Фрегат

      — Мой выбор очевиден, — сказала Вера, крутя пальцами кончик светлой косички. — Я хочу делать проект на соцгуме*. На этот раз на ней была серая футболка с большими песочными часами и надписью «Боль будет завтра, а пока…». Говорящая надпись, судя по Вериному настрою. Они сидели в дальней коморке мучительской: учитель Павел, Азамат — классный руководитель — и Вера. Если бы кто-нибудь посторонний собрался взять что-то с одной из полок, занимавших всю стену над компьютерными столами, ему пришлось бы взлететь. — Так, понятно, — произнёс Азамат после некоторого раздумья. — И что же это за проект? — Я пишу роман, — ответила Вера и смело взглянула в чёрные глаза Азамата. Однако тут же смутилась и потупилась. — А ты знаешь вообще, какие бываю проекты? Я сейчас не посмеяться над тобой хочу — просто разъяснить ситуацию. Возможно, такое твоё решение просто вызвано непониманием. Азамат говорил размеренно, слегка растягивая слова, на ходу классифицируя, завлекая собеседника в сети своей логики. Павел молча слушал. — Вера, давай разберёмся. Есть разные типы проектов. Учебные — они нужны, чтобы, выполняя их, человек чему-то научился, освоил какие-то навыки. Научно-исследовательские. Это проекты с гипотезой, часто с экспериментом. Гипотеза подтверждается или нет, делается вывод. Есть проекты, выполняющие заказ кого-то из препов или кафедры, — под определённые пакеты* или программы. Есть проекты, так сказать, энциклопедические. Их цель — собрать все необходимые данные по какой-то теме. Например, всё о мореплавании в Древнем мире. Так вот, я не понимаю, КАКОЙ у тебя проект. Вера покусала нижнюю губу, несколько раз больно дёрнула кончик косички, робко, с надеждой взглянула на учителя Павла, потом — смело в глаза Азамата. — А разве не может быть творческого проекта? Разве все должны быть такими… — Какими, Вера? — спросил Азамат. Он явно силился понять, что происходит, но уже терял терпение. — Скучными? — поддержал Павел, и Вера воспряла духом, но глядя на Азамата тут же увяла. Азамат осуждающе посмотрел на Павла, его чёрные брови удивлённо поднялись двумя изогнутыми луками, собирающимися выпустить стрелы, лоб заволнился морщинками. — Не то чтобы скучными, — стала торопливо объяснять Вера. — Я понимаю, это всё очень нужно. И полезно. И помогает в самоопределении, как ты нам и говорил, Азамат. Но разве творчество — это не тоже самоопределение? — Ну хорошо, — Азамат всё ещё пытался разобраться. — Любой проект должен быть смарт, ты понимаешь это? Вера кивнула, но Азамат продолжал разъяснять, очевидно, больше для учителя Павла. — Измеримым, достижимым, ограниченным во времени. Разве это возможно, когда пишешь роман, Паша? — Практически недостижимо, — сказал учитель Павел. — Мало кто может такого добиться. И не с первого раза. Я не говорю о советских временах, конечно, когда члены Союза писателей кропали свои романы на заказ в санаториях. Я говорю об истинном творчестве, основанном на вдохновении. — Но вы же с Соней говорили, что такое возможно! В газете, как Чарльз Диккенс, — с чувством произнесла Вера. — Паша? — недоумённо спросил Азамат. О, небо! Учитель Павел начал догадываться о страшной ошибке, которая произошла и уже влияла на судьбы. Общий тезаурус, как же! Скорее проблемы с локуцией и искажением в перлокуции*. Старик Декарт говорил, что невозможно достичь понимания, если предварительно не договориться о терминах. А если это вообще невозможно, как написал в своём эссе один парень из 10Е? Отсюда и перманентное непонимание в масштабе всего человечества. Люди НИКОГДА не поймут друг друга. Вера, Вера! Что мы наделали? — Паша? — повторил Азамат. — Мы с Соней действительно предложили Вере творческий проект в рамках газеты: она в течение года пишет и публикует свой роман, а мы, я, наверное, прежде всего, помогаем в редакторском и литературоведческом плане. Хотели, чтобы всё было как в жизни. Чтобы Вера поняла, стоит ли входить в эти воды. Ну, и наша идеология максимума: взялся за роман — доведи его до финала. И сделай хорошо. Во всяком случае я это так понимаю. Азамат закрыл лицо руками и стал тереть ладонями, как бы пытаясь проснуться. Красивые длинные тонкие пальцы, поросшие чёрным волосом, изящные запястья, коричневый свитер, по последней моде изрешечённый дырками. Павел снова поймал себя на мысли, что Азамат похож на Нео, и это ему нравится. — Катя знает? — спросил, очнувшись, Азамат. — Пока нет, — ответила Вера. — То есть руководитель соцгума не знает, что у него намечается проект, при этом скоро конец второй сессии. Ну и кашу вы заварили! — Ещё есть три недели, — робко парировала Вера. — А общая защита только в декабре. — В декабре! — воскликнул Азамат. — Ты серьёзно? Ты выдашь конечный продукт к декабрю? Ты знаешь вообще, сколько пишут романы? Паша, ты ей говорил? Учитель Павел заёрзал на своём стуле. В дверь постучали, и