Light mist envelopes the dim moon and bright flowers, A perfect night to go to my darling's side. In stocking soles, treading the fragrant steps, Carries in one hand the gold threaded shoes. They meet by the south side of the painted hall, And trembling fall into each other's arms. "It's hard for me to creep out like a servant, To teach my darling the recklessness of love." Light Mist Envelopes the Dim Moon (Buddhist Dancers) Li Yu
Роскошный главный зал в поместье Цзинь полнился гостями. На столах вдоль стен стояли немыслимые множества серебряных блюд с запеченным и жареным мясом, закрытые крышками подносы, медные чаши с крабами и корзины со свежими овощами, бока которых глянцево блестели в желтоватом свете ламп; декоративные расписные вазы с коваными веточками азалий; запотевшие граненые графины и кувшины с напитками, трехъярусные этажерки с фруктами. В воздухе пряно пахло жарким и сладким вином. Цзинь Гуанъяо смотрел на полную виноградную гроздь, свисающую с медного диска одной из этажерок. Что это было, как не изобилие? Что, как не восхитительное самолюбование? Расставленные по углам зала заводные граммофоны синхронно воспроизводили одни и те же мелодии — торжественные и радостные, как нельзя подходящие празднику. Тут и там группами по интересами уже собрались гости: главы богатых семей Первого круга с домочадцами. — Господа, — учтиво улыбнулся Цзинь Гуанъяо, обращаясь к своим спутникам. — Глава Цзинь устроил этот праздник в вашу честь, так что, прошу, наслаждайтесь угощениями, музыкой и компанией, которую вы найдете себе по душе. Он поклонился и отшагнул в сторону, позволяя Сун Цзычэню и Сяо Синчэню рассмотреть украшенный зал во всем великолепии. Здесь, в этом огромном освещенном зале, в самом центре особняка Цзинь сам Цзинь Гуанъяо был почти никем и под перекрестными взглядами глав самых богатых семей города он стоял, разумеется, ниже, чем почетные гости этого праздника. Сун Цзычэнь рядом с ним сжал кулаки, а Сяо Синчэнь смотрел на все изобилие с растерянным потрясением и как будто в неверии. Но это было отнюдь не то радостное удивление, которое владело им нынешним утром, когда Цзинь Гуанъяо показывал им фонтан на Аллее медных магнолий или виды Первого круга с высоты кабины монорельса. — Благодарю, мастер Цзинь, — сказал он сдавленным голосом и попытался улыбнуться. Получилось у него не очень, но Цзинь Гуанъяо оценил попытку. Если бы они были только втроем, он мог бы себе позволить в знаке поддержки сжать Сяо Синчэню плечо, а то и прямолинейно высказать, что он думает о таких праздниках. — Хорошего вечера, — пожелал Цзинь Гуанъяо и снова поклонился. Судя по лицам почетных гостей, они явно не рассчитывали, что вечер будет хорошим. Несколько разносчиков с начищенными подносами, заставленными предупредительно наполненными бокалами, торопливо пересекали зал. Перед торжественным открытием вечера у каждого гостя в руках должен был оказаться бокал, чтобы поддержать первый тост. Когда парадные двери распахнулись, навязчивый беспокойный гул среди гостей резко смолк, как будто у заводной пластинки раньше срока кончился завод. Все взгляды устремились к главному входу. Глава Цзинь вошел легкой вальяжной походкой человека, который отдает себе отчет в том, что находится на своей частной территории. Он приоделся к обеду: шелковая рубашка с пышной золотой вышивкой и выступавшими из-под рукавов свободно расстегнутого сюртука кружевными манжетами; светлый шейный платок, оттенявший изысканный цвет лица; атласный жилет с крупными драгоценными пуговицами; темные брюки и щегольские кожаные туфли, четко чеканившие шаги по светлому мраморному полу. Рядом с главой шла его законная супруга. Глава Цзинь улыбался с привычным самодовольством, отчего его моложавое лицо с правильными симметричными чертами смягчилось и приобрело выражение расслабленной удовлетворенности. Он по обыкновению чуть