К потной коже липнет кристаллами соль.
Бэй Доу, усадив Нин Гуан себе на колени и по-хозяйски придерживая за упругое бедро, припадает языком к соли. Длинно мажет языком по шее, скользя пальцами под тонкое платье. Резко опрокидывает в себя стопку текилы и тянется к губам Нин Гуан, между которых долька лайма.
Вкус алкоголя и кислота словно на секунду вырывают сознание на поверхность, а потом резко, как аттракцион, бросает вниз. И пальцы скользят выше под платье, цепляя тонкий шёлк белья.
Нин Гуан хмельная, как и Бэй Доу.
Как в их последний раз.
Нин Гуан перекидывает ногу через колени Бэй Доу, садится на неё сверху и короткое платье задирается. Но они подальше от посторонних, почти в темноте.
Никто, кроме Бэй Доу, не увидит это прекрасное тело.
Бэй Доу выцеловывает солёную шею, снимает с гладких плеч тонкие бретели и прижимается губами к горячей коже, одним пальчиком легко оттягивая платье чуть пониже. На Нин Гуан нет бюстгальтера, а Бэй Доу усердно делала вид, будто этого не замечает. Если бы у Бэй Доу были тормоза, их бы совсем сорвало именно в момент осознания. Туманного, через возбуждение и опьянение.
Может, она не носит его вообще?
Ох, чёрт.
Руки Бэй Доу везде. На бёдрах, талии, под платьем. Нин Гуан трётся о грубую ткань джинсов, ловит покусанные губы, выдыхает и мычит в поцелуи. Бэй Доу не может остановиться. Легкое, тонкое, маленькое платье собирается гармошкой внизу живота и под грудью. Грудью, на которую Нин Гуан сыпет соль и протягивает Бэй Доу бутылку текилы, зажимая зубами дольку лайма. Бэй Доу как в бреду, на самом дне всех своих принципов, всего в чём себя убедила, что так старалась спасти… Лижет от ключицы до дорожки соли у нежно-розовой ареолы. Открывает широко рот, чуть высунув язык и смотрит туманным взглядом в золотые пьяные глаза. Текила льётся мимо рта, по груди Нин Гуан, под платье, под расстёгнутую рубашку Бэй Доу, вниз по мягкому животу. Бэй Доу прикусывает дольку лайма, кислый сок стекает по их подбородкам.
—
Хочу тебя, — хрипит Нин Гуан, собирая пальцами хмельные капли текилы на своём теле. И лижет их кончиком языка.
От одного лишь её вида, Бэй Доу крепче сжимает пальцы на упругих бёдрах.
— Поехали…
В лицо таксисту летит угрожающее: «Не подсматривай» и «Давай скорее». Машина трогается с парковки у клуба, а мужчина на водительском сидении, косо смотря в зеркало заднего вида, чуть вжимает голову в плечи. Уши у него краснеют.
Бэй Доу позволяет снова на себя сесть, прижаться, целовать, путаться пальцами во влажных от пота волосах. Поправленное наспех тонкое платье мнётся под ладонями Бэй Доу, а нежное тело под ними словно тает, как разогретое масло, мороженое на солнце. От Нин Гуан пахнет текилой и кислинкой лайма, но её дорогие духи — сладкие, как она сама. Бэй Доу ловит себя на мысли, что
съела бы её. Поглотила полностью, чтобы наконец-то стать одним целым и больше никогда не…
— Не здесь, — тихо шипит Бэй Доу, хватая проворную ручонку у ремня своих джинсов. Замечает, как пристально на них смотрят в зеркало заднего вида блестящие глаза мужчины.
Нин Гуан трётся носом о влажную шею, что-то невнятно бурчит — пьяная уже. Она обнимает Бэй Доу за плечи, прижимаясь к ней бёдрами. А мужчина смотрит. И Бэй Доу, нервничая, крепко обвивает талию рукой и отвечает водителю долгим взглядом чёрных хмельных глаз.
— Следи за дорогой, — грубо бросает она, другой рукой убирая со светлого лица прилипшие влажные пряди. Стирает подушечкой большого пальца блёстки под прикрытыми глазами, почти не дыша рассматривает Нин Гуан.
Водитель тушуется, старается не отвлекаться, но каждая его попытка подсмотреть за пассажирами заканчивается зрительным контактом с Бэй Доу. Она ревнивый пьяный шторм, собственнически тянущий к себе то, что, на деле, ей и не принадлежит, но, если отпустит — потеряет снова, но навсегда.
