***
На берегу гулял прохладный бриз, шелестела трава, и шум накатывающих волн приятно услаждал слух. Идти до места дзена и идиллии пришлось долго, а близкое соседство шатров Цирка, мимо которых проходила дорога, добавлял напряжения. Чарли старался держать Лис подальше от шатров, крепко сжимая её руку. Да и сама Младшая ведьма после ночного рукопожатия боялась оказаться на территории Директора. Сказки о страшно-ужасном Человеке в Маске за авторством Клаудии после первой встречи тет-а-тет перестали смешить, переквалифицировавшись в тревожное предупреждение. Когда опасный рубеж был преодолен, а перед друзьями осталась лишь лесная тропинка меж двух холмов с эхом волн где-то впереди, они заметно расслабились. Напряжение начало отступать. Скребущие по галечному берегу волны были слышны задолго до того, как холмы, наконец, оказались позади, перед Чарли и Лис предстала уходящая за горизонт беспокойная водная гладь. Синее, словно лондонский топаз, небо. Облака, похожие на зефирных зверушек. С холмов почти до самого берега спускается ковёр вереска. Широкий пляж из-за окружающих его холмов кажется скрытым ото всех глаз, живущим в своём собственном измерении: вне Города и его кошмаров. «В этот чудесный пляж, как в обитель спасения, можно поверить, только если не оставаться здесь на ночь», — подумала Лис. У холма, почти спускаясь к самой воде, росла молодая гибкая черёмуха, дарящая своими пушистыми уютными ветвями объятие прохлады и полного покоя каждому, кто пожелал бы отдохнуть у корней дерева. «Идеально», — решила девушка. В противоположной стороне от тропинки, которая вела из города, берег уходил в затопленную пещеру, у входа которой покоилась груда обломков скалы разных форм и размеров. Лис позвала Чарли к пещере, выбрала обломок подходящей формы, который они вдвоём осилят перенести под черёмуху. — Помоги перенести под черемуху, — указала Лис на нужный обломок. Установленный обломок девушка тщательно протёрла и просушила. Очищенный от грязи, ила и мха, он оказался бледно-серым, внешне напоминающим гранит. «Это будет долго!» — тяжело вздохнула девушка, сев у обломка и вытащив из кармана нож. Пусть она не похоронит друга как надо, но установить кенотаф сможет. Главное теперь — нацарапать, а в идеале выдолбить имя Алекса. — С этим ты справишься быстрее! — прозвучал над её ухом голос Чарли с лёгкой усмешкой, а в руки упал перманентный маркер. — Этого монстра даже кислота не берёт, а речная вода и подавно не справится. — Как ты догадался? — удивилась девушка, тронутая его проницательностью. — Сам хотел предложить соорудить что-нибудь в память об Алексе. Сомневаюсь, что в этом городе его получилось бы по-человечески похоронить, не говоря о том, чтобы перевезти тело в Сентфор. — Алекс точно не хотел быть похоронен на кладбище Сентфора! Тот город он считал ещё более проклятым, чем, думаю, даже этот! — усмехнулась Лис, тщательно выводя буквы маркером в несколько слоёв. — Подозреваю, что из-за отца. Если вспомнить, то наши родители не слишком любили город своего детства и неохотно отпускали нас к бабушкам и дедушкам на каникулы. — Забавно, если бы совсем не пускали, то Четвёрка и не появилась никогда! — Безумная Четвёрка, — улыбнулся Чарли, — помнишь слова старой миссис Нельсон? — «Если бы город назвали в вашу честь, то он звался Инсейнфор. А теперь прекратите вовлекать мою внучку в ваши неприятности!» — проворчала старческим голосом девушка. Наконец, работа была закончена. Лис и Чарли отошли на несколько шагов назад, чтобы оценить работу. У корней черёмухи покоился внушительный обломок скалы с ярко проступающими угольно-чёрными буквами:«Александр Джозеф Хилл. Любимый сын. Самый лучший друг».
