Ступая в темноте...

      Дневной свет с непривычки резал по глазам, но очки спасали ситуацию. Макс осматривался в комнате, понимая, что ориентироваться в пространстве ему уже гораздо легче.       В голове всплывал ночной разговор с Леной.Точнее то, какой она была. За сильной внешней оболочкой она прятала свою боль и своё одиночество. Незаживающую рану, которая до сих пор кровоточила. И, кажется, именно её боль, выпущенная наружу, её слёзы и сорвавшийся в один момент голос в некотором роде отрезвили его. Потому что в тот момент ему были важнее её чувства, была важна её боль, а своя собственная отошла на второй план.       Вспоминая все свои ощущения, складывая всё происходящее в одну картинку, Макс поймал себя на выводе, к которому уже не думал, что когда-либо придёт. А сейчас десятки мелочей слились в единую картинку. Которая отчасти пугала. Вызывала множество сомнений и страхов. Правда, которую он был не уверен, что готов принимать. Слишком всё…быстро? По живому? Неожиданно? Макс не находил подходящего определения. Просто слишком.       Опять на те же грабли, Жаров…       А если это не то? Черт, ну она два месяца козликом скакала вокруг меня. Это же может быть обычная благодарность?!       Благодарность? Самому-то не смешно? Из благодарности тебе она стала важнее всех остальных, в том числе самого себя?       Семь лет спустя в ту же историю…но уже в другую и по-другому.       Своеобразный диалог с самим собой прервал стук в дверь. Макс, до этого стоявший у окна, прислонившись плечом к стене, обернулся. Он знает, кто это. — Входи. Доброе утро. — Да я бы сказала, добрый день, — хохотнула Лена, прикрыв дверь, — время первый час дня, дети уже на улице носятся, Мухтар тоже, а мы с тобой разоспались, полуночники. — Да ладно, иногда можно и режим нарушить. Ты в платье, верно? — Верно. Июль на дворе. Как твои ощущения? — женщина подошла ближе. — С непривычки слепит немного, но скоро пройдет, наверно. — Тогда пойдем, не знаю, как ты, а я жутко голодная.        Схватив мужчину за руку, Лена направилась к кухне. Там они нашли только Женю, которая рассказала, что Эдика дети назначили главным нянем и утащили за собой на улицу. Впрочем, назначила скорее дочь, чьему щенячьему взгляду мужчина не мог отказать. — Мы уж думали, вы до обеда спать решили. — Почти угадали, — хохотнул Макс, — а вы с Ленкой обе в платьях сегодня.        Жаров выбрал нетривиальный способ рассказать о произошедших изменениях. Колосова рядом только улыбнулась, уткнувшись мужчине лбом в плечо. — Так ведь жарко на… Макс?! — до Жени не сразу дошел смысл происходящего, а как только она всё поняла, уставилась на друзей. — Вот как-то так. — Подожди, полностью? — Нет, скорее очертаниями и силуэтами, да и со светом пока не очень дружу. — Как я за тебя рада!       Дружеские объятия, во время которых Женя бросила внимательный взгляд на Лену. Тот самый беззвучный диалог понятный только двум подругам. Подругам, которым есть, о чем поговорить. Но всю дружную идиллию прервали влетевшие в дом дети, наперебой заявляющие о том, что они хотят пить. Только вот прерывать игру они тоже не хотели, потому что бегали вокруг взрослых с чашками в руках до тех пор, пока вошедший последним Эдик не подхватил на руки дочь, а Макс — спрятавшегося за него Глеба. — Всё, пять минут тишины, бесята, — объявил Жаров, — иначе ваша долгожданная вода окажется и на вас, и на нас, и на полу. — Категорически поддерживаю. — Кстати, Эдик, а где вы Мухтара потеряли? — Он на заднем дворе, между берёзой и кустами смородины в себя приходит. Там попрохладнее. Стоп, — Шувалов посмотрел на друга, — это то, о чем я думаю? — Если ты думаешь, что я теперь не совсем слепой, то да.       