U&Him

            Твое тело идеально. Нахоя признает это. Нахоя знает это, как облупленный. Ты – холст для его творений. Все твое тело изучено тату мастером с пушистой шевелюрой, потому что это влечение взаимно.       Ему нравится бить татуировки на твоей коже, а тебе – приятное покалывание во время процесса. Есть некоторые места, на которых ты визжала, как резаная, что, без сомнений, Кавата оценил (оценил он, скорее всего, мольбы о передышке, слёзы и постанывания в кулак, не важно).       Тебе нравится прокалывать его кожу в различных местах, а ему – чувство пульсации на месте очередного прокола. Иногда курносый, покрытый розоватыми веснушками нос дёргается, Нахоя морщится, но пытается не шевелиться. Тебе нравится, что Улыбашка терпит неприятные моменты, продолжая широко улыбаться. Не улыбнулся он только раз, сидя на кресле с высунутым языком, когда ты уже протыкала его иглой для пирсинга. С тех пор во рту, за рядом ровных белоснежных зубов Кавата прячет штангу с неоновыми шариками.             Ты видишься с Нахоей стабильно раз в месяц. Кто-то заходит к кому-то на студию, и сначала вы пьете противный быстрорастворимый кофе из порционных пакетиков, разговариваете о чем-то неважном или вовсе молчите, думая о своем. Потом, как-то невзначай кто-то решается на новый рисунок на теле или новое отверстие в коже.       Так на твоём теле случайно появились две достаточно большие татуировки, размером с две пачки сигарет, и пять совсем крохотных рисуночков. Эскизы были придуманы за пять минут, ни в один из них ты не вложила ни капли смысла, подтекста или прочей важной хуйни.       Нахоя же, после таких посиделок, обзавелся множеством проколов в ушах, которые были сделаны за один вечер, и пробитыми сосками, что несомненно тебя прикалывало, теперь его соски постоянно твердые, они прекрасно выделяются сквозь тонкую ткань облегающей футболки, – Кавата потом перестал носить обтягивающий верх, ведь натирающие соски доставляли массу неудобств.             Второй раз в жизни ты идёшь к тату мастеру, чтобы набить что-то осознанное. Со времён старшей школы на твоих рёбрах осталось множество мелких партаков, сделанных чернилами для ручек и обычными иголками для шитья. Каким-то чудом, сидя у друга дома, ты не занесла под кожу инфекцию или что-то типа того. Через минут семь ты уже будешь поднимать по винтовой уличной лестнице на второй этаж кирпичного, с граффити на стенах, здания. Потом постучишь два раза, выждешь пару минут и постучишь ещё два раза, – секретный шифр, – и тебя пустят внутрь. Сегодня мастерская не работает, но ради тебя Кавата пришел, в свой единственный выходной, в мастерскую.             Когда парень открывает дверь в просторное помещение, ты куришь, стоя на подобии крыльца немного дальше, чем обычно. Нахоя тяжело вздыхает, наклоняясь назад, чтобы схватить собственную пачку сигарет с комода у входа в узкую прихожую. —Новый дизайн? - подмечаешь ты вслух, смотря на ногти своего знакомого. Ухаживать за руками Кавата очень сильно любил, а когда дело доходило до выбора гель-лака, то у него случался кризис, – хотелось бы все цвета разом, но тогда будет полнейшая безвкусица, а такого юноша позволить себе не мог. — А? Да. - тату мастер мельком посмотрел на новое покрытие, закуривая сигарету. — Я видел эскиз, который ты скинула...Ты уверена, что выдержишь это? - поинтересовался Кавата, делая затяжку. — Плевое дело. - мнешь накрашенными губами сигаретный фильтр, растягивая их в улыбке. — Ты удивительна.             Лёжа на кресле, ты втыкаешь в потолок, увешанный неоновыми звёздами, – как жаль, что нельзя выключить свет и полюбоваться этим великолепием, – тонкий свитер, связанный собственноручно по туториалам из интернета, комком лежит на пуфике у стены. Комнатная температура выше среднего, поэтому в бюстгальтере кожа немного нагревается – тебе не холодно, хотя за окном вечер апреля.       Нахоя копошится в огромном ящике с красками для татуировок, подбирая подходящие цвета. Ты молчишь, прикрывая глаза и подкладывая ладони под голову, иногда втягиваешь живот, чувствуя, как кожа натягивается на рёбрах. Кавата молчит, надевая латексные черные перчатки и собирая тату-машинку, он проверяет готовность всех необходимых вещей, а потом переводит взгляд на тебя.       