Время стремительно клонилось к обеду. Пикник решено было устроить прямо на гальке с видом на свежесозданный кенотаф. — Банальные слова, но ничего оригинальнее в голову не пришло, — пробормотала Лис, уминая сандвич. — Не банальные, а классика. А она не стареет, — назидательно поправил её Чарли. — Хорошо, что его отец не дожил до нашего последнего приключения. Он бы страшно переживал о том, куда пропал Алекс, искал всех нас. Может, даже поднял бы свои старые криминальные связи. Всё закончилось бы только хуже. — Его отцу было под сорок, когда Алекс родился, а на вид и того больше, — пожала плечами девушка и в ответ на недоумённый взгляд друга пояснила: — Я фотографии видела. Бурная молодость, криминальное прошлое… вот и истрепался организм. Помню, Алекс словно в каменную статую превратился, когда отца хоронил. Повторял одну и ту же фразу. — «Хорошо, что он умер во сне и не чувствовал боли», да уж, помню. Матушка его мигрировала куда-то в Испанию, а он достался нашей команде поддержки во всём своём унынии. Только внеплановая поездка на Ниагарский водопад сумела его растопить, к счастью. — Я боялась, что мне придётся в бочке с водопада прыгать, чтобы его растормошить, — на мгновение усмехнулась Лис, — но он пришёл в себя быстрее. — А про криминальное прошлое я бы помолчал! — игриво толкнул Чарли подругу. — Если память меня не подводит, твой дядюшка был в одной банде с отцом Алекса! — За дядю я отвечать не могу! А папа мой — честный человек искусства, работал в музеях и картинных галереях! Просто в семье не без… криминального дядюшки в чёрной кожаной косухе. К слову, твой батенька тоже был в банде! — отметила девушка, делая глоток из синего флакона, взятого из кармана платья. Сентфор настолько мелкая тёмная дыра, что, как мне кажется, все жители города или сами были частью банды «Чёрных драконов», или имели родственников там! — подытожил Чарли. — К чести моего отца, он только в школьные годы был в банде, а потом завязал и жил нормальной добропорядочной жизнью. Если не ищет нас по всем закоулкам, то управляет своими автомастерскими в Балтиморе. А твой? — Родительский день? — удивилась Лис, доставая холодный чай в бутылках. После всего произошедшего, девушка старательно гнала от себя мысли о прошлой жизни, родителях и всём, что они стремительно оставили, когда в их жизни появились Они. Мысли, что родители беспокоятся и ищут их, лишь добавляли болезненных уколов в сердце. — Сегодня первый и последний день, когда можно свободно повспоминать. Воспользуемся возможностью! — Отец с матерью перебрались на Кипр пару лет назад. Он возглавил там небольшой музей искусств, а после выкупил его и стал полноправным владельцем. Мама — программист, ей всё равно, из какой точки планеты работать, лишь бы интернет-провайдер был надёжным. Последний раз, когда я к ним приезжала, они были счастливы, как никогда, — погрустнела она. — Хотелось бы мне написать им какую-нибудь ересь, что я жива-здорова, просто сбегаю… — На другую планету или в прошлое, где не ловит смартфон? — с ироничной улыбкой предложил Чарли. — Да ну тебя, я тут предаюсь кручине, а ты всё настроение сбиваешь! — фыркнула она. — Расскажи лучше, что с твоей матерью? — Тоже в Балтиморе. У них с отцом всё хорошо. У неё маленькая юридическая конторка. Жизнь удалась, только сын бедовый. Начинаю думать, не поставить ли мне тут кенотаф авансом, мало ли. — Авансом не ставят. Придётся тебе смириться, что не будет тут камня с именем Чарльза Роберта Тёрнера. Обойдешься! Если и ты… то я перестану барахтаться и щучкой следом нырну в реку Стикс. Так что придётся тебе жить долго и счастливо в этом городе! — Заказ принял! Буду исполнять со всей ответственностью! — взял под воображаемый козырёк Чарли. — Давай сегодня не раскисать. Сегодня мы это просто мы. Гуляем, вспоминаем нашу «криминальную» родню. А завтра… будет завтра! Момент полного уныния меня всё же настиг. Наплевав на все предостережения, я отправилась провести вечер допоздна на единственном по-настоящему прекрасном месте города — на берегу реки. Пришлось почти кругом обойти территорию Цирка, но оно того стоило. Закат на берегу был очаровательным, но я не наслаждалась красотами, а просто ревела у воды, уткнувшись лбом в коленки. Погрузившись в свою скорбь по прошлому, я не заметила, что наступили сумерки, а затем проворонила, как сумерки сменились ночной тьмой. И как только волны реки перестали громко шуметь, пришедшая пара Гулей быстро объяснила мне (на пальцах или когтях), что им берег тоже очень нравится. Пять острых как бритва когтей распороли корсаж платья и мою кожу. От удара я сломанной куклой была отброшена к каким-то крупным валунам и там внезапно кристально трезвой головой снова начала оценивать поведение Монстров, пришедших по мою душу. Они не были готовы к встрече, и момент удара был больше рефлексивным, чем нацеленным. А когда я тихо отползла от валунов к обломкам скалы, где громко плескалась вода, на моё счастье нашлось сырое углубление. Добычу они полностью потеряли. Не знаю, насколько это их расстроило, но всю ночь я с беззвучными слезами боли наблюдала, как платье пропитывается моей кровью, молилась, чтобы не умереть от её потери и о том, чтобы меня не нашли. Близость смерти заставила меня