***
Локи словно попал в ловушку в собственном теле. В один миг он мог контролировать его, все осознавал, обдумывал свои варианты и даже хотел привлечь Тора на свою сторону, а потом он будто стал безвольным зрителем, просто пассажиром своем же теле. Он понимал, что в кой-то мере сам виноват. Позволил себе подумать, что достаточно смог подавить связующие чары Другого и Мо, что смог урвать время и оттянуть это нападение и завоевание, которое ему даром не нужно. Он это понял, как только узы на его разуме ослабли достаточно, чтобы он мог нормально соображать. Еще немного подумав, Локи понял, что все дело было в его женском облике. Именно в нем было легче игнорировать присутствие Другого и не поддаваться влиянию скипетра. Именно поэтому его тело тогда на скале бессознательно приняло этот облик. Инстинкты в нем всегда были сильнее. Но тот тоже это понял и заставил его перекинуться обратно в мужской облик, тот, который был более сломлен болью и пытками, вероятно, уловив то, что он готов признать, что с ним что-то не так и что хотел поверить Тору. Локи был в ужасе, понимая, что стал марионеткой и пытался вновь сбросить оковы, но казалось все его успехи за это время по возвращению своего «я» пошли прахом. Вот только теперь в опасности был не только он, но и Сигрид, интерес к которой он мог чувствовать, что исходил от Другого, и, соответственно, от его хозяина. Тот всегда любил больше коллекционировать «дочерей», чем «сыновей». В последней отчаянной попытке уберечь дочь, Локи, едва проклятый скипетр оказался в его руках, сумел на миг вернуть себе контроль и… освободил Сокола. Он отправил ему последний мысленный приказ, или даже просьбу, защитить Сигрид, и отпустил его. Тот может ненавидеть его, сколько душе угодно, но Сигрид была исключительно добра с ним, и он надеялся, что тот защитит ее. Даже от него. Как он покинул летучую крепость, Локи помнил смутно. Прибытие в башню Старка тоже. Его голова раскалывалась, а тело было как куча шарнирных конечностей от разных кукол, которые жили сами по себе. Часть тела он смог отвоевать себе с попеременным успехом, а часть нет. Жизнерадостный Селвиг, который под контролем скипетра, кажется, стал сходить с ума, не помогал. Шепот Другого, который ядовито вещал, что если до заката Мидгард не падет, то ждать ему таких мук, что все, что было прежде будет Вальгаллой, а Сигрид присоединится к нему в этом путешествие по миру боли и агонии, так же не дарил спокойствия. Но, как ни странно, Другой сам не осознавая, этим помогал Локи. Одна только мысль, что его дочь испытает хоть толику того, что испытал он, придавала ему сил в борьбе за собственное тело. «Норны! И когда я стал таким самоотверженным?» — иронично подумал он и без колебаний знал, что мог назвать даже точно число, когда это случилось. Тут на сцене появился Тони Старк, и Локи вновь отвлекся. Его ноги шли вперед, рот извергал слова, которые были даже не его, и эхо которых, но произнесенные голосом Другого, звучали в его ушах, а разум вел ожесточенную борьбу за свое тело и волю.***
Сигрид и Воландеморт сверлили друг друга тяжелыми взглядами и не шевелились. Воздух между ними искрился от напряжения, а атмосфера угнетала. Драматично клубящийся туман около ног Реддла, пасмурное небо и темная изгородь на заднем фоне, наряду с готичным особняком, нависавший над всем этим за ее спиной, все это было словно декорации к фильму ужасов, где вот-вот наступит развязка во всех кровавых подробностях. Последний выживший против главного монстра. — Не думал, что наша встреча будет столь ссскорой, Поттер, — протянул Воландеморт и театрально вытащил палочку из рукава. — Но это даже к лучшшему. Тут он скинул капюшон, и Сигрид непроизвольно скривилась. Тот и в прошлую их встречу был уродлив: лыс, безнос и красноглаз, но сейчас все было еще хуже. Теперь его кожа была почти синюшной, глаза были полностью красными, а не только радужка, черные вены, будто