***
Хао кипит. Это тихая злость, что-то, что никак не отражается внешне (он просто не может этого допустить!), но оно есть. Его тело «спит», но Хао все равно злится. Он не может продолжать использовать телепатию, чтобы каждый раз заставлять брата кричать. Скоро это станет слишком частым, а потому очевидным явлением. Но на данный момент это лучшее, что он может сделать. Им было хорошо только втроем. Ему все равно, что Микихиса предан семье, что мужчина уже решил, что он тоже умрет за своих близнецов. И за Кейко. Хао не волнует, что он уже просматривает объявления о работе, чтобы помочь Кейко содержать их. Ему все равно. Он должен уйти. Хао так и не решил, останется ли он, когда появился этот нарушитель их спокойствия. Он был готов сразиться с ним, а потом сбежать. И… он был готов взять с собой Кейко. И Йо. Хотя, он знает, что они не нужны ему. Он, Асакура Хао, величайший шаман из когда-либо живших на свете, и он вполне может справиться самостоятельно. Но по какой-то нелепой иронии судьбы… он не хочет. Не хочет жить один, не хочет, чтобы его единственной компанией был только Дух Огня, пока он не станет достаточно взрослым, чтобы снова начать собирать последователей. Искать этому причину, заглядывая внутрь себя — было последним, что он хотел бы делать. Размышлять о своих решениях и причинах ему совсем не хотелось. Но если бы он задумался об этом, то, возможно, он намного раньше во всем разобрался. Кейко напоминает ему его мать. Характеры, конечно, разные, но что-то похожее все равно прослеживалось. Он просто не уверен, что именно. А это значит, что он не может игнорировать очевидное и, по правде говоря, Хао не слишком уверен, что даже хочет этого. Мысль, сама по себе была абсурдна. Как бы то ни было, Кейко слишком занята, укладывая Йо: она тихо напевает колыбельную, покачиваясь на месте вместе с братом на руках. Микихиса остается ждать у закрытой двери. Хао нужно решить, что с этим делать. Этот человек не собирается выдавать их остальным Асакурам, вместо этого он хочет защищать их, что было без сомнения… полезным. И хотя совершенно очевидно, что он любит близнецов совсем не так, как полагалось бы (потому что Хао чертовски уверен, что Микихиса не знает их достаточно хорошо, чтобы по-настоящему любить), но даже он не может отрицать, что мужчина любит Кейко. И в этом-то как раз и заключается главная проблема. У Хао нет никаких намерений жертвовать любым временем, которое он проводит с женщиной, воспитывающей его. Больше никакой лжи. Он привязан. И он никогда не мог отказаться от того, что он считал своим. С улыбкой Хао позволяет себе еще немного задержаться в состоянии полусна. Микихиса может пока остаться, хотя бы для того, чтобы снять с Кейко часть бремени по их содержанию. … Они обедают за низким столиком в гостиной, и Хао беззастенчиво забирается к Кейко на колени, оставаясь там на протяжении всего обеда. Когда она обращает на него вопросительный взгляд (что вполне справедливо, учитывая, что он только недавно начал искать с ней физический контакт по собственной инициативе), он запрокидывает голову и улыбается. Он игнорирует давящие мысли об Охачиё и тем правилам поведения, которые прививал ему демон-кролик. Вместо этого он позволяет себе окунуться в теплые, бурлящие чувства, которые он отчетливо чувствует от Кейко. Он удобно устраивается в ее теплых руках, кладя себе в рот кусочки хлеба и мяса. Бутерброды были совсем маленькими, это было сделано больше для Йо, чем для него. Хао не сомневается, что его брат просто-напросто подавится, если разом попытается запихнуть целый бутерброд себе в рот. Раньше он улыбался всем и каждому, но Хао признает, что сейчас детская улыбка считается чем-то драгоценным, поэтому он позволяет себе улыбаться только тогда, когда Кейко смотрит на него. В конце концов, для этой женщины он и Йо «самое драгоценное, что есть в ее жизни». Она считала его