Последний Город Кошмаров

      После пережитой ночи Лис казалось, что она слышит, как шевелится и дышит Человек-Слон. Уснуть или крепко задремать в таком состоянии не вышло. Как итог — привычное полусонное состояние со знакомой враждебностью к окружающему миру. Тело ещё не начало привыкать к хорошим условиям, и адаптировалось в стрессе моментально. Вокруг враг. Необходимо выжить.       Подскочив на софе, Лис обнаружила, что Человек снова отсутствует, но безразлично побежала за ширму умываться. В сумке на самом дне обнаружилось зеркало, и приводить себя в порядок стало проще. Черное платье, как в первый вечер. Волосы собраны. До завтрака ещё оставалось достаточно времени. Подумав о Человеке, с которым под руку придётся идти к шатру, она вздрогнула. От мыслей, что он снова будет к ней прикасаться передёргивало. Даже голоса, гул которых начал безжалостно нарастать в голове, не были достойной причиной дотрагиваться до бледнолицего Демона, скрытого среди масок.       Волевым решением, Лис начала свой крестовый поход. Избавиться от голосов, выдержать четыре недели в этом филиале Ада, но самое первостепенное: добраться до шатра-столовой в одиночестве до того, как за ней явится Человек.       «Я ещё жива. Я могу барахтаться. А это всего лишь изменение условий проживания. Город такое любит!» — упрямо повторяла она себе, пока шла к шатру.       Внутри уже собралось несколько чудиков, голодными глазами взирающих на еду в тарелках. Однако без разрешения Хозяина, лезть за стол было чревато последствиями. Только Мордогрызу хватало наглости как бы случайно сталкивать со стола кусочки еды, подхватывать у самого пола и вороватым движением отправлять в свой голодный рот. Вид Алисы без Директора заставил циркачей занервничать. Алиса подошла к своему месту и спокойно встала около него. Бунт начинался с малого.       Шатер быстро наполнился голодными артистами. Все нервно ожидали Человека, который отчего-то опаздывал.       «Он не меня ищет! Просто задерживается!» — попыталась успокоиться Лис, однако хор бессвязных криков в голове подпортил настроение.       Наконец появился и сам Директор Цирка. Время для Лис приостановило свой ход, пока он шел до своего места во главе стола, прожигая её гневным взглядом. Однако она лишь равнодушно встретила его взгляд. Не друг. Не союзник.       — Что ж, — обвел он взглядом шатер, — приятного аппетита.       Чудики принялись набивать свои рты с пугающей скоростью, чавкая так громко, что все посторонние звуки заглушались. Она их не винила. С характером Человека заканчивать завтраки по собственному желанию в любой момент, нужно быть подготовленным. Полезно успевать набить пузо на три завтрака вперед. Мало ли. Хозяин и отменить завтрак может. С него станется!       Все же сохраняя достоинство и не опускаясь до уровня поглощения еды, словно строительный экскаватор, Алиса быстро начала завтракать. Еду она подбирала по принципу топлива: не важно вкусно или нет, это должно поддерживать силы и держать «в строю» как можно дольше.       «А новенького нет! — отметила Лис. — Ещё в клетке? Период привыкания к новой жизни не прошёл?»       После завтрака все выстроились у шатра. Глядя, как каждый из циркачей получает приказ, она с содроганием ожидала своей очереди. Где-то в этих масках скрывается бледнолицый Демон, и он вот-вот окажется предельно близко к ней. Наконец, когда чудики начали расходиться, к ней вплотную приблизился Человек. Первым порывом стало попытка отшатнуться, закрыть себя руками и смотреть в землю, пока всё не закончится.       «Вот только ничего не начнётся, пока я не подниму глаза. И держать при себе меня он может все четыре недели, пока я не упаду от усталости!» — напомнила себе Лис, и через силу подняла безэмоциональный взгляд на Директора.       — Сегодня ты работаешь с нашими акробатами, — объявил он, указывая на тройку низких коренастых человечков.       Лысые, с отпечатком умственной неполноценности на лицах и одинаковой пугающей маниакальной улыбкой на троих. Двигались они, словно реактивные мячики, развивая скорость, неподвластную даже длинноногим спортсменам. А ловкость у них была явно сверхъестественной. Как и сила в маленьких, почти детских ручках, что позволяла гнуть стальные прутья забавы ради. Артисты стояли за спиной Директора и ожидали Лис, не прекращая улыбаться.       — Жоззи упоминала твой интерес к реквизиту и костюмам, — фраза прозвучала почти двусмысленно, однако Лис мысленно выстроила между ними ледяную стену, и сохранять холодную отстраненность стало проще. — Сегодня вы вместе будете разбирать, какие костюмы и реквизиты ещё годятся для выступлений, а какие требуют замены. Если будут вопросы, то обращайся ко мне или к Жоззи.       — Как прикажете, Директор, — кивнула она. От её нейтралитета веяло арктическим льдом. Такой лед не почувствовал бы только камень. — Я могу идти?       «И вот между нами стена!» — с досадой подытожил он мысленно.       — Алиса, — он поднял было руку, чтобы дотронуться до её плеча, но она, едва сдержав гневное шипение, отпрянула. Равнодушное лицо на миг превратилось в настороженный оскал пойманного в капкан зверька, способного отгрызть руку первому, кто подойдёт близко. Видя, как к стене между ними добавляется пропасть, Человек терпеливо предложил. — Мы можем обсудить то, что вчера произошло.       — Разве что-то произошло? — вернула себе безразличный образ Лис, позволив даже неискреннюю улыбку. — Это истинное предназначение Цирка. Вчера был всего лишь очередной день. Простите, Директор, мне надо работать!       