Друзья. Точно, "Лучшие друзья"

      Это было несколько лет назад. Помню, как влажный воздух после дождя обвивал мое тело, пробирая тело до дрожи легким порывом ветра. Тогда то, что мне было нужно — тепло. Не важно был ли то теплый плед или объятия нужного человека. Мне тогда нечего не было важно. Лишь ветряные потоки холодного и влажного воздуха на балконе. И не важно, первая или последняя сигарета.       В прошлой квартире были шумные соседи, всегда мутило от их взора, когда они встречали меня своими пьяными глазами в подъезде. Наверное, соседскому мальчику не повезло с родителями, которые годились иму в более старшее поколение.       …Этот мальчик всегда выглядит смазливо и «благородно», даже когда весь был в слезах, ничего не стеснялся, смотрел такими стеклянными глазами прямо в душу. Золотистый блондин с карьими глазами и веснушками на щеках-на плечах, этот образ дополнял его. Такой нетронутый жизнью… Он всегда был стойким, но иногда срывался; так этот мальчишка у меня и оказывался.       Весь в розовых соплях всегда так сильно кашлял с каждой затяжки, запивая сидором и щуря глаза от резкого вкуса алкоголя на языке. Хрипя, смотрел своими глазами прямо на меня, даже не стараясь ровнять голос.       — Знаешь, а в-ведь… — У него проступили слезы, он задергался и устремил взгляд в потолок — Таких х-хороших людей много не б-бывает.       Он снова посмотрел на меня так, будто я самое светлое в его жизни, так старался зацепиться за меня всеми своими силами, впиваясь ногтями; конечно, он и понятия не имел о чем говорит. От этого неприятно кольнуло в груди.       Столкнув сигарету с пепельницей, я секунду пронаблюдал, как пепел в последний раз давая искру, побледнел и растлел. Ваня по-детски смотрел на меня, ожидая ответа. Я же поцеловал сигарету, втягиваясь и, чувствуя жжение в горле, так же в легких, опустил ее. Мне пришлось дать ответ. Клянусь, я старался тогда натянуть улыбку, но получилось только поджать брови к переносице.       — Я… — мне не пришлось нечего придумывать, как Ванечка прижался ко мне.       Он обвил мою талию руками, так тяжело дыша мне в открытую ключицу, заставляя меня пробраться мурашками. Светлая макушка, которую я четко помню, не сжимала меня, а легко поддерживая меня, будто я такая дряхлая тряпичная кукла, будто поддерживал меня, чтоб я не упал.       Сигарету мне пришлось убрать, но я и не пожалел.       — Я люблю тебя, *****. — Ванечка прижался ко мне чуть плотнее, втыкаясь лицо уже в шею.       Моя левая рука сама-собой поползла к его затылку, заплетая пальцы в корни золотистых полей. Наконец-то я вдохнул запах этих свежим полей, которых ничуть не затмевал запах табака.       — Я тоже.       Я помню, как эти губы так старательно тянулись ко мне; как его руки были уже на моих ключицах; как наши губы соприкоснулись (Из-за разницы в росте наши зубы тоже соприкоснулись, но не суть). Его губы были теплыми, а его тело в моих руках таким миниатюрным. Пусть мне и хотелось его прижать, я держался — тогда я боялся, что если надавлю, то его кукольное тельце может треснуть или покрыться синяками, такое как-то даже было. Но так же, это не помешало переместить мои руки на его бедра, гладя костяшки и лишь слегка притягивая к себе.       После партии мягких поцелуев в губы, он отринулся от меня, гладя мою щеку и смотря в глаза. Иван слишком застенчиво, поджимая их, облизнул губы. Прижимая руками за шею, уже пробрался языком в мои губы. Тогда я почувствовал себя уверенней — раздвинул его ноги коленкой, там ее и располагая, слегка наклонил партнера к полу, придерживая его за талию (эта поза была поудобнее).       Я помню, как его горячие губы впивались в меня, а язык уже исследовал новые апартаменты.       «Я тоже» — так же осталось в моей памяти, как самая незабываемая ложь.       Тогда я думал, как и по сегоднешний день, о нем, как о друге. Но всегда хотелось перейти черту в подростковом возрасте и попробовать что-то новое. Ну, вот, попробовал.       Тогда я в первый раз усомнился в своей ориентации, не успев сказать: «Ха-ха-ха, вот ты лох, это шутка! — вместо этого сказав другое, а точнее: — Давай встречаться».       Конечно, из этого совершенно нечего не вышло — даже первого раза не произошло, за ручки только держались. Но первый поцелуй остался в моей памяти до сегодняшнего дня.       Кстати о сегодняшнем дне. Что мы имеем?       