Вы молчите, ты, едва заметно кивая, слушаешь музыку в наушниках, а парень разглядывает твое тело: грудь, которая быстро вздымается, ребра, виднеющиеся сквозь прозрачную кожу – как он вообще согласился на это все – и красные полосы от сильно затянутого ремня на талии. Ладонь Нахои касается твоего бедра и слегка тебя качает. — Позволь мне помечтать. - говоришь ты, не открывая глаз. Это значит, что юноша может без лишних вопросов делать свою работу. Нахою это откровенно злит, потому что он знает тебя намного больше тех тупых подружек, что оставляли в трудные минуты, потому что знает значение слова "мечтать", вылетевшее из твоих уст. Парень, раззадоренный до красных щёк, берет уже переведенный на специальную бумагу эскиз и, смазав перед этим кожу, прикладывает его.             Твое спокойное дыхание вгоняло мастера в ступор (обычно ты более активная в такие моменты), проводя пальцами, обтянутыми латексом перчаток, по бумаге с рисунком, Нахоя залипал на твою грудь, которая под собственной тяжестью, кажется, сейчас вывалится из чашек бюстгальтера. Тревожить тебя не хотелось, юноша уж было подумал, что ты уснула, но ты приоткрыла один глаз, чтобы посмотреть, почему знакомый остановился. Кавата среагировал не сразу, а после, как бы невзначай, пробежался до твоего лица собственными глазами. — Ты чего? - задаешь краткий вопрос, вновь закрывая глаз. Лучше притвориться дурочкой, чем выяснять что-либо.       Нахоя тактично молчит, убирая ненужный эскиз на небольшой столик с колёсиками перед собой.       Слышишь жужжание тату-машинки где-то внизу, уже предвкушая это неприятное первое соприкосновение иглы с нежной кожей, закусываешь нижнюю губу. Первый шаг сделан, пути назад больше нет. Линия, расползаясь под кожей черной краской, ведёт выше. Ты чувствуешь раскалённые локоть и предплечье парня у себя на животе, иголку, которая вводит чернила внутрь, и яркую вспышку боли. Тонкая и ровная линия привела тату-машинку к самым болезненным завитушкам на сегодня – завитушкам на рёбрах. — Блять, остановись. Пожалуйста. - в полукрике разделяешь предложение на два, сжимая скрипящие от боли зубы. Кавата сразу же прекращает, стирая пот выступивший на твоём лбу одноразовым бумажным полотенцем. — Это пиздецки больно. - отвечаешь на немой вопрос парня, который только начал заражаться в его голове.       Нахоя тихо смеётся, показывая идеальные зубки, и стягивает с рук перчатки. Ты открываешь глаза через пару минут, не чувствуя присутствия парня. — Анестезия поможет. - отвечает парень, закрывая шкаф у дальней стены. — У меня аллергия на лидокаин и навокаин. - говоришь ты, заставляя Кавата сразу же убрать анестетик обратно на полку. — И что ты мне предлагаешь? Смотреть на то, как ты корчишься от боли? - пожимаешь плечами, рассматривая темноту под закрытыми ве́ками. Юноша возвращается на место, и понимая, что скулеж и всхлипы его член точно не выдержит, останавливается у кушетки. Ты слышишь копошение в своих ногах, а потом звук бляшки ремня. — Открой рот и прикуси, больная дура. - с некой агрессией говорит Нахоя, пока ты смеёшься над его идеей. — Что за пытки в стиле БДСМ? Ты когда в мастера (им. в. верхний в БДСМ практиках) записался? - шутишь ты. Все же прикусывая кожу зубами, после звонкого шлепка по бедру. — Уже лет шесть, с самого начала своей карьеры мастера тату. - тихо, как тебе кажется, говорит парень.       Сквозь музыку слышен скрип новых перчаток о кожу, Кавата вновь макает кончик иглы в краску. Нанося рисунок под кожу, Нахоя улыбается, пока ты сжимаешь в зубах ремень. Боль уже не кажется такой яркой, ты привыкла, теперь мысли заняты совершенно другим.             Парень работает аккуратно, качественно и быстро, вскоре с контуром будущего рисунка было покончено. Сняв наушники, ты кинула их через половину студии на пуфик к свитеру. Как обычно, идете курить, время близится к десяти часам вечера. Чтобы встать тебе пришлось просить юношу поднять тебя на руки, напрячь мышцы пресса оказалось проблематичным.       Решив, что надевать свитер будет не лучшей идеей, ты выходишь в одном бюстгальтере, чувствую холод улицы. Нахоя недовольно кивает головой из стороны в сторону, выходя за тобой, и накидывает на твои плечи свою флисовую рубашку. Вы курите слишком долго, доставая уже по третьей сигарете из пачек, рассматриваете далёкие огни многоэтажных домов, наслаждаетесь тишиной района и компанией друг друга.             