***
— Как ты думаешь, они не будут тупить? — Даже не представляю, — пожимает плечами Стайлз, когда вы, натискавшись маленьких комочков всласть, выходите через полтора часа на улицу. Уже заметно потемнело, но круглые фонарики, обвитые сеткой-паутинкой, служили хорошими источниками, чтобы погрузить все вокруг в мягкий успокаивающий свет цвета закатного солнца, создавая атмосферу настоящей сказки. — Надо, наверное, им позвонить? Думаю, они уже сошлись. — Давай. Хотя, может быть, еще и в комнату смеха зайдем? — предложение срывается с губ кареглазого, быстрее, чем он успевает подумать. Переминается с ноги на ногу и смущенно потирает шею. — Ну, чтобы у ребят было еще время, чтобы... чтобы сойтись, — многозначительно ведет бровями, пытаясь скрыть за юмором свое волнение и непреодолимое желание побыть с тобой еще. Хотя бы капельку. Непонятно когда именно зародившаяся в глубине души тяга быть ближе ощущается сейчас как никогда сильно. Вы с самого детства были с сыном шерифа друзьями: играли в песочнице и в ковбоев; вместе играли в дочки-матери-отцы; доверяли друг другу секреты масштабной важности, какие бывают в пять лет; а также ты позволяла Стайлзу даже расчесывать и учиться заплетать свои волосы, ведь мальчишка всегда с восторгом смотрел, как твои детские пальчики умело орудовали разноцветными резиночками, на которых висели маленькие бусинки или куколки, ловко вплетая их в пряди. Ты была для него той самой подругой детства, которая всегда находилась где‐то рядом, поблизости. Была рядом, когда его мама заболела; пыталась поддержать всеми силами, насколько это может сделать ребенок, когда он приходил к тебе с дрожащими пальцами и голосом; ты не отходила от него, и когда он потерял своего самого любимого и родного человека, а его отец замкнулся в себе. По мере того, как вы росли, с годами ваша дружба только усиливалась, несмотря на то, что на горизонте возникла Лидия Мартин, а ты была вынуждена уехать с родителями в другой город. Тонкая красная ниточка, сплетающая ваши руки вместе, только крепла и, в конце концов, превратила в неразрывную прочную связь. Частое общение по Skype и в мессенджерах, твои улыбки и смех ровно в 15:00 по пятницам – это было то, ради чего Стайлз опрометью бежал домой, вместо того, чтобы играть в лакросс или зависать со Скоттом после школы, или сбегал с уроков, игнорируя все наказания. Уже тогда, в сердце парня закралась мысль, что, возможно, не так уж сильно ему нужна Лидия, не так она прекрасна, и не так уж сильно он в нее и влюблен. Однако, видимо, Стилински просто не хотел отпускать свою влюбленность, ведь всегда страшно ступить навстречу чему-то новому и непривычному. Поэтому его разум и протестовал, отказываясь признавать уже давно очевидную для сердца прописную истину. А когда ты спустя пару лет вернулась в Бейкон Хиллс, поступив в туже самую школу, где учился сын шерифа, и с совершенно каменным лицом, еле сдерживаясь, чтобы не засмеяться, села прямо на парту Стиллински, то мозг парня выкинул белый флаг, окончательно признавая свою полную капитуляцию. За эти годы ты сильно изменилась. Из угловатой девчонки ты превратилась в настоящую красотку: бедра и грудь заметно округлились, фигура стала женственной и утонченной. Твоя внешность, хоть и поразила Стайлза до глубины души и легкой тяжести в паху, но он прекрасно видел, что «Ты Внутренняя» совершенно не изменилась. Никуда не делась та добрая, милая Т/и, с задорными искорками в глазах и немного нахальной улыбкой, которой удостаивался только он. — В комнату смеха? — переспрашиваешь, не смотря на брюнета, продолжая сосредоточенно обыскивать все свои миллион карманов куртки и штанов в надежде найти мобильник. — Это там, где кривые зеркала, которые увеличивают все ненужное и уменьшают все жизненно необходимое? Мечислав, прости, но я не хочу, чтобы моя задница выглядела еще больше, к тому же я без зазрения совести хочу прикончить что-нибудь сладенькое, — шутишь, поднимая взгляд на парня. — Не называй меня так, — уже в сотый раз просит тебя сердито, хотя в душе просто млеет от того, как звучит его настоящее имя из твоих уст. — Ты ведь знаешь, что я не люблю, когда меня так называют! Знаешь, но почему-то с самого детства продолжаешь меня дразнить! Такое ощущение, что тебе доставляет это какое-то извращенное удовольствие. — Ну, — тянешь и лукаво смотришь на собеседника, — скажем так, ты был очень милым, а еще в детстве у тебя были просто очаровательные щечки, и мне нравилось смотреть, как они у тебя