Нин Гуан кончиками пальцев, слегка дрожащих, проводит по горячим щекам Бэй Доу, смотрит мутным взглядом, шевелит бесшумно влажными розовыми губами. В золоте глаз — блеск, Бэй Доу не понимает его, но у неё заходится сердце, когда Нин Гуан наклоняется и впервые за вечер целует её не остервенело, по-собственнически, будто хищница, которой лишь бы откусить кусок, а нежно. Лепестками первой весенней вишни касается губ.
Они снова дышат.
Вымученно, с дымом и цветами в лёгких, но дышат.
Друг другом.
Нин Гуан пьяна, но она не дура. Платит таксисту в два раза больше и с каменным выражением лица угрожает ему, преподнося это скорее, как предупреждение. Мужчина сначала пытается возразить, но вжимает голову в плечи, стоит только Бэй Доу глянуть на него. Она ростом со среднестатистического мужчину, в плечах широкая, худощавая, жилистая. Дёрганая и грубая во всём, да ещё с таким низким прокуренным голосом… Она сильнее, он чувствует.
Путь от стойки администратора до номера в дорогом отеле занимает несколько долгих минут в лифте. Нин Гуан вжимается спиной в холодное зеркало, обхватывает крепкими ногами Бэй Доу за талию и соблазнительно откидывает голову вбок, подставляя шею. Бэй Доу знает это тело, знала, но реагирует оно всё по-прежнему. От поцелуев в шею Нин Гуан громко дышит, у неё дрожат пушистые реснички, и нежная кожа покрывается мурашками. Это очаровательно. Бэй Доу
любит это. У неё внизу живота всё приятно тянет, касания чужих рук и трение одежды доводит до головокружения, а упругие бёдра у талии и несколько плавных движений тазом вверх-вниз выбивают прокуренный хриплый стон из горла.
Перед выходом из лифта Бэй Доу смотрит на их отражение в зеркале и желает лишь скорее стащить это тонкое платье и вытрахать из Нин Гуан все силы. Её волосы, белые как первый снег, взъерошенные, прилипающие к лицу; покрасневшее нежное молодое лицо; блестящие, пьяные, слегка безумные глаза; распухшие губы; растрёпанный вид и блеск потной кожи, такая сексуальная, такой её Бэй Доу не видела.
Карточка скользит по сканеру, номер открывается и Нин Гуан рывком тянет Бэй Доу к себе, захлопывая ногой входную дверь. Они целуются и пробираются к большой кровати посреди номера. Там много подушек, мягкое одеяло и высокая спинка у изголовья. Бэй Доу быстро снимает с себя рубашку, на мгновение открывается от пьянящих губ и замечает, что в номере панорамное окно во всю стену. И вид на ночной мегаполис, горящий неоном и бело-жёлтыми огоньками фонарей. Небоскрёбы, вывески, здания и отражения Бэй Доу с Нин Гуан в отполированном стекле.
Как в кино.
Нин Гуан мажет языком по ложбинке на животе Бэй Доу, оттягивает ремень её джинсов и неуклюже пытается его расстегнуть дрожащими пальцами. Её кожа горячая, она горячая, Бэй Доу держит её за плечо и хочет валить и трахать, но ждёт, пока
её девочка справится с ремнём.
— Сделай мне хорошо, — хрипло шепчет Нин Гуан, оглаживая угловатые бока и зачатки пресса Бэй Доу, а после плавно тянет джинсы и бельё вниз, всматриваясь в темноту чужих глаз.
Нин Гуан резко ползёт по кровати до спинки и Бэй Доу на секунду думает, что вновь упускает её как дым сквозь пальцы, поэтому тянется следом, оглаживая горячие бёдра, нежно и осторожно, целует мягко в острое колено и смотрит из-под ресниц.
Нин Гуан улыбается, в полумраке номера видно, как изгибаются её мягкие губы. Красиво.
С ума сводит.
Лёгкое платье она стягивает с себя самостоятельно и Бэй Доу замирает, как мраморная статуя. С этой женщиной не существует тормозов.
Нин Гуан разводит ноги в стороны, упирается локтями в пушистые мягкие подушки, и, продолжая улыбаться хитро, смотрит глаза в глаза. Бэй Доу охает: возбуждённо и удивлённо. У неё вдруг руки начинают дрожать, словно перед ней —
сокровище.
Но разве это было не так?
Та, кто была далека так давно, к кому уже всё угасало и болело, вновь разожгла костёр в груди, воспламенила кровь, закружила голову и для пущей надёжности всем своим телом сказала: «На, бери. Это твоё.»
Кто Бэй Доу такая, чтобы отказаться от этого? Что может пойти не так?
