Оседлать ветер

Горели жёлтым в ночной зелени леса немигающие птичьи глаза. Уснуть было сложно, всюду мерещился страшный образ интара, разъярённого, скалящегося, в голове всё никак не утихало его рычание, бурлящее где-то в глотке. Мне удалось задремать, усилием воли погрузиться в беспокойный морок, неразборчивый и спешный, жаркий и изматывающий — я проснулась, уткнувшись носом в жухлую солому. Жучок, ютившийся у моей щеки, недовольно пополз вглубь сухой травы, потревоженный моим пробуждением. Больше мне не хотелось спать. Тьму за тонкими стволами деревьев было едва видно, но она просачивалась отовсюду, куда падал мой взгляд. Только под кронами, сгорбившись пернатым клубком, сидели совы — их блестящие глаза напоминали маленькие звёздочки, искорки, соскочившие с неба. Они мигали то тут, то там, то стремительно взлетали куда-то, и с тех веток слышались треск и хлопки крыльями. Когда я была маленькой, мама всегда ложилась рядом в особенно тёмные ночи. В её объятьях мне всегда снились хорошие вещи. Сказки с хорошим концом. Большая и ласковая кошка. Не интар, не... Но ведь мамы здесь нет. Мама сейчас очень далеко, наблюдает за мной со звёзд. Маленькие искорки. Совы. Совиный лес не щадит одиночек. Нередко, пробираясь сквозь окутанный паутиной кустарник, можно увидеть в земле след волка или кабана. Они здесь частые гости, если не постоянные обитатели. Чуть реже можно снять с какого-нибудь особо ветвистого дерева клок медвежьей шерсти — оставить себе на память. Ночевать в совином лесу особенно опасно. Никогда не знаешь, что сторожит тебя за особо тёмной зарослью, какой дух сегодня сотворит свою шалость. Охотники из нашего племени никогда не отправляются в лес одни и очень редко — вдвоём. Чем больше союзников охраняет твою спину, тем больше у вас шансов вернуться обратно, да не с пустыми руками. Племя всегда щедро награждает охотников с добычей. Интересно, что подумают охотники, когда вернутся утром? Увидят брошенные дома, пустоту и воющее обречённо ни-че-го. Что сделают? Что скажут? Будут искать следы или останутся ждать? Или уйдут, покинут эту проклятую отныне землю? Дожидаясь рассвета, я приготовилась идти обратно. Это был шанс — дождаться охотников. Мне подумалось, что если я расскажу им, что случилось с нашим племенем, какая судьба его настигла, то они обязательно что-нибудь придумают. Не оставят своих жён, дедушек... своих детей, они же не оставят. А ещё у них есть копья, даже луки — интар падёт под нашим напором, истерзанный и обречённый на смерть! И всё, конечно же, снова будет хорошо. Вот только... На площади, где ещё вчера столпилось целое племя, сейчас было пусто и безжизненно. Это неправильно. Охотники уже должны были вернуться, они всегда возвращаются рано. Что-то было не так. Интар... Он же не мог... Нет. Он бы не справился. А вдруг это просто я вернулась слишком поздно, когда охотники уже ушли? И это невозможно, я ведь отправлялась так рано, так быстро дошла... Я уверена, что что-то упускаю. Почему Интамбара напали именно вчера? Чего они ждали? Они знали, что охотники не вернутся..? Моя последняя надежда, последняя нить, ведущая в призрачное "всё хорошо", оборвалась и затерялась где-то. Где-то, где рядом со словом "всё" никогда больше не будет стоять второе, не менее важное, "хорошо". Мне оставалось только опустить руки. Отчаяться, принять, что лучшего не будет и, наконец, остаться на знакомой площади в незнакомой ранее мёртвой тишине. Наблюдая за тем, как безвозвратно проходит шестьдесят первая минута. Ощущая, что по щеке катится что-то жидкое. И, должно быть, солёное.