***
Парень медленно открывает глаза, чувствуя пульсирующую боль в затылке и. Больше ничего. Перед глазами все расплывается, но рыжик видит некий силуэт, нависающий над ним. — Он пришел в себя, — спокойно объявляет врач своим напарникам, стягивая с себя маску и слабо улыбаясь. — Парень молодой, ещё бы он не выкарабкался, — слышится уже женский голос где-то сбоку. — Слышишь меня? — щелкает перед его глазами мужчина, привлекая внимание. Пострадавший слабо кивает. — Видишь меня? — и снова кивок. — Четко? — мотает головой. — Это пройдет. Дышать тяжело? — врач убирает маску, и Чуя пытается вздохнуть, но лёгкие как будто сжались, не имея места для кислорода. Парень кивает. — Понял, — и возвращает прибор. А дальше Накахара не слушает, проваливаясь в сон.***
— Пустите, пожалуйста! — вопит парень, пытаясь выбраться из лап врачей. — Чё вы как нелюди! — Мы не имеем права, молодой человек! — пытается объяснить ему один из них. — В реанимации нельзя быть посторонним! — Но я нихуя не посторонний! — Не выражайтесь! — Пустите! — Акутагава Рюноскэ! — строго и громко произносит подошедший врач, и как оказалось, был главным. — Будьте тише, вы не одни в больнице. Кем вы приходитесь Чуе Накахаре? — Другом. — Если бы вы были род… — медленно начинает объяснять тот, но его прерывают. — Его родня в другом городе! Мужчина замолкает, переводя уставший взгляд на парня, который сжимает губы в тонкую полоску, и кажется, что из ушей сейчас пойдет пар. Совсем он не похож на человека, который попал в автокатастрофу. Врач тяжело вздыхает и потирает закрытые глаза: — Пустите его. На пять минут. Лицо темноволосого трогает слабая улыбка, и он срывается с места, заваливаясь в реанимационную. Цвет кожи рыжика уже не был бледным, как смерть, и грудь его поднималась и опускалась равномерно. Но в сознание парень не приходил уже как два дня.***
Мисс Мелисса остаётся дома и на второй день, не зная, куда пропал парень-солнце. На связь тот не выходит с вечера субботы, и это, конечно, заставляет поволноваться, особенно — Осаму. Дазай места себе не находит эти три дня, не понимая, что происходит. Ночами не спит, а если и засыпает, то на час — не больше — и видит ужасные сны с участием Чуи. Шатен пишет ему каждый день, по несколько раз, но ответа не получает. Так прошла неделя. Мисс Дазай уже раза три порывалась искать новую сиделку, но Осаму каждый раз ее останавливал, говоря: — Мам, он не мог так поступить. Он вернётся, — а глаза полны отчаяния. Впервые Мелисса замечает хоть какую нибудь эмоцию, пусть и крохотную, на лице ее мальчика. И это ее все же останавливает. — Почему ты так уверен в нем? — спрашивает она на третий раз. — Потому что я зн… И замолкает. Знаешь? Серьёзно? Чувак, ты знаком с ним чуть больше недели, а ты говоришь, что знаешь. Ты видел лишь оболочку, ты понятия не имеешь, каков парень внутри. Ты его не знаешь. Совсем не знаешь. И давно ты стал обращаться к себе во втором лице, шизик? Шатен нервно сглатывает, отводя взгляд в сторону. Молчит чуть больше полуминуты и тихо отвечает: — Я хочу верить, что он так не может поступить. Мать в ответ молчит, лишь слабо кивает, оставляя сына одного наедине со своими мыслями. Хули ты так к нему привязался, а?***
Утро понедельника начинается со звонка, разрезающего тишину квартиры. Мисс Дазай, которая уже не спала, проходит к двери, надеясь, что это пришел наконец-то Чуя. Но в глазке она видит точно не того солнце-человека. Парень, достаточно высокого роста и с темными волосами, стоит по ту сторону и заламывает пальцы. Явно нервничает. — Кто это? — спрашивает женщина довольно громко, дабы человек по ту сторону расслышал ее. — Я от Чуи. И эти три слова заставляют Мелиссу мигом отворить дверь. Аку успевает отскочить, не отхватив удара по лицу. Лицо женщины выражает искреннее беспокойство, а ладонь крепко сжимает ручку двери. — Что с ним? — сразу спрашивает та, в упор глядя на него. — Он в больнице. И ее как будто кто-то ударил под дых. Она задыхается воздухом и глазами просит продолжить. Рюноскэ тяжело сглатывает и потирает шею. Ему тоже нелегко. Нелегко осознавать, что это, сука, все из-за него. — Попал в автокатастрофу. Женщина перестает чувствовать под ногами землю. — Что ты сказал? Мелисса резко оборачивается, замечая сына в дверях. Табун мурашек проходит вдоль позвоночника. Он все слышал. Акутагава устремляет свой взгляд на шатена и в груди колет. Дазай Осаму. Тот самый парень, который запал в душу Чуи. — Ты Осаму, верно? — спустя недолгую паузу, спрашивает темноволосый и получает сдержанный кивок. — Чу много