/flashback/
Rezz, Delaney Jane — Lost
Где-то там, в глубине обломков его души, залитых кровью и покрытых пеплом отчаяния, рождается что-то таинственное. Словно феникс, оно воскресает из пустоты, оставшейся после выжигающего разрушения всего мироощущения Пака. От прежнего Чимина осталось лишь несколько фрагментов сломленной личности, которые скрепляет вместе густая чёрная слизь опороченности, унижения, боли и ненависти. Ничего больше не имеет значения. Прошлое предано огню и стёрто, а будущего не существует. Есть только здесь и сейчас — заброшенный склад, пропитавшийся металлическим запахом крови и Квандже напротив. Ничего не сдерживает тех демонов, что взрастил в его душе этот похотливый обмудок. Теперь он ответит за каждое своё действие. Чтобы не захлебнуться в переполняющей его ненависти, парень направляет её всю на мужчину перед ним. Чимин принимает правила игры и теперь вправе устанавливать свои. Он больше не будет жертвой его жестокости, ответит ему с тем же зверством и беспощадностью, которых мерзавец заслуживает. Квандже не понимает, в какой момент их поцелуй изменился. Губы Чимина становятся твёрже, а рот растягивается в коварной улыбке. Загнанный в угол испуганный мальчик за несколько минут превратился в настойчивого любовника, жаждущего ласки и внимания. И ему это нравится. Мужчине просто сносит крышу, когда Чимин властно вторгается языком в его рот словно на знакомую и привычную территорию. Он не подчиняет, не доминирует, но при этом его требовательность манит, заставляет хотеть большего. Желать как можно ближе, липкой от пота кожей к коже. Обладать не только подтянутым телом, но и чистейшей душой парня. Зарыться пальцами в копну его пшеничных волос, растаять в кольце крепких рук, самому сминать горячую кожу под пальцами. Проникнуть в него, в его мысли, потерять себя в страстном танце возбуждения. Головокружительное желание ведёт его вперёд, тягучий узел формируется в самом низу живота, но кровь не приливает к самому ответственному органу. — Секунду, детка, — прерывает его мужчина, отстраняясь и пытаясь восстановить дыхание. Он не может оторвать от Чимина подёрнутого поволокой возбуждения взгляда. Парень не просто прекрасен, он — блядский ангел. И полностью принадлежит ему. Это он сорвал его с небес на землю и тянет в геенну огненную. Словно не в силах оставить его ни на секунду, Квандже прикусывает нижнюю губу парня и немного тянет за собой. Потом всё же разрывает контакт и жадно, почти плотоядно облизывает потрескавшиеся губы. — Мне нужен допинг. Захватив нож, он отходит в сторону сооружённого из паллет стола, на котором разбросаны пакетики с белым порошком. Подцепив один из них остриём, мужчина ловко вспарывает его. Чимин внимательно наблюдает за ним. Хотя он продавал дурь на улицах и в душных клубах, сам ни разу не употреблял и не видел, как это делает кто-то другой. Пак был тем самым исключением из правила "Если ты продаёшь, значит, сидишь на этой дряни сам". За это по большей части Ёнсу его и ценил — точно знал, что весь товар на месте, и никто не разбавляет его левамизолом или чем-то ещё. Да уж, работодатель года, задолжал задницу курьера за долги. От мысли об этом Чимин презрительно сплюнул. Квандже тем временем снюхал кокаин прямо с лезвия и откинул голову назад, потирая ноздрю средним пальцем. — Чертить дороги и складывать трубочки из купюр — это всё для лошков, у которых нет денег на постоянный кайф, — хрипло говорит он Чимину, изучая своё отражение в клинке и шмыгая носом. Эта привычка появляется у наркоманов со стажем из-за раздражённой слизистой. — Настоящие ценители могут жрать кокаин ложками, правда, это быстро приводит к поражению кишечника, — гамадриад указывает остриём куда-то на дорожку растительности от своего пупка. — У меня самый чистый порошок в Пусане. Да что там в Пусане, во всей Южной Корее не найти товар чище. — Квандже снова черпает лезвием наркотик и вдыхает другой ноздрёй. Эта картина вызывает какое-то отвращение: посреди заброшенного склада абсолютно голый мужчина с ножом в руке блаженно выдыхает и потирает переносицу. — Чёрт, как же хорошо! Будешь? Чимин неуверенно мотает головой в ответ. Конечно, можно было и согласиться. Словить приход, отключиться от реальности и забыть о том, что собирается с ним сделать этот мешок дерьма, называемый человеком. Чимин не раз слышал истории о том, как после дозы девушки не могли вспомнить, что отдались кому-то в обшарпанном туалете клуба. Искусственная химическая амнезия. Идеальный вариант. От одного раза ведь зависимыми не становятся? Ему не хотелось быть как те придурки с трясущимися руками, которым он по вечерам загонял пакетики с дурью. Сначала ищешь наркотик, чтобы было хорошо, а потом – чтобы не было так плохо. Просто Пак боится, что не вынесет больше мерзких прикосновений Квандже на трезвую голову. — Хотя знаешь, — уголок губ ползёт вверх, Чимин встает с импровизированного лежбища и, наклоняя голову, разминает затёкшие мышцы. Запястья и щиколотки саднит от верёвок и стяжек, ноги всё ещё дрожат от чрезмерного напряжения, зад зудит и болит от насильственного проникновения. Раны заживут, мышцы вернутся в тонус, боль и стыд отступят. Но это всё ерунда по сравнению с выжженной душой парня. Светлый заботливый человек, зарабатывающий на жизнь матери продажей наркотиков, был сломан, раздавлен и перемолот