***
Коори с радостью поверил бы ей. С ещё большей радостью признал бы, что ему всё равно. Но он не верил ни во что, и на Хаиру ему было не наплевать. Он чувствовал вполне понятную ответственность за неё. Как коллега, напарник, и, может, просто кто-то вроде друга. Её руки были холодными, а лицо — бледным до неузнаваемости, до того, что нежно-розовые глаза на белоснежной коже казались фальшивыми. Коори пытался дотянуться до неё, но рука проходила сквозь ткань, а может быть и весь силуэт. Её прозрачный облик исчезал и отдалялся, что был виден где-то вдалеке с кровавым рубцом на шее и искривленной улыбкой — «ещё увидимся» на языке жестов. — Знаете, — она беспечно листала очередные документы, не задумываясь ни о чем, — когда-то давно я читала про легенду о заболевании, когда человек начинал кашлять цветами, те разрывали его органы, пока объект обожания не поцелует его. — Как романтично, — хмыкнул Коори. — И я подумала, что мы тоже могли бы это опробовать, Коори-сэмпай, — пару минут Хаиру, подпирая подбородок рукой, выразительно смотрела на него без единой капли смущения. В кабинете резко стало холодно. Коори не сразу осознал, что это была лишь плохо замаскированная шутка. Хаиру удивленно ловила его взгляд на себе, еле выдавливая: — Не надо так на меня смотреть, я же знаю, что плохо шучу. Что ж, то, что ему удалось уже её смутить — своего рода достижение. — В следующий раз предупреждай, —разворачиваясь обратно, Коори искал любое средство не пересекаться взглядами. По венам растеклось слабое наслаждение, которое он пытался тщетно подавить. Отказал бы он ей, не будь это шуткой? Откуда вообще такие мысли?***
Хаиру понимала, что не умеет заботиться. О себе и о других тоже. Само слово вызывало отчуждение. В Саду учили обороняться, умело наносить удары и убивать без единой заминки и капли сожалений. Когда она наконец выпустилась, то обнаружила, что не знает много элементарных вещей этой жизни, хотя была лучшей ученицей. Хаиру медленно прислонила руку к холодному оконному стеклу. Следы от пальцев неприятно расползались по прозрачной поверхности, но ей не было дела до них. Она смотрела на своё бледное лицо в отражении, на мягкие пряди розовых волос уставшим взглядом под пеленой напускной веселости. И откровенно не понимала, почему от собственных слов хотелось сбежать. Единственное, что придавало ей стимул жить — похвала Аримы, далекая, как сотни звёзд на ночном небе и невозможная, как мечта однажды коснуться этих самых звезд. Хаиру не пять лет, и она не верит в сказки. Она даже не знает, можно ли было хоть какой-то промежуток времени считать тёплые чувства к нему любовью, ведь то прикосновение и грустная улыбка, адресованная ей, было скорее первым, что Ихей получила индивидуально. Позже, осваиваясь в шумном городе, она замечала, как родители ведут детей за руки, как сверстники тепло обнимают друг друга, как влюблённые парочки целуются под фонарями. Всё было таким чуждым для неё. В такие моменты ей и впрямь казалось, что она родилась в другом измерении. Где та тонкая грань между чувствами и уважением? Там же, где все вещи, которым ей впоследствии приходилось обучаться самой? Хаиру не могла дать определение своему отношению к Коори. Несмотря на постоянные и порой неуместные шутки, она безгранично уважала его и прислушивалась к советам. Могла ли это быть благодарность, равноценная той, что и к Ариме? Все же, сэмпай заботился о ней чуть больше, чем о всех остальных, и не потому что Ихей не могла самостоятельно защитить себя, а потому что именно с ней он коротал длинные вечера, бессмысленно катаясь по станциям метро. Опомнившись, она быстро убрала руку, замерзшую и даже почти онемевшую. Склонность уходить в свои мысли, разумеется, была не одной из лучших. Хаиру перестала вести счёт с жизнью с того дня, как вместо теплой ладони Аримы начала представлять другую, более холодную, а вместо белоснежного цвета волос, сливающегося с солнечным светом — чёрные, больше присущие ночи.