Крепкое мужское рукопожатие как итог и всеобщее решение, что приём пищи можно организовать в беседке на свежем воздухе.       Во время всей радостной суматохи Лена смотрела то на Макса, то на сына, доверчиво обнявшего мужчину за шею и положившего голову ему на плечо. Эта картина вызывала прилив теплоты в груди и тихой радости, что они нашли общий язык. Глеб скучал по отцу, лишь недавно перестал звать Артёма во сне. Но он также не был ребёнком, который поверит любому человеку, который проявит к нему внимание. Например, в Иркутске он сторонился их коллег. Держался то мамы, то папы. А Максу будто поверил с самого начала. Сейчас считал его совсем своим и с удовольствием сидел на руках.       Лена понимала, что что-то происходит и с ней самой. Особенно это ощутилось ночью, когда в один момент она рассказала ему всё. Когда прижималась к нему и чувствовала его объятия. Согревающие. Защищающие. Дающие ощущение покоя. Затем её радость, когда он вдруг увидел. Пусть не так хорошо, пусть через болезненное привыкание, но увидел. Смог. Женщина боялась признаваться себе в том, на что всё это похоже. Боялась снова произносить, даже про себя, это слово. Всё понимала, а вот принимать…с принятием было сложнее.       Он — не Артём. Она — не Василиса. Это понимали оба, и оба же понимали, что не ищут друг в друге ушедших любимых. Взаимная необходимость была обоснована другим, тем, что ни Макс, ни Лена не хотели произносить даже про себя. Слишком много страхов и сомнений это вызывало внутри.       День был наполнен детским смехом вперемежку со взрослым, разговорами ни о чем — той атмосферой и тема эмоциями, которые невероятно заряжали.       А ещё был плеск воды в бассейне, дружные ныряния и волейбол на воде, когда июльская жара всех доконала. Был смех детей, когда мужчины «выбрасывали» их в воду; были возмущенно-довольные интонации Лены и Жени, когда их, осторожно подошедших к краю бассейна в купальниках, Макс и Эдик потянули за руки и опрокинули в воду. — Мама, у меня получилось нырнуть, как папа учил! — прокричал довольный Глеб и продемонстрировал окружающим вполне себе хороший нырок под воду головой вниз. Всплыл мальчик через несколько секунд уже поближе к маме. — Молодец, родной! Кстати, не хочешь на плавание походить? Там тебя не только так нырять научат. — Это как занятия дополнительные? — Ну да, будешь после садика ходить. Что скажешь? — Я за! Особенно если там научат нырять! — заключил довольный парень и снова нырнул, оплескав маму. — Аришка, может, тебя тоже на плавание отдать? — Папа, я хочу на танцы! А плавается мне и так неплохо, — бойко ответила девочка, подплыв ближе к маме в своём кругу. — Так что, папочка, ищи танцы! — Танцы так танцы, молчу! Макс, ты чего смеёшься?! — Эдик увидел хихикающего над всей этой ситуацией друга. — У этой почти что трёхлетней мадам такой характер, что палец в рот не клади! — В родителей характер, молодец, Ариш! Так и надо своё мнение отстаивать! — Я на тебя посмотрю, когда у тебя вот такая появится! — Сейчас не обо мне речь! И вообще своей у меня может и не появиться! — Запомни мои слова, — многозначительно произнёс Эдуард, с улыбкой глянув сначала на жену, а потом на Лену, — будет у тебя ещё своя маленькая мадам. — Поплыл я от твоих пророчеств, — хохотнул Макс, нырнув под воду.       