в порошок свалившейся на него жестокой реальностью. В нём родилось что-то пугающее, что-то, не знающее пощады, которой не нашлось для него самого, что-то, готовое уничтожать. — Раз ты говоришь, что твой товар самый лучший, я должен его попробовать. А то это даже как-то неправильно, что я никогда... — Правильно, мальчик мой, — рот Квандже растягивается в счастливой улыбке, обнажая пожелтевшие от никотина зубы, пока он жестом подзывает Чимина ближе. Парень делает несколько неуверенных шагов в сторону лидера гамадриад. Из-за долгого пребывания связанным в неудобной позе, он еле переставляет негнущиеся ноги, но растущая в нём с каждой секундой ненависть даёт силы двигаться вперёд. Уже почти у самого стола лодыжка подворачивается, и Чимин стремительно летит на землю, но Квандже с немыслимой для его грузного тела быстротой и ловкостью подхватывает парня и прижимает к себе, как драгоценное сокровище. — Ты сможешь попробовать всё что угодно в этом мире, если будешь моим. Я — король этого города и получаю абсолютно всё, что хочу. А ты будешь рядом со мной, и тоже сможешь удовлетворять все свои желания. Свободной рукой Квандже цепляет клинком немного порошка, раза в два меньше, чем себе, и протягивает его Чимину. Парень смотрит на блестящее лезвие, покрытое белоснежной пылью с небольшой горкой на самом кончике. Последний шанс передумать. Последняя возможность не спускаться в бездну. Ещё шаг — и обратной дороги уже не будет. Он не знает, что случится после того, как он примет наркотик: может, он отключится, может, потеряет контроль над собой, а может, будет наслаждаться ласками Квандже, но не вспомнит об этом наутро. Не оставляя себе времени на размышления, Чимин слегка наклоняется и, зажав пальцем ноздрю, вдыхает порошок. Он выбирает сбежать от реальности. В носу неприятно щиплет, на глаза тут же выступают слёзы, но, кажется, ничего больше не происходит. Квандже смотрит на него, словно ребёнок, который поделился с другом в песочнице любимой конфетой и жаждет услышать, понравился ли ему вкус. Но Чимин не чувствует ничего. Или думает, что не чувствует. А потом до него вдруг доходит, что он действительно ничего не чувствует. Ему больше не больно. Ему больше не страшно. Ему больше не плохо. Единственное, что осталось внутри, — ненависть. Только сейчас она стала в разы сильнее, ярче. Он весь словно состоит из ненависти. Она течёт по его венам, заполняет лёгкие, он ощущает её покалывание на кончиках пальцев. Он больше не чувствует себя жертвой, загнанной в ловушку. Да, его жестоко унизили, надругались, сломали, разрушили, но он ещё способен на ответные действия. Теперь он тоже хищник; только Квандже необязательно об этом знать. Чимин поднимает восторженный взгляд на мужчину и улыбается. Мать твою, он улыбается своему насильнику. Потому что в этот момент он понимает, что должен делать дальше. Чимин притягивает Квандже к себе и снова набрасывается на него в страстном поцелуе, который даже этого идиота сбивает с толку. Их языки переплетаются в жгучем танце, руки хаотично бродят по телу, заново исследуя, изучая. Желание заполняет разум. Возбуждение приливает к низу живота. Кожа горит от прикосновений. Квандже полностью отдаётся этому чувству, улыбаясь в поцелуй, не понимая, что тем самым подписывает себе смертный приговор. Он гладит спину Чимина, ощущая, как под кожей перекатываются мышцы, притягивает к себе его бедра, желая слиться в одно целое. Этот думает, что мальчик уже его собственность, всецело принадлежащий ему одному. Он думает, что Чимин смирился, что проиграл, что отдал ему свою жизнь на растерзание, что принял его. Если бы он только знал, как ошибается. Квандже небрежно отбрасывает клинок к пакетикам с порошком, и, радуясь освободившимся рукам, скользит ими по влажной упругой коже, перепачканной потом, кровью и пылью. Под наркотиком все ощущения усиливаются, и его ведёт ещё больше. Опьяняет не только принятая доза, он распаляется от одного присутствия Чимина рядом. Не разрывая поцелуя, Квандже подхватывает парня под ягодицы и хочет отнести к их импровизированной кровати. Но его слишком сильно кроет. Он хочет ощутить себя в нём как можно скорее, поэтому просто усаживает блондина на стол и тут же без предупреждения входит одним движением, издав расслабленный стон. Чимин вскрикивает от резкой боли и прогибается в пояснице, удерживаемый татуированными руками гамадриада. Он продолжает кричать, когда Квандже начинает двигаться внутри него ритмичными толчками. Но затем мужчина чуть наклоняется и слегка касается языком набухшего соска, срывая с пухлых губ Чимина стон наслаждения. Он пробуждает в нём неправедный трепет, следом царапнув зубами чувствительную кожу. Ноющая тяжесть затапливает грудь и разливается ниже. Чимина колет недоверие. Неужели он?.. Неужели он хочет продолжения? Нет. Конечно нет. Он не может этого хотеть. Квандже вырывает его из задумчивости, припадая к самому уху и шепча гортанным, будто не своим голосом: — Тебе же нравится, правда? Не нужно стыдиться своей склонности к насилию. Не со мной. Разве я не говорил, что меня это заводит? Не дожидаясь ответа, он припадает своим ртом к его, к чертям сбивая едва нормализовавшееся дыхание. Мужчина легко касается его кончиками пальцев, но по телу всё равно пробегает дрожь, а с губ срывается предательский стон. Мысли мечутся в хаотичном