Осторожно обойдя его, словно опасного хищника, Алиса пошла к акробатам. Те, глядя на неё, даже смогли на миг снять с лиц бессмысленные улыбки и проявить настоящий интерес. До самого обеда вчетвером обследовали шатер с реквизитами. Внешне небольшой, он вмещал в себя целую маленькую страну из различного хлама, который требовалось пересортировать.       «Сви-Нарния!» — мысленно окрестила их фронт работ Лис.       Робеющая поначалу от вида троих реактивных Колобков, она быстро освоила командные нотки в голосе. К обеду она руководила троицей, словно делала это уже годами. Акробаты были рады подчиняться. В процессе кипящей работы даже голоса затихли в черепной коробке. Свой концерт они возобновили в обеденный перерыв. Покладистые акробаты сбежали в общий шатер к остальным.       Шум в голове становился сильнее. Терять сознание на улице? Отыгрывать бесноватую рядом с циркачами? Посетить новенького? Любая идея казалась безумной, и Алиса поплелась в тот самый шатер.       Человек работал над маской. На появление Лис никак не отреагировал, и она, выдохнув с облегчением, спряталась за ширмой. Не вполне понимая, что делает и зачем, она забралась в медную лохань и свернулась в клубок. Прижимаясь щекой к холодной поверхности, Алиса постаралась отпустить все мысли: свои и чужие. От голосов мутило, но холод помогал. Лохань почти внушала мысли о безопасности. Когда совсем становилось плохо, она принималась пинать стенки лохани, поднимая вибрирующий медный гул. Низкий вибрирующий звук временно заглушал крики в голове, позволяя немного расслабиться. Самостоятельно подавлять голоса без помощи Человека, оказалось мучительно трудно, но прогресс медленно шёл. К продолжению рабочего дня, Лис нашла в себе силы, временно гнать все отзвуки чужой памяти под сапог.       За работой, которой оказалось слишком много, чтобы выполнить задание Человека за один день, время летело быстро. Порой она позволяла себе напевать песенки из прошлой жизни, чтобы скоротать время. Ревизии шатра с реквизитами подверглась всего четверть содержимого, когда появился Мордогрыз и объявил о времени ужина.       Ужин от завтрака мало отличался. Точно такое же подчинение авторитету Хозяина Цирка, сменившееся громким чавканьем с его разрешения. Взгляд Директора она чувствовала кожей, но никак не реагировала. Лис понимала, что после ужина, если он потребует объяснений, отвертеться не выйдет. По окончании вечерней трапезы она успела выскочить из шатра прежде чем первый из чудиков встал из-за стола. Увы, на крохотной территории Цирка, которая каждую минуту будто ещё больше сжималась, погулять или незаметно забиться в тёмный угол оказалось невозможно. Побродив вдоль границ царства шатров, Алиса на мгновение заглянула к новенькому. Глядя на ограничивающие его решетки, она чувствовала, что границы её клетки лишь чуточку больше.       Лис вернулась к шатру с ощущением ядовитого вкуса безысходности.       «Четыре недели и всё закончится! Я выдержала почти десять месяцев в городе!» — подбодрила себя она, вошла в обитель Директора и столкнулась с ним лицом к лицу.       — Как прогулка? — плащ и Маска отсутствовали, но ровное без изъянов лицо и дьявольская улыбка выглядели не менее опасной бронёй.       — Неплохо, — осторожно ответила Лис, стараясь держать дистанцию, — жаль, далеко не уйти.       — Хочешь уйти далеко? — улыбка стала шире, а угрозы в голосе больше.       «Хочу уйти как можно дальше!»       — Я устала. Лучше отложить этот разговор до завтра, — ответила Лис терпеливо.       Мысли вновь начали путаться в гуле голосов, который она усилием воли гнала.       — Голоса? — Человек сделал шаг навстречу, но она вновь отшатнулась.       «Не испытывай моё терпение, ведьма!»       — Алиса, — баритовые глаза стали почти серебряными, когда он двинулся на неё, загоняя к стене шатра. Девушка, глядя на него испуганной ланью, быстро оказалась в ловушке. Справа и слева его руки, упирающиеся в стену, ощущающуюся как бетонная. — Не стоит объявлять мне бойкот. Это закончится плохо. Для тебя.       Память, приказав голосам заткнуться, подбросила множество пугающих картинок из прошлого Человека. Всё должно быть только так, как желает он, а иначе больно будет всем, кто ему откажет. Ещё больнее будет их близким.       «По красной скатерти стекает красная кровь. Кровь матери той девушки с аквамариновыми глазами. Наказание за бунт…»       Изумрудные глаза от ужаса казались огромными, словно блюдца, а их обладательница беззвучно пыталась вжаться в стенку.       «Глаза у неё, как у Аннет» — не к месту пришло в голову Человека, что лишь добавило ему злости. Ещё одна зеленоглазая ведьма смотрит на него в ужасе. Если она попытается по-детски расплакаться и сбежать, то закончит…       — Время! — прошептали дрожащие губы.       — Что? — придвинулся еще ближе он.       Их разделяли считанные сантиметры, от дыхания Человека дрожали реснички на глазах.       — Ты сказал, что со временем я привыкну… или что время всё решит, — робко сказала Лис. — Я прошу предоставить мне это время!       «Справедливо. Чертовка права!» — невольно признал он.       — Сколько тебе нужно времени? — он отстранился, чтобы взглянуть в её глаза. Пугающее серебро покинуло его взгляд.       — Не знаю. Но мне нужно всё это переварить!       «Дьявол. С тобой один день ощущается, как все семь! Недолго ждать придётся!» — кольнуло его злыми мыслями.       — Хорошо, — кивнул он, внезапно отходя назад на несколько шагов. Лис круглыми от удивления глазами смотрела на появившееся между ними пространство. Свобода от его рук казалась чем-то чудесным. — Мне жаль, что тебе пришлось вчера увидеть пополнение Цирка. Я предоставлю тебе столько времени, сколько понадобится, чтобы прийти в себя.       — Спасибо, — кивнула Лис и неуверенными шагами двинулась в сторону ширмы.       Срочно хотелось помыться. Желательно соскрести с себя кожу. Человек щелкнул пальцами, и в лохани появилась горячая вода. Спрятавшись от его глаз за ширму, она громко спросила, чувствуя, что он рядом:       — Я ведь всё равно увидела бы это? Не с этим чудиком, так со следующим?       — Да, но всё было бы иначе! — его голос оказался совсем близко. Лишь тонкая поверхность ширмы разделяла их.       — Разве? Думаешь, спустя неделю, две или четыре, я стала бы относится к этому иначе?!       — Даже вчера ты не сняла маску с чудика, хотя имела все возможности. Я держу своё слово, никто не стал бы мешать тебе.       «А если бы он начал меня убивать?»       «Подними он на тебя руку, потерял бы обе. В то же мгновение!»       — Я… — Лис тяжело вздохнула, зажмурившись в смятении. — У меня нет правильного ответа. Я знаю, что его нельзя было отпускать. Я знаю, что он не заслужил мирной жизни. Знаю. Но… то что ты там с ним делал — это бесчеловечно! Я не могу это принять! Не сейчас!       «А ты ещё и заставил меня быть судьёй ему!»       — Алиса, не приглядись ты к сущности этого бедного пленника, в твоих глазах он так бы и остался жертвой монстра. Наивные заблуждения о людях привели тебя в этот Город. Привели ко мне! — в его голосе звучало подлинное сожаление.       — В следующий раз лучше о таком предупреждай! — выглянула из-за ширмы Алиса. — Но не двусмысленными фразами «не ходи в шатер», а прямым текстом: «мы собираемся делать чудика, процесс пренеприятный. Лучше не суйся!».       — Как прикажешь, — покладисто кивнул Директор. Просьба заставила его усмехнуться.       — Ещё кое-что, Человек, — нервно сглотнула Алиса, нехотя продолжая, — чудику будет предложено имя. Я прошу не называть его именем того самого Человека-Слона. Джозеф Меррик никому за свою жизнь не навредил.       — Хочешь предложить имя? — заинтересовался Человек.       — Я знаю, что силача нашего зовут Сизиф. Раз у тебя тяга к греческим именам, то лучше подойдёт Аякс.       — Как пожелаешь, — улыбнулся он, — хорошее имя. Завтра Аякс покинет клетку и присоединится к семье.       Девушка отправилась мыться.       Отсчет предложенного времени пошёл. Их продолжала разделять стена с пропастью, а от мысли о прикосновении Человека, Лис пыталась полярной лисой отпрыгнуть носом в воображаемый сугроб. Однако период перемирия начался. Алиса не бунтовала. Вопрос о том, как он вытаскивает её из кошмаров не поднимался. Оба предпочитали делать вид, что ничего не происходит. Субординация в Цирке не нарушалась. При артистах она иначе как «Директор» к нему не обращалась. Все задания выполнялись в срок, все приставленные в помощь циркачи не принимались в штыки.       С шумом в голове все сражения проходили в медной лохани. Медленно, но верно чужая память начала оседать. Личность Человека не поглотила Алису, его память не вызвала безумие, гул отвлекал всё реже, а видения различных фрагментов прошлого полностью сошли на нет. Блуждая в одиночестве мимо шатров, она позволяла себе мурлыкать песни, думая, что её никто не слышит.       В начале второй недели Цирк снова дал представление. В закулисье Алиса продолжала избегать любых прикосновений. Чтение людей шло медленно и тяжело, но успехи были. Лис не рисковала иметь дело с неприятными на вид людьми. Человека до белого каления злил негласный запрет на прикосновения, но границу он не переходил. Все запланированные на будущее выступления они договорились также провести без касаний с его стороны.       Казалось, в этом нейтралитете пролетят все четыре недели, и наступит долгожданная свобода. Лис это вполне устраивало.       Нейтралитет закончился глубокой ночью в середине второй недели.       Больничная койка. Гудят эти мерзкие белые люминесцентные лампы, но я неотрывно смотрю в просвет между шторами. У самых окон янтарный фонарь. За окнами глубокая ночь. Я в палате одна. Что-то новенькое, этот кошмар меня ещё не посещал. На своей коже я чувствую легкие ожоги. На мне больничная рубашка. Запястья не связаны. Какая неожиданность. Пока все неплохо. Можно даже подремать…       Скрип половицы.       — А? Кто здесь? — осипшим голосом пытаюсь я спросить.       Сонный взгляд не находит в палате ничего подозрительного. Вокруг тишина. Даже из коридора клиники не доносится звуков.       Скрип.       Из темноты выходит высокая фигура. Сердце замирает в ужасе, чтобы мгновением позже заколотиться с первой космической скоростью. Физически ощущаю, как в венах начинает циркулировать адреналин. Это не совпадение! Двух таких в мире не было, нет и не будет. Человек в Маске. А мне этой ночью предложена роль той девушки с аквамариновыми глазами…       Хочется громко кричать, и биться головой о стены, но сценарий предусматривает совсем иные «развлечения» между этими двумя.       Только не это! Только не ТАК!       