Последний Город Кошмаров

      Цирк. Глубокая ночь. Шатры погружены в сон. Кроме одного. Лишь в одном шатре горел свет.       Шатер для бесед, он же личная обитель, он же мастерская Человека в Маске. Достаточно большой, чтобы все эти ипостаси спокойно сосуществовали, пространство между ними было, а ощущение тесноты не возникало. На старинном журнальном столике мягко отбрасывала жёлтый свет антикварная лампа. Света хватало, чтобы слегка разогнать мрак и осветить двух собеседников, сидящих друг напротив друга, разделяемых столиком.       На выпуклых областях безэмоциональной маски Человека, сидящего в кресле, свет отражался бликами, ещё больше выделяя бледное лицо девушки, завернутой в черный плащ Директора Цирка. Лис сидела на софе, поджав под себя ноги, и, несмотря на кокон из плотной чёрной материи, продолжала дрожать.       После выпитого содержимого синего флакона, эмоции немного поутихли, однако злость на всю ситуацию прорвалась из неё внезапной исповедью. Подробной и неожиданно искренней, без обмана и без секретов. Тому, кто, по слухам, за грешки превращает людей в чудиков, она добровольно ведала историю своей жизни. Трагедию Безумной Четверки. Их самой большой и самой фатальной ошибки.       — … После похорон Зоуи, мы не знали, что делать, и просто отправились в бега. Только дорога. Только вперёд, — хрипловатым голосом рассказывала она, глядя на непроницаемую маску. К чести Человека, он не перебивал, внимательно слушая каждое слово. — В какой-то момент попали в туман… ладно, кого я обманываю?! Было ещё кое-что. Мы нашли того парня, который нас подставил, показав нам в пещере Их. Есть такая вещь, как социальные сети. Трудно объяснить с нуля, что это, но это что-то вроде всемирной библиотеки, в которую зайти может каждый. И каждый может оставлять там какую-то информацию про себя, которую видят все желающие. Фотографии, свои песни, стихи, рисунки. Но чаще всего люди оставляют именно фотографии и почти подробную историю каждого самого рутинного момента жизни, будто это что-то особенное. Идеальное орудие для маньяка, если хочешь кого-то выследить и убить.       Лис мрачно усмехнулась:       — Вот мы этого парня и отследили почти без трудностей. Отец Алекса в прошлом имел прямую связь с криминальными элементами, и Алекс прекрасно знал, где у его покойного отца спрятан пистолет… — она растерянно выдохнула, зарывшись тонкими пальцами в свои волосы, будто впервые задумалась о содеянном. — Это было так странно! В плохом смысле слова, противоестественно. Мы превратились в линчевателей. Дьявол, я даже имени этого парня не помню, только как его выманил Чарли. Мы его связали и вывезли «на природу». Мы знали, что Они идут за нами, терять было уже нечего. Парень не ожидал увидеть нас живыми, думал, что всех давно забрали Они.       Девушка улыбнулась, переводя дух. Боли в этой улыбке было больше, чем во всех пролитых ранее слезах. Человек не торопил, не принуждал продолжать исповедь, но остановиться Лис уже не могла.       — Перед смертью он признался, что Они «одаривают» его в награду за предоставленное мясцо. Этот парень — коренной житель той местности, где Они обитают. Все местные знают правила «соседства». Что нельзя заходить в пещеру, а если зашел, то держать глаза закрытыми и не смотреть. А ещё, что с этими соседями возможен диалог. И как именно можно договориться… — она шумно выдохнула и глухо продолжила: — Первый раз у меня на глазах убили человека. Так громко. А потом тело падает, и всё. Я… я думала, что не смогу на это смотреть и отвернусь. А я даже не моргнула во время выстрела!       У Маски никаких эмоций. И никакой реакции на историю о сохраненных воспоминаниях, о пробуждениях в Брантфорде, о работе в Чайной Лавке, о печальном финале жизни Алекса и даже о смертельном усыплении двух напавших в подворотне. Маска будто бесстрастный судья. Но под Маской разгорается живой интерес. Человек в Маске слушает внимательно, кажется, знает ответ, что послужило причиной столь детальной исповеди девичьих грешков. Алиса умолчала лишь о ночи с Гулями на берегу и о происходящем в своих кошмарах. Самой было страшно думать, что всё это время она пропускала через себя чужую память. Калейдоскоп насилия.       — Этот приступ должен был меня добить. Они планировали сегодня наконец забрать меня. Как Алекса. Остальное Вам известно! — закончила говорить Лис, и в шатре повисла тишина.       Директор Цирка не спешил что-то говорить. На столике у лампы стояла чашка с горячим чаем, предложенным еще в начале исповеди. Осторожно Алиса высвободила руку из-под плаща и немного отпила из чашки, ощущая облегчение. После всех вываленных из шкафа скелетов, стало значительно легче. Отчего-то разговоры с Чарли и Алексом такого спокойствия не приносили, хотя только им она могла доверять полностью. Но осознание, что Человек в Маске её услышал, принесло немного покоя. Даже если после их беседы на её лице окажется маска, превратив в чудика. Лишь на мгновение рискнула взглянуть в прорези глаз Маски, встретившись с его взглядом.       ПЛАМЯ       Она вздрогнула, зажмурившись, что не прошло мимо глаз Человека, однако быстро заставила себя вести так, будто ничего не случилось. Лис нервно улыбнулась, отгоняя удушливое послевкусие от пойманного воспоминания.       — О Человеке в Маске в городе столько страшилок рассказывают. Мадам Клаудия от себя тоже добавляет. По её словам, Вы — хуже Сатаны! Что все чудики — это люди, на которых надеты маски, и за свои грешки они теперь вынуждены служить Цирку. А их страшный образ — это результат некоей Черной Магии. Что всё это безумие Города с диктаторским забвением из-за Вас. А ещё, что Вы её помощниц соблазняете, а потом убиваете и закапываете там, где растёт Морозник. Интересно, что из этого правда? — задумчиво произнесла она, вопросительно поднимая взгляд на Маску.       — Правдой является всё сказанное, — ответил Человек с хищными нотками в голосе, заставив Лис поёжиться, — а с истиной всё гораздо сложнее. Скажи мне, Алиса, — он продемонстрировал пустой синий флакон-флягу, — ты знаешь, что пила всё это время?       «Дьявол!» — начали формироваться нехорошие подозрения, пока она отрицательно качала головой.       — Это помогало Их отгонять. Я не спрашивала, — под нарастающее биение сердца пролепетала она, с расширившимися от ужаса глазами.       «Идиотка, что мне мешало спросить?!»       — Возможно, эта настойка сама по себе может отогнать… Их, но в неё добавлен один лишний ингредиент. Чёрный Морозник. Теперь, Алиса, лучше говори правду! — голос Человека не терпел возражений, но девушка не собиралась бунтовать и сдавленно кивнула. — В какой момент тебе начали сниться кошмары? Необычные кошмары.       — Я… Откуда Вы… — пискнула Лис, чувствуя, как теряет почву под ногами.       — Будешь притворяться, что не знаешь, о чём я спрашиваю, — заставлю посмотреть мне в глаза! — бархатным голосом пригрозил он, пересаживаясь с кресла ближе к ней на софу. — Что ты увидишь?       — Не надо, я скажу! Я увижу пламя! — зарылась Алиса в плащ почти по самые брови, будто это могло её спасти. — На второй или третий день всё это началось. Я думала, что это просто кошмары! Только вчера я поняла, что это воспоминания. Когда вошла в шатер я… не знаю, что-то произошло. Я оказалась в старинном доме, в огне.       — Ты вдохнула пары Морозника. И пробралась в мою память! — голос Человека почти вибрировал. Лис предположила, что от злости.       — Клянусь, я не специально! — воскликнула она. — Думаете, мне приятно видеть, нет, чувствовать мучения людей?! Я уже дважды горела в доме, была жертвой маньяка, утопленной собственной матерью, проходила лоботомию… хотите себе такие замечательные кошмары? Забирайте! Всё забирайте, мне не жалко!       Эхо от голоса Лис погасло в стенах шатра. Вскочив с софы, она с удивлением поняла, что последние слова почти выкрикивала.       — Сядь, — голос Человека не терпел неподчинения, и гостья устало опустилась на софу. — То, что я сейчас скажу, тебе не понравится.       «Вы собираетесь меня убить и закопать за шатрами?» — с мрачной усмешкой подумала Алиса, поймав себя на том, что страха уже не испытывает.       — Твои кошмары вызывал постоянный приём Морозника. Чёрный Морозник вызывает, как принято считать, галлюцинации. В действительности он приоткрывает завесу между сознанием человека и всем, что за этой завесой можно встретить. Чужие мысли, например. Или чужую память. Или видения того, что было или будет. А возможно, зеркало собственных пороков, отраженных маской. Но принимать Морозник нужно длительное время. И в очень больших количествах. Чем ещё тебя поила Чайная Ведьма?       — Чаем, — прошептала Лис. Разум уже сложил два и два. Тем тяжелее признаться самой себе в том, что её покровительница, наставница и единственный человек, помогавший ей, травила её! Признаться и не утонуть в отчаянии можно было только накопив в себе достаточно ярости, которой просто не было. — Каждый вечер перед сном. Она обещала, что чай поможет забыть прошлую жизнь…       — А Город сделает остальное? — в голосе Человека слышалась усмешка с долей сочувствия. — Чай мог лишить тебя памяти. Но явно не тот, который давала она. Избавиться от прошлой жизни у тебя был шанс только до первого кошмара. После чай бесполезен. Ведьмам чай память не стирает. А ты, незаметно для всех в этом городе, успела инициироваться.       — Я — ведьма? — с нервным смешком переспросила Лис.       — Не веришь? — отрицательное качание головы. — Хочешь наглядный пример, чтобы понять? — кивок. — Будет больно, но, с другой стороны, сомнений останется намного меньше! Да и выбора у тебя нет.       — Пожалуйста, не надо! — прошептала она, холодея.       «Наглядный пример» в исполнении Человека в Маске пугал до чёртиков.       — Смелее, Алиса, если я не прав, то ничего не случится. Ты вернешься утром в Лавку в полной уверенности, что ведьм не существует, кошмары у тебя из-за тяжёлых воспоминаний, а я в свою очередь пообещаю никогда… — он сделал эффектную паузу, поднявшись с софы и протянув руку в приглашающем жесте. — Чего бы ты хотела?       — Не угрожать мне и моему другу Чарли… Энди! — без колебаний назвала свою цену Лис, вкладывая в его руку свою миниатюрную в сравнении кисть.       — По рукам! — Человек властно поднял девушку на ноги. Плащ соскользнул с плеч на пол.       Предчувствуя что-то совсем нехорошее, Лис судорожно сглотнула, не отрывая взгляда от Человека в Маске. Несколько шагов, рывок за плечи, словно она игрушка. Голова, локти и спина коснулись ровной твёрдой поверхности, к которой она оказалась поставлена.       «А он всего лишь на полголовы меня выше. А казалось, что горизонт закрывает!» — выстрелила в голову неуместная мысль, когда Человек приблизился к ней вплотную.       — Руки придётся держать, — предупредил Директор, сомкнув пальцы на запястьях, вызвав виток приступа паники. Глядя на маску стеклянными от ужаса глазами, Алиса прижала руки к своей груди, попытавшись тем самым защититься.       — Только не за запястья! — вскрикнула Лис, ощутив всю вереницу прошедших через её голову кошмаров.       — Не за запястья, — успокаивающим тоном повторил Человек, осторожно отнимая её руки от груди.       Он стоял предельно близко, но пережитый приступ паники позволил лишь холодно отметить сей факт, закрыв любой эмоциональный отклик. Осторожно переплетая пальцы, он завел её руки наверх, заставив девушку вытянуться, словно гитарная струна. Сердце Лис обреченно отбивало чечеточный ритм.       — Смотри мне в глаза, Алиса. Не отводи взгляд, поняла?       Внутренне сжавшись, она кивнула. Вдох-выдох, она покорно подняла взгляд на прорези нависающей над ней Маски. Глаза цвета голубого барита уже ждали её…