беспорядке. Поцелуй — столкновение губ и зубов — горячий, необузданный, лишающий рассудка. У Квандже и так не было тормозов, а порошок лишил их и Чимина. Склад заполняется звуками повторяющихся шлепков и блаженных стонов. Воздух вокруг них нагревается, становится гуще и чуть ли не вибрирует от страсти. Сердце Чимина бешено колотится, угрожая разорвать грудную клетку. Он не должен наслаждаться происходящим, но тело не обмануть. Его не заботит, что правильно, а что нет. Оно всё равно трепещет от потребности. Дыхание Квандже сбивается окончательно, он просит Чимина встать и, едва парень исполняет его просьбу, занимает его место на столе. На лице мелькает мальчишеская улыбка, которая, наверное, частенько там появлялась, когда он был моложе и собирался сотворить нечто такое, что ввергло бы его в неприятности или принесло удовольствие. Он призывно покачивает зажатым в кулаке членом, намекая на продолжение. Другой рукой Квандже притягивает парня ближе к себе, поглаживая по натянутым мышцам пресса. По телу Чимина вдруг прокатывается горячая волна. Внезапно даже разум предаёт его. На него хлынули образы и ощущения — как Квандже целует его шею, скользит по ней, царапает острыми зубами кожу, о взрыве боли, под наркотиком превратившимся в мощное наслаждение. Кровь горит от желания, заполнившего все его внутренности. Самым дальним уголком сознания он осознаёт, что на эту скользкую дорожку его толкает именно порошок. Он уже не отдаёт отчёт своим действиям, когда обхватывает пухлыми губами стоящий колом член и, прикрыв глаза, вырисовывает языком узоры на головке. Квандже запускает пальцы в его волосы и мягко направляет движения парня. Его сердце бьётся так быстро, что он удивляется, как Чимин его не слышит. Каждый вздох опаляет лёгкие жаром. Он немного приподнимает голову и с наслаждением наблюдает за ангелом между его ног. На лоб падают пшеничные пряди. Брови расслаблены. Густые ресницы трепещут. Он прикусывает губу, едва сдерживаясь от желания начать двигать бёдрами навстречу. Его ведёт, когда Чимин задевает кончиком языка чувствительную уздечку, и он всё-таки толкается глубоко в горячий рот парня. От накрывшего его потрясения тот громко ахает, широко распахнув глаза, когда головка упирается в стенку горла. Чимин заходится в кашле, пытаясь отстраниться, но мужчина удерживает его за затылок. От звуков их тандема по коже бегут мурашки, Квандже охватывает бесстыдный трепет. Он чувствует горячее дыхание на своём паху, и из его горла вырывается глубокое и хриплое рычание. Похоже, это привлекает внимание Чимина, потому что тот распахивает глаза. Квандже готов кончить только от одного этого вида — подёрнутые поволокой желания блестящие глаза с огромными зрачками. Его мальчик, старающийся доставить удовольствие своему хозяину. С упоением он следит за исчезающим между губами членом. Чимин обхватывает его пальцами, ускоряя темп. Квандже ещё несколько раз грубо толкается в чужой рот и с громким стоном, вздрагивая всем телом, изливается, а потом, тяжело дыша, откидывается на стол. Не в силах отвести взгляд, Чимин наблюдает за тем, каким безмятежным и уязвимым выглядит лидер гамадриад на пике наслаждения. Видя его таким, никто и никогда не подумал бы, что он способен на жестокие, беспощадные поступки.UNSECRET, Krigare — Vendetta
И тут Чимин видит его. На ложе из небрежно разбросанных пакетиков порошка лежит клинок с рубиновой рукоятью — кинжал Квандже. Медленно он берёт его дрожащей рукой, ощущая пальцами холодный металл и его приятную тяжесть. Другой рукой он всё ещё держит уже вялый член. Все сомнения, которые у него были, почти исчезли, ещё когда он был привязанным к паллетам. Теперь же от них не осталось и следа. Кровь снова горит, но уже не от желания, а от ненависти, текущей по венам. Вот он тот самый момент. В блаженстве закрыв глаза, Квандже не видит, как Чимин замахивается и, отбросив все сомнения, опускает клинок, отделяя плоть. Кровь заливает его лицо, а по складу разносится нечеловеческий вопль. Губы дёргаются наподобие улыбки — он отрезал этому ублюдку член. Реальность возвращается по частям по мере того, как крик звенит в ушах. С явным отвращением Чимин отбрасывает ставший ненужным орган в сторону, хватает мужчину за волосы и всаживает в него лезвие. Клинок пронзает мягкую кожу и погружается глубоко в грудь лидера гамадриад. Раздаётся хруст кости и ещё один вопль боли, который практически сразу обрывается, эхом отдаваясь от металлических стен склада. Кровь пузырится и небольшим фонтаном хлещет из образовавшейся раны. Он пытается закричать снова, но по ангару раздаётся лишь глухое кряхтение и бульканье покидающей тело крови. На несколько драгоценных секунд Чимин застывает, наблюдая, как в сволочных глазах потухает жизнь. Он выдёргивает кинжал и быстро отскакивает от тела, ныряя за паллеты, как раз в тот момент, когда входная дверь распахивается, и в здание врывается Чан. Чёрт, он совсем забыл про стоящих на улице бандитов. Их трое, они вооружены огнестрелами, а Чимин голый, в камуфляже из чужой крови и с небольшим клинком. Да у него нет ни единого шанса. О чём он только думал? — Что за крики? Босс, всё в порядке? — орёт Чан. А потом он, видимо, замечает окровавленное тело своего лидера. — Какого?.. Малец вальнул босса!? Кан, сообщи наверх и вызови подкрепление! Чен, ты со мной, обыскать здесь всё! Если