надуваются, словно у хомяка, пожадничавшего с зернами. Вот прям как сейчас. Пумк! — указательными пальцами тычешь в щеки парня, на что он только с удивлением смотрит на тебя. — А еще ты всегда уморительно надувал губки, — вытягиваешь свои губы уточкой, так и не отстраняясь от парня, но отрывистые смешки все-таки проскакивают через нос. — Значит, щечки и губы мои нравились? А сейчас? — щурит глаза, словно задумавший пакость кот, но тут же тушуется, прекрасно понимаю, что все это были только маленькие детские шалости. А сейчас ты уж точно не будешь рассматривать самого обычного Стайлза, как что-то большее, нежели лучший друг и товарищ по розыгрышам. К тому же, кому нужен самый обычный Стайлз, что не обладает никакими сверхспособностями или кучей денег. А если добавить и то, сколько твоего времени он убил распинаясь о Лидии, то становится запредельно ясно: ловить с тобой счастье ему, к большому сожалению, уже слишком поздно. Именно по этой причине пытается как-то замять свой вопрос: — А почему до сих пор‐то называешь Мечиславом? — Как бы сказать… я… я… понимаешь… — пытаешься что-то по-быстрому придумать. Тележка с мороженым неподалеку служит тебе спасением. — О, мороженое! Не хочешь? Я бы с радостью, — пытаешься перевести тему под тихое бурчание по поводу «ты опять за свое», и побыстрее направляешься к мороженщику, что тепло улыбается вам. Ну, не можешь же ты так в лоб сказать, что просто нравится тебе его имя, как и сам Стайлз целиком и полностью. Когда вы были маленькими, тебе, действительно, забавляла его реакция. Ты ни в коем случае не хотела его задеть или обидеть, просто не могла сдержаться, и все тут. К тому же тебя всегда передергивало от прозвища «Стайлз». Оно больше напоминало либо какой-то псевдоним для расфуфыренной звезды эстрады с завышенным самомнением либо вообще кличку собаки. А имя «Мечислав» у тебя всегда вызывало восторг и какой-то неведанный трепет. Мечислав – то есть «прославляющий меч» или «отмеченный славой». Образ какого-то бесстрашного рыцаря времен Короля Артура сразу же вырисовался перед глазами. Рыцаря, который совершает прославленные подвиги, рискует собой ради других, несмотря на возможные страшные последствия для себя, добрый и заботливый. Может быть, немножко неуклюжий и острый на язык, но готовый всегда прийти на помощь и не требующий ничего взамен. Этот рыцарь, по сути, представлялся таким, каким и был на самом деле Стайлз. Вот только жаль, что ты не была той самой его Дульсинеей. Хотя мысль о том, что только ты могла называть Мечислава Мечиславом, отдавалась теплотой и трепетом где-то слева, как раз там, где находится сердце. Получив каждый по громадному рожку, украшенному орехами, шоколадом и еще чем-то неописуемо сладким, необычным и тягучим, вы усаживаетесь прямо на траву, неподалеку от большой арки, увитой различными бумажными цветами и ленточками, что символизировала выход из этого мира веселья. Обкусывая хрустящую вафельку, немного тем самым разворачивая стаканчик, успеваешь написать SMS‐ку Эллисон, скинув приблизительные координаты, где вас искать. Вслушиваешься в отдаленные звуки скрипок, мандолин и лютней, что звучали из самого центра ярмарки, где артисты решили устроить импровизированное представление, за которым последовали бы танцы в стиле средневековья. — Господи, Т/и! Как ты так быстро ешь мороженое? — внезапно перебивает какую-то лиричную мелодию своим голосом Стайлз, расширившимися глазами переводя свой взгляд с того небольшого шоколадного кончика, который ты держала в руке на свою чуть большую половину клубничного рожка. По его тону уже становится понятно, что юноша что-то задумал, пока вы без дела ожидали друзей, что обещали подойти минут через пять. — А что не так? — тебя откровенно веселит реакция парня. — Что в этом такого? Я просто кусаю его а не лижу, — как ни в чем не бывало закидываешь остатки ледяного десерта в рот, наслаждаясь тем, что фунтик был наполнен большим количеством шоколада, а не воздухом, как зачастую бывает у не очень качественных производителей. Отряхиваешь руки от невидимых крошек, еле подавляя желание обтереть их об джинсы, и, замечая в уголке губ брюнета розовые разводы глазури, демонстративно касаешься своего лица в том же месте, постукивая пальцем несколько раз. Мечеслав тут же пытается ладонью вытереться, но сейчас, похоже, его не слишком волнует собственный чумазый рот. — Т/и, ты уже слопала целый рожок! Целый! Зачем ты так? В чем твой секрет? Какие твои настоящие мотивы? — щуриться