***

      ПЛАМЯ.       Повсюду горит огонь. Вокруг меня оплавляющий жар. Я в ловушке. Второй этаж. Мне некуда деваться. Остаётся лишь беспомощно смотреть, как дело моей жизни горит, как всё, что было моим, превращается в ничто. На третий раз меня парализует ужасом.       — Ты должна двигаться! — гремит в кошмаре голос Человека, заставив меня ощутить его присутствие на мгновение. — Иди вдоль стены вправо. Лестница на первый этаж там.       Голос отрезвляет. Сжав руки в кулаки, я одновременно чувствую и жар, и его пальцы, переплетённые с моими. Кошмар начинает идти рябью и на мгновение смещается. Человек отдает мне команды, я послушно их исполняю. Беру по пути всё, что поможет мне защититься от огня. Пригибаюсь к полу, пробираясь сквозь горящие завалы, когда он приказывает. Огонь оплавляет мою кожу. Мой дом разрушается. Моя одежда загорается.       Боль от ожогов заставляет кричать. Кричать в кошмаре, кричать в шатре. Но он продолжает говорить, и я подчиняюсь, пока тело обессиленно не вываливается из горящего дома. Воспаленные глаза успевают напоследок впитать образ пожираемых огнём родных стен, и всё съедает темнота.       Но кошмар не заканчивается. Я не могу вернуться назад. Я продолжаю жить чужой жизнью.       Апогей боли. Ожоги заживают медленно. Каждое движение причиняет мучения, переходящие в агонию. Кожа воспаляется. Неумелое врачевание приводит к нагноению. Раны приходится вскрывать для очищения, обработки и наложения новых повязок. Но больнее ран осознание, что по возвращению меня ждёт пепелище. Вернуться к прошлому ремеслу невозможно. Руки страшно обгорели и едва слушаются. Все средства, все ресурсы, все инструменты и заготовки, все мои маски — всё сгорело на моих глазах. А что уцелело, унесли мародеры.       Единственный светлый лучик, который не даёт мне окончательно пасть в отчаяние, — это Аннет. Имя из кошмаров обретает смысл. Прекрасная девушка с лицом ангела и зелёными, словно весенняя трава, глазами. Она приходит каждый день. Её улыбка даёт мне силы продолжать жить. Она дарит надежду на то, что мой мир не мёртв окончательно. Я люблю её всем сердцем, и каждое мгновение благодарю небеса, что подарили мне её. Она продолжает строить планы на будущее, заставляет меня жить, выходить гулять и даже надеяться на лучшее. В беседах мой ангел теребит свои светлые локоны и смотрит на меня взглядом, от которого в душе становится теплее.       «Неудивительно, что я повторяла это имя в пожаре.»       Время возрождает надежды. Позже белокурый ангел осторожно снимает с моего лица повязку слой за слоем. Её глаза сияют, а на лице блуждает улыбка ожидания… повязка падает к ногам. Прекрасное лицо искажает гримаса ужаса и отвращения к тому, что она видит.       «О нет!» — невольно вскрикиваю я. На мгновение чувствую переплетенные с моими пальцы Человека, напряжённые до предела.       Аннет, мой белокурый ангел, чьё присутствие давало жизнь, отшатывается от меня. Я пытаюсь взять её за руки, но она избегает смотреть на меня. Я шепчу ей слова любви, умоляю не отвергать меня. Она всё же поднимает на меня взгляд, и он убивает меня раньше, чем я вижу её слезы и слышу крики, что зрелище для неё невыносимо. Мой ангел сбегает. Оставляет опустошение.       Мир окончательно умирает в моих глазах. Огонь пожрал всё мною сотворённое, а что осталось — уничтожила Аннет. Попытки поговорить. Ожидания у её дома. Становится лишь хуже. Она прогоняет меня. Ей противно смотреть на моё лицо. Встречи вызывают только крики и плач. Нутро человеческой души предстаёт перед моими глазами без прикрас. Все люди уродливы и эгоистичны, а их красивые тела — лишь маски, скрывающие безобразных тварей.       Город не лучше. Пожар будто сорвал с горожан их фальшивые личины. Когда-то все двери были для меня открыты, меня встречали улыбками, благодарили за работу, обещали покровительство… теперь двери закрыты. Никто не улыбается. Уродливый калека без ремесла. Никто не хочет иметь дела с уродством, другое дело красивое лицо, слава, охватывающая несколько городов, богатство и почетное мастерство. Человеческая душа показывает себя гнилой зловонной субстанцией. Мир уродлив, люди ещё уродливее.       «Хватит, пожалуйста, хватит! Я не могу больше!» — не выдерживаю я, пытаясь вырваться из этого отчаяния. Вся боль, весь гнев, вся его жизнь проходит сквозь меня, заставляя чувствовать абсолютно всё, будто я обнажённый нерв. Мои пальцы снова ощущают его, но лишь на мгновение, а затем сеанс пыток возвращается. Больно. Слишком больно. Пытаюсь сбежать от этих воспоминаний, но тщетно.       «Пожалуйста, я хочу назад!»       — Ты забралась слишком глубоко. Тебе придется увидеть всё, чтобы вернуться. Терпи. Слушай мой голос! — приказывает Человек. Я чувствую, как его пальцы касаются моих шрамов, как-то миновав границу из пижамы. Он надавливает на тот шрам, что всё ещё ноет время от времени, и эта боль отрезвляет меня, заставляя вспомнить, что Я реальная не должна сливаться с Я из кошмара.       «В самые тяжелые моменты моей жизни меня поддерживали друзья, и даже в городе Кошмаров без Алекса и Чарли я недолго бы протянула. Но что если бы они меня оставили? Эта Аннет просто наивная девица, не соображающая, что физическая привлекательность — это самое мимолетное явление в мире. Оспа, старость, болезни, раны, эпидемии, ожоги… всё что угодно заберет красивую мордашку, не оставив ничего взамен! Она сама через считанные годы перестанет быть хорошенькой!»       Разбитое сердце, унижение, безнадега, боль и разочарование. Сердце, разъедаемое ими, забывает, что существует что-то светлое и хорошее. Достигнув точки кипения, они становятся ненавистью. А ненависти нужен объект. Светловолосый ангел с зелеными глазами становится этим объектом. Отныне путеводной звездой жизни становится месть.       «Как давно это было?» — пытаюсь я отстраниться от кошмара и подсчитать время.       — Больше двух веков назад, — незамедлительно следует ответ.       Миловидная травница с зелеными глазами мгновенно обвиняется в колдовстве. Завидующая её красоте подруга и брат, ненавидящий сестру за её прошлые ошибки, без долгих уговоров соглашаются поддержать моё обвинение. Суд над Аннет больше похож на балаган. Судья и жители Сентфора только рады посмотреть на огненное шоу с кричащей девушкой на костре. Пропускать такое развлечение никто не хочет, и оправдательный приговор наивному ангелу не светит.       «Наивность. Снова она. Видимо, во все времена за неё приговор самый суровый. Нас поедают Они, а Аннет сожжена. Мы всего лишь не подумали, что ходить по пещерам даже вчетвером опасно. Она всего лишь не подумала, что своими словами может уничтожить человека и получить обратную реакцию с местью по-римски. С троекратным усилением!»       Я иду смотреть на то, как некогда любимую девушку сожгут на моих глазах. Я жду, что огонь, поглотив её, наконец очистит мою душу. Аннет покорно позволяет себя связать. Она больше не плачет. Лишь смотрит на нас. И от этого взгляда душа ещё больше обугливается ненавистью. Она заслужила!       Я надеюсь, что почувствую облегчение. Но оно не наступает. Напротив, её крики леденят кровь, забираясь под кожу. Будто она посмертно отравляет меня. Огонь быстро забирает ангельскую красоту Аннет, когда девушка заходится криком, а её лицо искажает гримаса боли.       Вокруг толпа. Собрался весь город. Казнь для местного люда слаще любого праздника. Вокруг костра выложен Чёрный Морозник. Никто не желает спасти ложно обвиненную девушку. Никому её не жаль. Даже стоящий чуть в отдалении художник, человек искусства, лишь восхищенно ловит вдохновение и быстро передаёт страшный момент своему холсту во всех деталях.       С самыми страшными криками белокурый наивный ангел умирает. Происходит что-то непонятное. Я чувствую, что у меня носом идёт кровь. У брата Аннет и её бывшей подруги тоже. Мы трое чувствуем то, что нельзя описать словами. Весь мир перед нами выворачивается наизнанку, и что-то прорывается наружу, как гной из вскрытой раны. Но этого никто не видит. Лишь мы трое чувствуем. Оно подступает к нам. Сковывает нас вместе. А затем…       «Освежёванных животных положат так, чтобы вышел круг, дабы замкнуть всю темную силу. И в центре оставят волчье тело с человеческим разумом и глазами — как символ безжалостной людской натуры. Да ответят же народу за их деяния, в наказание, в напоминание. Да будет кара витать в воздухе, пока не найдет своё пристанище. — стучит в висках шепот. — Покуда не рухнут небеса быть тебе лишь Маской! Создателем Масок. Изобличителем Масок. Обличителем в Маски. Повелителем Масок и их рабом!»       «Что это было?» — попыталась я крикнуть, когда шепот стихает, а давление, словно от толщи воды, перестаёт пытаться меня раздавить.       — Ведьмы Сентфора во времена Салемских гонений оставили на прощание «подарок» — проклятие, которое падёт на тех, кто в ненависти безжалостно уничтожит на этой земле человеческую жизнь. Смерть Аннет пробудила это проклятие, и оно пало на нас. Пристанище проклятие нашло в картине художника. Свои краски он создавал на основе сока того самого Чёрного Морозника, считая, что так цвет будет более живым, — я внимательно слушаю Человека, подмечая, что он едва справляется с голосом. Не только я — мы вместе проходим сквозь эту пытку.       Жизнь не становится легче после смерти Аннет. Напротив, без объекта ненависти жить уже незачем. Месть свершилась. Ни ремесла, ни денег, ни здоровья, ни друзей. Люди с каждым днём кажутся всё уродливее. Помимо их ранее открытых гнилых душ, начинают ощущаться еще более отвратительные грани, которые вспышками проявляются, стоит лишь остановить на человеке взгляд.       Шепот ведьм и предсказание моей участи звучат в голове каждую ночь, а со временем и при свете дня. Покой окончательно утрачен. Забытье недоступно. Жизнь превращается в пытку. Слишком много боли, уродства и гнили вокруг, которые подталкивают искалеченную душу к очень плохим решениям. Я прощаюсь с уродливым миром.       «Не хочу! Не буду смотреть!» — лицезрение самоубийства от первого лица — это последнее, что я желаю видеть. Я пытаюсь вырваться. Окоченевшие пальцы пытаются высвободиться, но даже одной рукой он держит меня мёртвой хваткой. Второй рукой вдавливает меня в стену, касается ноющего шрама.       — Иначе никак. Слушай меня! Помни, на этом история не заканчивается. Я здесь. С тобой. Соберись!       «Пожалуйста!» — я с трудом себя осознавала. Слишком много душевного мрака.       — После самого худшего я смогу тебя вытащить, но не раньше. Придётся мне поверить! — горячие пальцы прошлись вдоль моих шрамов, напоминая мне, кто я и где я.       Веревка, яд, нож? Сможет ли их купить нищий калека, ночующий, где придётся? Пытка под названием «жизнь» не оставляет выбора. Постоянный шепот вызывает безумие, переходящее в провалы в памяти. А уродливые натуры людей лишь укрепляют желание закончить всё раз и навсегда.       — Алиса, слушай мой голос! Помни, что это не твоя жизнь!       Лес Сентфора имеет множество опасных ловушек. В болотах можно сгинуть. Можно утонуть в лесном озере. Но если долго идти в северную часть по тропам вверх, то можно выйти к обрыву. Где-то внизу, невыносимо далеко шумит горная речушка. Обрыв крутой. Не нужно даже разбегаться. Всё произойдет здесь и сейчас, во мраке ночи. Луна освещает ставшими гладкими выступающие скалы обрыва. Достаточно встать слишком близко к краю…       — Алиса, — он сжимает мои пальцы, и я сжимаю свои в ответ, — оставайся со мной! Ничто не держит. Никто не остановит. Один шаг. Полёт кажется почти приятным. Я чувствую желанное освобождение от всей той гнили. Уродливый мир скоро исчезнет навсегда. Река шумит уже совсем рядом…       — Слушай мой голос…       Мир не исчез. Темнота и покой длятся недолго. Я пробуждаюсь. Я чувствую сладкий запах Морозника. Тело больше не болит. Ощущается необычный прилив сил. Руки, мой главный инструмент, полностью исцелены. На них ни одного шрама. Пальцы снова способны на тонкую ювелирную работу, а восстановленная чувствительность кожи вновь точно осязает любую поверхность. Касаюсь лица. Увы, исцелились лишь руки. Точно зная направление, иду вперед. Меня встречают красно-белые шатры Цирка. Моего Цирка. Пока они пусты, но это ненадолго. Для Цирка Уродов в Сентфоре найдутся подходящие экземпляры. Главное, чтобы места на них хватило.       «Это похоже на сон, » — голову начинает затягивать странная пелена, но давление на мой несчастный шрам её отгоняет.       В моем шатре меня ожидает моя мастерская. Все сгоревшие инструменты. Всё, что ранее пожрал огонь, ждёт меня. По мастерской разносится приторно-сладкий запах Чёрного Морозника. Небольшой букет лежит на столе. Пришло время творить. Создавать маски. Особенные маски.       