драгоценным, чем-то, за что могла принести в жертву все остальное, что у нее было. — Какой у нас план, Кей? — спрашивает Микихиса, смахивая крошки, которыми Йо уже успел окружить свою тарелку. И несмотря на то, что ему не нравится этот человек, Хао вынужден согласиться с его точкой зрения. Если ему удалось их выследить, то скоро могут появиться и другие. Только искренняя любовь Микихисы к этой женщине помешала ему сразу же атаковать. Это и тот факт, что он не являлся членом клана Асакура по праву рождения. Он был принят в семью, а не воспитан на их предрассудках. Это чудо, что Кейко смогла сбежать, учитывая все обстоятельства. — Выжить? — Хао чувствует ее дыхание над собой, ощущает ее руку, придерживающую его сбоку. — У меня не было другого плана, кроме как сохранить жизнь моим мальчикам. Если… когда Хао пробудится, может быть, я узнаю. Я… я не думаю, что смогу вернуться. — Твои родители любят тебя, Кей. Ты разбила им сердце. — Но они все равно убьют его, не так ли? — вопрос так и остается без ответа, являясь лишним подтверждением слов Кейко, и Хао еще немного прижимается к успокаивающей руке матери. Категорическое отрицание, ставящее его жизнь выше ее отношений с родителями. Разложение человечества не коснулось всех, даже сейчас, спустя тысячу лет с тех пор, как он это заметил.***
Микки находит работу продавцом в магазине пластинок. Это так невероятно подходит ему, что вызывает улыбку на лице Кейко; ему нравилось делиться музыкой Соул Боба с Йо, и их малыш всегда рад ее слышать, хлопая пухлыми маленькими ручками ослепительно и задорно улыбаясь. Сейчас он работает, ее муж, и Кейко идет на рынок, везя близнецов в двухместной коляске. Она хочет приготовить что-то особенно-вкусное сегодня вечером, разгар лета же — хорошая причина побаловать семью. Она уже купила арбуз, лежащий сейчас в специальном отсеке под коляской. Это будет их сладкое угощение назавтра, когда погода будет особенно жаркой. Несмотря на то, что она могла дать попробовать арбуз своим детям раньше, она решает сделать это только сейчас, летом, приучая таким образом своих сыновей к определенным ассоциациям. Арбуз — вкусное, освежающее лакомство, которое едят только в определенный сезон. Кейко идет мимо рыночных прилавков, а в это время ее близнецы изучают мир вокруг. Кейко видит на лице Хао недовольное выражение и, что Йо интересна каждая яркая, блестящая вещь, мелькающая перед его глазами. — Мое! — внезапно закричал он и отчаянно потянулся к плюшевой рыбке. Сжимая и разжимая свои маленькие пальчики, он будто пытался заставить игрушку саму прыгнуть ему в руки. Что ж, раз уж Микихиса теперь с ними и зарабатывает, то у нее, наконец, были деньги, чтобы побаловать себя и своих детей. — Подарок вашему милому сыну, мэм? — Да, пожалуйста. Кои и… — она замолкает, переводя взгляд на Хао, но тот быстро отворачивается, упрямо выпятив нижнюю губу. Ее взгляд снова возвращается к прилавку, она осматривает все игрушки, лежащие там и вслух перечисляет, — обезьяна? Нет, слишком глупо. Журавль? Нет, он не очень удобный. Может быть, кролик? То, как Хао слегка напрягается, выдает его. Кейко довольно кивает владельцу ларька, расплачиваясь за обе игрушки. Йо радостно визжит, когда ему дают кои, маленькие ручонки крепко вцепляются в ярко-оранжевую игрушку, в то время, как Хао совершенно спокойно уцепляется за пучок белого пуха его кролика. Он проводит рукой по его длинному, висячему уху, прежде чем прижать его к себе и прикрыть глаза. — Охачиё, — пробормотал он. В его словах есть детская невнятность, но имя, данное без малейшего колебания, прозвучало слишком отчетливо. Кейко удивленно моргает, машинально продолжая толкать коляску вперед к ларьку с рыбой. У нее кружилась голова. Был ли этот «Охачиё» в жизни ее предка? Кейко не помнит всех историй, на которых ее воспитывали, а после того, как отец предсказал, что одним из ее детей будет Хао и они