откидывал голову назад и поднимал подбородок, как бы оглядывая всех собравшихся свысока, с оттенком легкой снисходительной покровительственности. — Дорогие друзья! — звонким голосом сказал он, оказавшись в середине зала. — Позвольте выразить вам мою искреннюю благодарность за то, что сегодня вы нашли время присутствовать здесь. Сегодняшний торжественный обед, как вы все, конечно, знаете, собран в честь замечательных людей, с которыми я имею честь сотрудничать уже долгое время. Я подумал, что настал день отметить наше плодотворное сотрудничество, представить гостей нашего города вам, дорогие друзья, и более того, представить вас — и весь наш чудесный город — гостям, которые доблестно обеспечивают нас с вами предметами первой необходимости. Господа! Он повернулся к застывшим почетным гостям и широко приветливо улыбнулся. — Прошу, подойдите ко мне, я хочу, чтобы каждый присутствующий увидел вас, — он протянул руку в их сторону в приглашающем жесте, и им пришлось подойти ближе. — Дамы и господа! Это капитан прекрасного парохода «Фусюэ», Сун Цзычэнь, и старший помощник его команды, Сяо Синчэнь. По залу разлились щедрые аплодисменты, публика по воле главы Совета благоволила почетным гостям вечера. Гости сконфуженно поклонились. Сун Цзычэнь стоял с ничего не выражающим замершим лицом, Цзинь Гуанъяо уже научился узнавать в таком выражении его желание отдалиться от происходящего, смирить внутренний гнев прежде, чем он сумеет прогрызть себе путь наружу. Сяо Синчэнь принужденно улыбался. Странное дело: улыбка эта по-прежнему украшала его лицо, но вместе с тем он казался отстраненным, морозным. В центре роскошного сверкающего зала сейчас определенно находились не те люди, в чьей компании Цзинь Гуанъяо то и дело проводил последние дни. И что же, такое стечение обстоятельств было понятным и объяснимым; сам Цзинь Гуанъяо в этом зале был будто скован по рукам и ногам, он предпочел подождать. — ...Так давайте же выпьем за наших замечательных гостей, за наше последующее сотрудничество и сегодняшний вечер, который, я смею надеяться, придется по вкусу нашим иностранным друзьям! — закончил свою речь глава Совета и поднял свой бокал. Все в зале повторили его жест. Вечер начался.***
Через четверть часа глава Цзинь ушел, а гости разошлись по залу. Сун Цзычэнь разговаривал с главой Не в дальнем углу. Оба были сдержанными в жестах и мимике, но при этом казались схожими во взглядах. Даже издалека Цзинь Гуанъяо видел, что беседа идет напряженная и увлеченная. Сяо Синчэнь в компании главы Цзян и его сестры расположился у окна. На короткое мгновение Цзинь Гуанъяо показалось, что все пройдет мирно. Цзинь Гуанъяо нашел взглядом Лань Сичэня, он стоял у стены с бокалом чего-то безалкогольного и вежливо кивал на слова Цзинь Цзысюня. Даже с такого расстояния Цзинь Гуанъяо мог наверняка сказать, что Лань Сичэню смертельно скучно и не терпится избавиться от навязчивой компании: он то и дело украдкой кидал взгляды на окружающих, разыскивая, кажется, любую возможность избежать неприятного общества. Цзинь Гуанъяо уже задумался о том, что можно было бы сделать для него, но отвлекся на деликатное покашливание рядом и обернулся. Цзинь Цзысюань протягивал ему бокал с лимонадом, как раз тем, который Цзинь Гуанъяо пил в его компании утром. — Благодарю, наследник Цзинь, — чопорно кивнул он. Цзысюань скривился, как от ноющей зубной боли, и приглушенно буркнул: — Прекрати это, Яо-ди. Цзинь Гуанъяо коротко хмыкнул и отпил лимонада. — Все вроде идет неплохо, да? — спросил Цзысюань, вставая рядом. Он осматривал гостей, но Цзинь Гуанъяо точно знал, что взгляд его задерживается на деве Цзян. Она как раз рассмеялась в ответ на слова Сяо Синчэня и прижала ладонь к губам. Широкий рукав ее темно-пурпурного платья чуть сполз, обнажая бледное предплечье. — Обед только начался, — заметил Цзинь Гуанъяо. Цзысюань вздохнул. Ему наверняка