Я знаю, что нужно делать, и я знаю, как это нужно делать. Растереть цветок по внутренней стороне маски. Подобрать образ, подходящий внутреннему уродству человека. Стоит маску надеть, и человек забудет себя. Они сольются с маской, и даже тело изменит форму. А когда последние воспоминания растворятся, пути назад уже не будет.       — Алиса?       «Я… помню. Я помню, кто я!» — в голове начинает шуметь. Мои слова лишь отчасти правда. Я начинаю забывать.       — Сейчас…       Подруга Аннет силой проклятия превращается в паукообразного монстра, сеющего страх и одержимость молодым девушкам. Её помешательство на поиске собственного умершего ребёнка передаётся жертвам, и те безотчетно пытаются предоставить ей то, что она так лихорадочно желает. Но у них есть лишь живые дети. Их собственные. Которых они приносят в жертву монстру в надежде, что её поиски завершатся. В финале их историй в живых не остаётся никого. Только одержимый поиском монстр.       Брат блондинки проклят вечным служением Фавну, пробуждаясь и поднося Хозяину Лесов в жертву детей. Впрочем, от него есть польза. Он приносит морозник. Проклятье действует на всех нас по-разному, но мы чувствуем присутствие друг друга, словно пойманные в один капкан или скованные единой цепью.       С завершением первого месяца в роли Обличителя Масок, шатры и всех новеньких «циркачей» вместе со мной затягивает на неизвестную территорию. Земля Сентфора расходится, поглощая нас, и исторгает весь Цирк в Городе Кошмаров. Нас встречает живой туман Города. Последние выжившие ведьмы шипят свои пустые проклятия, когда я получаю особые условия жизни в Городе Проклятых. Взаимовыгодное сосуществование. Время ускоряется. События мелькают калейдоскопом. Человеческая гниль, чёрные мысли, угольные души — всё это вижу ясно как день. Руки сами знают, что делать, чтобы Маски не скрывали людскую сущность, но демонстрировали, превращая их в чудиков. Каждый гнилой порок найдет своё отражение. Большего этот мир не заслуживает!       Месяц в родном Сентфоре, а после свои объятия открывает Город Проклятых, где Цирку самое место. Человеческая гниль здесь в достаточном количестве. Чем больше чудиков, тем сильнее я становлюсь. Выявление человеческих пороков приносит удовлетворение. Больше чудиков, больше сил, больше Цирк, больше внимания к моей персоне, больше интереса, в том числе женского.       «Я не хочу на это смотреть!» — пытаюсь я крикнуть и отвернуться от череды мимолётных романов, больше похожих на изощренную игру паука с бабочками. Однако «бабочки» перестают игриво хлопать крылышками, стоит им увидеть лицо без Маски. Отвращение к своей внешности навсегда остаётся постоянным спутником.       Чудики сменяются. Мир развивается, но люди также порочны. Всё та же зловонная масса. Представления — Люди — Их гниль — Маски — Чудики. Месяц гастролей. Десятилетие ожидания. Непродолжительные интрижки. И так по кругу. Снова и снова. Словно безумная карусель. В которой я уже не ощущаю себя…       — Алиса! — рывок заставил её упасть в объятия Человека в Маске, давясь слезами. Прожитые годы гудели в голове, угрожая снова затянуть в свой водоворот.       Цирк. Глубокая ночь. Шатры погружены в сон. Кроме одного. Лишь в одном шатре горел свет. В шатре тяжело дышал, опустившись на колени Хозяин Цирка, до хруста сжимая в объятиях хрупкую девушку в пижаме. Сама девушка казалась безвольной изломанной куклой в его руках. Совместное путешествие по прошлой человеческой жизни едва не уничтожило обоих. Пережитая боль не получила освобождения и продолжила пытать их, пока, спасаясь от неё, Человек крепко держал Лис, не позволяя ей отстраниться или убежать.       Так крепко, что не замечал сцепленных у него за спиной побелевших от напряжения тонких пальцев. Сцепленных со всей доступной хрупкому тельцу силы, чтобы ни оставить ни единого шанса оттолкнуть её. Уткнувшись лицом в грудь Директора Цирка, которого в Городе считали не лучше Мефистофеля, Лис чувствовала в нём якорь, отпустив который она боялась потерять рассудок, заблудившись в пережитых кошмарах.       Для обоих время будто замерло. Только они двое. Только два безумно колотящихся сердца. На лежащую рядом с ними Маску никто не обратил внимания.