Любовь моя...

Ссадины, кровоподтёки и бесчисленные синяки ложились на тело Сары как родные. Она наизусть знала что делать при глубоких ранах, ножевых и пулевых ранениях, сломанных конечностях — издержки профессии. Но помимо этого, в памяти навсегда остались подробные инструкции при лечении царапин и синяков. То, что должно быть спрятано от нежелательных взглядов, будет спрятано глубоко и навсегда. Сара не чувствовала ненависти к своей фамилии, но когда к ней обращались со строгим «Кудзё», реагировала не сразу. Ей всегда казалось, что личность под этой фамилией чужая, совершенно не олицетворяющая ту маленькую и беззащитную девочку, омытую уличным дождём. С каждым новым днём в новой семье Сару будто насильно выворачивали наизнанку, переписывая её поведение и мысли. Игнорировали просьбы и слёзы, за каждое выражение эмоций жестоко наказывали. Неужели оно того стоило? Детство. Услышав это слово, люди обычно тепло улыбались, а их глаза застилала пелена ностальгии. Клочки бессвязных воспоминаний срастались в ощущение счастья — это чётко было видно по их лицам. Сара всегда недоумевала почему. Всё что осталось из ранней памяти девушки — тяжёлый запах хвойного леса и леденящий воздух. Биологические родители не утрудились даже пристроить её в приют, безжалостно выбросив на улицу. Какое-то время девочка шаталась с мелкими беспризорниками, а потом набрела на территорию шикарного особняка, где её нашла жалостливая служанка. Долго скрывать малышку не получилось, однако близкий друг главы семейства Кудзё, и по совместительству отец Вельзевул, увидел в ней большое будущее. Его слова были всего лишь пьяным бредом, но тем не менее в то же мгновение он вручил Такаюки Кудзё внушительную сумму, взяв с того обещание потом отдать девчонку к нему на службу. До выполнения сделки он так и не дожил. Сара росла с чётким осознанием того, что отрабатывает долг за сохранённую жизнь — «родители» постарались, чтобы она запомнила это навсегда. Упорно занималась, делая завидные успехи, в особенности в боевых исскуствах. С ранних лет подсознательная ненависть к миру девушки находила выход в резких, но точных ударах по манекену или сопернику. Привычка вымещать злобу в тренировках осталась и по сей день. Её детская сущность тянулась к сверстникам, жаждала общения и понимания, но за любые попытки завести знакомства приходилось платить слезами и ссадинами, оставленными «родителями». В конечном итоге проявление чувств тоже стало табу, ведь для солдата это главная слабость, и Сара решила добиться свободы другим способом. Она направила все свои силы в работу — многие завидовали её упорству, и в конечном итоге дослужилась до офицерского звания в возрасте двадцати четырёх лет. Конечно, связи приёмных родителей, для которых в какой-то момент стало невероятно выгодно быть её родственниками, тоже повлияли на скорость получения чина. Однако надолго в армии Кудзё не осталась — к тому времени Вельзевул успела заменить отца на тяжёлом посту главаря мафии и пожелала нанять Сару под своё командование. Естественно, речь шла о больших деньгах, и мнением девушки всё ещё никто не интересовался. Сара прекрасно замечала леденящий ветер, бесцеремонно проникающий под расстёгнутую ветровку, но кроме сильно сжатых зубов ничто не указывало на её недовольство. Ей нравилось ощущать отрезвляющий холод, обжигающий до приятной боли. Она часто приходила сюда, на крышу, намеренно подставляя спину жестокому ветру. Он помогал утихомирить мысли и вырывающиеся наружу эмоции, одичавшие за крепкими замками. Здесь Сара могла отдохнуть от противоречий и разочарований, отдаться лёгкой меланхолии и понаблюдать за городом. К своему неудовлетворению, слишком часто её стало тянуть к новому месту обитания приторно-розовой девушки, которая столь внезапно появилась в жизни Вельзевул. Сёгун стала слишком рассеянной с её появлением — взяла за привычку уходить до конца с рабочего дня, взгляд с непроницаемого непозволительно часто сменялся на взволнованный, а работоспособность слишком заметно снизилась. Сущность Сары стремилась узнать: «как добиться её внимания?» Что нужно сделать? Как себя вести? Покрасить волосы в розовый? Яэ, очевидно, делала в этом успехи, а Кудзё хотела хоть немного подсмотреть, подслушать, украсть желанные знания. Девушка поднесла дрожащие руки к глазам, мягко накрыв их ледяными подушечками пальцев и борясь с непреодолимым желанием расцарапать мягкую кожу ногтями. Было проще объяснять вечную холодность Вельзевул её характером, отсутствием эмоций и серьёзностью, но нарисованный образ быстро рушился, и это было больно. Принять, что Сара — не та, кто сможет тронуть сердце самого дорогого для неё человека. Однако лицо человека, в чьём сердце бесконечно бушует буря из противоречий, никогда не покажет своих слабостей. Лицо Кудзё Сары, как и вся её сущность, создано служить Её целям. Не важно, чего хочет душа — это просто очередная слабость, через которую стоит бездумно переступить.