Оковы, которые Бэй Доу послушно на себя надела, невидимой цепочкой тянутся к рукам Нин Гуан, и она дёргает за них. Бэй Доу гладит бёдра, колени, мягкий живот. Рассматривает, изучает, коротко думает, где хочет поцеловать дольше и грубее. Где укусить, сжать, облизать.
Решает — лучше везде.
— Ну же, иди сюда, — хрипло шепчет Нин Гуан, ножкой ведя по бедру и икре Бэй Доу. Той от прикосновения взорваться хочется.
Бэй Доу идёт. Она сопротивляться не может. Никогда не могла и будь она хоть сделана из самого крепкого материала на планете, не смогла бы устоять перед Нин Гуан.
На, бери.
Я твоя.
***
Бэй Доу тушит сигарету о ступеньку, бросает окурок в мусорку и зачёсывает непослушные волосы назад. Набирает номер квартиры, стоит нервно под подъездом и теребит ручку пакета, где покоится две бутылки крепкого виски. Ей коллеги в баре подарили на день рождения, а открыть повода не было.
Нашёлся.
До двенадцатого этажа Бэй Доу едет на лифте. Она подпирает стенку маленькой коробки плечом и смотрит перед собой. В голове пусто, кожа в некоторых местах — где алеют пятна — горит до сих пор, на губах вкус сигарет, лайма и её. Она чувствует себя сексуально удовлетворённой впервые за последние несколько лет, а ещё какой-то
поломанной, или что-то вроде того.
Больше поломанной, чем обычно. По-новому.
Квартира крайняя по коридору слева. Бэй Доу жмёт на звонок несколько раз и смотрит в пол. Сейчас будет…
Дверь открывается, в ноздри бьёт запах ментоловых сигарет, острой пиццы с двойным чили и терпкими духами.
На пороге — вытянувшаяся, смуглая девушка с проколами в ушах, крашеными прядями. Растянутую полосатую кофту и джинсовые шорты она носит ещё со времён старших классов, а милые мягкие тапочки с кроликами вообще сбивают с толку. Бэй Доу они нравятся, какая-то особая связь с детством, что ли.
— Я думала ты приедешь позже, — Синь Янь крутит прядку на пальчике. Такая очаровательная.
Бэй Доу приподнимает пакет с алкоголем и смотрит подруге в глаза. Та изначально показалась игривой немного, словно насмотрелась каких-то слащавых дорам и поймала романтическое настроение, но, когда тяжёлый взгляд Бэй Доу обрушивается на эти острые плечи, Синь Янь меняется в лице. Она выразительно поднимает бровь и отходит в сторону, впуская в свою маленькую студию подругу.
— Что произошло? — спешит узнать Синь Янь, пока Бэй Доу скидывает ботинки и куртку.
— Случилось какое-то дерьмо, — хрипит Бэй Доу.
— Скажи мне, когда у тебя не случалось дерьмо? Я что-то не припомню ни одного такого случая.
Бэй Доу раздражается немного, но Синь Янь, вообще-то, права. Ни дня без какой-то херни, из-за которой вздёрнуться хочется на своих же шнурках. Но тут случай особенный. Бэй Доу сама пока не поняла, какое именно это дерьмо и является ли вообще таковым.
Они проходят на кухню, где «дышит огнём» острая пицца с двойным чили. Бэй Доу не притронется к этой адской штуке даже за деньги, Синь Янь об этом знает, но всегда заказывает. Будто ждёт, что однажды Бэй Доу передумает и решит добровольно сжечь себе все внутренности.
Бутылки в пакете звенят. Потом звенят стаканы.
— Ты скажешь мне или так и будешь молчать?
Из холодильника появляется еда, которую Бэй Доу есть в состоянии. Но она просто хочет быстрее напиться и завалиться спать на любимом маленьком потрёпанном диванчике в этой квартире с видом на промрайон. Похмелье её ещё не отпустило, по крайней мере, так хочется думать, потому что так дерьмово может быть совсем не из-за текилы, а из-за той, кто эту текилу лила Бэй Доу в рот.
— Я спала с Нин Гуан.
Синь Янь хмыкает.
— Ну да, я знаю. Но зачем ты об этом сейчас вспомнила?
— Нет, — Бэй Доу падает на икеевский стул и роняет голову на руки. — Я спала с ней вчера, Синь Янь.
Синь Янь чуть не роняет тарелку на пол.
Бэй Доу следит за подругой через щёлку между пальцами и не знает, что сейчас будет. Её осудят? Отругают? Синь Янь взорвётся! Что? Она должна увидеть хоть что-нибудь, чтобы самой понять, как реагировать на свой собственный поступок.
И на то, что ранним утром свалила поскорее, даже не оставив записки. Хотя, может быть, это было самое логичное решение из всех.
