✨ Пиздатая Честность ✨

Ночью в поместье Блайтов не было слышно ничего. Лучи, отражаемые Луной, пробивались сквозь окна и немного освещали комнаты, которым повезло находиться на светлой стороне. Полудрём Блайт младшей нарушил очередной кошмар, который стал самым страшным в ее жизни. И подсознанию Эмити даже не нужно было ничего генерировать, весь сюжет кошмара являлся лишь повторением недавних событий. Луз снова и снова кричала "Нет" в ее сне, заставляя ведьму застыть в оцепенении и переживать это снова и снова. Боль в голове заставляла мятноволосую закрыть глаза в попытках утихомирить периодичные  пульсации, доставляющие золотоглазой ужасный дискомфорт. Голова болела из-за того, что даже когда слёзы Блайт закончились, она продолжала содрогаться всем телом в истерике. Самый ее страшный кошмар воплотился в жизнь. Эмити примерно понимала, какого это будет, но прочувствовав на себе, теперь она никогда не скажет Боше о том, что её нытьё по поводу того, что ее новый парень оказался идиотом, и пришлось его бросить, совершенно не заслуживает внимания. — Хах, сейчас мне так больно, а я думаю о Боше...— ведьма шептала это беззвучно, одними губами, немного улыбаясь. Нервный немой смех сорвался с ее губ. Блайт повернула голову направо, смотря на тёмное ночное небо, усыпанное звёздами. Луна такая красивая. Настолько, что умереть можно. . . . Тут ее взгляд упал на стоящий в самой дорогой вазе этого особняка букет. Букет из амариллисов*. В этом мире они были достаточно редкими, чем сразу же заинтересовали ведьму, когда она их увидела. И где Луз смогла их откопать? Она ведь буквально раскопала их под слоем снега. Да уж, этот человек не перестанет удивлять никогда. Так же именно эти цветы использовались раньше ведьмами для того, чтобы сварить зелья для скрепления дружеских или романтических отношений между двумя существами. А сейчас то, что тебе подарили больше 13 амариллисов буквально значит "Я никогда тебя не оставлю, наши судьбы сплетены навсегда". Так глупо. Носеда ведь не знала о том, что практически каждый подарок на Кипящих Островах имеет свое значение. А ведь их судьба могла бы кардинально измениться, если бы... Хватит об этом думать, она не знала и не нарвала бы этих цветов, ясно? В груди золотоглазой сильно кольнуло. Боль в груди давала о себе знать не меньше, чем головная. Только вот физическую боль можно было унять одной таблеткой, а моральную ... Эмити положила руку на сердце, прислушиваясь к своему сердцебиению и полностью расслабляясь. Это не так и больно. Блайты и не такое выдерживали. Она же Блайт. Она должна это все выдержать без единого дрогнувшего мускула на лице. Ей все равно. Сказав себе это, она, не желая смотреть на спящую на ковре девушку, поднялась с кровати и тихими шагами вышла из комнаты. Босым ногам мгновенно стало холодно блуждать по промёрзшим мраморным коридорам, а глазам было непривычно от кромешной тьмы. Ведьма закусила губу так сильно, что на губах начали скапливаться небольшие капельки крови, и медленно двинулась вперёд. Она всё шла и шла, всё больше боясь того, что какой-нибудь страшный монстр из ее снов сейчас напрыгнет на нее из-за угла, и она больше не проснётся, больше не увидит того, как жизнь семьи Блайт налаживается, не посмеётся про себя над шуткой близнецов, отчитывая их за нее же, не наденет брошь лучшей ученицы Хексайда, не станет частью Императорского ковена, не увидит своих друзей. Эти мысли сжирали ее. Обычно Блайт могла спокойно угомонить их и остановить этот бушующий поток, но сегодня... Сегодня ее состояние не давало ей блокировать свои мысли, свои эмоции, свои чувства, и это убивало мятноволосую. Она остановилась около двери на кухню, сильно зажмурилась, и затем выдохнула всё напряжение. Вроде, помогает. Открыв дверь и неспешно захлопнув ее, Блайт прошла прямо до ящика с медикаментами. Вымотанная ведьма, медленно шагая, ощущала стопами каждую песчинку, которая волшебным образом попала на идеальный пол Блайтов. Она поднялась на носочки, выгибая всю линию спины, в попытке достать до шкафчика наверху. Как будто от того, что мятноволосая сейчас выпрямится, ее рост увеличится сантиметров на 15-20, и она спокойно достанет до ручки ненавистного ею шкафчика. В этот момент девушка уже проклинала то шкаф, то свой рост, что-то бурча себе под нос и понимая, что слов для того, чтобы что-то хорошенько проклясть, она не знает. Наконец закончив сопротивляться, золотоглазая повернулась на 180° и