мы упустим мальчишку, отправимся вслед за Квандже в мир иной. Сердце в груди Чимина с гулким стуком, отдающимся в ушах, выплясывает пасодобль, стремясь выпрыгнуть наружу. Ладно, бандитов стало меньше, но он по-прежнему один и вооружён лишь ножом для ближнего боя. Блять, да такого не бывает в жизни! Когда этот кошмар закончится? Из своего укрытия он видит, как парочка гамадриад рассредотачивается по складу в его поисках. Он не такой большой, как ему показалось изначально, так что они быстро смогут его обнаружить. Чен с пистолетом на изготовке, озираясь по сторонам, идёт прямо на него. У Чимина есть лишь одна цель — выжить. Есть только один шанс на спасение. Несколько часов назад он не представлял, что сможет выбраться отсюда живым, а сейчас всплеск адреналина вперемешку с наркотиком накрывает его по новой. Инстинкт вытесняет ужас. Кровь вскипает от ярости. Он перехватывает кинжал так, чтобы было удобнее атаковать сверху. Шаги бандита приближаются. Он едва может их разобрать за бешеным стуком сердца. В горле пересохло. Либо сейчас, либо вслед за кастрированной мразью. Шаги стали ещё ближе. Песок хрустит под ботинками. Ещё несколько секунд, и он обнаружит его укрытие. Чимин делает глубокий вдох, выдыхает через рот и бросается на едва выглянувшего из-за стопки паллет Чена. Тишину склада разрывает звук выстрела, но клинок попадает в цель раньше, вонзается в глаз гамадриада и проникает глубоко в мозг. Его руки безвольно опускаются и выпускают пистолет. Он ударяется о землю с глухим мягким стуком, напоминающим щелчок закрываемой двери. Повсюду кровь: брызги на дереве и контейнерах, тонкие струйки стекают по телу Чимина. — Чен! Ты пристрелил его? Чен, твою мать, отвечай! Откуда-то из лабиринта контейнеров раздаётся топот шагов. С противным звуком парень извлекает нож с застрявшим на нём глазным яблоком. Рукоятка клинка впивается в ладонь. Сердце неистово бьётся о рёбра. Грудь вздымается от тяжелого дыхания. В воздухе стоит сильный запах металла. Чимин, весь покрытый сгустками чужой крови, словно в замедленной съёмке наблюдает, как тело Чена сначала приземляется на колени, а затем полностью растягивается на земле. На пыльном полу под ним тут же образовывается бесформенная алая лужа. В ушах продолжает стучать. К горлу подступает тошнота. Но это ещё не конец. К нему, продолжая выкрикивать имя напарника, с каждой потраченой впустую секундой приближается Чан. Чимин подхватывает с земли пистолет и в панике озирается по сторонам. Прятаться или бежать? Куда? С какой стороны бежит Чан? Он не может думать, он всё ещё смотрит на труп под ногами. Он только что убил человека. В случае с Квандже у него не было времени это осознать, всплеск адреналина заставлял соображать, но сейчас, несмотря на опасность, его парализовало от шока. На негнущихся ногах он делает несколько шагов назад и смотрит на свои дрожащие руки. В одной — пистолет, в другой — клинок, с которого продолжает стекать густая кровь. На лезвии прямо у рукояти застрял глаз, рассечённый посередине расширившегося зрачка. Застывший в нём ужас отпечатывается на сетчатке у самого убийцы. Когда шок немного отпускает, он кричит. Вопль звенит в ушах и раздирает горло. Чимин, как выброшенная на лёд рыба, ловит ртом воздух. По щекам текут слёзы, он вдруг перестаёт понимать, где находится. Чан где-то уже совсем близко, но Чимин опутан оковами паники и страха. Он убил человека. Он — убийца. Он теперь ничем не лучше тех ублюдков, что его сюда притащили. Но не успевает он с головой уйти в покаяние, как его выдёргивает оттуда просвистевшая совсем рядом пуля. Чан нашёл его. Чимин делает ещё несколько шагов назад, прячась за контейнером. Он присаживается на корточки и тыльной стороной ладони стирает слёзы, наблюдая за проходом, где должен быть Чан. Если бандит убьёт его, то всё это было зря. Он, конечно, не то чтобы был верующим человеком и надеялся попасть в рай, но брать грех на душу, чтобы погибнуть через несколько минут, он не собирался. Он слишком далеко зашёл. Им не уничтожить его. Его превратили в груду разбитого стекла, а он раскрасил осколки кровью и собрал из них витраж. Он остался с Чаном один на один. У каждого из них есть пистолет. Разница лишь в том, что Чан в отличие от Чимина умеет им пользоваться. Шансы не то чтобы равны, но явно выше тех, что были несколько минут назад. Чан затаился, или Чимин его перестал слышать за гулом крови в ушах. Он осторожно отползает в сторону, не сводя взгляда с прохода, где по его мнению засел гамадриад. Но в следующую секунду слышит шорох песка слева от себя и, зажмурив глаза, выбрасывает в ту сторону руку с пистолетом и нажимает на курок, пока отдающиеся эхом от металлических стен выстрелы не сменяются глухими щелчками, сообщающими, что обойма разряжена. Чимин распахивает глаза. Тела нигде нет. Из дула взмывает тонкая струйка дыма. К металлу в воздухе примешивается запах пороха. Теперь парень будет знать, как он пахнет. Плечо начинает жутко ныть от неожиданно сильной отдачи. Именно из-за неё половина выстрелов пришлась в самые верхушки двухметровых контейнеров. Стрелять с закрытыми глазами — не самая лучшая идея. Теперь Чимин снова с ножом против бандита с пистолетом. Но он смог убить двоих, использовав эффект неожиданности, значит и сейчас надо не сидеть на месте, а перемещаться, атаковать первым. Собрав всю волю, он на дрожащих ногах поднимается и прислушивается. Его жизнь зависит от этого момента. Адреналин снова поступает в кровь, усиливая все ощущения. Он босиком, ему проще бесшумно передвигаться по покрытому песком полу. Чан, скорее всего, захочет взять его живым. Нужно успеть избавиться от него до того, как прибудет подкрепление. Чимин весь обращается в слух. Ему нужно лишь понять, где находится Чан. Он медленно ступает в лабиринт из контейнеров, продолжая прислушиваться. Сердце бьётся о рёбра, руки дрожат, но он продолжает идти вперёд.2WEI, Ali Christenhusz — Run Baby Run