хотелось, чтобы торжество поскорее подошло к концу, и тогда он смог бы задержать деву Цзян, вручить ей подарок и провести с ней наедине некоторое количество времени — ровно столько, сколько потребуется главе Цзян, чтобы заметить отсутствие сестры. То есть, ничтожно малое количество времени. — Как, — неловко начал Цзысюань, — как поживает Сюаньюй? Цзинь Гуанъяо удивился вопросу, но не подал вида. Улыбнулся в бокал и ответил: — Неплохо. Он стал спокойнее в последнее время, собраннее — а это не может не радовать. — Цзинь Гуанъяо немного помолчал, а затем с внезапной искренностью добавил: — Он обрадуется твоему интересу, Цзысюань. Лицо Цзинь Цзысюаня на мгновение изменилось в странном смешении сочувствия и боли, как будто он в самом деле мог понять горе Мо Сюаньюя, который родился и вырос в старом разваливающемся имении Второго круга и был воспитан экзальтированной болезной девицей, непрестанно грезящей о невозможном, и ее злобной сестрой. Как будто он мог понять, что значит — быть бастардом не просто главы Совета, но нежеланным сыном такого человека, как Цзинь Гуаншань. Он не мог, разумеется, но уже оттого, что он пытался... — Я еще раз поговорю с отцом, — сказал Цзысюань с мрачной решительностью. — Несправедливо то, что вы вдвоем вынуждены вот так... В конце концов, мы семья. Иногда он говорил жестокие и очаровательные нелепости, этот так называемый наследник Цзинь. Они с Цзинь Гуанъяо были примерно одного возраста, и все же как велико было различие между ними — громадная непреодолимая пропасть различий. Цзинь Гуанъяо хохотнул: — Ну, ну, моя работа требует как раз того положения, которое я занимаю, Цзысюань, — сказал он. Тень снисхождения в его голосе осталась незамеченной. Но Цзысюань немедленно взвился по другому поводу: — Это несправедливо! Делами поставок ты можешь заниматься и из Первого круга! И в конце-то концов, — Цзысюань гневно тряхнул головой и буркнул совсем негромко: — твоему уму можно было бы найти куда лучшее применение. — Ты начинаешь говорить как настоящий глава, — с улыбкой заметил Цзинь Гуанъяо, Цзысюань покраснел: — Я говорю только правду. — Действительно. Их прервал резкий звон. Гул голосов в зале смолк, и в обрушившейся тишине отчетливо прозвучали слова: — Это неуважение к семье Цзинь! Цзинь Гуанъяо обернулся на звук. В образовавшемся пустом пространстве посреди зала стоял Сун Цзычэнь, напряженный и очевидно едва сдерживающий гнев, и Цзинь Цзысюнь. От вина и веселья он уже раскраснелся и, кажется, не вполне отдавал себе отчет в том, что творит. Ранее у Цзинь Гуанъяо появились опасения, что прогулка по Первому кругу могла пройти удачно — удачнее, чем Цзинь Гуанъяо хотелось бы — и гости поладили с Цзысюнем так же, как поладили с ним, что было бы не вполне удобно. Однако этого, видимо, не случилось. А Цзинь Цзысюнь в связи с отсутствием Вэй Усяня принялся скандалить с высокими гостями. — Неуважение? — с ледяным яростным презрением уточнил Сун Цзычэнь. В его голосе звучало предупреждение. Цзинь Гуанъяо был знаком такой тон — в таком тоне с ним самим говорил глава Не, но, стоило признать, что в голосе главы Не обыкновенно было куда меньше пренебрежения. На месте Цзысюня Цзинь Гуанъяо немедленно отступил бы, признал себя виноватым, с преувеличенной старательностью повинился бы и попытался завершить разговор как можно скорее — это был единственный безопасный вариант в подобной ситуации. Однако Цзинь Гуанъяо не был на месте Цзысюня — без ложной скромности он по природе был просто куда осмотрительнее и дальновиднее, чтобы попадать в такие безвыходные ситуации, не имея за плечом подстраховки. Цзинь Цзысюнь был просто брехливый избалованный увалень, паразитирующий на громком имени семьи Цзинь. Поэтому он возмутился в ответ, очень громко. — Да! Ты и сейчас неуважительно со мной говоришь! — он пьяно икнул и вдруг улыбнулся. У Цзинь Гуанъяо резко разболелась голова