взяла стоящую за ней табуретку, оказавшуюся как раз кстати. Поставив своеобразную опору, Эмити встала на нее, придерживаясь за столешницу, чтобы не упасть. Проведя все эти махинации, она все же открыла шкафчик и начала искать стоящее на самом видном месте зелье от головной боли. Пытаясь вглядеться в темноте в бумажки с текстом, говорящем о предназначении той или иной жидкости, Эмити вдруг останавливает свою руку, резво ищущую заветный бутылёк. Вдруг Блайт полностью замирает в той позе, в которой только что стояла на не очень устойчивой табуретке, расслабляет руку и закусывает губу, думая над чем-то. Глаза ведьмы немного приоткрылись и она, забыв про истинное назначение ее визита на кухню, опустилась на пол, открывая шкафчик снизу. На этот раз ей было не важно, что за бутылёк она возьмёт. В принципе, это уже совершенно не важно. Она хватает первую попавшуюся жидкость алого цвета, что выглядела так, будто рубины расплавили и залили в эту немаленькую стеклянную ёмкость. "Здесь точно есть 400 мл", — подумала Блайт, открывая чуть дрожащей рукой скорее всего очень дорогой напиток. Ещё не потеряв самообладание и чувство гордости, ведьма подошла к стойке бара и взяла красивый стеклянный бокал. В жизни Блайт все должно быть "красиво", даже отчаяние, которое Эмити теперь будет получать порциями каждый день, видя доминикано-американку. Выгнать ее за отказ? Так глупо и по-детски. Блайт выдержит, Блайты всегда выдерживали. Слёзы невольно катятся из глаз мятноволосой, она постоянно повторяет себе это, внушая то, что она сильная, что ей не больно, что она может выдержать что угодно. Такая наглая ложь не только для других, но и для себя. Ведьма все понимает и поэтому сейчас она берёт бокал и наливает в него алую, поблескивающую от света Луны, жидкость, невольно принюхивается и описывает у себя в голове этот запах. "Сухой, немного сладкий, но очень пряный**", — описание запаха жидкости всего шестью словами полностью устраивало девушку, она ведь не нюхать его собралась. Эмити медленно провела пальцем по краю бокала, обводя его стенки и рисуя круг, наслаждаясь тому, как выглядит эта картина при лунном свете. Но чуть задумавшись, нахмурилась и остановилась. Опуская руку вниз вертикально по стенкам бокала, она взяла его в руку и поднесла к опухшим от постоянных покусываний губам, пробуя немного жидкости на вкус. Он ее удовлетворил и золотоглазая, не отрывая бокала от губ, сделала ещё два глотка. Немного помедлив, она залпом допила все, что налила в бокал. Затем ведьма, держа в левой руке бокал, схватила бутылёк и с жадностью выпила всю оставшуюся жидкость. Что она говорила про гордость и самообладание? Уже плевать, честно. Девушка посмотрела своими блестящими глазами на бокал в руке. Момент. Звук битого стекла. Кровь. Мятноволосая ещё больше сдавила остатки несчастного бокала в руке, а он в свою очередь, впиваясь в руку хозяйки, заставлял тонкие струйки ещё более алой и густой жидкости течь по белой руке, затем капая на столешницу. Блайт младшая с выдохом подняла голову и закрыла глаза, пока все бо́льшая лужа Блайтовской крови образовывалась под ее дрожащей рукой. Она наконец раскрыла ладонь, давая бо́льшей части осколков упасть прямо в алое пятно, и посмотрела на руку. То, что она увидела, описывать совсем не хотелось. Вдруг в конце коридора, по которому Блайт младшая дошла до злосчастной кухни, послышались быстрые шаги. По шагам Эмити уже давно умела различать всех членов ее семьи, играя с собой не некую "Угадайку". И сейчас... Это не отец. Это не Эдрик и не Эмира. Стука каблуков нет, это не один из слуг. Это... Сразу же захотелось спрятаться куда подальше: залезть под барную стойку, спрятаться за стулом, убежать, исчезнуть, провалиться, что угодно, лишь бы не видеть её. Но Эмити осталась сидеть на том же стуле, лишь немного опустив голову, чтобы ее лица не было видно. Шаги ещё больше ускорились, Эмити не заметила, но это были даже не шаги, кто-то бежал к ней. И она уже знала, кто. Карие глаза сверкнули в темноте, и доминикано-американка показалась в проёме арки. Ее глаза округлились сначала от того, что ведьма какого-то чёрта сидит на кухне в три часа ночи, но подойдя ближе, она видит осколки, под ними алое пятно, больше и больше растекающееся и уже падающее на пол, образованное кровью Эмити. Луз сразу же поняла, что случилось и подбежала к девушке, хватая ее руку и осматривая ее. Она уже начала кричать шёпотом: — Эмити, tu madre***, что