Металл клинка блестит в свете люминесцентных ламп. Чимин шаг за шагом продвигается в запутанном коридоре стальных ящиков. Откуда они вообще здесь? Судя по их количеству, они находятся недалеко от доков. Он пытается разобрать хоть какие-то звуки, присущие морю и кораблям поблизости, но слышит только своё тяжелое дыхание и шорох песка под ногами. Чан затаился. Он понял, что Чимин убил его напарника и старается не выдать своё местоположение. Каждая мышца в теле парня напряжена и готовится к жёсткому сопротивлению. Нужно играть на опережение. Какая жизненная ирония — несколько часов назад он умолял не убивать его, а сейчас сам выслеживает хищника, оставив позади парочку трупов. За очередным поворотом Чимин останавливается. Ему кажется, что он здесь уже был — даже есть отпечатки босых ступней на песке, а вот следов Чана нет. Какой идиот вообще додумался составить контейнеры в непроходимый коридор, в котором невозможно ориентироваться без карты? И тут парня осеняет: карта показывает наилучший обзор — вид сверху! Чимин на всякий случай оглядывается по сторонам — чисто. Прямо перед ним высится стальная громада контейнера. Забраться наверх не особо сложно, но нужно освободить руки. Пистолет парень выбрасывать не стал: во-первых, им можно оглушить, во-вторых, Чан не знает, что у него кончились патроны. Продев палец в спусковую скобу, он уверенно хватается за штангу запорного механизма и приподнимается наверх. Отлично, нога твёрдо стоит на ручке, можно карабкаться дальше. Зажав клинок зубами, Чимин забирается на верхнее перекрытие. Он получил преимущество, теперь осталось его грамотно использовать. Он осторожно идёт по несущим балкам крыши контейнеров, чтобы случайно не выдать себя промятым под весом тела металлом. Вдруг тишину разрезает громкий голос: — Принцесса, ты же понимаешь, что тебе не выйти отсюда живым? — саркастический смех эхом отдаётся от металлических стен ангара. Чимин озирается по сторонам, пытаясь найти местоположение Чана. — Семья нашего лидера очень расстроится, когда мы привезём им изуродованное тобой тело. Но последнее время Квандже меня тоже бесил, так что выходи по-хорошему, и я позволю умереть тебе быстро. Если дождёшься остальных, то знаешь же, око за око... член за член... Ты в любом случае сегодня умрёшь, так что давай не будем играть в эти дурацкие игры, а? Чимин начинает отчаиваться и терять надежду. Он явно не сможет противостоять толпе гамадриад. Чувствуя свою беспомощность, парень закрывает глаза и делает глубокий вдох. Нужно убираться отсюда как можно скорее. Нужно вернуться за одеждой и проваливать, пока очередным трупом на этом складе не стал его собственный. У него мелькает мысль, что нужно было сваливать сразу, как только он убил Чена, но уже слишком поздно. Должно быть, наркотик его почти отпускает, потому что множество разных ощущений и мыслей накрывает одна за другой. Он так зол на болвана, задолжавшего денег бандитам. Зол на себя, что по глупости ввязался во всё это. По ангару гуляет лёгкий ветерок, заставляя покрыться мурашками и Чимина начинает потряхивать от прохлады. Кожу неприятно стягивает высохшая кровь. — Дело твоё, — кричит Чан, вырывая парня из раздумий. — Хочешь прятки — будут тебе прятки, Пак Чимин. Только, когда я найду тебя, молить о пощаде будет поздно. Это всё вздор. Этого не может быть. Не может быть. Это невозможно. Это всё не по-настоящему. Чимин не уверен, сколько раз твердил себе это, как мантру, с тех пор, как оказался привязанным к стулу. Кажется, это было уже давным-давно. Его жизнь полностью изменила свой вектор за несколько часов. Наконец он отрывает взгляд от своих дрожащих рук и смотрит туда, где по его мнению, остался стол из паллет и пара трупов. Нужно забрать вещи. Он бы с удовольствием сбежал без них, но вряд ли удастся далеко уйти обнажённым. Его увезут в психушку, а только этого в сегодняшнем ночном приключении не хватало. Или в участок. А что он там скажет? "Меня схватили бандиты, потому что мой поставщик наркотиков должен им денег, но мне удалось выбраться, убив парочку из них"? Браво, Пак Чимин, просто прекрасная идея. С колотящимся сердцем Чимин собирается с силами и медленно передвигается по перекрытиям к нужному месту. Он так и не понял, где был гамадриад, но пока что у него есть шансы бесшумно покинуть склад. Но все его надежды осыпаются прахом, когда, замерев в ожидании у самого края контейнера, сжимая и разжимая пальцы на рукоятке он видит Чана, стоящего возле трупа Кванжде и перебирающего груду одежды. Задумчиво потирая висок рукоятью пистолета, мужчина вертит в другой руке кусочек пластика. Ну, конечно! Удостоверение личности. Чимин даже и не задумался, когда гамадриад назвал его полным именем. Парень раздумывает всего секунду. У него больше