Титаническое волевое усилие. До рыка. До надрыва. Так, как никогда в жизни! Челюсти сжимаются на запястье, ломая сценарий кошмара…       Удар затылком об пол отозвался неприятным гулом в голове. Алиса лежала с безвольно раскинутыми в стороны руками на полу шатра, свалившись с софы. Левая рука пульсировала болью. Во рту чувствовался привкус железа. Запястье прокушено. Но поставленная цель достигнута — кошмар с растлением шестнадцатилетней раненой девушки не успел полностью отыграться.       «Надо что-то сделать с раной!» — устало подумала Алиса и, стараясь не пользоваться левой рукой, встала.       Пульсация болью нарастала, кожей ощущался вытекающий тёплый ручеёк. Перестаралась. Прогулка на ощупь в абсолютной темноте к ширме, где была и вода для промывания, и полотенца, чтобы остановить кровь. Головоломка экспертного уровня. Знакомый при свете шатер, в непроглядном мраке превратился в лабиринт шумных, падающих от любого касания, предметов. Когда правая рука наконец коснулась ребристой поверхности ширмы, глаза резко атаковала вспышка света. В шаге от неё Человек включил лампу.       Даже в условиях внезапного пробуждения он выглядел дьявольски привлекательно. На лице ни следов усталости, ни остатков сна. Волосы лежат идеально, и даже черная пижама сидит так, словно не для сна, а для позирования была надета.       «Он как всегда! Зато я выгляжу, как всклокоченный бледный зомби. Вся в крови и будто себя решила сожрать на ночь глядя. Особая форма Ночного Дожора в действии!» — с истерическим смешком подумала Лис.       — Что случилось? — глядя на перемазанную в крови девушку, спросил он.       — Покушать решила! — не выдержала она, все же мысль о самоедстве в таких масштабах её смешила.       — Вижу, — кивнул он, выдохнув то ли яростно, то ли со смешком. В руках у него мгновенно оказалось полотенце. — Главное не показывай это чудикам в качестве примера. Иди сюда.       «Нет!» — забилась в голове паническая мысль.       — Я лучше сама! — попыталась возразить Лис, потянувшись к полотенцу.       «Это уже за пределами моего терпения!»       В момент, когда Алиса успешно прижала полотенце к левому запястью, на её плечах сомкнулись оковами руки Человека. Словно куклу он приподнял её над полом и прижал к ширме. Девушка сжалась в беспомощный комок, опустив взгляд в пол.       — Смотри. Мне. В глаза, — прорычал он. Удушающая волна паники лишила возможности шевелиться. — Алиса.       Сердце билось набатом. В голове остались лишь панические мысли. Беспомощность. Бессилие. Снова. Если ещё и в шатер к Аяксу потащит…       «Надо было остаться в кошмаре! Что будет, если я попытаюсь вырваться? Или хотя бы немного оттолкнуть его? Придушит? Ударит головой о стол? Свернёт шею? Или скрутит, а потом как в больнице…»       Паника лишала возможности трезво мыслить. Только страх. Только парализующая слабость. Поднять голову даже, чтобы подчиниться, слишком сложно.       «Вот и расплата за деяния мои!» — невольно ощутил он отвращение к той версии себя, которую видела перед собой Алиса.       Тошнотворный ужас не покинул, даже когда хватка Человека исчезла, а он сам будто ушёл. Тело, опёртое спиной на ширму без возможности шевелиться, колотило дрожью. Перед глазами стояла вереница образов, к которым присоединилась сцена из собственной памяти, когда он схватил её и потащил к чудику.       — Алиса! — тихий голос, почти шепот. Звучит даже по-человечески. Непривычно. — Пожалуйста, посмотри на меня. Возьми. И дай мне свою левую руку.       Словно затравленный зверёк, она нервно повернула голову в его сторону и посмотрела, что же предложил ей Человек в обмен на руку. Маска. Не какая-то очередная из его творений, а единственная в своём роде Маска Человека в Маске. Дарующая ему его магию, превращающая в бледнолицего Демона. Возможно, самое ценное из его сокровищ. Более чем достойный обмен.       Лис с усилием подняла голову. Изумрудные глаза встретились в баритовыми. Подвоха не ощущалось. Новая изощрённая игра не была объявлена. Казалось, на этот раз всё честно. Она коротко кивнула, и взяла здоровой рукой Маску, вытянув вперед левую руку, обёрнутую пропитывающимся кровью полотенцем.       Человек плавно увлёк её обратно на софу. На столике у софы уже находились необходимые средства для обработки ран, чем он и занялся со всей осторожностью. Чувствуя странное отупение, Лис наблюдала за его действиями, прижимая к груди Маску, как гарант доверия. Или скорее пакт о взаимном ненападении.       — Такой страшный кошмар? — нарушил молчание Человек, когда она невольно зашипела от встречи обеззараживающего средства и открытой раны. Алиса нервно хихикнула.       — Ну, как сказать… Больничная палата. Ночь. Сентфор. Ты… — с нажимом на последнее слово описала она.       Руки Человека на мгновение замерли, а на лице отобразилась целая гамма эмоций, среди которых можно было разглядеть что-то напоминающее смущение.       «От маленькой ведьмы не скрыть даже самое сокровенное прошлое!»       — Полагаю, — тяжело вздохнув произнес он, пытаясь подобрать слова, — это было…       — К твоему счастью, не было, — буркнула Лис, — пришлось пожертвовать запястьем, чтобы не смотреть на всё со стороны жертвы. Я уже знаю, чем тот вечер закончился. Ещё из твоих воспоминаний, но переживать изнас… это уж точно не хочу!       В глазах плясали тёмные пятна. Возможно тому виной была резкая вспышка света, или пережитая паника, или рана на запястье или же всё вместе.       «Почему она выбирает в первую очередь самые каверзные темы для разговора?»       — Шрам останется, — перевел тему разговора на руку Человек, однако его голос вдруг стал отдаляться, словно она сбегала в глубокий тоннель, — в следующий раз, лучше не стоит так пробуждаться…       «Шрамы украшают!»       «Они никогда не украшают!»       Тёмные пятна срослись в одно большое пятно и закрыли Лис мягкой теплотой всепоглощающей тьмы.       Терять сознание оказалось удивительно приятно. Быстрее и легче, чем уснуть. Тем ярче вышла граница между гнетущей реальностью, и покоем Ничего, которое не испытывало на прочность кошмарами, а просто наконец подарило опустошение. Всё плохое, все хорошее — абсолютно всё покинуло голову. И даже пробуждение не угнетало. Перевязанная рука не беспокоила. Пользоваться пальцами она могла. Под ней располагалась удобная софа, а через вход в шатер пробивались первые солнечные лучи. На лице не ощущалось засохшей крови. К груди она продолжала прижимать Маску правой рукой.       «До завтрака ещё время есть. Значит можно немного поваляться! — подумала Алиса с довольным урчанием, словно кошка, и растянулась, чтобы обнаружить, что под ней не только софа. — Что? Кто?»       — Доброе утро, маленькая ведьма! — услышала она насмешливый голос в сантиметрах от себя. — Не знал, что такое возможно, но ты меня напугала.       Он сидел на том же месте, будто только что закончил перевязывать руку. Казалось, его совсем не смущает, что ноги спящей девушки лежат поверх его собственных.       «Ещё бы его смущало. Он сам меня так положил!»       — А ведь я даже не старалась! — невольно ухмыльнулась Лис. После перевязки держать у себя Маску не имело смысла, и она протянула её владельцу. — Интересный ход с Маской. Действенный.       — Как ты думаешь, сколько человек, кроме нас с тобой, прикасалось к этой Маске с момента её создания? — поинтересовался он с терпеливым вздохом. Уставшие глаза Человека демонстрировали, что всё время обморока Лис он провёл без сна.       — Раз ты задал такой вопрос, то думаю, что никто, — приподнимаясь в полусидячее положение, ответила Алиса.       — Верно. Отдать кому-то её стало бы верхом безрассудства. Даже на время, — взгляд Человека блуждал по её лицу, высматривая что-то важное. Что-то, чему он сам не мог дать название. — Но твоя паника… считай это моим способом сказать, что мне жаль.       — Нет, не жаль! — взорвалась Лис, попытавшись встать, но Директор удержал её ноги в одном положении, и она была вынуждена продолжить. — Ты это обожаешь! Запах и вид страха. Без этого мир лишится последних красок для тебя! Тебе нравится запугивать людей, искушать, совращать и ломать! Если для меня мир был большой песочницей, то для тебя это огромный кукольный домик, где можно издеваться над куклами, как душе угодно! Плюсы погружения в тебя — ты не сможешь обмануть меня обычным «мне жаль», как бы правдиво это ни звучало!       «Туше́. Сегодня девочка жалит как скорпион!»       — Знаешь, Человек, пока это было только там, в воспоминаниях и видениях, я наивно полагала, что всё то, что ты творил с другими людьми, как бы ни было ужасно, со мной не сделаешь!       «Вечно мне от наивности страдать! А ведь видела, что как с той девушкой, так и со мной он проворачивал свой ход с шантажом!»       — Но в ту ночь всё изменилось! Иллюзия рассыпалась! Не в момент, когда появился бледнолицый Демон, — от такого упоминания Человек невольно усмехнулся, — а когда ты без всех этих масок добренького заставил меня стоять и смотреть. А потом таскал между шатрами, как игрушку, чтобы начать очередную игру. Вот кто я для тебя — ещё одна кукла в кукольном доме. А я живая и настоящая! И да — я тебя боюсь! Теперь боюсь. Потому что ты не видишь во мне человека! И раз ты уже применил силу, что тебе помешает ломать меня ради своего развлечения? Или убить? Хотя нет, пока что я нужна живой! Но что мешает пытать и убить кого-то, кто мне дорог? Или сделать чудиком, заставив меня смотреть? Тебе не бывает жаль, ты сам сказал!       «И что помешает воспроизвести тот сюжет в больнице, но уже в реальности и со мной?».       «Никто и ничто мне не помешает! — мрачно посмотрел он с долей жалости на сидящую перед ним девушку. — Такая слабая, хрупкая маленькая ведьма! Способна ли ты дать мне отпор? Умоляю! Я могу взять тебя прямо сейчас на этой софе, и ты ничего не сможешь противопоставить. Много ли сил нужно, чтобы сделать тебя моей? Противиться ты будешь совсем недолго, а позже сама начнёшь просить меня не останавливаться. Каждый сантиметр твоего тела будет моим, каждая мысль будет только обо мне. И делать ты будешь только то, что я тебе прикажу! Пройдут отведенные недели, и ты уже добровольно останешься со мной, потому что просто не сможешь уйти. Больше не будет упрямства, бойкота и смутьянства. Ты будешь послушной и тихой, моей безропотной ведьмой, ожидающей меня каждую ночь в моей постели!»       Представленная картинка отчетливо явилась его взору. Плотоядная улыбка почти тронула его губы. Казалось, достаточно протянуть руку и всё задуманное осуществится. В тот же момент несвойственная до чуждости мысль осквернила идеальный образ, обезобразив его до омерзения:       «Маленькая сломленная ведьма. Пустая и бездушная, словно соловей со свёрнутой шеей. Без озорной улыбки, без мечтательного блеска в глазах, без своих странных мыслей и без песен в рассветный час. Сложившееся пополам худенькое тельце, сотрясающееся от слез презрения к самой себе. Разбитая фарфоровая кукла…»       Человек смотрел на Лис странным взглядом. Что-то творилось в его голове. Она не рискнула даже шевелиться, не зная, что в этот момент решается её дальнейшая судьба.       — В самом начале, — глухо произнес он, и по его лицу впервые прошла волна, подобная той, что покрыла привлекательной иллюзией шрамы. На мгновение ей показалось, что она увидела настоящее лицо Человека. — Он был одним из первых чудиков. В то время я ещё не полностью овладел чтением людей. Несправедливо обвиненный в поджогах, изгнанный из родной колонии ирландец. Травля была так сильна, что в какой-то момент он и сам поверил, что все обвинения против него — истина. Тогда он встретился на моём пути.       Директор замолчал. Продолжение истории вызывало в нём противоречивые чувства. Особенно гадким стало осознание собственной предвзятости. Собственной ошибки.       — Поджигатель домов встретил на своём пути меня… я судил его без жалости, почти не всматриваясь. Маска не прижилась. Чудик постоянно вспоминал себя, и пытался её снять. Мысли в его голове были смешанными, поведение хаотичным, и в конце концов он сумел отрезать маску. Вместе с собственным лицом. Боль от его действий ощутили все. Он промучился после этого почти сутки, прежде чем умер. А позже его начали искать близкие. Истинного виновника поджогов нашли. Как оказалось, ирландец был хорошим, но очень внушаемым человеком, которому просто очень не повезло. Не встреться я ему на пути, и его история закончилась бы намного лучше.       Погрузившись в воспоминания, он неутешительно подытожил:       — Это была бессмысленная смерть. Никто от неё ничего не получил. В мире просто стало на одного неплохого человека меньше.       «Человек. Умеет. Сожалеть. Или испытывать нечто похожее! Может и мир не окончательно мёртв? Хотя… мир жив, это мы мертвы!»       Тяжелые мысли начали возвращать к тому дню, о котором она уже давно не вспоминала. Цирк, чудики и Человек умели перетянуть всё внимание на себя, однако не навсегда.       — Разве ты похож на того, кто сожалеет? — тихо повторила его собственные слова Лис.       — Ты мне скажи, похож? — с печальной усмешкой спросил Человек, заключая в свои руки перевязанную ладонь.       — У тебя так много лиц. Некоторые действительно похожи на того, кто способен сожалеть. Но какие из них истинные? — пожала плечами Алиса, поймав себя на отсутствии отвращения к его прикосновениям.       «Когда заканчиваются все стратегии по завоеванию своенравных ведьм, остается последнее безумие!»       Алиса опустила ноги на пол, полноценно усаживаясь на софе, когда он без усилий подтянул её к себе. На этот раз она не сжалась в маленький испуганный комок. Придерживая Лис за затылок, он наклонился к её уху и прошептал:       — Я никогда не причиню тебе вред, даю слово Человека в Маске! — джентльмен всегда держит своё слово, и этой фразой Человек сам создал новое уязвимое место, от которых избавлялся столетиями.       — Даже если я тебя сковородой по затылку ударю? — уточнила Лис на всякий случай.       — Если сковородой, то на первый раз прощу, а потом отберу сковороду, — немного отстранился он с усмешкой, рассматривая её лицо заинтересованным взглядом. — Какой я после этого Сатана местного масштаба, если позволю себя бить сковородой по голове?       «Стоило отпустить на волю воображение и теперь перед глазами её образ в моей постели. Изумрудные глаза, замутненные желанием, алый румянец на щеках, искусанные влажные губы, тяжелое дыхание и совершенно нагое тело со следами моих поцелуев. Как метки, что отныне она только моя…»       — Человек? — вырвала его из раздумий Алиса, не подозревая что и о ком он думал. — Скоро завтрак. Нужно собираться!       «В ближайшем будущем. Но не сегодня. Всё будет, но иначе. По-человечески!»       Нехотя он отпустил Алису, впитывая её запах, пока она вставала, стараясь не пользоваться левой рукой. Образ безропотной куклы был отправлен в небытие, как неудовлетворительный, его место заняла живая озорная ведьма.

***

      Подходила к концу третья неделя. Дела в Цирке шли почти хорошо. Лис успела провести рабочее время почти со всеми чудиками, кроме Аякса, которого продолжала сторониться со смесью стыда и гнева. С остальными, благодаря приказу Человека, взаимоотношения были нейтрально-мирные. Из общей массы выбивались лишь Мордогрыз с большей, чем того требовал приказ, лояльностью, и Жоззи, демонстрирующая холодное пренебрежение.       С Человеком возобновились беседы в обеденное и вечернее время. И за исключением некоторых его чрезмерно плотоядных взглядов, поднимающих волну странных черных мурашек по коже, между ними установилась идиллия. Если этим словом можно было описать их постоянную тягу начинать спорить. Возможно, причиной стала скука или отсутствие адреналина, ставшего привычным из-за пробуждений среди монстров Брантфорда, но с завершением чтения последней принесённой книги, споры стали частым явлением. Как ни странно, при этом беседы всегда завершались не дракой или желанием одного прибить другого, но компромиссом. Или мирным путем один убеждал другого в своей правоте.       «Румянец, обводящий скулы. Тяжелое дыхание. Хищный взгляд. Искусанные губы. Ажиотаж и жар, что разбивают все границы робости, и являют истинный образ маленькой бесноватой ведьмы. Любой спор стоит того, чтобы снова увидеть, как она со всей страстью пытается аргументировать свою правоту. Не важно, кто победит. Сам процесс имеет значение!»       Вечер заканчивался на мирной ноте с очередной нерешаемой проблемой:       — На следующее выступление я могла бы вместе со всеми выйти в Город! — пропела она, подобравшись к ширме, пока он использовал медную лохань по прямому назначению. — Да, я специально ждала пока ты не пойдёшь мыться, чтобы поднять этот вопрос. Бежать тебе некуда, Человек!       «Вот как заговорила!»       — Мы это обсуждали. Во время шествия тебя могут затоптать, — терпеливо отозвался он.       — А днём тоже могут затоптать? — не уступала Лис.       — Днём у тебя работа, — парировал Человек.       — В обеденный перерыв или перед завтраком?       — За границей Цирка тебя могут поджидать Они, — выставил он свой главный козырь.       — Отдай мне синий флакон, и я буду во всеоружии!       — Морозник в составе этого пойла может тебя добить.       — Ты просто боишься, что я сбегу! Признайся! — подвела итог Алиса, возвращаясь на софу. — Я всего лишь хочу взять несколько книг и… свою гитару. Под неё петь удобнее!       Эта тема поднималась неоднократно, и заканчивалась финальным «нет» Человека, которое отсекало на время все попытки выпросить немного свободы. Боялся ли он, что она сбежит и не вернётся? Ответ не был очевиден.       Вечер начал переходить в ночь. Человек работал над заготовкой, Лис читала английскую поэзию. Изредка она не стеснялась подбрасывать в котёл своего недовольства фразы:       — Мне бы только книг побольше!       — Можешь брать мои, — предложил Человек, не отрываясь от работы.       — Спасибо, но сомневаюсь, что смогу прочитать хотя бы одну. Английский за двести лет видоизменился, да и ручное написание для меня, как сатанинские узоры!       Шатры погрузились в сон. Человек, закончив вечерний фронт работ, отправился спать. Только Лис, увлеченная Эдгаром По, не спешила отправляться в объятия к Морфею. Глаза начали слипаться. Она отложила чтиво, и собиралась затушить свою лампу, когда, скосив глаза, увидела торчащий из корешка книги сложенный лист бумаги. До этого она не обращала внимания, что в корешке может что-то быть, и потянув, вытащила сложенный гармошкой лист из блокнота. Сердце пропустило два удара. Девушка судорожно выдохнула, прочитав:       «Ветер колышет листву,       Пчёлы летают в саду,       Кошка лежит на окне.       Друзья идут в гости ко мне.       Сегодня мы пойдём в лес,       Соберем чернику, сделаем кекс.       Будем пить чай, в карты играть,       Песни петь, и кекс поедать».       Некоторые строчки зачеркнуты, а потом переписаны заново. Дальше стишок будто пытались продолжить, но что-то пошло не так, и после множества зачёркнутых строк, продолжения не последовало. Глупый наивный стишок. Написан одиннадцатилетним мальчиком. Сочинен не в этом городе-Чистилище. Он был сочинён в Сентфоре, когда Четверка впервые встретилась. Его написал маленький Алекс, вызвав дружный смех.       — А вы сами придумайте лучше! — с обидой воскликнул маленький Алекс.       — А действительно давайте тоже напишем! — поддержала его маленькая Алиса.       — У кого хуже всего получится, тот идет просить маму приготовить черничный кекс! — Добавила маленькая Зоуи.       Все работы вышли наивными, хромающими на слог и рифму. Худшим был признан стих Зоуи. Она и отправилась просить мать о выпечке. Зато обида Алекса даже не успела сформироваться, дав им пищу для новой игры…       «Алекс!» — по щекам Лис покатились слёзы, с глухими ударами падая на лист бумаги. Буквы расплывались перед глазами.       Стены шатра исчезли. Исчезла территория Цирка. Исчез весь Город. Исчезли все эти недели. Исчезло всё. Осталась только крыша отеля. Злополучная крыша отеля, который был недостаточно заперт, чтобы двое прошли наверх. Ветер трепал волосы. Спина и затылок ныли от боли, а в ушах все ещё звучали только что произнесённые слова:       «Лис. Я тебя очень люблю! Береги Чарли, за нас обоих!»       Она всё ещё на той крыше. Всё, что случилось после, лишь иллюзия. Она навсегда останется на той крыше. Чтобы ловить последний отголосок слов лучшего друга. Друга, которого она не удержала. Не спасла.       Лис сжала в кулак лист бумаги. Из груди раненым зверем рвался вой, который не мог быть тихим. Зажав рот, она выскочила из шатра на улицу. По щекам текли слёзы. Перед глазами расплывалась дорога, но ноги знали куда идти. Плевать, что нельзя. Плевать, что там гули. На берег. К последнему в этом городе, что помнит имя Алекса.       Шатры остались позади. Впереди только тропинка между двумя сопками, совсем рядом, лишь метров сто пройти… но вдруг идти будто стало некуда. Ноги не шли. Это не было похоже на столкновение со стеной. Лис просто не могла сделать ещё шаг вперед. Тело отказывалось выполнить эту команду. Без разрешения Хозяина никто не покинет Цирк.       Захлёбываясь слезами, Лис села прямо на траву. Обняв колени, она дала волю слезам, которые ждали своего часа. Когда она будет одна. Когда Чарли не поддержит её ни тёплыми объятиями, ни добрым словом. Самый тёмный час наступил. Даже Они не нужны, чтобы он стал мучительным.       «Я не смогла! Не остановила! Я была рядом, но он всё равно умер в одиночестве! Они забрали его, а я была рядом. Могла все остановить. Исправить. Но не сделала!» — вздрагивало всё худенькое тело от слёз презрения к себе.       — Алиса, что ты здесь делаешь? — голос Человека казался чем-то потусторонним.       «Пусть он уйдет! Надо сказать, что просто воздухом дышу!»       — Я… — голос после потока слёз дрожал, выдавая её с головой. — Ничего! Не беспокойся.       «Дьявол! Надо сказать, что мне просто надо подышать свежим воздухом и отправить восвояси!»       