Заходя обратно в темноватое помещение в оранжево-зеленых тонах, Нахоя закрывает металлическую дверь на щеколду, – район хоть и тихий, но безопасность важнее, – и вешает собственную рубашку на крючок. Теперь она будет пахнуть чем-то пряным – твоими духами, – с шлейфом тонких ментоловых сигарет, чему парень безусловно рад.             Вымыв руки, юноша продолжает сеанс набивания татуировки. Цветная краска пятнами протекает под прозрачную кожу, принося рисунку жизнь. На очереди белый – самый болезненный цвет, который ты невзлюбила с самой первой татуировки. Кажется, что твои зубы сейчас прокусят кожаный ремень парня, поэтому ты прикусываешь его не слишком сильно, изо рта вылетают звуки, слишком пошлые звуки. Кавата физически это одобряет, да и его член – тоже, но психологически парень против. Здравый смысл ещё не покинул его голову, а первая капля предэякулята – да. Юноша останавливается, сглатывая ком вязкой слюны, мысленно считает до десяти, пытаясь поубавить свой пыл, и продолжает работу.             Ты вслух подпеваешь песне из головы, произнося разборчиво только отдельные слова. Наушники валяются где-то в свитере. Чувствуешь, как жжение заполняет грудную клетку полностью – скоро все будет закончено. Кавата делает ещё пару линий белым и устало зевает. — Готово. - парень стягивает перчатки, метко кидая их в мусорную корзину и начинает мини уборку.       Ты, сонная, встаёшь через боль с кушетки, на которой провела часа четыре, и идёшь к большому зеркалу. — Это ахуенно. - рассматриваешь рисунок, нарисованный Нахоей в первые месяца вашего знакомства, – все ещё хранишь его копию в коробке для памятных вещей, – и радуешься, что перекрыла какие-то дурацкие побледневшие каракули. Замечаешь в отражении юношу, который мягко поворачивает тебя за талию к себе. — Сейчас пленкой заклеим, и можешь валить. - говорит Кавата, наклеивая заживляющую пленку поверх свежей татуировки, после снимает защитный слой, и ты ловишь его ладонь своей. — Спасибо. - от нахлынувших эмоций тянешь парня на себя, целуя в уголок покусанных губ, и обнимаешь. — Деньги скину завтра, как обычно. - Нахоя что-то мычит, роняя мусор на пол, и обнимает тебя в ответ.             Через пару недель вы, с Нахоей, собираетесь на студии у тебя. Очередной прокол, понравившийся парню, просто обязан появится благодаря твоим рукам. Сначала вы, как обычно, курите (теперь уже на балконе высотки, где ты арендуешь прелестную двухкомнатную квартирку), а потом идете в светлую комнатку, где Нахое сегодня проколят бровь. — Ты ради этого прокола даже бровь готов выщепать? - риторический вопрос, заданный тобой, вводит юношу в ступор. Он действительно готов это сделать, зачем же он тогда это сказал?! — Тогда я принесу лёд.       В принципе, Кавата абсолютно плевать на какой-то лёд и неприятные ощущения, но перечить тебе он не решается, все же, ты знаешь лучше...       Минут десять ты возишься с волосками светлых бровей и столько же – с самим проколом. Нахоя пару раз громко выдыхает, шипит от неприятных ощущений, но сидит максимально неподвижно. Особенно бросается в глаза то, как его губы вытягиваются трубочкой. Это умиляет. После треплешь кудряшки на голове, поднося зеркало к лицу парня. — Выглядит пиздато, да? - пищит Кавата, забирая зеркало из твоих рук. — Обрабатывай почаще, чтобы все хорошо было, заживать будет долго. Месяцев пять. - беспристрастно говоришь ты, больше на автомате, нежели с какой-то заботой, и убираешь все с маленького столика, выключая яркую лампу. — Останешься поужинать? — С удовольствием. - соглашается Нахоя, и, улыбаясь во весь рот, идёт на кухню.       За столом вы обсуждаете работу, говоря о совместной студии и подобных вещах. Эти планы хотелось бы осуществить, но вдруг что-то пойдет не так, есть сомнения, которые нужно перебороть. После ты решаешь, что приключений сегодня не нужно, и уговариваешь парня остаться на ночь. — За окном ночь непроглядная, а ты хочешь домой идти. Придурок. - бубнишь ты, полотенцем вытирая тарелки и столовые приборы, которые моет парень. Нахоя хихикает с твоей опеки, не соглашаясь с тем, что по улице в такое время страшно ходить.

Дальше все в тумане.