А вечером все уставшие но счастливые сидели за столом, где ароматно пах шашлык, варёная картошка и салат из свежих овощей. На этот раз Женя сидела около мужа, а Лена с Максом напротив. Снова была гитара. И прежде, чем дать её Лене, Эдик по настоянию общественности все-таки вспомнил студенческие годы и тот романс, один из немногих, который все-таки сумел освоить на гитаре. День и ночь роняет сердце ласку, День и ночь кружится голова, День и ночь взволнованною сказкой Мне звучат твои слова. Только раз бывает в жизни встреча, Только раз судьбою рвется нить, Только раз в холодный зимний вечер Мне так хочется любить!       Размеренная и неторопливая мелодия, догорающие угольки в мангале, приятная вечерняя прохлада. Женя замечает, как Лена кладет голову на плечо Максима, и улыбается, опустив глаза, подвинувшись ближе к мужу.       Затем снова разговоры, краем глаза наблюдение за детьми, устроившимися на качелях. Женя что-то ищет в смартфоне, после чего по участку разливается ещё одна теплая красивая мелодия, которой хочется просто насладиться. Ведь так редко они собираются в дружеском кругу, так редка эта атмосфера абсолютной гармонии. В закатном блеске пламенеет снова лето, И только небо в голубых глазах поэта — Как упоительны в России вечера…       На этих словах Макс встает и протягивает Лене руку в беззвучном предложении. Легкая растерянность, кивок, её ладонь в его руке и они неспешно двигающиеся в такт музыке на поляне. Позже к ним присоединяются и Эдуард с Женей. Пускай все сон, пускай любовь игра, Ну что тебе мои порывы и объятья?! На том и этом свете буду вспоминать я Как упоительны в России вечера…       Зачем пригласил её? Макс сам не дал бы четкого ответа на этот вопрос. Внезапный порыв, которому не было ни сил, ни желания сопротивляться. Они не говорят друг другу ни слова, лишь смотрят в глаза. Сейчас ничего не хочется усложнять ненужными разговорами, хочется просто быть счастливыми. Они оба это заслужили.

***

      В тот же день в Москве во время обеденного перерыва Катя слушала эмоциональную речь Жанетты о странном человеке, который показался ей знакомым. За полгода блондинка привыкла к тому, что рыжеволосая подруга иногда чересчур гиперболизирует свои ощущения, а потому слушала скорее с легкой иронией. Ну в самом деле кому из нас не казался знакомым случайный прохожий, а потом мы просто понимали, что он похож на кого-то из близких?! — Ты понимаешь, рожа такая противная, вот вылитый уголовник! — Жанна поставила чашку, откусив конфету. — Лысый к тому же. — Жанетт, у нас по твоим рассказам пол-Москвы уголовники, и все кажутся тебе знакомыми. — Не, такое в первый раз, — более, чем серьёзно заговорила Садовская, — точно тебе говорю, во-первых, явно недавно с зоны, во-вторых, где-то я его видела! Эту противную рожу ни с чем не перепутать! — Слушай, он просто может быть похож на какого-то из недавних пойманных. Чего ты, в самом деле. — Нутром я чую, понимаешь, — женщина ударила себя кулаком в грудь, — наш клиент! Меня как передёрнуло, когда я его увидела. Как будто вспомнила что-то, а что — понять не могу!       Катя пожала плечами, она все же оставалась при своем мнении: подруге показалось. К тому же Жанетта даже не могла вспомнить, кого конкретно ей этот тип напомнил. — Дамы, вы чего такие громкие, — в кабинете материализовался Лёша. — Да вот Жанна утверждает, что она какого-то нашего клиента видела сегодня, а какого — вспомнить не может. А мне кажется, ей показалось. Ну перепутала, с кем не бывает. — Не показалось, Катюша, не показалось! — и Садовская описала другу того самого якобы уголовника, который встретился ей по пути на работу. — Вот, а самое главное, он тоже на меня посмотрел, как будто узнал! — Жанн, под твое описание пол-Москвы подходит, — хохотнул Лёша, — то, что он там как-то на тебя посмотрел — так ты у нас женщина яркая, видная, мужчины и обращают внимание. — А ой, да ну вас, — махнула рукой Садовская, — надо Макса с Мухтаром дождаться, Мухтар вам точно подтвердит, что я не вру! Уголовник это! — Как будто Мухтар был там с тобой, чтоб что-то подтверждать. Жанн, выкинь ты из головы это.       