✨ Пиздатая Честность ✨

— Геральд, О мой Титан, купи уже нам нормальные ковры! Это  морозное утро выдалось достаточно весёлым для всех пребывающих в загородном  поместье Блайт, кроме Эмити, сидящей в красном ковре посередине огромного коридора. Но начнём с начала. . . . Солнце уже настойчиво пробиралось сквозь тонкие шторы, совсем не имеющие смысла и не спасающие ни от солнца, ни от папарацци. Именно, третий этаж и папарацци. Даже Эмити иногда задавалась вопросом, почему же все жилые комнаты их огромных домов находятся минимум на третьем этаже и все они разбросаны по нему. Она была безусловно рада, что близнецы не смогут, если что, разбудить ее ночью, но всегда с их ролью отлично справлялось солнце уже под утро, заставляя ведьму задаваться вопросом:"Как его выключить?". И недавно Эмити на собственной шкуре узнала, почему же минимум третий этаж. Все это из-за папарацци. Последние настолько в последнее время сходят с ума, что после сильного скандала, связанного с компанией Блайтов, они ночью залезли под окно младшей Блайт и стучали в него, пытаясь узнать её мнение по поводу перспектив кампании. По крайней мере, именно это они кричали, пытаясь достучаться до ведьмы, сидящей в углу своей комнаты и уже читающей заклинание по изгнанию демонов в области нескольких километров. Именно после этого страх высоты у мятноволосой пропал практически бесследно. Холодный воздух пробивался сквозь маленькую щель в не полностью закрытом окне и холодил всю комнату золотоглазой. Табун мурашек пронёсся по всему ее телу, заставляя вздрагивать и трястись от холода. У ведьмы началась небольшая трясучка, которая и заставила Эмити открыть большие янтарно-золотые глаза, оглядываясь вокруг. Повернув голову налево, девушка увидела лишь холодную пустоту. От места давно перестало веять теплом, согревающим тело и душу. Луз ушла. Блайт сглотнула ком в горле от осознания своего хронического одиночества, и поняла, что ее голова чертовски болит, она буквально готова расколоться на две части, и Эмити уверена, что если кто-то или что-то ей не поможет, то скоро она сможет подарить человеку не только свое сердце, но и половину своей трещащей по швам головы. Боясь сделать хоть малейшее движение, ведьма с надеждой посмотрела на маленькую прикроватную тумбу, на которой к ее огромному счастью стоял стакан воды, кусок бумажки и непонятный маленький... Кружок? Что это вообще? Думать сил не было, и поэтому мятноволосая одной кистью взяла клочок бумаги, на котором было написано неровным, очень округлым почерком человека:"Доброе утро, Эмити! То, что лежит рядом со стаканом называется "таблетка". Это была моя последняя! Надеюсь, она тебе поможет. Луз. Кстати, не делай так больше! Теперь точно пока. Луз". Обычно ведьма бы усмехнулась таким запискам, но сейчас слишком многие факторы мешали ей сделать это. И одним из них была болящая голова, которая, на удивление ведьмы, прошла минут через 10 после стакана воды и "таблетки". Все это время мысли ведьмы занимала доминикано-американка, вчера так отвратно отказавшая ей, но буквально спасшая ее от гнева отца, который никогда не пил и не собирался. Алкоголь в доме Блайтов был только для гостей и любившей иногда подвыпить Одалии. Именно поэтому Эмити ночью даже не задумалась о том, что кто-то заметит отсутствие очень дорогого и крепкого алкоголя. Перевязанная рука младшей Блайт лежала на месте человека, который должен был вчера ее поддержать, но в итоге грубо разбил ее окончательно, сначала давая надежду, потом жестоко отбирая ее, делая всевозможные шаги вперёд, но на деле отталкивая, потом заботясь и снова разбивая вдребезги всё, о чём могла мечтать Блайт. Что все это значит? Эта неопределённость то злила, то пугала ведьму, так как практически все действия кареглазой делали ей ужасно больно. Вчера она призналась в любви. И вчера ее отвергли. Больно, это очень больно, намного больнее, чем Эмити себе представляла, невыносимо. Мятноволосая, смотрящая до этого момента стеклянными глазами на свою перемотанную руку, зажмурилась, унимая подступавшие слёзы, и закрыла лицо руками, сворачиваясь калачиком и начиная тихонько всхлипывать. Только так она позволяла себе иногда выражать свои эмоции. Голова вновь начинала