рассказывал о тебе, — и приподнимает уголки губ. Дазай перестает дышать. — Как он попал в автокатастрофу? — решает узнать самое важное шатен. Парень сжимает губы в тонкую линию и на выдохе произносит: — Это из-за меня, — две пары глаз устремляются на него с немым вопрос в глазах. — Я был за рулём байка. Я не удержал контроль. Из-за меня мы врезались в легковушку. У женщины на глазах наворачиваются слезы. Воздуха не хватает, словно его мигом выкачали из квартиры. — Он хотя бы… — Он живой и пришел в сознание, — немного успокаивает их Аку, сунув руки в карманы. — Он просил передать, чтоб его не увольняли. Через неделю он уже сможет вернуться к привычному образу жизни, правда, левая рука сломана и на ее восстановление понадобиться месяца два-три, но он готов работать даже с такой трамвой. Пожалуйста, дайте ему всего семь дней, а пока вместо него побуду я. — Мам, пожалуйста, — просит сын тихим голосом. Мисс Дазай оборачивается, смотря на Осаму. В его глазах — мольба, которую он не в силах озвучить словами. Она молчит с минуту, бегая взглядом по полу. — Да, хорошо, конечно, — все же соглашается та, утирая слезы рукавом кофты. — Завтра приходи сюда к восьми, ладно? Рюноскэ кивает. — Меня, к слову, звать Акутагава Рюноскэ. — Я Мелисса Дазай. — Приятно познакомиться и до свидания, — быстро попрощавшись, парень вылетает пулей из подъезда, а из его глаз предательски скатываются слезы. Он злится. Злится на себя, за свою невнимательность. Злится на себя, что фактически не пострадал, кстати, чудом, по сравнению с Чуей. Он лежит на койке, устремив свой взгляд в белый потолок. По матрасу набивает некий ритм и витает в своих мыслях. Вырывает его оттуда стук в дверь. Парень переводит взгляд на вход и через секунду там появляется врач. — Доброе утро, — привычно говорит он, приподнимая уголки губ. Аку не отвечает, его мертвые глаза не выражают ничего, и он просто кивает. Как последние семь дней, в общем-то. — У меня для вас хорошие новости, — мужчина проходит внутрь и присаживается на стул, начиная листать бумажки. — Ваш друг, Чуя Накахара, пришел в себя. Рюноскэ замирает на секунду и резко принимает сидячее положение. — Повторите, — просит он, словно не верит в услышанное. — Вы прямо сейчас можете навестить его, — и он прямо замечает, как некогда мертвые глаза, вновь начинают оживать. — Палата сто вторая. Акутагава выскакивает с постели, еле как нацепив тапки на ноги и вылетает из палаты. Он не верит. Он должен увидеть его своими глазами. Парень старается обходить людей, встречающихся ему в больничном коридоре, но некоторых все же зацепляет, получая в спину: «Молодой человек, это больница, не бегайте здесь!», но ему, если быть откровенным, кристаллически похуй. Единственное его желание — увидеть друга. — Чу! — с этими словами влетает темноволосый в палату. Он запыхавшийся и дышит тяжело, но когда встречается с голубыми глазами, облегчённо выдыхает, прислоняясь спиной к белой бетонной стене. — Ты очнулся. Аку медленно сползает на холодную плитку, закрывая лицо руками. Из глаз текут слезы счастья. А когда он слышит хриплый, совсем тихий смех Накахары и вовсе расходится в истерике. — Ну чё ты разнылся, а? — спрашивает Чуя, хлопая по матрасу, приглашая сесть рядом. Рюноскэ на ватных ногах еле как поднимается и присаживается. Хочет его обнять и задушить в объятиях, но нельзя. У парня сломана рука и множество подключенных приборов. — Прости меня, прости, Чу, пожалуйста, я… Прости. — сквозь слезы произносит темноволосый, склоняя голову. На белую простынь падают соленые слезы. — Я не знаю, как так получилось. Прости, пожалуйста, я… — Аку, — мягко произносит рыжик, потянувшись рукой к его щеке, но друг его словно не слышит, задыхаясь в словах. — Аку-у, — уже более твёрже протягивает он, пытаясь обратить на себя внимание. Чуя касается мокрой щеки Рюноскэ и заставляет поднять голову, посмотреть на него. Тот резко замолкает и лишь шмыгает носом. — Все хорошо, я живой и, слава богу, не инвалид. Чего ты так распереживался? — рыжик улыбается, а на его щечках появляются ямочки. — У тебя рука сломана, — хрипло произносит темноволосый, отводя взгляд. Ему стыдно. — А, ну да, — легко соглашается парень, пожимая плечами. — Но это же срастётся, — он снова надавливает на щеку друга, вынуждая посмотреть на себя. — Не вини себя, пожалуйста. И не прекращай со мной общаться. И Аку перестает дышать. Его глаза бегает по родному лицу, пытаясь понять, как он это узнал. Как, блять, понял, что настолько сильно испытывает чувство вины, что хотел убраться с глаз Чуи?