нет времени на бессмысленные рассуждения. Он должен действовать быстро и умно. У него только один шанс. Прежде чем бандит успевает пошевелиться, Чимин, как гепард на охоте, бросается на свою жертву с контейнера. В следующее мгновение он обхватывает ногами талию противника и в захвате пытается прижать его руки к торсу. Ещё секунда, и лезвие со свистом рассекает воздух, а затем оставляет зияющую рану от самого уха поперёк горла. Кровь брызгает горячей струёй. То, что бандит собирался сказать, тонет в мерзком бульканье. Сопротивление Чана медленно сходит на нет, а ещё через пару секунд его тело как подрубленное дерево опадает на пыльный пол. Вот и всё. Чимин победил. В наступившей тишине Чимин ослабляет хватку на уже мертвом противнике, перекатывается в сторону и со стоном ударяется головой о пыльный пол. Прерывистое дыхание, тяжело вздымающаяся грудь, шум крови в ушах и дрожащие пальцы, сжимающие рукоять. Пытаясь успокоить рвущееся из-под рёбер сердце, Чимин прикрывает глаза и делает глубокий вдох, задерживая воздух в лёгких. Всё закончилось. Выдох. — По крайней мере, это была... относительно быстрая смерть, — бормочет он, уставившись пустым взглядом в потолок. Парень поднимает над собой ладонь, задумчиво рассматривая вымазанную чужой кровью и пылью руку в контровом свете лампы. Смерть этих людей не вызывает у него ни капли сожаления. Наверное, следует обеспокоиться такой реакцией. Может, когда-нибудь потом. — Теперь я буду жить как убийца.Bad Wolves — Zombie
Буквально вывалившись из здания склада на улицу, парень вдыхает полной грудью, стараясь унять дрожь по всему телу. Ему срочно нужно убираться отсюда, пока не вернулись остальные бандиты. Уже трое. Он убил троих. Чёрт, эта ночь вынула из него всю душу и не собирается заканчиваться. Это какой-то новый неизведанный ранее уровень безумия. Как он оказался ввязан во всё это? Пора возвращаться домой. Ему ещё нужно успеть принять душ, прежде чем мама проснётся. В ближайших кустах его всё-таки выворачивает наизнанку. Противная горечь скапливается на языке. Утерев рот рукавом толстовки, он быстро натягивает свои вещи и опасливо озирается по сторонам. Он действительно в доках. Занимающийся на горизонте рассвет предвещает начало нового дня. Где-то вдалеке слышны крики рабочих. Призывно гудят прибывающие корабли. Морской бриз треплет его спутанные волосы. Среди этой какофонии звуков Чимин едва расслышал хруст гравия под шинами приближающихся машин. А вот и подмога подоспела. Нужно убираться. Не разбирая дороги, он мчится в сторону, где, как ему казалось, он сможет выбраться с этой территории. Не важно куда, главное — чтобы подальше отсюда. В голове мешанина из событий последних нескольких часов. Он пережил эту ночь, осталось добраться до дома и... И что? Что делать дальше? Ёнсу уже наверняка свалил из Пусана или кормит рыб. Вопрос времени, когда гамадриады явятся за головой самого Чимина. Нужно собирать вещи и сматываться из города. А как же мама? Что будет с ней? Взять её с собой. А как же лечение? Слишком много вопросов для гудящей от бессонной ночи, стресса и отходняков головы. Игра в героя не закончилась, она плавно перетекла в прятки на выживание. Дыхание сбивается как раз к тому моменту, когда он добирается до проволочного забора и слышит позади раздражённые крики кого-то из членов банды. — Никчёмные идиоты! Дже, ты хочешь сказать мне, что безобидный, блять, "бегунок" пришил моего брата и парочку наших? — утренние сумерки скрывают говорящего от взгляда Чимина, но ему и не надо его видеть, чтобы понять, что он очень зол. Это прекрасно слышно по тону его голоса. — Найти и привести ко мне! Я хочу лично освежевать сосунка! Что встали, бестолочи? Живо найти! Не теряя больше не секунды, Чимин пробирается в дыру сетки-рабицы и выбирается на дорогу. Ловить попутку столько ранним утром — затея бесполезная, да и вряд ли кто-то согласится подвезти его, учитывая то, как он выглядит. Весь в пыли и застывших потёках чужой крови. Наверняка, ещё и взгляд перекошенный безумием. Такая себе картина. Придётся добираться до дома пешком. Здесь должно быть не особо далеко, не больше часа. Среди домов и петляющих улиц будет легче затеряться. Уж явно проще, чем посреди пустынной дороги, освещаемой тусклым светом уличных фонарей. Заметив вдалеке отблеск фар выруливших на дорогу автомобилей, парень ныряет в ближайший проулок и снова бежит. Узкие проходы и широкие безлюдные улицы сменяют друг друга каменным калейдоскопом. В этом районе Пусана он никогда не был. Наверное, из-за близости доков дома строились как можно теснее друг к другу, будто бы наползая один на другой. Заблудиться в этом бетонном лабиринте не составляет никакого труда, поэтому он старается продвигаться по наитию, выбрав в качестве ориентира береговую линию. За всю свою жизнь он не выкурил ни одной сигареты, но одышка даёт о себе знать уже через пару кварталов. Несмотря на боль в боку и хрипящее дыхание, он продолжает бежать, пока лёгкие не начинают гореть огнём. Наконец впереди показываются деревья с зелёной листвой, растущие вдоль узкой дороги, вымощенной брусчаткой. А впереди на холмах раскинулся его район. Разноцветные сооружения поблескивают окнами в свете восходящего солнца, изящно следуя изгибам рельефа. Они словно прослеживают его путь. Сложно сказать, взгляды эти осуждающие или