от дурного предчувствия неизбежного. — Но я понимаю, ты же все время в море, вдали от приличных людей. Он рассмеялся и оглядел замершую толпу, как бы предлагая поддержать его веселье. — Наверное, впервые увидел так много столовых приборов! — Я убью его, — раздался у Цзинь Гуанъяо над ухом голос Цзысюаня. Цзинь Гуанъяо медленно кивнул. Да, за такое выступление — стоило бы, определенно стоило бы. Цзысюань поспешно сунул ему в руки свой бокал и быстрым шагом направился спасать положение. Все такой же порывистый в действиях. Цзинь Гуанъяо отметил, что над этим еще стоит поработать, поставил два ополовиненных бокала на ближайший стол и пошел следом. Сун Цзычэнь тем временем ответил: — Я впервые увидел такое расточительство, — в его голосе звенела сталь. — Вы все отгородились от Второго круга, от Третьего круга, от его проблем, от его нужд! Как будто весь этот город создан лишь для развлечения, но это не так! Здесь живут люди, много людей, со своими печалями, со своими радостями, и вы, каждый из вас, кто занимаете место в этом вашем Совете, кто принимает решение, — вы все несете ответственность перед теми работягами снаружи, это они обеспечивают работу ваших заводов, они обеспечивают богатство ваших столов. А вы что делаете для них? Вы называете себя людьми, но осталось ли в вас что-нибудь человеческое! Это была неплохая речь, проникновенная. Цзинь Гуанъяо мог бы сказать лучше, точнее, но он никогда не оказался бы в том чрезвычайно выгодном положении, в каком был сейчас Сун Цзычэнь: почетный гость Первого круга, безраздельно владеющий всем вниманием толпы и ее благосклонностью. — Это... это все вздор! — нахмурился Цзысюнь, еще не понимая, какой ущерб наносит самому себе и репутации всей семьи Цзинь бестолковыми возражениями. — Тебе в башку лезут такие мысли потому, что ты общался со всяким сбродом! Сун Цзычэнь прищурился. — Так ты называешь мастера Цзинь? О, подумал Цзинь Гуанъяо. Сун Цзычэнь либо был намного проницательнее, чем хотел казаться, либо обладал по-настоящему потусторонней интуицией, потому что ударить навскидку с закрытыми глазами — и попасть в самое больное место... на это нужен талант. — Я — мастер Цзинь! — взвизгнул Цзысюнь. — Ты кидаешься громкими титулами, даже не разобравшись в системе! Я, это я — первый после наследника, я, а не какой-то паршивый ублюдок, этот сын шлюхи! — Как ты смеешь говорить такое про сына главы! Цзинь Цзысюнь стиснул кулаки. — Глава еще не признал его как своего сына! — закричал он. — Со шлюхами никогда не угадаешь, от кого она залетела. Слова все еще жглись — глубоко внутри это было так же больно, как и в первый раз. Цзинь Гуанъяо прикусил щеку изнутри. — Закрой рот, Цзысюнь! — прикрикнул Цзысюань, не вытерпев. Им еще оставалось несколько шагов до места ссоры, чтобы Цзысюань мог прервать ее, как положено наследнику — строгим голосом и холодным взглядом. Но он прикрикнул. — Ты сказал достаточно. Растолкав плотное кольцо наблюдателей, он схватил Цзысюня за плечо и резковато встряхнул. — Что ты несешь, — гневно спросил он и тут же обернулся на Сун Цзычэня. С порывистостью Цзысюаня, с его приоритетами — со всем этим нужно было работать, но Цзинь Гуанъяо не мог заставить себя почувствовать недовольство им. Он встал между Цзысюанем, который до сих пор удерживал примолкшего бледнеющего на глазах Цзысюня, и Сун Цзычэнем, поднял раскрытые ладони в знак примирения. Сун Цзычэнь презрительно прищурился и, резко развернувшись, моментально вылетел из зала. Безобразная сцена. Цзинь Гуанъяо посмотрел по сторонам. Притихшие гости неловко переминались с ноги на ногу, покашливали, отводили глаза, отворачивались, нервно вертели в руках бокалы. Ужасное молчание вспарывал синхронный звук граммофонов, как в жутковатом ярком сне. Цзинь Гуанъяо тоже хотелось отвести взгляд, уставиться себе под ноги, сжаться, но это было мелочное ничтожное желание; он