоров. Алиса половину жизни оставила за спиной, прежде чем войти в эту квартиру без оглядки на тёмное мглистое прошлое. Она это всё пережила. И ещё тысячу несчастий переживёт, если они на её долю выпадут, но сейчас ни одного не предвиделись, если не считать тяжёлых душных снов со спёртым дурным запахом, с чужими руками и голосами. С тем, что она похоронила и постаралась забыть.       Прошлое догоняло. Алиса пряталась. Выходило неплохо, но хуже, чем могло бы.       — Может, мы всё-таки сходим к врачу, Алис?       Сева шумно поднялся с пола, держа её на руках. Подхватил с разворошенной её усилиями постели тёплое одеяло, накинул на плечи. Сам сунул ноги в смешные розовые тапочки и шагнул на балкон, будто рыбой нырнул в полутёмную ночную прохладу. Вытащил её освежиться, пока Алиса цеплялась за него из последних сил, как за своё спасение.       Сева им и был. Спасением и спасителем. Она даже представлять не хотела, чтобы с ней было, если бы Юра, дурак, не забыл её в севиной гримёрке после интервью. Или если бы Сева неожиданно не заинтересовался странным приспособлением. Или… Тысяча или и ни одного правильного ответа.       — Нет, — шепнула она, прильнула ещё ближе. Под пальцами была тёплая кожа, в груди билось живое сердце, — нет, я не хочу. Лучше спой мне. Споешь?       — Конечно.       Сева послушно занёс её обратно в спальню, мягко уложил на постель и тихонечко запел, замурлыкал на ухо, зашелестел. Алиса сделала глубокий вдох. От него пахло счастьем и спокойствием, сладкий, как сироп, голос над ухом обещал лишь нежность и ничего кроме. До рассвета оставалось всего ничего.