— Ты… — Синь Янь подходит ближе. — Серьёзно сейчас? Ты трахала Нин, блять, Гуан? Которая правит без пяти минут этим городом?! У тебя всё с головой хорошо?
Справедливо.
С головой, очевидно, пиздец.
Бэй Доу трёт лицо снова. Вжимается в плечи и… хрен знает, что нужно сказать. Было бы лучше, если бы Синь Янь узнала обо всём раньше и съездила этой дуре по лицу чем-нибудь тяжёлым.
— Я… Мы…
— Срань господня! — Синь Янь швыряет полотенце в стенку и запускает пальцы в волосы. — Ты с ума сошла, Бэй Доу! Эти отношения почти убили тебя! Зачем ты лезешь в это вновь? Как вообще это произошло?
Как это произошло? Бэй Доу чуть тянет себя за волосы.
В наказание. Это она позвонила, предложила встретиться; это она сбежала в первый раз и добровольно пришла сама во второй. Будто собачонка упала на колени перед своей Богиней, позволила вновь нацепить на себя ошейник, а сейчас сидела скрюченная на хрупком стуле и ненавидела себя всеми фибрами души.
Пьяной всё было проще. Она отдалась моменту и поплыла по течению, точнее потянулась за поводком. В мире не было силы мощнее, чем влияние Нин Гуан на Бэй Доу. Она как наркотик, вкусный глоток вина, сигарета впервые за день.
Зависимость, которую даже сквозь года бросить невозможно. Но она ближе, роднее, приятнее всего остального. Даже воспоминание о том, как Нин Гуан нежно целовала Бэй Доу в машине греет душу и растекается теплом по венам, словно всё как раньше, дарит покой и умиротворение.
— Бэй Доу! — орёт Синь Янь и вырывает подругу из омута. — Расскажи мне всё.
Бэй Доу кивает в сторону бутылок. Пьяной Синь Янь она боится меньше. А сама станет более открытой, и, может быть, разревётся как маленькая девочка, после пары стаканчиков. Снова будет себя корить, бить по голове, потушит о руки пару сигарет и потом получит от Синь Янь. Впрочем, такое уже было.
Когда Нин Гуан исчезла из её жизни.
Теперь она появилась, и это, вроде, как подарок Небес, сюрприз Судьбы, но вместе с этим — кромешный пиздец.
***
Синь Янь с Бэй Доу не разговаривает. Они сидят на диване уже битый час, молчат и смотрят фигню по телеку. Синь Янь взбесилась, отругала Бэй Доу, обиделась на то, что её ни во что не посвятили и случилось то, что случилось. Бэй Доу понимала, что её подруга чувствует себя преданной и сама от этого хотела избить себя как можно сильнее, но… Если Синь Янь увидит хоть ещё один «тревожный звоночек» от Бэй Доу, точно возьмёт подругу за руку и поведёт к специалистам. Она уже много раз могла сделать это, но останавливалась. Потому что если Бэй Доу окажется в том кабинете, где врач копается в душе, то закончится это ещё хуже, чем эта интрижка с Нин Гуан.
Бэй Доу чувствует себя убогой.
Жалкой.
Трусливой идиоткой.
Которая цепляется за что-то эфемерное, тянется к мнимому свету и вот-вот вновь получит пощёчину. Не понятно только: от Нин Гуан или от здравого смысла.
Виски в крови приятно плещется, тело расслабляется, но мысли завариваются густой кашей и не дают дышать. Дышать как вчера. Как рядом с Нин Гуан.
Только рядом с ней Бэй Доу чувствует себя чуточку живее.
Они всегда были несвободны, но
живы.
И ничего не изменилось.
Синь Янь не понимает, что это такое. Она видит всё по-своему. И её нельзя в этом винить.
Экран телефона загорается. Бэй Доу дёргается от вибрации и не спеша открывает чат.
Это Нин Гуан. Короткое «Спасибо», будто Бэй Доу привезла ей пиццу, а не всю ночь страстно и нежно любила.
Бэй Доу смотрит на телефон несколько минут и тушит экран.
Обидно.
Вот она, пощёчина. Ею, блять, воспользовались. Душу излили, чтобы она повелась на чужую искренность, а потом…
Слёзы обжигают глаза и Бэй Доу близка к тому, чтобы расплакаться.
Синь Янь вдруг напрягается, щурит глаза и присматривается к телевизору. Бэй Доу сначала не обращает внимания, а потом роняет телефон из рук.
В новостях короткий видеоролик из дымного неонового клуба. И размытый силуэт в нежном белом платье, крепко, по-собственнически, обхваченный руками Бэй Доу.
Эта история повторяется снова.
