выходные

глеб вдыхает холодный воздух, пока стоит на пороге школы, и думаетдумаетдумает. слишком много думает. вчера он выкурил на пару с тёмой последнюю сигу с кнопкой, и на сегодняшнее утро ничего не осталось, поэтому голубин молча, прислонившись к мраморной колонне, смотрит вдаль. где все? рома уже не дает ему покурить, рома уже с олегом вадимовичем пьет чай, может даже обсуждает политику, а может, ебать этого сащеко в рот, целуется. рома уже не зовет глеба гулять, у ромы теперь «олежа». у ромы теперь первая любовь, а у глеба дыра в груди. ден уже не ходит в школу. ден пишет музыку, ден больше «не пьет, не курит, не глотает». астапов теперь правильный чел, перенявший на себя манеру ромы пиздеть о смерти, что видно в его стихах. крутых стихах, между прочим, но друга они не заменят. у дена теперь творчество, а у глеба еще большая дыра в груди. зияет и расширяется. глеб полагается отныне только на артема, любит по-своему и ценит его. лучший друг, опора, симпатия. голубин ждет, что тёма признается сам — «мол, так и так, глебыч, ты мне нравишься». но умом понимает, что артем не еблан, не гей, не ебаный «первый шаг». но конечно, артему нравится спать в одной кровати с глебом, нравится смотреть, как тот курит и иногда закашливается, вдохнув слишком много, нравится спорить с ним об обыденных вещах, вроде покупки алкоголя или месте прогулки. артему нравится глеб, а глебу артем. — давно ждешь? — улыбается последний, пихая друга в плечо. — я- блять, ну артем, сбил весь поток мыслей. — я задумался. нет, недавно пришел. думал, может рому встречу или хотя бы его парня. — у ромы парень есть что ли? — и, кажется, сердце артема пропустило удар. — да, он сам только недавно сказал, — глеб поджимает губы, демонстрируя свою неприязнь к недоверию, — в любом случае, я рад за него. — подожди, сащеко - гей? — это все, что тебя волнует? он тебе нравится или что? — хмурится голубин, сцепляя руки в замок, пристально смотрит на артема, пока тот отводит взгляд. — ну снова ты пытаешься меня байтить. сначала, что я ревную, потом, что мне нравится твой сащеко. дальше что будет? ты решишь, что я влюблен в олега вадимовича? и глеб заливается смехом, искренним таким, заливистым, от которого сгибается пополам. артем не поймет своей шутки, а глебу больно и смешно. — знаешь, кто ромин парень? — получив мах головой продолжает, — олег вадимович. — ты рофлишь что…блять, боже! он тоже, получается, гей, — артем в шоке или правильней сказать в конкретном ахуе. — так тебе не нравится рома? — что? — ну, я сначала думал, что вы больше, чем друзья, а после той хуйни я решил, что сащеко, ну хз, гетеро типа? потом ты сказал про его парня, я понял, что он гей и вы возможно…сука, глеб, останови меня, я несу хуйню. ты же не? — сделал ударение на последнем слове тёма, поднимая взгляд. до глеба все еще не дошел смысл сказанного, поэтому он тупо смотрел в пол. — что «не»? — ты не гей? — боже, что за вопросы, тём? — голубин проводит пальцами по волосам, пытается успокоиться, пока его сердце бешено отбивает 161 удар в минуту. он снова думает, размышляет, пытается сложить пазл воедино. но произносит лишь: — я тебе нравлюсь? — да. оба бледнеют до неузнаваемости, у глеба начинается мандраж, а у рук тёмы нехилый такой тремор. — глеб, ну понимаешь, всякая хуйня в жизни случается, у меня случился ты, у меня, блять, ну пойми, я ведь всегда честен с тобой, я не вру, я правда считаю тебя милым, хорошим, добрым, крутым, у тебя милое лицо, глаза, губы, ну ты…нахуй я все это говорю, останови меня, ебаный в рот! глеб, ответь хоть что-нибудь, пожалуйста, скажи, что ненавидишь или что я тебе тоже нравлюсь, набей мне ебало, боже не молчи! — артем почти срывается на крик, сжимает в кармане пустую пачку филипп морриса, другой закрывает рот, чтобы не продолжить свою прекрасно-ужасную тираду о чувствах. открывается железная школьная дверь, громко ударяясь о песочного цвета стену, и директриса грозно смотрит на замявшихся, до пизды испуганных подростков. — шатохин, и конечно же, голубин. в кабинет. невиданно, вы снова прогуливаете уроки! когда парни молча проходят мимо больших настенных часов, замечают, что с начала первого урока прошло более четверти часа. пятнадцать минут они говорили о чувствах? как влюбленные восьмиклассницы? идут до кабинета также, не обменявшись ни единым словом или жестом, так, словно не были знакомы никогда. голубин смотрит на свои руки, артем закусывает губу, вспоминая, что за еще пару прогулов его могут исключить. и это не первый из пары. но только усевшись в два кожаных кресла напротив стола директрисы, глеб наклоняется тёме, смущенно улыбаясь, и тихо шепчет: — ты мне тоже.