***

Приготовление сладостей стало очередным ритуалом для успокоения наравне с уборкой и тренировками. Высчитанные до мельчайших точностей пропорции, время, техника. Кудзё будто впадала в транс, разминая податливое тесто или наблюдая за разлетающейся мукой. Не то чтобы результат ей приятен — сладкое Саре не по вкусу. Удовлетворение приносил сам процесс, и, конечно, надежда на достойную оценку. Девушка знала, что Вельзевул никогда не устоит перед десертом — не важно, от кого. Кажется, даже от заклятых врагов та бы с радостью приняла заветные угощения. Моменты, когда её глаза на долю секунду загорались в радостном предвкушении, были для Сары бесценными. Девушка взбивает яйца, наблюдая за тем как жидкость оседает по краям ёмкости; сыпет туда что-то до безобразия приятно пахнущее; разогревает сковороду, вдыхая необычный, но не отвратительный запах газа, и задерживая взгляд на яркой вспышке огня; не отвлекаясь, сворачивает схватившуюся на слабом огне субстанцию в небольшой рулет; поливает мёдом готовое блюдо, оставляя липкие следы на пальцах. Она уверена, что получилось вкусно — десятки проб в прошлом и неизменный рецепт в настоящем. Слишком мягко, слишком сладко, но идеально для Неё. Пытаясь не думать о великолепных сладостях в том чёртовом кафе, Сара с удовольствием предвкушает, как на мгновение почувствует эйфорию в Её кабинете, зная, что после дверного хлопка Вельзевул не устоит. Пальцы невольно царапают ногтями деревянный стол, а глаза надолго застывают в направлении солнца — оно едва поднялось из-за крыши соседнего дома. Появившееся на мгновение желание смотреть на него так долго, чтобы ослепнуть, заменяется тяжёлым вздохом. Порадовать Вельзевул. Порадовать порадовать порадовать…

***

— Даже не захочешь навестить любимых родителей? — отвратительно слащавый голос «матери» ядовито врывается в уши, бесцеремонно проникая в мозг. — Деньги у вас. Не знаю, чего вы ещё от меня хотите, — желание закончить разговор практически достигло пика, и девушка устало косилась на часы. — Уважения от той, кому дали шанс на существование, — холод этих слов настолько острый, что не спасёт ни одно одеяло мира. — Ты давно не заходила. Полагаю, есть причины? Возможно, она предполагала, что Саре будет что ответить. Что она начнёт оправдываться, извиняться, обещать — глупая ложь, они обе это знают. — В таком случае, на днях поговорим с госпожой Вельзевул. Надеюсь, ты работаешь достаточно хорошо, чтобы не порочить имя семьи. Сара крепко прикусила указательный палец, чтобы не выпустить из себя ни слова. Тесные связи приёмных родителей с умершей семьёй Вельзевул были одновременно и лучшим, и худшим событием в её жизни. Лучшим — потому что именно они дали Саре шанс быть ближе к Ней. Худшим — потому что не достойны ни секунды Её внимания. «Родители Сары» всю свою сознательную жизнь были связаны с преступностью. Не грубой и вульгарной, вроде убийств или вымогательств, а аристократичной и изящной, хотя, при этом, ещё более жестокой. Они являлись связующим звеном, задавливая уличных шавок влиянием и властью, делали, что хотелось, и никогда не ощущали горького вкуса правосудия. Наркотики, оружие, азартные игры — а потом встречи в кругах таких же преступников, где все поливают друг друга невинными речами с мерзким приторным привкусом, хотя видят каждого насквозь. Отвращение быстро заполняло разум, стоило Саре представить их лица. Уши сразу начинали болеть от фантомного крика, а участки тела саднить от давно исцелившихся синяков. Привкус крови, слёз и вечной тошноты — вот что осталось от детства. — Я самый близкий к ней человек, — едва выдавила из себя Кудзё. Её слова правдивы, но лжи в них тоже достаточно. — Если бы я плохо выполняла свои обязанности то, очевидно, не осталась бы на этой должности. Вам пора привыкнуть к тому, что я выросла и стала самодостаточной. Как и госпожа Вельзевул — она самый влиятельный человек во всём чёртовом городе, а вы до сих пор ведёте себя как самые близкие родственники только потому, что хорошо знали её отца. Прежде чем вновь ощутить звон в ушах от истошного крика, Кудзё неуверенно бросила трубку. Ощущения, будто решила прогулять уроки в частной школе. Исход всё равно неизменный, но чувство запретной свободы окрыляет до дрожи в теле и нервной тошноты. Коснуться кончиками пальцев деревянной статуэтки, до ужаса похожей на Неё, прямо сейчас. Прижать к груди, ощутить фальшивое спокойствие. Задохнуться от тлеющих ожиданий. Естественно, звонок телефона пронзил тишину маленькой квартиры. Естественно, далеко не один раз. Естественно, он остался проигнорирован.

