too serious to be a joke

Еле слышный стук каблучков небрежно разрезает тишину, что для этого места стала настолько привычным явлением, что любые звуки стали чужды жителям скромной обители. Туфли Кокичи имеют чуть бо́льшую платформу, чем обувь других монахов этого храма, а всё для единой цели: быть как все. Но этот парнишка не мог быть как другие: его тёмные волосы всегда стояли торчком в разные стороны, глаза были чересчур умными и хитрыми, да и весь он был низким — и за это его конкретно недолюбливают среди служащих. Хоть и на службу он приходит всегда вовремя, молится правильно, одеяние его всегда чистое и выглаженное, Ому всё равно смиряют недобрыми взглядами и смешками в его сторону. Но вот ещё одна вечерняя молитва позади, всё как обычно, так происходит уже больше восьми лет, ровно с того момента, как Кокичи попал в этот монастырь. Юноша возвращался в свою комнату, попутно стараясь не встречаться никому на глаза. Какое невезение! Прямо навстречу ему шагает кто-то, чья походка тяжела, но при этом бесшумна. В практически абсолютной темноте, где единственным источником света был лунный лучик, кое-как пробивающийся в мозаичное окошко, было сложно что-либо разглядеть, помимо чёрного силуэта. Человек всё приближается, даже немного ускоряется, пока тело Омы, вопреки воли хозяина, оцепенело и замерло, позволяя ярким бликам из цветных кусочком стекла падать на его вечно белые щёчки. — доброй ночи, брат! — голос фигуры Ома узнает из всех воспитанников храма, слегка хриплый и тихий, но до мурашек приятный, особенно в молитве. Голос, принадлежащий Нагито. Он быстро подошёл и на его лицо тоже упали краски. Как непривычно видеть что-то цветное, их мир ведь давно существует только в черно-белых цветах и алом. цвет крови. « куда ты направляешься так поздно? вечерняя молитва позади, тебе следует вернуться в комнату» Комаеда устало улыбается, теребя край плохо накрахмаленной блузы. — я пошёл за тобой Кокичи позволяет удивлению появиться на лице на пару секунд, после чего разворачивается на каблуках и шагает дальше по направлению собственной комнаты, минуя белокурого. « тебе не следует беспокоиться обо мне.» — мы должны держаться вместе! Помогать ближнему, разве не это нам завещал Бог, как великую правду человечества? Тебе ли это не знать. Кокичи молчит, старается игнорировать, но останавливается. Он действительно хочет не смотреть на милое доброе личико Комаеды под яркими бликами мозаики с какой-нибудь иконой. И выдыхает, позволяя парню догнать служителя. « возможно ты прав,но я не понимаю почему. зачем всё это? » — я знаю что тебе нужна помощь. Божья помощь скорее всего. «чушь.» дальше шли они в тишине, нарушаемой стуком каблучков и шорохом одежды. Комнаты Кокичи и Нагито находились в соседстве, поэтому по прибытию пожелали спокойной ночи под надзором Господа Бога и разошлись. Проходит час, два, а Кокичи всё не может уснуть. В голове роем диких ос кружатся мысли о том, как изменился его сосед в последнее время. Раньше ему было совершено наплевать на всех, а теперь ходит за странным пареньком после вечерней молитвы. Пару раз удавалось заглянуть в глаза белокурого, и такую смесь эмоций никогда прежде не виделось Оме: бесконечная надежда, заставляющая зрачки расширяться на несколько миллиметров и становиться светлее, и всепоглощающая тоска. Его улыбка всегда была фальшивой, это было прекрасно заметно такому же лжецу, будто его кто-то заставляет вести себя так. На болезнь это вряд-ли можно списать, хотя точного списка ни у кого нет, даже у главного. « я не уверен что он пошёл за мной тогда» Как только служащий сказал это шёпотом вслух, осознание накрыло его бешеной волной. Комаеда скорее всего согрешил и сбегал с места преступления, а Кокичи встал на его пути. В эту же секунду парень подскочил с кровати, и прямо в ночной рубашке выскользнул ужом из комнаты. Дверь соседа не была заперта, однако внутри был парень, как сначала подумал ночной гость. « грешно думать так, но скажи: ты ведь пошёл не за мной сегодня. Ты сделал что-то плохое и пытался скрыться от глаз Божьих, как кролик в колючем кусте крыжовника? » Кокичи задержал дыхание, а стук сердца был слышен в ушах, набатом звеня и не давая возможность прийти в себя. Но ответа не было. Тогда он подошёл ближе и осторожно тронул одеяло в месте, где располагалось плечо. В кровати не было Нагито, только холодная подушка и одеяло, а на них пара капель ещё не засохшей крови. Воздух выбился из лёгких, и всё тело крупно задрожало, не только от суровой зимней русской погоды за окнами. Он прикрыл рукой рот, и беспомощно упал на колени, прямо на деревянный холодный пол. « бесы » единственное слово, что само по себе вырвалось из глубины живота, а после чего Ома выбежал из комнаты. Голые ступни и голени неприятно обжигало ледяным ветерком, когда он ступал по камню пола. Сейчас главное не расплакаться, и не бояться. Он не грешил, его не должны забрать. Перед глазами вновь и вновь появляется картинка его бездыханного тела со вскрытым горлом парой когтистых лап чёрта, а за окошком светло. Это блестит снежок в лунном свете, где-то кричит ворон, собирая ему подобных, чтобы насладиться