поддерживающие. Разукрашенные домики давно не вызывают у него тех детских восторгов и радостных воплей, как у регулярного потока посещающих это место туристов. Вся фасадная роспись давно стала чем-то привычным, а бесконечные ступени ввысь только раздражают. Но он здесь вырос. Это место — его дом. Который, видимо, ему скоро придётся покинуть. Преодолев ещё несколько лестничных пролётов, Чимин останавливается на самом верху и оборачивается. Солнечный диск почти завершил свой ленивый подъём из-за горизонта и теперь пускает длинный отблеск по переливающейся морской глади. Словно свет надежды, тянущийся из-за горизонта. Чимин делает несколько глубоких вдохов, наслаждаясь утренним бризом. А затем всё же спешит убраться с улицы, которая совсем скоро начнёт заполняться торговцами. До дома его семьи остаётся буквально несколько десятков метров и один неприметный поворот, когда в окружающей тишине, прерываемой лишь пением птиц, парень слышит голоса. Странно. Когда в это же время он обычно возвращается из клубов в районе его "деревеньки" не слышно ни звука. Лишь перекати-поле из мусора, разбросанного ветром и туристами. Он подбирается ближе, на всякий случай по известной лишь жильцам параллельной улочке, и понимает, что разговоры слышны со стороны его дома. — Ты что, правда веришь, что пацан сам их убил? Чимин прячется за вывеской местной кафешки и пытается разглядеть говорящих. Прямо напротив его калитки стоит чёрный тонированный автомобиль. Оперевшись на его крыло, рядом курят двое мужчин в строгих чёрных костюмах. Гамадриады. Но как они нашли его? По коже пробегает колючая волна страха. Мама. А вдруг они что-то сделают с ней? Или уже сделали? Чимин абсолютно не знает бандитских правил, но чутьё подсказывает ему, что киношное "кровь за кровь" не так далеко от истины. Его размышления прерывает ответ второго бандита: — Сам или нет, но господин Чан просто так не спустит ему с рук смерть брата, — незнакомец в последний раз затягивается сигаретой и небрежно швыряет дотлевающий окурок в сторону чиминова укрытия. Кожа вспыхивает, а затем резко холодеет. Это ловушка. Спланированная или просто подвернулась такая возможность? Он не знает, как это было организовано, но эти люди явно его поджидают, вопрос в том, как долго. Но это ничего не меняет. Ощущение разочарования и глубокая боль вцепляются в Чимина бритвенно-острыми когтями. Он смотрит на безымянные лица гамадриад, а в его груди что-то трескается. Как глупо было мечтать, что он сможет спокойно жить дальше. Как наивно было цепляться за эту слабую надежду. Ему хочется кричать. Хочется...черт побери, заплакать. И дать волю ярости. Но он не может. По крайней мере, пока не выяснит, что с мамой. Только Чимин собирается развернуться и обойти дом с другой стороны, как калитка отворяется, и к машине выходят ещё двое мужчин. Один одет так же, как и уже стоящие возле джипа, а вот второй — в кипенно-белом костюме, до рези в глазах отражающем солнечный свет. Его глаза скрыты за непрозрачными стёклами очков, волосы зачёсаны назад в дорогой укладке, но его принадлежность к бандитам выдаёт небрежно перекатываемая им зубочистка и массивное кольцо с печаткой. Парочка у машины тут же подбирается и склоняет головы в вежливом поклоне. — Господин Чан. — Нет смысла здесь торчать, — бросает мужчина в белом костюме, швырнув зубочистку в сторону и кивком приказывая открыть ему дверь машины. — Если мальчишка вернётся, его будет ждать сюрприз. Один из гамадриад придерживает дверь для босса, в то время как остальные быстро садятся внутрь. Несколько хлопков дверей, оглушающий рык двигателя, — и автомобиль срывается с места, оставляя после себя лишь размытые габаритные огни и взвившуюся в воздух пыль.ABBOTT, 2WEI, Luna Morgenstern — The Encounter
Убедившись, что джип свернул за угол, Чимин ещё несколько минут сидит за вывеской, стараясь унять биение сердца. Удостоверившись, что гамадриады не собираются возвращаться, он выбирается из своего укрытия и идёт вниз по улице. Неприятное чувство беспокойства противно скрежет внутри. Тревога лишь усиливается, когда он видит распахнутую калитку своего дома. Что имел в виду этот господин, когда сказал про "сюрприз"? Нет. Нет. Господи, нет. Только не это. Сжав кулаки, он широкими шагами мчится к дому. Гнев смешивается с тревогой. В прихожей пусто. — Мам? Он проходит в дом, озираясь по сторонам. На кухне кипит чайник. Из крана размеренно капает вода. Единственный звук в пугающей тишине. Паника внутри нарастает с каждой секундой. Чимин плотнее закрывает кран. Он сворачивает к гостиной, и сердце ухает в пятки. Из-под закрытой двери медленно растекается алая лужица. Чимин распахивает её и застывает на месте. Время замедлилось. И всё равно его было недостаточно, чтобы в полной мере осознать происходящее. Прямо перед ним в неестественной позе раскинулось тело его матери с рваной раной в боку. На ней всё ещё была пижама, но она уже пропиталась кровью. — Мама! Чимин бросается к матери и подхватывает на её руки, обхватывая пальцами остывающую ладонь. А другой ладонью зажимает рану в боку, пытаясь остановить кровь. Но её слишком много. Она вязкой тёплой лужицей уже растекается вокруг них. Тело мамы словно безвольная кукла держится в его объятиях. Она не может умереть. Госпожа Пак открывает и закрывает рот. Чимин поднимает голову, чтобы позвать на помощь, но