Как Жанетта не пыталась, вспомнить она так и не смогла. В какой-то момент мысленно согласилась с ребятами, что всё это чушь собачья — да простит её Мухтар — и ей показалось.       Относительно спокойная жизнь группы Калитиной закончилась вызовом к Хрулёву на экстренное совещание. Николай Николаевич потребовал явку полным составом, включая экспертов. — Новости у меня плохие. Пока вы занимались разборками братвы, по Москве прокатилась серия разбойных нападений на аптеки. В итоге имеем убийство двух провизоров, одна в тяжелом состоянии в реанимации. Деньги не брали, брали наркотические препараты. Это всё в соседних районах, но ко мне уже поступило несколько запросов от наших коллег. Вас я собрал потому, что есть все основания полагать, что это Бес.       С последней фразой в кабинете воцарилась гробовая тишина. Лёша, Жанна и Кеша подобрались на местах, переглянулись между собой. Жанна одними губами произнесла какое-то имя, откинулась на спинку стула. Катя пока не понимала всей сути происходящего, но по выразительным лицам друзей, по сжавшимся в кулаки рукам Лёши, по руке Садовского, оказавшейся на плече у жены в поддерживающем жесте догадывалась: они уже не в первый раз сталкиваются с этим Бесом. — Его разве уже выпустили? — раздался голос Самойлова. — Бежал. Причем, бежал не один и художества свои тоже делал не один. И это вторая плохая новость. Иннокентий, Жанетта, вы помните того типа, который десять лет назад в Артёма стрелял?       Осторожные согласные кивки в ответ, а через пару мгновений вдруг прояснившийся взгляд Садовской, удар ладонью по столу. — Это он! — воскликнула женщина. — Я прошу прощения, Николай Николаевич, но, — далее Жанна рассказала начальнику про того самого уголовника, о котором несколько часов назад столь же эмоционально рассказывала Кате и Лёше. — Говорила же, узнала я его. Это он! — Значит так, введите коллег в курс происходящего. Поднимите старые дела, надо искать зацепки. Лучше если мы их найдём раньше, чем будут совершены ещё несколько нападений. Последнее нападение было совершено впритык к нам. — Аптеки относятся к одной сети? — уточнила Калитина, делая пометки в блокноте. — В том и дело, что нет. Это усложняет. — Николай Николаевич, я думаю, Жарову необходимо об этом рассказать. Не знаю, насколько это соотносится друг с другом, но Мухтар периодами стал беспокойно себя вести на улице, — Лёша рассказал об эпизоде беспокойного поведения собаки пару недель назад. — Да, совсем мне всё это не нравится. Мухтар редко ошибается, точнее, почти никогда, — Хрулёв почесал затылок, — значит, тем более, включайтесь. И осторожнее, я вас прошу. — Лену это тоже касается, — Кеша снял очки, протер стекла халатом, — тем более, у неё Глеб. — Предупредить можно, но она, слава Богу, в отставке. В любом случае, будьте все осторожны.       Уже в кабинете Кати Жанна и Кеша рассказали про то, при каких обстоятельствах пришел Максим, рассказали всё, что помнили о том деле. Лёша тихим голосом поведал Кате про Беса. В его голове пронеслись те кадры, воспоминания о подруге отдались болью где-то за грудиной. Пока он не знал, какими словами рассказывать всё это Максу, напоминать ему, который едва-едва начал приходить в себя о тех не самых, мягко говоря, счастливых событиях. Максу, только-только переставшему винить себя в смерти Василисы. Но и не рассказывать нельзя. Он, как никто, должен знать.