оба должны будут умереть, она так и не смогла восполнить пробел в своих знаниях о прошлых реинкарнациях. Но не является ли это признаком, что Хао начинает пробуждаться? Это то, с чем ей предстоит разобраться позже. Глубоко вздохнув, Кейко подходит к торговцу рыбой и улыбается. По одному дню за раз. Вот как она это воспримет. … Арбуз быстро становится любимым лакомством мальчиков; теперь она упаковывает ломтики во все коробки для завтрака на открытом воздухе. Сейчас был август, и все еще было душно. Настолько жарко, что они с Микихисой взяли выходной и вместе с детьми поехали на пляж. Поезд гремит, катясь по рельсам, но шум не слишком громкий. Хао сидит рядом с ней, предаваясь каким-то мыслям в своей маленькой голове. Одной рукой он рассеянно поглаживает своего кролика Охачиё. Иногда Кейко казалось, что он больше был привязан к этой игрушке, чем к своему собственному близнецу. Кстати о нем… Стараясь удержаться на ногах, он прижимается лицом и руками к стеклу, разглядывая проносящийся мимо пейзаж за окном (ей придется не забыть умыть его, как только они прибудут). Он совершенно очарован сельской местностью, по которой они проезжали, и восторженно лепетал что-то на своем детском языке. Но несмотря на то, что Йо почти все время шумит, когда видит что-то интересное, Кейко все равно спрашивает его, что он видит и куда, по его мнению, они едут. Микихиса наблюдает за ней, сидя напротив через проход с дорожной сумкой, которая лежала на соседнем сиденье рядом. К счастью, фестиваль собрал основную толпу в больших городах, чем пляж в теплый летний день. Конечно, они могли бы тоже провести свой выходной, посетив фестиваль, но Кейко не знала, успели ли Асакуры разнести новость о возращении Хао. Поэтому они не могли посещать те места, где могут быть другие шаманы, чувствительные к присутствию духов. Да, это слишком большой риск. Оставался только пляж. … Йо громко визжит, когда видит океан. Он дернулся вперед, но ремни удержали его, не дав добраться до желаемой цели; он тут же что-то забормотал и стал корчить лицо, когда понял, в какой ловушке оказался. Это рассмешило Микихису, а у Кейко уходит мгновение, чтобы прочувствовать эту эмоцию своего мужа, ведь до тех пор, пока Микихиса не появился на пороге, она и не думала, что когда-нибудь услышит его смех. Она уже и забыла, как это легко любить его. Но любить своих мальчиков — это, бесспорно, факт природы, такой же несомненный, как восход солнца на востоке, такой же несомненный, как приливы и отливы. Асакура Кейко создана из любви к своим близнецам; это факт. Широкие колеса коляски затрудняют их путешествие по песку. На пляже уже сидят несколько семей: кто-то общается друг с другом, некоторые разместились на одеялах, другие установили шезлонги, а кто-то мог похвастаться большим пляжным зонтом. Удивительно, но им удается найти относительно уединенное место, наполовину скрытое перед скоплением деревьев. Микихиса с громким стуком роняет кулер, воткнув его в песок, словно флаг, заявляющий их права на это место. Когда Йо, наконец, освобождают из его колясочной тюрьмы, он тут же зарывается в золотистый песок обеими руками, громко смеется, когда тот просачивается между его пальцами. Он был очарователен в этот момент и совершенно точно заворожен этой новой средой. Йо размахивает пухлыми конечностями, пробуя свои силы в ландшафтном дизайне. Микихиса воркует над ним, уже загружая ведерко песком для строительства замка, наверняка он думает, как удивить младшего сына своими способностями архитектора. — Идите сюда, мистер, — говорит Кейко, вытаскивая Хао из его маленького гнезда и усаживая его себе на бедро. — Может, нам пока пойти помочить ножки, что скажешь? Она улыбается, внутренне тая, когда получает ответную улыбку. Боги, какой же он милый. Помахав Микихисе, Кейко направляется к океану, ставя Хао на ноги, как только они оказываются рядом с водой. Его