До встречи с тобой

      У вас же была ситуация в жизни, которая шокировала вас до такой степени, что вы ничего не могли сказать? Не можете подобрать слов, или же ком в горле не дает их произнести? И эта давящая тишина, царившая между тобой и собеседником, просто разрывала изнутри.       Вот и у Чуи сейчас такая же ситуация, когда он встретился с глазами цвета шоколада. У парня были каштановые вьющиеся волосы, челку которых, он сдувал. И что самое удивительное — это был не подросток. Это и выбило рыжика из колеи.       Однако только ли это?       Осаму тоже был удивлен. Все его прошлые сиделки были женщинами среднего возраста, но чтобы парень? Да еще и молодой? Да и симпатичный? Шатена приковали глаза, цвета Байкала, через которое раскинулась радуга. Такие голубые, до одури манящие. Они были необычными, сверкали синими лучами. Рыжие пряди, выпадающие из низкого хвоста, только дополняли их.       — Привет? — немного с вопросительной интонацией первым говорит Дазай и неловко трет шею ладонью.       Накахара ещё немного тупит, в упор смотря в карие глаза, но вдруг мотнув головой и проморгавшись, беззаботно отвечает:              — Привет, Чуя Накахара. А тебя зовут Дазай Осаму, да? — тот слабо кивает. — Я так понимаю, ты тоже японец? — и снова кивок. — Я это понял уже тогда, когда увидел объявление. Давно ты здесь? Я вот переехал, когда мне было два года.       Рыжик остановил свой поток вопросов после очередного кивка.       — Ну же, скажи мне уже что-то, — вздыхает Чуя, усевшись на кресло. Он согнул руки в локтях и упершись ими в колени, опустил подбородок на ладони. Рыжик посмотрел на Дазая с теплотой в глазах.       От такого взгляда у Осаму что-то сжалось. На него давно так не смотрели. Исключаем, конечно, родителей. Женщины, работавшие в их доме до этого, просто смеряли парнишку жалостливым взглядом. А жалость он не любил. Она ему не нужна была. Какая разница, если твоя судьба и так уже предрешена?       — Ау, земля вызывает Дазая, — по-доброму усмехнувшись, рыжик щелкнул пальцами, вытягивая собеседника из раздумий.       — А, прости, — шатен потер переносицу и вновь поднял глаза на парня. — Задумался.       — Я так и понял. Сколько тебе?       — Двадцать четыре.       — Не поверишь, мне тоже, — хохотнул он.       Повисла неловкая тишина, которую никто из них не знал, как нарушить. Спустя недолгую паузу, Накахара, звонко хлопнув по коленям, встал:       — Ты любишь кофе или чай?       — Кофе, — шатен немного отъехал, давая парню проход.       — А что насчет сахара?       — Одну ложку.       — Отлично, — улыбка вновь появилась на его лице. — Жди, я сейчас все сделаю.       И удалился, давая Дазаю вдохнуть полной грудью.       — А где у вас тут кухня? — через секунду вновь показался в дверном проеме парень и неловко посмеялся.       — Прямо и вторая дверь.       — Спасибо, — все с той же, очаровательной до чёртиков, улыбкой ответил тот.       Осаму судорожно выдохнул и устало потер виски, хотя, казалось, он проснулся всего лишь тридцать минут назад. Но этот солнечный парень, словно выкачал из него все силы. Он был таким улыбающимся, ярким и живым.       Таким, каким и сам Дазай был когда-то.       Когда ещё умел и хотел улыбаться.       Умел и хотел показывать хоть какую-то эмоцию, кроме вселенского безразличия.       Сейчас ему это все казалось бессмысленным. Все эти четыре года он попросту существовал, а не жил.       Подъехав к мягкому креслу темно-синего цвета и аккуратно пересев, он запрокинул голову, уставившись в потолок безразличным взглядом.       На самом деле, все его дни были однотипными. Он просыпался, встречал сиделку, завтракал, а дальше либо смотрел телевизор, либо зависал в социальных сетях аж до самого вечера. Парень нашел какую-то беседу, где собрались такие же одиночки, как он, и общался с интернет друзьями в свободное время. Людей там было много, более сотни, так что никто и не заметит, когда один из участников беседы, вдруг перестанет писать и вообще появляться в сети.       Из потока мыслей его вернул звук ударяющейся кружки о стол. Шатен опустил голову и увидел перед собой Накахару, который уже сидел на кресле напротив, запрокинув одну ногу на другую. Парень поднес чашку к губам и стал аккуратно дуть, дабы остудить напиток.       — Это, — вдруг говорит Чуя, поднимая взгляд на Дазая. — Ничего, если я взял какао?              — Нет, все нормально, — ответил шатен, поведя плечами. — Он все равно был куплен для моей двоюродной сестры, которая приезжает довольно редко.        — Ух ты, — протянул рыжик, с нескрываемым удивлением. Дазай кинул на него взгляд, мол: «Что не так?», поэтому тот поспешил объясниться. —Ты просто впервые за весь наш разговор сказал полноценное предложение.       Собеседник немного нахмурился и потянулся за своим кофе, запах которого уже наполнил всю комнату.       — А ты не очень красноречив, да? Не любишь разговаривать? Если так, просто скажи, я не буду лезть, — и снова эта чертова улыбка и снова эти чертовы глаза, полные теплоты.       — Я просто не люблю показывать эмоции, сохраняя маску безразличности, поэтому прошлые сиделки не особо лезли ко мне с разговорами, лишь говоря какие-то обыденные вещи. Так что прости, я довольно давно ни с кем не вел обычную беседу.       — А как же друзья? Они же, по сути, должны приходить к тебе?       Осаму сжал кружку сильнее, а губы превратились в тонкую линию. Друзья. Наверное, они бы и приходили к нему, если бы Дазай позволил это. Если бы Дазай тогда не оттолкнул их. Если бы. Впрочем, уже бессмысленно об этом говорить.       Но он скучал. Безумно. Особенно по Ацуши, с которым провел столько лет. Но он считал, что поступил правильно, бросив его тогда, четыре года назад, без объяснений. Накадзиме, в таком случае, не будет сильно больно, когда шатен покинет этот мир. А наверное, он даже не узнает об этом. Было бы очень неплохо.       Рыжик заметил эти действия собеседника и почувствовал, что коснулся чего-то личного. Чего-то, что было запрятано глубоко внутри. Чего-то, до чего не имел права касаться.       — Извини…       — …Нет их у меня.       Начинают одновременно и перебивают друг друга. Парни вновь встречаются глазами. В голубых — извинения, в карих — воспоминания.              Чуя поджимает губы и отводит взгляд, лишь бы не смотреть в эти грустные, цвета шоколада, глаза. Осаму встряхивает головой и возвращает себе лицо «мне-похуй-на-все».       — Не заморачивайся, все в норме, — утверждает Дазай, бегая взглядом по лицу рыжика и подмечает уже второй раз, что оно очень красивое.       — Прости, я не хотел, — парень все так же смотрит куда-то в сторону.       — Я же сказал, все хорошо, — повторяет шатен, шумно выдыхая.       Пожалуйста. Улыбнись той солнечной улыбкой. Снова.       Накахара все же решается вновь посмотреть в глаза собеседнику. Он пару секунд разглядывает карие глаза. Парень не заметил в них отчаяния или тоски, поэтому улыбка самовольно появляется на его лице.       Спасибо.       Осаму не умел улыбаться. Осаму забыл, как это делать. Но внутри разливалось тепло, появление которого он мог объяснить лишь одним. Этот рыжий, разговорчивый, милый, солнечный парень точно как-то влияет на него. И он пока не уверен, хорошо это или плохо.       Повисла тишина, но она не была давящей или неловкой — вовсе нет. Она была скорее нужной. Комфортной. Парни погрузились в свои мысли, попивая горячие напитки.       Молчали они где-то около часа, даже после опустошения кружек. Но Чуе приходит в голову вопрос, который очень важен.       — Дазай, слушай, — тот даже дергается от внезапности. Шатен что-то глухо промычал, давая понять, что весь во внимании. — Есть ли то, что я должен знать о тебе? Ну, например, ты не любишь то-то, то-то. У тебя аллергия на что-то и все в этом роде, — рыжик сцепил пальцы в замок и слегка склонил голову в бок, ожидая ответа.       Осаму немного подумал, проходясь языком по сухим губам, и все же подал голос:       — У меня аллергия на крупы. На все, кроме гречки. Также, я не люблю вареные овощи и драники. А еще, ты не бойся, можешь общаться со мной, не смотри на мое выражение лица. Оно всегда такое.       Шатен не понимал зачем сказал последнюю фразу. Он, вроде, не горит желанием заводить новых друзей, но в то же время хочет вести диалог с этим солнечным парнем. Хочет заглядывать в голубые глаза. Хочет слышать его бархатный голос. Но ответа на вопрос: «Почему?» — нет. Чуя как магнит. Манил к себе, не слушая возражений. И Осаму не понимает, хорошо это или все же нет. Не понимает, стоит ли оттолкнуть парнишу или все же нет. Не понимает ничего. Но у него ещё есть время узнать рыжика.       В восемь вечера уже пришла мисс Мелисса и отпустила Чую домой, напомнив, что завтра в восемь он должен быть у них. Тот кивнул и попрощавшись с женщиной и парнем, выскочил на лестничную площадку.       Накахара, выйдя за пределы квартиры, глубоко вздохнул и выудил из кармана телефон, начиная спускаться вниз по ступенькам. Чуя Накахара Эй, пошли погуляем? 