      Быстро из кухни вы оказываетесь в твоей комнате, Нахоя уже без своей огромной футболки, которую вы оставили мирно валяться в коридоре, а ты – придавленая тяжестью тела над собой к кровати. Твои лёгкие решают за тебя, воздуха катастрофически мало, и ты свободной рукой касаешься упругого соска парня, ощущая, в темноте, подушечкой большого пальца холод металла. Горящие губы тоже чувствуют, как по ним прокатывается влажный шарик, и поджимаются, не пропуская внутрь жаркого рта юркий язычок.             Подчиняясь инстинктам, словно животные, вы вдвоем крутитесь в постели, постоянно прижимая друг друга бедрами к матрацу, и раздеваетесь, быстро отшвыривая элементы одежды куда попало. В уголках губ чувствуешь слюну, что тонкой струйкой льется по подбородку, капая с него крупным жемчугом в ложбинки ключиц, наполняя их. Время то тянулось слишком медленно, позволяя насладиться ласками, то бежало с бешеной скоростью, не давая распробовать все прелести прелюдий в полной мере.             Твои пальцы инстинктивно тянутся к соскам Нахои, перекатывая их в трёх пальцах, пока покрытые плотной слюной уста оставляют яркие пятна на шее, – сейчас ведёшь ты. Парень выгибается, чуть ли не роняя тебя с бедер, но успевает придержать за мягкие бока. Через пару мгновений ты снова находишься под юношей, ловя полураскрытым ртом воздух.             Нижнее бельё, покинувшее жаркие тела последним, теряется во тьме комнаты. Кавата ловит твои ноги, сжимая их в объятиях, ты же их выпрямляешь, скрывая защищённый темнотой румянец на щеках. Парень что-то мурчит, притираясь щекой к твоему бедру а после резко тянет на себя. От неожиданности ты расслабляешь мышцы, что даёт Нахое возможность оказаться между разведенных колен. Ты смотришь в темноте почти невинно, что, в произведение с отраженной хрусталиком луной, даёт насытиться незабываемым чувством.             Дальше ты слышишь фразу, мол, блять, нужно снять все кольца, и Кавата действительно их снимает, сбрасывая с кровати. — Зачем ты? - не можешь сформулировать адекватный вопрос, продолжая глотая слюну, поэтому предложение выходит скомканным и невнятным. Юноша, понимая тебя, кажется, с полуслова, смеётся, посасывая собственные пальцы. От причмокиваний становится дурно, а когда глаза, наконец фокусируясь на объекте между твоих ног, ловят это зрелище, то мозг вскипает окончательно.             Член Нахои, находясь в близости к желаемому, разбух, увеличиваясь на несколько сантиметров, но пока нельзя...Поэтому юноша, ловя ладонью эрегированную плоть, начинает медленно водить по всей длине, оттягивая собственный оргазм. — Нахоя, мне уже скучно... - жалобно стонешь, извиваясь от собственных рук, которые сжимают блестящую грудь.       Парень, опомнившись, вытаскивает пальцы изо рта, рвёт нить слюны, которая тянется с самых губ и аккуратно надавливает в промеж мокрых складочек. — Не обязательно. - выдыхаешь эти слова в горячий воздух вокруг.Ждать совершенно не хочется, а то, как пальцы Нахои только раззадоривают твое нутро, тебя бесит. Ты поторапливаешь юношу, двигая самостоятельно бедрами, умоляя уже просто, блять, вставить, но нет, Кавата словно издевается над тобой. Выводит из себя.       В темноте комнаты ты слышишь бормотание, переходящее в достаточно громкий говор: —...не хочу причинять тебе ту же боль, какую ты получаешь от пирсинга и татуировок, за которой ты прячешь душевную боль.       Ты в ступоре, забывая о существовании языка, век и всякого такого, открываешь рот в немом стоне, чувствуя член парня внутри. Это до безумия приятно, когда нутром чувствуешь скольжение плоти с каждым последующим толчком. Кавата желает доставить тебе удовольствие, поэтому двигает бедрами медленно. Да и, он давно тебя раскусил. За физической болью ты скрываешь внутреннюю, прикрывая все тряпками из улыбок и смеха. Тебе нужен кто-то рядом из-за тотального одиночества, оно угнетает, Кавата знает о твоей слабости. — Я люблю тебя. - говорит Нахоя, снова сбавляя громкость голоса. Шепот у юноши такой притягательный, он заставляет что-то внутри тебя разжечься пламенем. Все пылает внизу живота. На мгновение Кавата заставляет тебя забыться. Три слова даруют пару минут без мыслей о тяжком бремени. Чувство новое, сплетающиеся с остальными, и тебе чудно́. Парень меняет позу, меняя в корне угол проникновения, и заставляет двигаться на своем члене. Лёжа на спине, Нахоя смотрит наверх, рассматривая твой подбородок и шею с дорожками слюны, грудь, которая содрогается каждый раз, когда кожа сталкивается с кожей. Тебе впервые так хорошо. До искр. — Так будет каждый раз, когда мои руки будут находить покой на твоей спине...