крошечные пальчики на ногах шевелятся в песке, хотя он даже близко не восторжен, как Йо. Вместо того, чтобы так же, как брат, открыто выражать свои эмоции, он делает один уверенный шаг вперед, направляясь к волнам без следа страха во взгляде. Тем не менее, он все равно держит Кейко за руку, и Кейко знала, что ни за что бы на свете не отпустила бы ее. Вода быстро накрывает их ноги, плещется у лодыжек, а мокрый песок крошится и смещается под ней. Хао быстро присаживается на корточки, вынуждая Кейко присоединиться к нему или отпустить его руку. Вода впитывается в тонкую ткань ее шорт, и это не слишком приятное чувство. Хао совершенно не беспокоит то, как море пропитывает его одежду, он слишком занят, вытягивая из воды водоросль, чтобы рассмотреть ее своими темными глазами. У него ее волосы, те же шоколадно-каштановые пряди, что и у нее на макушке, и, похоже, они будут такими же прямыми, как и у нее. Пробегая пальцами по коротким маленьким локонам, Кейко бросает взгляд на свою одежду и просто садится в воду, наблюдая, как Хао исследует и раскрывает то, что существует под водой. Он не тратит много времени на каждое маленькое открытие; спиральная раковина, кровоточащая бледно-оранжевыми и желтыми узорами, камень, сглаженный за сотни лет в воде, кожистая длинная водоросль… Это все, о чем она когда-либо мечтала, именно то, чего она хотела от своей жизни. До того, как выйти замуж за Микихису, еще до того, как она даже встретила его, она всегда мечтала о детях. О походах по густым лесам и блужданиях по большим городам, о ленивых летних каникулах на пляже, об уютных зимних ночах, проведенных перед камином с горячим шоколадом, зажатым в ее ладонях. И в каждой из ее фантазий у нее был ребенок, зажатый под мышкой. Все эти годы она точно знала, как сильно будет обожать свое дитя. То, что у нее были близнецы… что ж, это было величайшим благословением, которое она когда-либо получала в своей жизни. Что у нее есть Йо и Хао. Хао и Йо, ее дети и ее мальчики; ничто не могло быть более совершенным. Весь ее путь сюда, к этому моменту, конечно, отличался от того, что она представляла себе, но Кейко не изменила бы ни одной секунды. Затем что-то тащит Хао вниз. … Кейко удается схватить его в тот момент, когда его голова исчезает под водой. Она притягивает его ближе к себе, это должно заставить то, что тянуло, ослабить хватку. Но это не было физическим воздействием — это была духовная энергия, — осознает Кейко. В панике, она без труда тянется к своей фуриоку впервые более чем за год, Кейко пытается призвать духа (любого духа), способного ей сейчас помочь. Ведь у нее с собой нет ничего, что помогло бы ей бороться; она даже не думала, что ей мог бы понадобиться проводник, и сейчас, думая об этом, Кейко понимала, как это было глупо с ее стороны. Их выбрасывает на лодку. Кейко тут же прижимает Хао к себе, обхватывает его крошечную фигурку, пытаясь предпринять хоть что-то, чтобы он снова начал дышать. И она чувствует, как его грудная клетка поднимается и опускается под ее руками, чувствует биение его сердца и его панический резкий вздох. Никогда раньше она не слышала от него ничего подобного. Она вскидывает голову, глядя на парочку шаманов, которые утащили их в океан, разлучили ее с мужем и ее младшим сыном, затащили в эту лодку. Нет. Не ее. Они охотятся за Хао. Заталкивая своего драгоценного малыша себе за спину, Кейко поднимается на одну ногу, упирается рукой о колено, но подняться полностью не находит в себе сил, потому что паника все еще не отпустила ее. Их утащили под воду без всякого предупреждения, ее ребенка чуть не утопили. И его жизнь все еще находилась под угрозой. Один из похитителей усмехается, его глаза прожигают Кейко, будто смотрят сквозь нее, пытаясь рассмотреть ребенка за ее спиной. Ребенка, которому не больше года, и плевать кем они там его считали, черт возьми. Вот тогда-то и начинается пожар.