мертвечиной. Его тело ведь даже не найдут, он так молод чтобы умирать! Совсем мальчик, ему едва ли четырнадцать, а судьба такая выдалась. Быть унесённым злыми бесами. От печальных размышлений его прервал какой-то звук, будто кто-то недалеко говорит. Возможно это помощь! Он укроется от глаз нечисти и помолится за упокой соседа. Несколько шагов и он видит в щель массивной двери мужчину и кого-то на коленях перед ним. — я не могу поверить что вижу вас вновь. Бог действительно спустился ко мне уже в который раз, я так благодарен судьбе! Это был Нагито, от чего Оме стало совсем не по себе. Ему это привиделось? «чур меня» — ты действительно благодаришь судьбу, а не меня, за то что сейчас перед тобой находится сам Бог? Этот голос был едва знаком мальчику, как будто он слышал его, но никогда не видел обладателя. Чтобы получше рассмотреть лицо этого странного человека, Кокичи припал к двери, и та, к огромному сожалению, начала скрипеть и вовсе отворилась, заставляя священника почти упасть. На пару секунд мир замер, даже казалось холод не ощущался, и звуки утихли, как будто под водой. Нагито развернулся на сколько позволяло его положение, и тупо захлопал глазами, прикрытые белоснежными ресницами. А ведь когда Ома впервые увидел его, он подумал что это сама Смерть явилась к нему в таком одновременно прекрасном и болезненном виде. — ты...? Нагито не находит в своей груди сил чтобы говорить громче шёпота, да и навряд ли смог: дыхание сбилось, а в лёгких было слишком много кислорода, казалось каждый вдох мог был последним, а потом он и вовсе упадёт в обморок. Всё равно! Главное его любовь, его Бог тут, прямо перед ним, а парень перед ним на коленях. Он игнорирует адскую боль в шее от тяжёлого креста и цепи, что давят на позвонки, стараясь пригнуть ближе к леденящей душу полу из камня. Ома обмер, и растерял всю свою болтливость, как показалось, он только что-то бормотал не связанное, не в силах извиниться и убежать молится чтобы спокойно спать. Но в этот момент третий человек в комнате поддался вперёд, вставая со стула. Молчит, а лицо его в свете лучиков луны, проходящих через кусочки разноцветного стекла, которое обычно называют мозаикой, было мрачно и безразлично. Комаеда тут же поднимает испуганный взгляд, всматриваясь в стройную фигуру парня. — это... это Кокичи, он мой сосед, я не знаю что он тут делает.. возможно шёл молиться... Прерывает давящую тишину Нагито, пытаясь спастись. Ведь гнев этого человека - который сам себя называет Богом- страшен, особенно для такого грешника как Комаеда. — он шёл молиться мне? Не знал что ты уже кому-то рассказал о новом Боге этого мира — Голос парня звучал раздражённо, но гордо, как у барина, которых Кокичи правда видел один раз за жизнь свою. Видно как он пытается не схватить паренька просто за рубаху и не кинуть его в ледяной пол лицом. « это не так! я понятия не имею кто сейчас со мной разговаривает! » неожиданно громко вырвалось из самой груди служителя, за что тот всё же был небрежно схвачен сильной, но аккуратной рукой за шиворот. Лицо мнимого Бога теперь находилось на одном уровне с Кокичи, по видимому он присел, и только сейчас мальчик понял кто всё время это был. Тогами Бьякуя. Это лико он помнил бы до самой смерти, красивое,но вечно злое и не довольное. Поговаривали, его любит Бог, поэтому волосы у парня светлые и мягкие, да и никогда в драках не участвовал - в общем любимчик Бога, которого другие недолюбливают. — Главное, самому себе не лгите. Лгущий самому себе и собственную ложь свою слушающий до того доходит, что уж никакой правды ни в себе, ни кругом не различает, а стало быть, входит в неуважение и к себе, и к другим. Вы прекрасно знаете меня, я вижу это в глазах. «Враньё есть единственная человеческая привилегия перед всеми организмами. Потому, что ложью началось, то ложью и должно было кончиться. Вы тоже лжёте о своей божественной сущности.» Комаеда, что до этого момента свято верил в каждое слово Тогами, теперь усомнился в нём. Ведь до этого не было никого другого, только он и его Бог, который подарил веру и надежду, он терпел всё в свою сторону, зная что сможет ночью сбежать к Нему. Даже сам парень не знал что с ним происходит, это любовь ли, или слепая привязанность, а может и фанатизм личности. Бьякуя восхищал его, весь он, даже неприятные словечки в сторону Комаеды были для него же совершенно не важны, главное что кто-то подобный Богу рядом. И Тогами действительно стал Богом, а Нагито его самым верным слугой. — Лжец проклятый, как у тебя хватает смелости говорить такое в лицо Богу, я действительно рано подумал, что ты можешь присоединиться ко мне. — с яростью и некой ненавистью прошипел Комаеда, с трудом вставая на ноги и осторожно уходя из комнаты прочь — хотя на что надеялся, такому жалкому существу как я никогда не найти понимающую душу. Вы все проклятые лжецы! — и хлопнул дверью с необычной силой для такого больного человека. Где-то вдали кричал ворон, снег красиво блестел на свету луны, а на нем было алое пятно. Как будто там лежал не мёртвый человек, а спелое яблоко. Два спелых яблока, молодых и сладких, которые так и не появились на барском столе.