болеть, но ведьме уже давно стало все равно. Её руки сильно сжимали подушку, буквально впиваясь в нее, а слёзы, текущие из золотых глаз, быстро делали мокрым ее одеяло, в которое она уткнулась всем лицом, стараясь как можно тише справляться с небывалым отчаяньем. —  Варежка, есть иди! — Эмира крикнула это, пробегая мимо комнаты мятноволосой и прыжками удаляясь от двери "Эмити или Варежки;)". Вздрогнув от внезапного крика, Эмити вслушалась в звуки за дверью. Было тихо. Слёзы перестали литься из глаз ведьмы, и она, собравшись, встала с белоснежной кровати, быстро надевая тапочки, и вышла из своего пристанища, перед этим проверив, не видно ли признаков плача на ее лице. Наверное, Луз больше не хочет меня видеть. Зачем ей подруга, которая влюблена в нее, ведь так? Она просто не хочет обижать меня. Даже сейчас заботится. Но она буквально сбежала от тебя, Эми, ты ей настолько неприятна? Нет же, это не так, наверное? Ведь не так? Не так...? Она ушла, ничего не сказав, как отреагирует мой отец на то, что она убежала? А я в мятой одежде... Так ведь не принято... Это не важно, я чувствую себя отвратительно, но чего ещё я могла ожидать? Чего она ожидала? Я просто хочу уснуть и не проснуться. И поесть, сейчас я хочу поесть... Мысли Эмити прервали голоса, что-то бурно обсуждающие в трапезной. Что? . . . Вдруг прямо на Эмити переводит взгляд та, что сбежала от нее этой ночью. Сейчас она смотрит на нее. Блайт ничего не понимает и поэтому идёт быстрее. Бам! Красный дорогой ковёр скользит, а вместе с ним скользит и Эмити, падая прямо на пятую точку. Её тапок в виде белоснежного зайчика слетает и падает прямо на уровне плеча мятноволосой, а метр конца ковра накрывает её. Блайт быстро садится, желая понять, правда это или "таблетки" вызывают галлюцинации. И это оказалось правдой. Карие глаза смотрели прямо на нее с тревогой. — Геральд, О мой Титан, купи уже нам нормальные ковры! — голос отца громко звенит в голове, разливаясь по всем ближайшим коридорам. — И помоги Эмити встать! Мятноволосой совсем плевать на то, что сейчас она сидит на полу рядом со слетевшим с ее ноги тапком, накрытая красным ковром. Сейчас она смотрит только в глаза человеку. В карие глаза, опьяняющие ее словно пятизвёздочный коньяк и заставляющий ее краснеть, как маленькую девочку. Несколько слуг торопливо помогают ведьме встать с пола и убрать ковёр, извиняясь. Блайт надевает свой тапочек и медленными шагами доходит последний метр перед лицом своей любви, сидящей прямо в нескольких метрах от нее. Близнецы смеются, перешёптываясь между собой, отец решает проблемы с ненавистным ковром. И только взгляд темных глаз прикован к ней. Они смотрят друг на друга словно зачарованные. Ни один мускул на лице ведьмы не дрогнул, она совершенно точно была уверена, что Луз ушла, улетела, убежала прошлой ночью, подальше от нее, не желая видеть эту белую кожу, худощавую фигуру, испорченные зелёные волосы, жёлтые глаза, не самый лучший стиль, она должна была убежать от всего этого. Но прямо сейчас доминикано-американка сидит перед ней, смотря прямо в глаза Эмити. Ведьма плюхается на стул, Аладор осматривает дочь и молчит, близнецы, замечая молчание отца, тоже замолкают. Невыносимая тишина, которая переливается фразой: — Милая, тебе стоило переодеться, в этой одежде спать совершенно неудобно. Я предлагаю нам, — он осмотрел всех членов его семьи. — не наряжаться по случаям приёма пищи, больше в этом нет нужды. Он попытался сгладить отношение к "помятому" внешнему виду дочери. Близнецы явно его поддержали и поэтому неловкости не было. Точнее, она была, но не чувствовалась никому: ни прислуге, ни Аладору, ни Близнецам, ни даже вечно недовольному Геральду. Никому, кроме Луз и Эмити, все ещё смотрящих друг на друга. Прислуга, громко топая своими каблучками, приносит еду и взгляд приходится оторвать, чтобы осмотреть блюдо, которое принесли. Решая, что пялиться на подругу было бы ужасной идеей, мятноволосая утыкается в "крайне интересное" изучение содержимого своей тарелки. Даже чувствуя пристальный взгляд любимых карих глаз, Эмити решает не поднимать взгляд и не отвечать на такой смущающий жест со стороны человека. Вся семья ест. Идиллия. Тихая и непривычная идиллия. . . .