парень, немного наклонив голову, переключаясь в режим детектива, предварительно еще раз лизнув мороженое. — Не хочешь обляпаться, потому что если облизывать мороженное – оно тает быстрее? Или боишься, что шоколадка протечет? Что я, безусловно, разделяю. Или… — сын шерифа приближается к тебе непозволительно близко, а ты не можешь оторваться от капельки шоколада, вперемешку с клубничным сиропом, что застыла все в том же уголке его губ. Карие глаза серьезны, но в самой их глубине пляшут смешинки. — Хотя нет, это все не то. Возможно, мисс Т/ф, а точнее я почти уверен на все сто процентов и могу поклясться папиным удостоверением, что это… — выдерживает драматическую паузу и изо всех сил пытается не рассмеяться, пока ты одновременно напугано и удивленно наблюдаешь за его действиями, ловя каждое движение, особенно эту несчастную каплю, что маячит у тебя почти перед носом. — Это ощущение собственного превосходства от того, что ты, в отличие от многих жалких людишек со слабыми деснами, можешь преспокойненько позволять себе грызть мороженое зубами, пока все остальные должны мучиться, испытывая комплекс жуткой неполноценности! Я раскрыл ваш коварный замысел, мисс Т/ф! Ты недовольно выдыхаешь и легонько пинаешь неугомонного парня в грудь, что заливается хохотом от твоей реакции. Однако в голове возникает гениальный план – может быть, и не такой гениальный, как по сведению Макколла и Арджент (там были хотя бы три пункта: пригласить, погулять, аккуратненько слинять, а тут, дай Бог одно действие) – по тому, чтобы Стайлз опять надулся как хомяк. Возможно, его щечки уже и не были такими пухленькими, но важна ведь сама реакция. Медленно, чтобы не вызывать подозрений, встаешь на четвереньки, и словно кошка, подползаешь к вмиг переставшему веселиться Стилински, опускаешь свои ладони на колени сложенных в позу лотоса ног парня, от чего он замирает, стараясь не разорвать зрительный контакт. А ты приближаешься настолько близко, что ваши носы чуть не соприкасаются. — Так, значит, я преступница, мистер Детектив? И меня надо наказать? — сама не ведая, что на тебя нашло, томно спрашиваешь, надавливая на коленки брюнета, победно замечая, как его кадык рвано подрагивает. Победно ликуешь, но осознаешь, что надо будет потом извиниться, хотя сама и не против такого (не) дружеского флирта. — Однако, ваши выводы слишком… поверхностные и… неглубокие. Они не проникают в самую… суть, — ты готова верещать от восторга, при виде того, как подрагивают ресницы Стилински, как он машинально облизывает губы, а радужка заметно темнеет. — Я кусаю мороженное, потому что, — твои ладони ложаться на грудь парня, аккуратно проезжаясь по клетчатой рубашке. Ты можешь ощущать, на сколько быстро колотится его сердце, и как быстро поднимается грудная клетка, — потому что так вкуснее. Хотите узнать все мои тайны, детектив Мечислав? — выдыхаешь ему в ухо и немного отодвигаешься, довольная произведенным эффектом. Пораженный и растрепанный вид Стайлза – это, конечно, не щечки ангелочка-карапуза, но определенно, тебе это нравится гораздо-гораздо больше. Поэтому, повинуясь игривому настроению и тайному желанию, ты проводишь языком по его щеке, добираясь до разводов из мороженого, и слизываешь их быстрым, почти мимолетным движением. Однако, потом случается то, что ты так и не смогла себе объяснить, анализируя сложившуюся ситуацию, за банкой кремового маршмеллоу в своей комнате. Голова собеседника немного дергается от мокрого прикосновения к своему лицу, от чего его губы впечатываются в твои. А ты вместо того, чтобы отстраниться и перевести все в безобидную шутку целуешь его. Невинно, по-детски, но вкладывая все свои чувства, которые копились годами – ведь неизвестно, выдастся такая возможность еще хоть когда-нибудь. Не ощущая никакой ответной реакции, быстро отстраняешься, пытаясь не столкнуться с глазами, цвета шоколада. Того самого, что ощущаешь сейчас на кончике языка. — Я, эммм… Ты испачкался, — бормочешь куда-то в сторону, пытаясь отползти на свое место. — Я пыталась стереть, я… Однако минуту твоего позора прерывает веселый голос Скотта: — Эй, ребята, мы вернулись! Как развлеклись? «Неужели, они все видели?» Напряженно наблюдаешь, как Макколл, размахивая большим медведем, движется к вам, а улыбающаяся Эллисон идет с ним рядом. Надеешься, что хотя бы они менее неловко провели время и быстро вскакиваешь, ощущая на себе изучающий взгляд, но не стремясь с ним встретиться. Быстро подбегаешь к Арджент и просишь ее отвезти тебя побыстрее