А будет ли завтра?..

Спустя месяцы и даже годы, когда Дмитрий вспоминал этот разговор, он недопонимал, как остался в сознании тогда. Ему казалось, что вселенная сейчас схлопнется. Но этого не произошло, мир продолжал жить. На улице пели птицы, где-то кричал ребёнок. Но Дмитрий ничего не видел и не слышал. Мысли были вечными его спутниками. Он постоянно о чём-нибудь думал, иначе не мог. Сейчас мыслей в голове не было никаких. Пустота. Зияющая чёрная дыра вместо головного мозга, поглотившая всё в один миг. Дмитрию нужно было время, чтобы всё осознать, но времени у него не было. Шафиров тоже молчал. В таких ситуациях Дмитрий часто шутил про драматическую паузу, но сейчас был крайне неподходящий для шуток момент. — Так, значит, Вы… — начал он и тут же замолчал, не в силах продолжать дальше. После этих слов в его голову как будто прорвался поток мыслей. «Но как же так?» «Они были друзьями, а он так поступил» «А ему сейчас какого? Не лучше, чем мне» «Почему? Почему он сделал это?» — Я. В голосе Шафирова застыла сталь и нет ни намёка на грусть. — Но… — Пожалуйста, выслушайте меня до конца. Вы обязаны знать всё. Шафиров начал — неспешно, практически полушёпотом. — Мы с Виктором познакомились в 1978 году. Он только получил кресло замминистра, меня назначили начальником его охраны. Честно, не вспомню, когда наши отношения переросли из «начальник-подчинённый» в нечто большее. Пару раз зашёл к нему в кабинет, пару раз разговорились, вместе встретили новый 1979 год… Александр Николаевич полностью погрузился в свои воспоминания. — Потом начал ездить с ним на охоту — Виктор обожал азарт. На одном из корпоративов, кажется, мы познакомили наших жён. Виктор был той ещё занозой для его начальства. Ершистый, крайне своенравный, прямолинейный до мозга костей — он не был похож на некоторых своих коллег, выплясывающих подобно дрессированным собачкам перед руководителем ради получения повышения. Но что-то я отошёл от темы нашего разговора. Вскоре после назначения на должность замминистра Виктору доверили курировать проект постройки дамбы через Берингов пролив. Учёные СССР были против этого строительства. По их словам, дамба нанесла бы огромный вред экологии, но кто их слушал? Вскоре они начали заявлять об опасности открыто. Многие были лишены должностей, званий и наград и отправлены подальше от Москвы. Виктор в то время буквально метался между двух огней. С одной стороны, если он будет выступать против дамбы, его за это по голове не погладят. С другой — мнение учёных было вовсе не безосновательным: было проведено множество исследований. Он выбрал вторую сторону. Он пытался добиться остановки проекта. Сначала через начальника, потом пошёл дальше и, в итоге, дошёл до самого генсека. И когда ему отказали и на самом высшем уровне — аргумент был один — в проект вложена огромная сумма, его невозможно остановить — Виктор перестал протестовать. Всеми своими переживаниями он делился со мной. Мы сближались всё больше, с каждым месяцем, притягивая друг друга своей противоположностью. Со стороны могло показаться, что он сдался, но Виктор Брагин был не из таких людей. Когда в 1985 году он связался с группой американских экологов, высшее руководство уже не стало терпеть. Меня вызвали «на ковёр» и поставили перед фактом: я должен избавиться от Виктора. От меня требовалось сыграть один небольшой спектакль: я должен был «перейти» на сторону США, переманить туда же и Виктора, сесть вместе с ним в поезд и убить его. Я блестяще выполнил свою роль. Вы скажете, что я — эгоист, что мог бы и отказаться, найти отговорку. Повторюсь ещё раз, меня поставили перед фактом, отвертеться было нельзя. И ещё одна причина — моя дочь была серьёзно больна, — он вздохнул — видимо, воспоминания о пережитом страхе всё ещё были сильны. — Пневмония. Кате было чуть меньше двух лет, я боялся, что она этого не переживёт. Однако она оправилась, я отправил её с матерью и сестрой в деревню — восстанавливаться. Там она подхватила грипп и заразила всю семью. Как раз в те дни, когда моя маленькая девочка… Шафиров замолчал на секунду. Ему было тяжело об этом вспоминать, судя по предательски дрожащему в конце фразы голосу. «Он, наверное, любит свою семью. Даже не наверное, точно», — пронеслось в голове у Дмитрия. —… билась в лихорадке, — продолжал он. — я был вызван начальством. Если бы я потерял работу тогда — просто потерял, даже не был бы сослан куда-нибудь… Ещё одна пауза. —… Катя бы умерла, скорее всего. Я выбрал жизнь родной дочери. И Вы, — он неожиданно сверкнул своими тёмно-карими глазами. — не имеете права осуждать меня за этот выбор. Задайте себе вопрос: «А кого бы выбрал я?» Уверен, ответ будет однозначным: семью. После смерти Виктора я потерял покой и сон. Если бы не моя семья, я бы наложил на себя руки. Он замолчал, но продолжил через минуту. — Прошло двадцать пять лет. СССР распался, дамба была разрушена вскоре после смены руководства, документы на неё рассекречены. Все эти двадцать пять лет я носил это в себе, не имея возможности выговориться кому-либо. Спасибо за то, что выслушали меня. Повисла пауза. Каждый обдумывал что-то своё: Дмитрий — услышанное, Шафиров — тот факт, что он, наконец-то, снял со своих плеч этот тяжёлый груз тайны. — И кстати, — вдруг произнёс Шафиров. — есть ещё одна деталь. Вам приходили деньги после смерти Виктора? — Да, мама рассказывала про какие-то конверты. — Эти деньги отправлял я. Даже не отправлял — просто приходил и клал в почтовый ящик, ведь я знал код от вашего домофона. Рассказываю это не из желания похвастать, или как вы ещё могли подумать, а потому, что больше не в силах держать это в тайне. — Спасибо, — тихо произнёс Дмитрий как будто не своим голосом. — За что? — За то, что нашли в себе силы на то, чтобы прийти сюда и рассказать мне обо всём. Дмитрий говорил тихо, мысли в голове путались. Ему нужно всё обдумать. — И за всю помощь моей семье. Вы — человек необыкновенного мужества и силы духа.