тут же в каморку заглянул Вася из шестого класса, бестолково мотая кудрявой головой. — Привет, Азамат! Привет, Паша! Вы Алекса не видели? — Нет! — рявкнул Азамат. — Закрой дверь! Вася тут же ретировался, но из-за двери послышалось недовольное «что там происходит?», «мне только листок отксерить!», «так что, Алекса и там нет?». Азамат сделал знак своими чёрными бровями, Павел мгновенно сообразил, что делать (в пику Декарту, невозможности понимания и искажённой перлокуции), и накинул крючок, который Гена смастерил из длинного гвоздя на петельку того же материала. Хорошо, что Гена нашёл время и приладил этот нехитрый механизм по многочисленным заявкам трудящихся, которые переодевались в каморке перед ролевыми играми. Теперь Азамат говорил быстро. Вера, уставшая сидеть, засунула ладошки под бёдра. — Романы пишутся по несколько лет. Так делал Толстой, когда создавал «Войну и мир», простите за банальный пример. И то же было у Пастернака с «Доктором Живаго». Но Вера не сдавалась. — А Чарльз Диккенс сочинял быстро, и как раз для журналов. И все современные писатели работают очень быстро. Чак Паланик. Чуть не за один вечер. — Паланик! — возопил Азамат и едко добавил. — За один вечер. — Это гипербола, — пояснила Вера. — Ну конечно, гипербола. А мне, Паша, это всё напоминает литоту. На короткое время воцарилась тишина. Затем Азамат сказал: — Я вижу, что мы уже идём по второму кругу. Предлагаю закончить. Вера и учитель Павел взглянули друг на друга и с явным облегчением потянулись. Хрустнули затёкшие косточки. — Но это не весь вопрос, — жёстко прервал их намерение уйти Азамат. — Вера, что с учёбой? Как я понимаю, ты всё ещё в кабале? — Да. Осталась алгебра с прошлого года. И геометрия — пятая сессия. И ещё химия на пересдаче. И физика. — То есть всё, — подытожил Азамат. — Получается, так. — Я поднимаю этот вопрос на педсовет, — сказал Азамат. — Ты ждёшь решения и в срочном порядке закрываешь хвосты. На время кабалы все внутренние кружки отменяются. Газета — это внутренний кружок. — Но вы не можете запретить мне творить! — упрямо воскликнула Вера. — Не можем, но на данном этапе надо уточнить все механизмы вытягивания учёбы. Вытягивание — это главное, Вера. Было очевидно, что Вера собирается и дальше возражать, но учитель Павел дал ей умоляющий знак глазами, и она, к счастью, послушалась. Собрала дрожащими руками дневник, блочную тетрадь, пенал, наушники и встала. Боль будет раньше, чем завтра. Сегодня понедельник — еженедельный педсовет. — Дневник оставь, — резко бросил Азамат. — Свободна. А вас, учитель Павел, я попрошу остаться. Так и случилось. Когда Вера вышла и крючок, несмотря на протесты человечьей мелюзги из 6Е, был снова накинут на петельку, Азамат с горечью произнёс: — Ну и кашу вы с Соней заварили. Ты это понимаешь? — Понимаю и готов ответить. — Сегодня персоналки. Гриц придёт, будет больно. — Ясно. — Всё это так неправильно, Паша, — продолжил Азамат. — Все эти романы, творчество в Верином понимании — это не для нашей школы. С другой стороны, сильная девочка, работает, как танк. И она из лидеров. На неё ориентируются слабые. А сейчас она в учёбе опускается на дно. И тянет за собой весь класс. И не хочет этого понимать. А вы с Соней ей подпеваете. Это не наезд, Паша, пойми. Хотя, может, и наезд. Хочу на вас с Соней наехать. Это же мой класс! Сколько я с ними возился, с этой идеологией максимума, с этим самоопределением. Вы не знаете, вас там не было, в этих лагерях, на этих зимолях с сопливыми детишками, которые даже наволочку на подушку надеть не умеют. А в восьмом они по-настоящему расцветают, становятся действительно классными, начинают плодоносить. И тут приходите вы с Соней — такие творческие, такие свободные, вдохновенные. Вскружили девчонке голову своим инспирэйшном! — Я устал, Зяма, — признался Павел. — Уже ничего не соображаю. — Ладно, — смягчился Азамат. — Прости, если резко. Хотя нет, я этого хотел. — Пойдём покурим? — добавил он полушёпотом, чтобы малыши за дверью не услышали. — Я завязал. — Прости, Паш, забыл. А мне надо. После такого разговора. И перед педсоветом. — Береги здоровье, — сказал Павел. — Хочешь, чтобы я жил и доставал тебя вечно? — улыбнулся Азамат и распахнул дверь. Тут же в каморку ворвались раскрасневшиеся от томительного ожидания шестиклассники. За ними маячила Лена с возмущённым лицом (она не любила, когда запирались в каморке во время дежурства по буфету после третьей пары: дежурные успевали сбежать, а грязь и мусор оставались в тесном помещении до следующего, в лучшем случае, дня). — Дети, дайте преподавателям выйти! — громко сказала Лена. Шестаки потеснились, выпуская Азамата и Павла. В коридоре к ним подошёл Гена и попытался вручить сделанные малышами отработки. — Не сейчас, — отмахнулся Азамат и, выбежав на лестницу, устремился вниз, ловко скользя мимо поднимающихся детей и взрослых.