***

Любимое место Сары, в котором она могла отвлечься от многочисленных мыслей, был спортзал, построенный специально для солдат. Отец Вельзевул, которой перешёл весь его грязный бизнес, построил крепкие связи с военной частью города. Естественно, кто откажется от щедрого спонсирования взамен на не шибко сложные услуги? Интерьер здесь был максимально минималистичен — никаких украшений, ярких обоев или смазливых людей. Кроме солдатов, здесь появлялись и те, кто был связан с преступностью под командованием Вельзевул — громилы из уличных банд, натренированные шпионы и воины, изредка женщины вроде Сары, которым в столь опасной сфере деятельности было крайне важно уметь за себя постоять. Физические упражнения здорово отрезвляли. Хоть Сара и научилась искусно подавлять эмоции, всё-таки бесследно их уничтожить не удаётся. Злость и раздражение, накопившиеся за пару дней, довольно неплохо выходили вместе с потом сквозь напряжённые мышцы. До предела напрягать тело, слабо надеясь что однажды оно таким образом рассыпется на кусочки, было высшей степенью наслаждения. — Кудзё! — восхищённо воскликнул чей-то мужской голос. Саре захотелось отпустить тяжёлую штангу, чтобы через секунду оказаться неспособной услышать или увидеть этого идиота. Как вариант — достать из сумки револьвер. — Как поживаешь? Смотрю, как всегда, работаешь над собой. Я вообще-то тоже! Как насчёт реванша? Хорошая попытка, придурок. — Я сломаю все твои кости за пять минут. Меня удерживает только то, что, к сожалению, ты всё ещё предоставляешь хотя бы мизерную, но ценность для Неё. Так что лучше тебе заткнуться и свалить, иначе я не побрезгую рискнуть своей работой. — Чтобы Кудзё Сара, да рискнула своей работой! — надменную улыбку украсил издевательский смешок, отчего девушка лишь сильнее сжала штангу. — Ну чего тебе стоит? — лицо Аратаки Итто опасно приблизилось, а ухоженные волосы опустились на мускулистые плечи. — Всего один матч, и я от тебя отстану. Сара тяжело вздохнула и медленно опустила штангу на пол. Она встряхнула руками, снимая с них напряжение, и пригладила волосы, завязанные в неаккуратный хвост. Девушка впервые подняла взгляд на мужчину, лукаво улыбнувшись, отчего тот засиял и протянул руку вперёд. На фоне раздались приглушённые смешки. Видеть глупое лицо этого кретина так уморительно. Молниеносный выпад — и крепкий кулак попал прямиком в расслабленный бок бандита. Тот тихо взвыл и сложился пополам, рефлекторно хватаясь за ушибленное место. Остальные посетители зала смеялись уже во весь голос, а Сара лишь нахмурилась, скрестив руки на груди. — Ты жалок. Отвали уже. — Не смей забывать обо мне, Кудзё! — наконец прошипел Итто вслед уходящей девушке. — Я ещё с тобой поквитаюсь! Мечтай, мудак. Уголки губ, к запоздалому неудовлетворению Сары, поднялись в едва заметную улыбку.