внимательнее оглядел толпу. Глава Не сжимал кулаки и, судя по виду, готов был наброситься на Цзысюня или удалиться вслед за Сун Цзычэнем; дева Цзян успокаивающе гладила брата по плечу, но лицо ее было бледным, взволнованным, глава Цзян щурился и успокаивался с очевидным трудом, его, кажется, зацепили слова Сун Цзычэня, это хорошо; глава Лань удерживал Сяо Синчэня, и, видимо, удерживал все это время от вмешательства, это тоже хорошо, возможно, он также причастен к бездействию главы Не. Как будто почувствовав его внимание, Лань Сичэнь обернулся, их взгляды встретились, и Цзинь Гуанъяо с новой силой захотелось отвернуться, спрятаться. Он не хотел, чтобы Лань Сичэнь слышал те отвратительные слова Цзинь Цзысюня, ни одно из этих отвратительных слов. Он напомнил себе: это не секрет, Лань Сичэнь знает, уже знает это все, Цзинь Гуанъяо ничего не скрывал от него, не утаивал, Лань Сичэнь знает, и все равно... и все равно он... И все равно Цзинь Гуанъяо не хотел, чтобы эти обличающие слова звучали в присутствии Лань Сичэня! Цзинь Гуанъяо отвернулся, посмотрел на Цзысюаня и, убедившись, что его слышат, негромко сказал: — Я схожу за ним. Цзысюань, до сих пор занятый прилюдным выяснением отношений, угрюмо кивнул и попытался взять себя в руки. Цзинь Гуанъяо скользнул за дверь.***
Сун Цзычэнь не успел далеко уйти — скорее всего, даже не пытался. Цзинь Гуанъяо нашел его за первым же поворотом в густой тени массивного барельефа. Сун Цзычэнь стоял, прислонившись спиной к стене и скрестив руки на груди. Его профиль резко выделялся из окружающего сумрака. Увидев Цзинь Гуанъяо, он немедленно заговорил: — Я должен извиниться перед вами, мастер Цзинь, — начал он, опередив любые слова Цзинь Гуанъяо. Цзинь Гуанъяо хотел было возразить, но помедлил. Из чувства вины Сун Цзычэня наверняка можно было что-нибудь извлечь. Тот продолжал: — Мое поведение на сегодняшнем вечере было отвратительным, я... Он тяжело вздохнул, опустил плечи и потер шею. Как будто его внутренняя стальная опора на миг разладилась, ослабла. — Не знаю, что на меня нашло. С моей стороны это было возмутительно. Однако этот напыщенный самовлюбленный кретин, весь этот уставленный зал... В его словах было зерно правды: я человек непривычный к такой роскоши. Такое расточительство для меня преступно — при том, что я ведь видел, чем живет Третий круг, Второй круг! Я... пожалуй, не в силах понять, как люди могут быть так слепы друг к другу, как можно так отгородиться от собственного народа, живущего всего лишь на ярус, на два яруса ниже. Он снова вздохнул и поджал губы. — В любом случае, ничего из этого меня не оправдывает. И то, что этот мерзавец сказал про вас, мастер Цзинь... — Сун Цзычэнь посмотрел на него с болезненным раскаянием, с таким участием, которое Цзинь Гуанъяо с трудом мог бы отыскать в этом городе. — Все в порядке, господин Сун. То, что сказал Цзысюнь... это на самом деле отнюдь не ложь. — Он почувствовал непрошеную неловкость и попытался затолкать это чувство как можно глубже. Ему не за что было испытывать неловкость. Тем более она была неуместна сейчас. Сун Цзычэнь посмотрел на него хмуро, со следом той злости, которая бушевала в нем несколько минут назад. Сказал строго: — Это не то, что стоит ставить в упрек, мастер Цзинь. И я приношу свои извинения за то, что вы невольно оказались втянуты в тот спор, который вас не касался. Цзинь Гуанъяо подивился про себя подобным соображениям, но улыбнулся и кивнул. — Если господин Сун считает необходимым принести мне свои извинения, тогда я их принимаю. Он поклонился — церемонно, но не слишком глубоко, как полагалось кланяться равному в момент важного церемониального ритуала. Едва ли Сун Цзычэнь мог понять суть происходящего, но Цзинь Гуанъяо она грела. Встав рядом, он заговорил: — Могу ли я поинтересоваться, что именно стало причиной вашего... недопонимания с Цзысюнем? — «Недопонимания», да?.. — Сун