домой, ссылаясь на какое-то важное только что вспомнившееся (возникшее) дело. Даже не хочешь слушать доводы подруги, потому что пытаться устроить ее личную жизнь – это, конечно, хорошо, но сгореть на костре самобичевания и самокопания – дело незамедлительной первостепенной важности. Девушка только бросает на парней удрученный извиняющийся взгляд, и, внемля твоему упорству, спешит за тобой, догоняя около самой парковки и начиная пытаться выяснить причину твоего столь откровенного, видного невооруженным взглядом побега. Однако натыкается на стену безмолвия. — И что это было? — следя за тем, как ваша машина скрывается за поворотом, нарушает тишину Макколл, все еще махая лапкой плюшевого медведя вам вслед. — Не имею понятию, — лишь пожимает плечами. — Но я непременно это выясню.***
Подъезжая к твоему дому, сделав пару лишних кругов по городу, охотница еще раз предпринимает финальную на сегодня попытку выудить из тебя хоть крупицу информации. Однако ты умело переводишь тему – не впервой за сегодня. — А как у вас со Скоттом? Помирились? — Т/и, — Арджент обдумывает, стоит ли ей признаться, что у них с оборотнем давно все хорошо, а прогулка была придумана только для того, чтобы раскрыть двум людям, склонным к самообману, глаза на очевидную всем правду. Девушка уже хочет признаться, но, видя твои печальные глаза, решает отложить все свои рассказы, чтобы уберечь от новых потрясений. К тому же так будет легче искать предлог, чтобы свести вас со Стайлзом. — Нет, Т/и. Мы хорошие друзья, однако сегодня было очень забавно наблюдать за тем, как он пытался попасть по глиняным тарелочкам, не используя силу волка. Кстати, мы на следующей неделе в боулинг собираемся. Не хочешь с нами? — Нет, спасибо. Как-нибудь в другой раз, — вылезаешь из машины и попрощавшись с девушкой захлопываешь дверь, быстрыми шагами направляясь к крыльцу своего дома, стараясь не обращать внимания на соседский, где как ты думала, уже был припаркован старенький внедорожник. Как можно тише прошмыгиваешь на кухню, стараясь не разбудить родителей и, покопавшись в холодильнике и на различных полках, выуживаешь банку жидкого зефира и упаковку чипсов, которую давным-давно купила, на случай если будет очень грустно и захочется чего-то жутко вредного. Почти незаметно пробираешься по лестнице на второй этаж в свою комнату, лишь скрипнув предательской половицей и предпоследней ступенькой. Аккуратно закрываешь дверь и со своими припасами, даже не стягивая толстовки, плюхаешься на кровать, автоматически бросая взгляд на окна дома напротив. Однако свет там не горит. Радуешься, что Стилински еще не вернулся, чтобы подкараулить тебя, и со спокойной душой закрываешь задвижку на оконной раме и открываешь пакетик чипсов с сыром, так вкусно пахнущих запретным для любой фигуры глутаматом натрия. Эта ночь не стала одной из лучших в Бейкон Хиллс. Анализируя все свои сегодняшние действия и тем более тот поцелуй ты приходишь в ужас от осознания, насколько неправильно, недопустимо, не по-дружески ты себя вела с Мечиславом. И ведь этот поцелуй, он навсегда перечеркнет ваши отношения. И какую тактику поведения ты бы не выбрала: перевести все в шутку; прикинуться дурой и сказать, что это был минутный порыв; признаться, что он тебе нравится, но это скоро пройдет – все равно исход был один. Чтобы ты не сказала, Стайлз бы приобнял, рассмеялся и заверил, что все хорошо. Однако какая-то неловкость навсегда бы возникла между вами. Вы бы перестали смеяться с шуток друг друга, вместе устраивать шалости и дурачиться, общение бы стало натянутым и, возможно, вы бы вообще начали бояться говорить в присутствии друг друга. Фальшивые улыбки и отдергивание рук как от огня, если случайно коснулся другого, и постоянное избегание взглядов. А потом, чтобы не мучить друг друга, вы бы не сговариваясь пришли к единственному удобному выходу из ситуации: просто прекратить общение, пока вся ситуация не забудется и не уляжется. И вам снова не станет комфортно вместе. Если станет. Поэтому сонный мозг принимает самый оптимальный и безболезненный для себя вариант: стараться избегать Стилински уже сейчас, а не ждать, когда он сам захочет поставить жирную точку. К тому же, если быть честными, перспектива разговора просто ввергала в тихий ужас. И именно такой вариант казался как-то проще и безболезненней. Наутро твое решение, на удивление, так и не изменилось. И ты почти в течение целой недели смогла ускользать от кареглазого парня в школе, да и где бы то ни было вообще.