тут же понимает, что это бесполезно. Она потеряла уже слишком много крови. Ни одна скорая не успеет добраться до них вовремя. — Мама! Мама, нет! — выпаливает Чимин, сжимая крепче ладонь женщины. Со щёк парня срываются горячие слёзы и капают на ей лицо. Ресницы её трепещут, ей тяжело даётся держать глаза открытыми. — Нет, нет, нет! — У Чимина заболело горло. Он сильнее прижимает руку к ране матери, а кровь хлещет ему в ладонь и стекает к локтю. — Нет. Пожалуйста. Мама, с тобой всё будет хорошо. Пожалуйста... — Мне жаль, — прохрипела госпожа Пак, кладя руку поверх ладони сына. — Что? — шмыгнул носом Чимин. — Ты не можешь сожалеть. С тобой всё будет хорошо. Мама лишь едва сжала его руку. Он видел на её лице боль. Он чувствовал её в своём сердце. — Нет, нет, нет, — твердил Чимин. Он вздрогнул, когда увидел в углах её чересчур бледных губ запекшуюся кровь. — Я...люблю...тебя... Её лицо расплывалось перед глазами Чимина. Теперь кровь из раны течёт уже не так активно. Тускнеющие глаза цвета тёплого шоколада уставились прямо на него. — Нет. Пожалуйста, не надо, — едва слышно прошептал Чимин. — Пожалуйста, не покидай меня. Я не смогу... Я не смогу без тебя, мам. Пожалуйста. Её рука выскользнула из чиминовой ладони. Без толку втянув воздух, он приподнимает голову и принимается лихорадочно осматривать её лицо. Глаза открыты, губы разомкнуты, но она не видит его. Она больше ничего не видит. — Мама? — Он прижимается к её груди, чтобы расслышать стук сердца — это всё, чего он хочет. Всего лишь услышать стук сердца. Пожалуйста. — Мама? Ответа не последовало: ни словами, ни стуком сердца. Чимина накрыло ледяной волной, хлынувшей от макушки вниз по спине. Он последний раз смотрит на самого родного человека в своей жизни и, бережно опустив безжизненное тело на пол, поднимается на ноги. Из него вырывается рычание — вспышка ярости и боли, засевшей так глубоко, что она необратимо расколола что-то внутри него. Крики стали такими громкими, что заболели уши, голова, кожа. Самым дальним уголком разума Чимин понимает, что это он так кричит. Но просто не может остановиться. Глаза уже опухли и болели от слёз. Ему больше нечего здесь делать. Гамадриады вернутся за ним. Хотя это уже не так и важно. Ничего уже больше не имеет значения. Всё было зря. Зачем ему нужна эта чёртова жизнь без неё? Мало им было вывернуть его самого наизнанку, они вытянули из него всю душу и бросили в пучину отчаяния. Око за око? Кровь за кровь, значит? Какие-то извращённые у них понятия о мести. Чимин был тем, кто отомстил за пытки и унижения. А это... Это просто убийство ни в чём неповинного человека. Чимин вдруг резко опускает взгляд на свои руки. На них тоже есть кровь, и хотя он может сказать, что запятнал их, всего лишь защищаясь и пытаясь выжить, эти ублюдки получили по заслугам. Уж Квандже точно. Он испытывал извращенную радость, пытая и насилуя парня. Даже если бы Квандже не взял его силой, он всё равно был монстром. Как и те парни, что были вместе с ним. Чимин не жалеет, что убил их, и жалеет одновременно, потому что тогда мама осталась бы жива. На ватных ногах он доходит до ванной комнаты. Сбрасывает с себя всю одежду и встаёт под струи горячей воды. Жаль, он не может вместе с ней стечь в водопровод. Просто раствориться. Исчезнуть. — Прости меня, — шепчет он, и его накатывает новой волной истерики. — Прости... Заходясь в рыданиях, захлёбываясь короткими вдохами, он медленно сползает по кафелю на пол. Он не знает, сколько так просидел, обхватив собственные колени и содрогаясь всем телом. В себя Чимин приходит лишь от резкого укола боли, пронзающей грудную клетку. Из душа течёт уже ледяная вода. Кожа покрылась мурашками, но он даже не обращает на это внимания. Всё равно под холодной водой стирает с себя чужую запёкшуюся кровь, словно желая содрать её вместе с кожей. А потом просто хватает из шкафа первую попавшуюся одежду и уходит. По-хорошему, он должен был вызвать полицию. И где-то на задворках сознания мечется вопрос, почему этого не сделали соседи. Но ему абсолютно всё равно. Да и что он им скажет? Банда гамадриад убила мою мать, потому что я убил троих из них за то, что меня пытали и изнасиловали? Какой бред. Он не знает, что ему делать дальше. На город опускаются сумерки. Тени удлиняются, заставляя сначала опасливо озираться по сторонам. Но потом Чимин понимает, что ему плевать. Пускай его лучше найдут гамадриады и тоже убьют. Ему больше незачем жить. Он хотел бы заплакать снова, но кто-то словно перерезал канат, соединявший разум с эмоциями. Ни сожалений, ни страха. Только боль и гнев...столько гнева. Он бесцельно шатается по улицам несколько часов. Когда солнце уже практически садится за горизонт, он осознаёт, что стоит на перроне. Пустым взглядом он изучает блестящий металл рельс. Вдалеке гудит прибывающий поезд. Может, просто шагнуть вперёд и чёрт с ним? Закончить все мучения разом? Униженный, разрушенный до основания, предавший себя, с чужой кровью на руках и остывшим телом матери в доме. Больше не осталось ничего. Ни смысла, ни желания жить. И когда он видит фонарь поезда и готов сделать шаг, кто-то хватает его за футболку. — Даже если жизнь паршивая, она всё равно самое ценное, что у тебя есть. Не спеши так просто расставаться с ней, — говорит ему незнакомец с родинкой под глазом и широко улыбается./end of flashback/