ты делаешь? Я услышала звук стекла и уже думала, что у вас завелись крысы, а тут ты, Эмити! — до этого ведьма даже не слушала, что там шепчет человек, лишь когда она начала называть её имя, мятноволосая будто очнулась и заплакала. Крупные слёзы катились по белым щекам, падая на ту же столешницу, что и кровь. Ее лицо и так было красным, но сейчас оно выглядело даже хуже, чем пару минут назад, пока доминиканки тут не было. Блайт, даже не смотря на человека, оттолкнула ее второй здоровой рукой, будто говоря "Мне не нужна помощь". Носеда застыла, но быстро смекнула, что ей нужно делать. Она знала про тактильность младшей Блайт, знала про то, как Эмити ее любит, знала, что была для ведьмы наркотиком. И она воспользовалась этим. Прижав к себе аквамариновую макушку, она нежно гладила Эмити по спине, шепча что-то неразборчивое, словно с ребёнком. Кареглазая чувствовала то, что сейчас Блайт не в состоянии помочь себе, ведь она, скорее всего, даже дойти до собственной комнаты не сможет. Качаясь вперёд-назад с ведьмой, Луз уже продумывала план их "эвакуации" с места преступления. Она поцеловала Блайт в макушку и та полностью обмякла в её объятьях. Сразу же заприметив на стене около места происшествия аптечку, Носеда медленно разорвала объятья и подошла к ней, проверяя на наличие банальных бинтов и перекиси. Было бы странно, если бы ни того, ни другого не оказалось в ней, ведь скорее всего персонал каждый день наносит себе небольшие увечья во время работы. Включив бра, Луз со всем снаряжением подошла к немо смотрящей на нее стеклянными глазами ведьме. Мятноволосая покорно дала осмотреть свою руку и вынуть из нее все ещё торчащие осколки. Затем, намочив бинт, доминикано-американка прошлась по всей поверхности ладони перекисью, иногда дуя на достаточно глубокие раны, когда ведьма шипела и опускала уши. Сейчас она была маленьким ребенком и нуждалась в ласке и защите со стороны кого угодно, и этим "кем угодно" оказалась Носеда. Настоящая Эмити проявилась, и она была такой же прекрасной, как и обычная Эмити. Луз открылись и это несомненно грело душу, но сейчас не время, и темноволосая понимала это, как и понимала, что она обязана быть серьезной, когда это нужно. Полностью обработав рану ведьмы, человеку не оставалось ничего, кроме того, чтобы выкинуть осколки бокала в мусоропровод, находящийся как раз под рукой. Она аккуратно собрала всё и выкинула. Осталось только большое кровавое пятно на столешнице и на полу, а также лежащая на одной руке Эмити, пытающаяся не отрубиться. . . . И у ведьмы не получилось, она уже спала крепким сном, когда Луз нашла тряпку и вытерла все последствия этой ночи. Тут кареглазая заметила бутылку, все это время стоящую рядом с Эмити. Девушка не хотела читать то, что там написано, ведь сама все понимала, и бутылёк полетел сразу же за осколками. Поняв, что сама Блайт не дойдет до комнаты, Носеда вздохнула и медленно взяла на руки обмякшее тело ведьмы, пытаясь сделать её бесплатный проезд от кухни до собственной комнаты как можно комфортней. Эмити была на удивление лёгкой, это Носеда заметила ещё во время игры с Бошей, когда золотоглазая повредила голень, не уж то она вообще не ест ничего? Вроде, ест, сегодня за трапезой, как понимала доминикано-американка, Блайт съела свой обычный ужин. Фигура ведьмы не напоминала скелет, но и не была похожа на полностью здоровую. Носеде оставалось только гадать, как мятноволосая себя чувствует, и все ли у нее хорошо. Сейчас ей точно было хорошо, она сладко спала на руках любимого человека, несущего ее в свои хоромы. Открыв ногой дверь, Луз сразу же положила ведьму на кровать, дверь сама захлопнулась за девушками. Уже собираясь отходить от сопящей Эмити, Носеда гадала, где же ей спать, ведь ведьма не сказала ничего по поводу места ее обитания. Рука доминикано-американки выскальзывает из руки младшей Блайт, и Луз уже собирается лечь на большой ковёр, дабы никого не будить, но тут белые пальчики мятноволосой крепко хватают тёплую ладонь человека, голова Носеды поворачивается. Сквозь немного приоткрытые веки, на темноволосую смотрели два янтарно-жёлтых глаз, молящих, чтобы девушка осталась. "Смирившись" со своей участью, Носеда легла на край не такой уж и маленькой кровати ведьмы. Две руки сразу же обхватили талию доминикано-американки и расслабились. Носеда медленно обвела взглядом лицо ведьмы, наслаждаясь каждой секундой, проведенной рядом с Эмити, и закрыла глаза. . . .