20:03       Ответ не заставил себя долго ждать. Акутагава Рюноскэ Сам уже хотел предложить: D 20:04 Чуя Накахара Тогда около озера 20:04       Спускался рыжик медленно, думая о том, о сем, но в частности — о шатене. Взрослый парень несомненно был шоком для парня, но вроде все даже очень неплохо. Это не капризный тринадцатилетний подросток — уже хорошо. Несмотря на свое выражение лица, которое выражало ничего, кроме пофигизма, Чуя был уверен, что за этой оболочкой прячется солнечный парень, которого просто сломала болезнь. Кстати, насчет нее. Накахара никогда не узнавал, чем болеют люди, за которыми он присматривает. Считал это не тактичным. И в этот раз он не собирается узнавать, хоть интерес грызет его изнутри.       Рыжик останавливается на пороге подъезда и хмурится.       Мыслей слишком много. И все о Дазае.       Это непривычно для него, ведь всегда, как только он покидал пределы квартиры болеющего, он забывал о том. Парень не любил думать о работе в свободное время. И в этот раз должно быть точно так же.       Чуя выходит на улицу; слабый, но приятный ветерок врезается в лицо и он выдыхает полной грудью, отгоняя мысли об Осаму. Улыбка рисуется на его лице, и он начинает шагать в сторону водоема.       Солнце уже заходило за горизонт, освещая землю лишь слабыми лучами, а по другую сторону неба уже был виден полумесяц. Приятная прохлада опустилась на английский город, что не могло не радовать. Синоптики говорят, что термометр не будет опускаться ниже двадцати двух градусов ещё до конца недели. А на улице, между прочим, уже был конец сентября.              Чуя шел вразвалочку, смотря по сторонам и улыбаясь прохожим, которые в ответ также дарили слабые улыбки. Накахара, сколько себя помнит, всегда был жизнерадостным и искренним. Он вообще не понимает, зачем люди скрывают эмоции. Это ведь лицемерие, не так ли — когда ты лжешь о том, что чувствуешь на самом деле? Но если ты чувствуешь что-то, это значит, что ты живой, и не важно, чувствуешь ты восхищение, злость или страх.       Уже издали рыжик заметил темную макушку друга, и когда между ними осталось пару метров, он стал красться как вор, тихо-тихо, чтобы тот не услышал.       — Твою мать! — воскликнул Акутагава, дергаясь, когда Чуя со спины запрыгнул на друга, громко хохоча на ухо. — Че ты ржешь, придурок? — и пытается сбросить с себя парня, но тот мертвой хваткой обвел его шею руками.       — В штаны не наложил?       — В штаны — нет, а вот пару седых волос мне обеспечены. А мне всего лишь двадцать пять, Накахара! И слезь уже наконец!       Остановив приступ смеха и издавая лишь слабые смешки, Чуя слез с друга и ехидно улыбнулся.       — Я тебя ненавижу, — процедил Рюноскэ, разворачиваясь и начиная идти в противоположном направлении.       — И я тебя люблю, — он сцепляет руки за спиной и выравнивает шаг с другом.       — Хватит лыбу давить, лицо треснет, — ещё немного старается поиграть обиженку темноволосый, но, услышав в ответ лишь завилистый смех, расслабился. Ну как можно злиться на это ходячее солнце?       Парни заваливаются в первый попавшийся им клуб. Музыка бьет по ушам и кажется, даже пульс стал биться в ее ритм. По центру танцпола тусуется масса людей, двигающие бедрами в такт. Они бесцеремонно лапают друг друга и заигрывают.       Чуя и Акутагава проходят к барной стойке, заказывая два слабоалкогольных коктейля.       — Выцепим сегодня красоток? — усмехнувшись, предлагает темноволосый.       — Ещё спрашиваешь? — рыжик уже бегает глазами по толпе.       Их походы в клубы обычно заканчиваются тем, что каждый из них вытягивает какую-нибудь симпатяшку, флиртуют, угощают, но до интима дела не доходит. Хотя бы потому что Рюноскэ — гей, а Накахара предпочитает вытворять подобное с любимой девушкой. А это для парней лишь что-то на подобии развлечения.       — Ну что ж, я пошел, — подмигнул рыжик, проводя рукою по волосам, тем самым зачесывая их назад. Ехидная ухмылка появляется на его лице и спустя пару секунд он растворяется в массе тел.       Акутагава хмыкает, все ещё не найдя подружку и отпивает коктейль через трубочку, который официант только что принес.       Накахара не сводил взгляда с девушки, которую заприметил ещё сидя у стойки. У нее была каштановые вьющиеся волосы и такого же цвета глаза. Локоны красиво лежали на ее плечах, а белозубая улыбка лишь дополняла ее образ.       Чуя начинает двигать бедрами также, как и все тут присутствующие, якобы случайно задевая девчушку. Та сразу поняла намек и решила не быть в стороне. Она начала тереться о парня своим достоинством, то и дело кидая на него похотливый взгляд. Рыжик усмехнулся, заметив, что на вид красотке не более восемнадцати. Улыбнувшись ей своей лучшей улыбкой, он схватил ее за запястье и потянул туда, откуда пришел.