Человек, который мне так нравился ебется с моим братом на кухонном столе, пока маму отвлек… Да хуй его знает что она и где она, сейчас главное то, что мой брат трахает мои мечты и надежды. А точнее целует его и лапает за межножье, но судя по развутию событий, пока что.       Вот ты чертовка, судьба…       Я, пусть и не приятно, был удивлен. То есть о том, что между ними была связь я знал, но как-то же они умудрились делать это дома, не боясь чужого мнения. Ну, вот, испытание их на «чужое мнение» на стойкость в виде меня.       Тихо закрыв дверь, я спрятал на лице мои удивленные брови и поджавшийся к перегородке нос, тяжелое дыхание на перевес. Похоже, в споре выиграл брат, но не суть. Обидно было за Славку, которого так быстро бросят. Хотя, может и нет. Хорошо, что я не гей и не позволю играть со мной, как с той самой тряпичной куклой.       Решив пробежаться второй раз по сценарию, выистроеному в голове, я, с звуковым эффектом в виде скрипа двери, вхожу на сцену.       — Пацаны?       Я тот самый обделенный второстепенной герой на сцене в театральном кружке.       — Ахаха, Дылда, ты идеально исполнил свою роль!       Все мне хлопали. Пусть и не полный зал, но десять, как минимум, заставили меня сделать глубокий актерский поклон, вытеснить зубы из челюсти, сдерживаясь, чтоб не рыкнуть на них. В тот момент, единственное, что я мог, стоять смирно с неопределенной грустью на лице и солью на губах.       — Я ничуть не расстроен, что взял именно тебя.! - говорил парень-полторашка.       Я не видел их лица из-за того, что смотрел, после длинного поклона, в пол. Не мог поднять взор; понимаю что либо он встретиться с потолком; либо заплачет, смотря в морду тем уродам, которые насильно впихнули в мою глотку член.       Театральный школьный кружок не закрывается на лето, но тем позднем вечером меня протащили через окно. Вроде я помню, как шел с Славой в магазин, а дальше - все как фильме — я резко очутился здесь. Первое время голова ужасно вибрирывала, отзывалась дробью в теле, и это отзывалось по расплывшимуся мозгу, а дальше все пошло по маслу. Они сказали: «Покажи себя, чмо — а потом — Покажи свою жизнь… Олененок».       Мной управлял страх и неведомая сила логики; без языка жить станет потруднее, как и без любой другой конечности.       Но… Этот голос был чем-то новым. Конечно, тогда этот определенный человек затерялся в толпе, растварился, словно сахар в горячей воде. Говорят, после этого на кружке остаются осадки. Так и со мной, похоже. Я перебирал, массивно раскладывая карты на стол, где я мог слышать этот голос. Но в голове одно — «Беги».       Мне впервые было так страшно. Ноги свело, руки пытались держать тело в стойке солдатика, голова не чувствовала шею и плечи, пульс отзывался в два раза громче у меня в голове.       — Знаешь, пусть ты не сильно смазливый мальчик, у тебя есть своя голова не плечах. Но, слюнявчик ты, который покрывает одежду или одежда прикрывающаяся слюнявчиком?       Вмиг по сцене расплылся хохот. Сзади меня один, два прямо передо мной, по бокам может было тоже несколько. В этой хлипкой-деревяной комнате становилось жарче с каждым холодным воздухом. Другой, после смеха, решил прокоментировать:       — Шестерка или десятка, или верный валет или — послышался новый хохот, но только уже сзади меня. Их вообщем перебил новый интересный голос с сомнительным началом. Этот человек находился по левую сторону, сбоку меня.       — Джокер.? — Джокер? — ходишь от одного к второму, а сам не понятно какие цели приследуешь! Похоже. — Похоже то, что он понял мой немой вопрос. Меня позабавила интонация голоса, она имела «ребятческий» тон.       Конечно, я честно хотел сказать: «Чего?» — но не смог произнести. Хм. Ничего? Даже рта открыть не получилось. В голове будто дыра, ветер свистел из уха в ухо. Меня это нарягало, но прикрывать мне было некого. Я просто не смог. Поправочка, я просто ссыкло. Борящийся за свой любимый зад. На сцене, обычно, подлее не найти.       Когда ко мне приблизились шаги, я прикрылся руками автономно. Со спины: топ-топ-топ. Теперь мне в глаза не светил свет, и я глянул на страшную морду своего устрашителя. Она был ниже меня на сантиметра два. Русо-ржавые волнистые волосы поглаживали длинные уши, не дотягивались до плеч, розо-голубые глаза наполняли все больший и больший страх в моем сердце. Второстепенным планом я увидел родинку под левым глазом и тонкую линию губ. Этот голос показался мне певчим, губы жестикулировывали слова, расплываясь, то в приподнятых уголках, то в грустной гремассе.       — Теперь у нашего «Джокера» новый хозяин. Правда, Джо?