Цзычэнь невесело усмехнулся. — Он в настойчивой форме предложил мне разделить с ним редчайшее вино, которого в этот раз привезли всего ящик по его личному заказу. Мой отказ он принять отказался, и мне пришлось его повторить. Он продолжил настаивать. В итоге я сорвался и сказал, что все это расточительство, да и без толку — открывать новую бутылку вина, когда по всему залу множество открытых бутылок. После этого наш спор перешел на повышенные тона. Цзинь Гуанъяо помедлил, свел ладони вместе перед собой. В точках касания словно собрались пять льдинок. — Вот как. — Мне здесь не место. — Сун Цзычэнь выпрямился. — Что важнее: я не хочу здесь быть. Понимаю, что мои слова покажутся вам еще более невежливыми, но... Он повернулся к Цзинь Гуанъяо, посмотрел прямо, и рассеянный свет окрасил нездорово-желтым одну сторону его лица. — Думаю, мне стоит уйти. Цзинь Гуанъяо прикусил щеку изнутри. Сун Цзычэнь уже сделал для Цзинь Гуанъяо очень многое — намного больше, чем сам он себе представлял — но что случится, если в одиночку оставить его на ночь в Первом круге? Или даже во Втором? Нет, Цзинь Гуанъяо не мог такого предсказать и не мог полагаться на слепую удачу больше, чем необходимо. Он улыбнулся Сун Цзычэню, легким ненавязчивым движением коснулся его плеча. — Это лишнее, капитан, — сказал он вкрадчиво, со всем пониманием, которое только мог выразить. — Я очень хорошо представляю, что вы чувствуете и, конечно, я не заставлю вас возвращаться в зал, но... Он некрепко сжал Сун Цзычэню плечо и сочувственно покачал головой. — Подумайте, — продолжал он, — в одиночку, в таком взвинченном состоянии, посреди незнакомого города... К сожалению, мои обязанности не позволяют мне покинуть мероприятие так скоро. Давайте я покажу выделенную вам комнату, а после, когда освобожусь, выведу вас обратно во Второй круг? Так было бы намного лучше, вы согласны? Сун Цзычэнь замялся, но потом коротко кивнул. — Да, мастер Цзинь, как скажете. Не хотелось бы доставлять вам лишние неудобства. — Вы нахватались неуместного официоза на этом вечере, капитан, — с долей сожаления произнес Цзинь Гуанъяо и, пока Сун Цзычэнь не успел ответить, увлек его за собой по коридору. — Пойдемте, я провожу вас. Выделенные гостям комнаты находились на втором этаже. Цзинь Гуанъяо уже видел их: абсолютно обычные комнаты с заводными настенными часами, чье пронзительное тиканье неприятно било в уши, и с бронзовыми рычажками для вызова прислуги у изголовья постели, ничего примечательного, но Сун Цзычэнь все равно, казалось, чувствовал неловкость. — Непривычная для вас обстановка? — спросил Цзинь Гуанъяо участливо. — Да, я... Привык к другому. — Он задумчиво оглядывал комнату, от легкого столика, на котором прислуга оставила поднос с фруктами и кувшин с лимонадом, до огромной кровати, застеленной блестящем расшитым шелком. Уставившись на ковер под ногами, он сказал: — Мы нечасто останавливаемся в городах. А если останавливаемся, не задерживаемся надолго. Одна-две ночи, по такому поводу портовая гостиница или кабак — наш лучший вариант. В остальное время — каюта на пароходе. Ничего такого, — он обвел рукой пространство, — я уже очень давно не видел. — И то, что вы видите, вам не нравится? — поинтересовался Цзинь Гуанъяо. — Я считаю это неуместным, — ответил Сун Цзычэнь и снял китель. — И все-таки я прошу вас отдохнуть здесь, — сказал Цзинь Гуанъяо. — Обещаю, что вы не останетесь здесь надолго. Если что-то понадобится, вы всегда можете позвать кого-нибудь из прислуги. Цзинь Гуанъяо выждал несколько секунд, поклонился и развернулся. Уже в дверях его нагнал глуховатый голос Сун Цзычэня: — Мастер Цзинь. — Цзинь Гуанъяо обернулся. Сун Цзычэнь сидел на постели, сложив руки на коленях. — Спасибо вам. — Хотел бы я, чтобы вечер вышел для вас удачным, — с ироничной полуулыбкой протянул Цзинь Гуанъяо. Сун Цзычэнь в ответ невесело хохотнул.