черви, то и дело шевелились под его тонкой кожей становясь иногда ярче, а иногда невидимыми. Сигрид интуитивно понимала, что с ним что-то не так, не считая очевидного факта, что он чокнутый маньяк, но не могла понять в чем дело. Воландеморт тем временем резко дернул шеей в бок, будто в нервной привычке, вроде той, что была свойственна Барти Краучу-младшему, и прошипел: — Посссмотри, что ты натворила. Ссссмотри, что сссо мной сссделала твоя проклятая кровь. Девушка подняла бровь и фыркнула. — Я тут причем? Или ты из котла должен был писаным красавцем восстать? — брякнула она, понимая, что ее начинает заносить, но остановится было трудно. — Ну тут не ко мне претензии. А к Хвосту. Это он там колдовал не пойми что и своей гнилой плотью делился. А я очень даже ничего, как и мои родители… …не то, чтобы я знала вторую составляющую уравнения моего генетического кода, но будем надееться, что, даже будучи Лили маменька сохранила свой отменный вкус… — …так что не стоит на меня скидывать свои косметологические проблемы, — закончила Сигрид и резко выкинула вперед руку, которую успела завести за спину, швыряя в Реддла наколдованный ледяной кинжал. — Агрх! — вскрикнул тот и неверяще коснулся щеки, на которой был длинный порез. Он взглянул на свою кровь, которая была черной как смола, и с криком ярости вскинул руку с зажатой в ней палочкой. Знакомая зеленая вспышка полетела в сторону Сигрид, которая, не раздумывая, отпрыгнула в сторону, прямиком через перила и в кусты. Те были колючими и разрезали ей кожу на лице, шее и руках, но проверять сможет ли она вновь пережить Аваду, Сигрид не хотела. Она быстро вылезла из них и рванула в туман, понимая, что без палочки и со скудным знанием сейдра, одними ледяными трюками с безносым даже смысла нет тягаться. А снова в плен ей не хотелось. Ей вслед летели еще вспышки и, судя по грохоту дверей, топоту ног, хору голосов и количеству тех самых вспышек разных оттенков, ее преследовал не только Томми-бой. Но Сигрид упорно бежала вперед, петляя по унылому и дикому саду, куда ее занесло, и все больше понимала, что в ловушке. Как покинуть территорию ей было неизвестно, врагов было все больше, погоня нарастала, а у нее даже не было возможности хоть на секунду остановиться и оглядеться. Ее только долгая практика в беге, которой явно не доставало кучке чистокровных, уж точно не бегающих по утрам по своим поместьям и угодьям, и спасала. Но как долго?.. Ответ пришел быстрее, чем она успела додумать эту мысль. Ей в спину вдруг врезался один из лучей, и весь мир потонул в боли. Сигрид упала на землю, а ее тело забилось в знакомой уже судороге от воздействия заклятия пыток, которое ей уже довелось кратко испытать тогда на кладбище. Она извивалась от боли, ее глаза закатились, но все же упрямо продолжала держать рот на замке, не желая доставлять удовольствие тем, кто ее проклял, своими криками. Сигрид ничего не видела из-за крови, что текла из шрама, и наполнила ее рот из-за прикушенного языка, и не слышала. Ни грома, который стал раздаваться над ней, ни молний, которые бегали по ее начавшей синеть коже. Ее спутанное сознание только хотело, чтобы все это прекратилось. Хотело, чтобы ее защитили и избавили от этой боли. Она хотела к матери, как и любой ребенок, которому было плохо и больно. И тут медальон на ее шее засветился, словно в ответ на ее мысленные мольбы, и в зелено-золотой вспышке Сигрид растворилась прямо на глазах торжествующего Воландеморта, который подошел ближе, уже предчувствуя победу, но, увидев, как она исчезла, заревел от ярости. Но Сигрид уже было плевать. Она была далеко-далеко оттуда, буквально за океаном от сумасшедшего лорда, назревающей войны и всего британского магического мира. Вот только едва ли новое место было более безопасным, чем то, откуда она сбежала. Но она пока еще об этом не знала, на миг отключившись от боли, которая мучила ее тело, и от удара о бетонный пол.