сбросить беспросветность и снова вцепиться мёртвой хваткой в эту жизнь. Я буду барахтаться дальше. Всем смертям назло! Утром, ослабевшая от боли и кровопотери, я нашла в себе силы встать и с упорством ледокола направилась в Лавку врачеваться. Перед глазами плясали пятна, меня мутило, а дорога постоянно расплывалась перед глазами, но я дошла. — Девочка моя! — ахнула он ужаса Клаудия при виде моего покрытого грязью, мхом и кровью образа. — Да как же?! Кто?! — На берегу бродили Монстры… — тихо шепнула я, охрипнув за ночь. — Это ГУЛИ с тобой сделали? Но как ты жива осталась?! У тебя девять жизней, как у кошки, не иначе! — всплеснула она руками. — Снимай платье, я закрою на сегодня Лавку, тебя нужно заштопать. Ох, сколько крови! — Это не кровь, — улыбнулась я вдруг сквозь слёзы, пока стягивала с себя разорванное платье. — Это вишня! — Что? Тебя ещё и по голове ударили? — обеспокоенно осмотрела мою бедовую голову Чайная Ведьма. — Так мой дядя говорил. Его и моего отца в детстве избили хулиганы. В таком виде они вернулись домой под очи родителей. А он возьми и ляпни про вишню! — Клаудия быстро обрабатывала антисептиком мои раны и сразу штопала их, заставляя меня делать паузы и шикать от боли, но какое-то ломкое озорное тепло от воспоминаний о семье заставляло меня безропотно терпеть каждый стежок. — Эта «Вишня» в итоге к нему на всю жизнь прилепилась. — Неужели постоянно дрался? — Не без этого, — поморщилась я от очередного стежка, — но я о том, что его с тех пор все звали Вишней. Даже я. «Дядя Вишня, как же это ужасно звучит!» — улыбнулась я своим мыслям, смахивая с глаз слёзы. — Я тебе сколько угодно вишни достану, девочка, ты только держись! — пробормотала моя врачевательница. Увы, кроме слабого местного анестетика у неё ничего не было и мне предстоял калейдоскоп боли. Говорить о семье не хотелось, но в голову пришла идея петь каждый раз, как будет чересчур больно. — Ссс, ай! Ниже в глубине, — затянула я песню, — где дракон лежал во сне. Золота зов… Дрожащий голос. Всхлипы. Хныканье. Не самое лучшее моё исполнение, однако я продержалась на мелодичных балладах до самого конца медицинских процедур. — Я дам тебе чай, чтобы ты поспала днём. А то ночью… сама знаешь! — вздохнула Чайная Ведьма, оглядывая меня, пока покрывала швы своей мазью. — Тебе понадобятся силы, чтобы вернуться из Брантфорда. Сейчас что-нибудь поешь. И сдабривай мазью швы, так быстрее раны затянутся! — Она почти меня отпустила, но вдруг притормозила, схватив за локоть. — И, знаешь девочка, не пой в городе песен! Песни могут пробудить чужие воспоминания. Мы же не хотим, чтобы в Брантфорде просыпались невинные люди? Следи за словами, за фразами, старайся лишний раз ни с кем не разговаривать. «С людьми не говорить. Песен не петь. Жизнью не жить» День, чтобы отоспаться. Красота. Только боль от заштопанных ран не давала провалиться в глубокий сон, сковывая где-то на поверхности подсознания. Возможно, так было даже лучше. Сомневаюсь, что мне уже тогда было доступно что-то кроме кошмаров. Раны заживали быстро, но болеть не переставали, пока последний шрам не побелел. Первые недели в Брантфорде я просто заползала под ближайший фундамент и не шевелилась до самого рассвета. Со страдающим боком любое ловкое движение было для меня недоступно. Итогом моей ночи на берегу стали пять длинных шрамов от подмышки до пупа на правой стороне тела. Тугие и жёсткие, словно миниатюрные корабельные канаты, они стали мне напоминанием и предупреждением: все, что туманит разум, включая уныние и слёзы, в этом городе опасно, а значит — запрещено. Так жизнь пошла по накатанным рельсам. Ночь в Брантфорде. Утренняя пробежка до Лавки. День работы подмастерьем Чайной Ведьмы. Вечером и урывками днём можно позволить себе какие-то мелкие радости, вроде прогулки по парку, похода в кино, большой сладкий кекс с огромной шапкой сырного крема. Перед сном чай, если повезёт, под аккомпанемент проходящего мимо балкона Цирка и его очередных жертв. Верила ли я в дьявольщину Цирка? Да, скорее верила. Но только Человек в Маске своими артистичными поклонами в мой адрес вызывал у меня настоящую искреннюю усмешку. Порой я вспоминала себя старую. До города. До похорон. До той пещеры, будь она неладна. Кем я была? Что же со мной стало? Я пестовала и лелеяла своего внутреннего ребёнка, считала, что если внешний мир не мешает ему продолжать жить внутри меня, то пусть живёт и радуется жизни столько, сколько требуется. И вот пришлось срочно повзрослеть, что далось с болью. После всех кошмаров, постоянного соседства с Ночными Животными, бесконечных пустых обещаний приготовить тот самый чай и охотящихся на меня Их, у меня остались лишь две эмоции — страх и злость. Я злилась на себя и свою беспомощность, на всю несправедливость, на город, на Ночных Животных, на свою покровительницу. Я была зла на всё, что со мной происходило, и постоянно боялась за свою жизнь и за жизни своих друзей. Из этого клубка появилась новая версия Лис. Вместо вечного улыбающегося ребёнка вышла циничная, злая и уставшая девушка, повторяющая себе: «Никто не спрашивает, чего ты хочешь. Ты будешь делать всё для выживания. Поэтому встала и пошла делать!» Добрые девочки не живут в Городе Соловья, там их съедают монстры.