Директор не спешил возвращаться в шатер. Напротив, он сел на траву рядом с Алисой, почти касаясь её. Девичьи плечи замерли в напряжении. Отодвигаться от него девушка не спешила, всеми силами сдерживая неумолимо подступающую волну слёз.       — Вернёмся в шатер вместе, — прозвучало не как вопрос или предложение, а скорее как ультиматум.       — Не нужно. Возвращайся без меня, — едва сдерживая рыдания пробормотала Лис, прижимаясь лбом к коленям в надежде, что так получится удержать слёзы чуть дольше. — Мне просто нужно…       «Подышать свежим воздухом. Просто по-ды-ша-ть…»       — Просто нужно прореветься, я хочу побыть одна! — выдохнула Алиса, сотрясаясь дрожью. Выдержка стремительно таяла.       «Решила не врать? Или не смогла?»       — Алиса, ты не одна, — горячая ладонь проскользнула по её спине, заключая в успокаивающие объятия, — я все равно буду рядом. Я тебя не оставлю в одиночестве.       «Я не могу! Я больше не могу!» — все барьеры рухнули.       В ночной тишине отчаянно плакала девушка, выплёскивая слезами всё, что держало её в ядовитых тисках с самого момента смерти друзей. На неё с тревогой смотрел Человек. Тёмный Властелин хорошо умеет ломать и доводить до горестных слёз, но что сделать, чтобы эти слёзы осушить, он не ведает. Ночной мрак пропитался опустошающей болью, до зубовного скрежета знакомой ему, словно послание из прошлого.       — Я виновата! Я во всём виновата! — едва слышно шептала Лис. Громкие всхлипывания полностью заглушали всё, что она говорила. Но Человек слышал. В душе Алисы поселились ядовитые язвы, способные отравить её, уничтожить изнутри. И самую крупную, самую опасную, он лицезрел. — Я оставила… я видела, что с Зоуи что-то не то, но я ушла! Почему я ушла? Почему не осталась с ней?! Я оставила её в одиночестве! С Ними! Они оба из-за меня умерли. Из-за меня!       Человек склонился над затылком плачущей в свои колени Лис, и прошептал:       — Алиса, ты ничего не могла сделать. Ты не виновата! Не бери на свои плечи груз, который тебя раздавит! Вам всем просто не повезло. Жестоко, чудовищно не повезло. Никто из вас не виноват. Ты не виновата! — не прекращая обнимать, он гладил её по голове, желая увести в шатер, стереть с щек слёзы и пресечь всё, что может довести до такого отчаяния.       — Я знала, что Алекс мне врёт, — прошептала она в ответ, продолжая дрожать. На слова Человека она никак не отреагировала, словно не услышала. — Знала, что он будет обещать все что угодно. Но не выпьет чай, пока я не приду и лично не волью его силой. Он хотел остаться со мной подольше. А я так хотела…       Чувствуя раскаленный ком в горле, она сделала паузу, всхлипнув:       — Я хотела хоть ненадолго перестать быть призраком. Я бродила по улицам, видела людей, но они меня никогда не видели. Меня будто не существовало. Они забывали меня, стоило прекратить разговор. Я жила в этом Чистилище одна. Я думала, что если на денёк закрою глаза на его враньё, то ничего не будет! — слёзы накатили волной цунами. — Я держала его, я была там, когда он прыгнул. Я просто должна была его удержать и всё! Просто удержать!       «Маленькая одинокая девочка в городе монстров. Маленький потерянный человек» — как никогда он ощущал их сходство.       Ощущение родственной души, что страдает, как страдал он, угнетало из-за собственной беспомощности. Обнять и закрыть её ото всех демонов и бед недостаточно хорошее решение. Все демоны давно внутри.       — Помнишь нашу игру? Я могу сделать то, что жаждет сердце, а ты не помешаешь, и не прервешь? — вдруг спросила Лис. Человек, глядя на неё, словно она ваза, что вот-вот рассыпется в руках, кивнул. Она сквозь слёзы улыбнулась вымученной улыбкой. — Тогда…       Худенькая дрожащая девушка, добровольно прижалась к Человеку, располагаясь у него на коленях. В защитном коконе из его горячих рук она позволила себе третий и самый большой поток слёз.       — Я не могу это держать! Больше не могу. Я ведь не сильная, я слабая! Я хочу думать, что лучше бы я умерла вместо них, но это ложь. Я бы всё равно сопротивлялась. Я трусливая, я буду бежать и прятаться до самого конца! Буду барахтаться… — шептала она, держась за Человека отнюдь не слабой девичьей хваткой. — И теперь самых близких людей нет!       Человек крепко держал Лис, пока она продолжала плакать, истерически смеяться и говорить. Выплёскивать свою боль, своё одиночество, свои изъяны, пороки и червоточины.       — Словно это мой персональный кошмар! Я буду трусливо дрожать за собственные кости и смотреть, как любимые люди умирают! Снова и снова, пока не останусь одна. Пока не останется один лишь только призрак. Но я уже призрак! Уже! Знаешь, Человек, почему я не сбегу из Цирка? — с истерическим смехом спросила она у него. — Нет, не из-за твоих фокусов. Потому что некуда мне бежать. Только здесь я всё еще живая. Меня помнят. Может, недолюбливают или презирают, или что-то другое, но здесь я существую. Я… не хочу снова стать призраком. Не хочу!       «Временами я чувствую себя внутри так, как они выглядят снаружи» — её слова о чудиках не были красивой метафорой, лишь признанием в собственном несовершенстве. В собственном надломе.       Со временем дрожь начала стихать. Слёзы закончились. На их место пришло опустошение. В этой горькой пустоте Лис услышала мелодию. Словно откуда-то из Чертогов Памяти вышла фигура улыбающегося Чарли, напомнив, чтобы не прекращала жить, а не только лишь выживать. Слабым голосом девушка начала напевать мотив:       «Малюткой меня мир огромный пугал,       Голос мамы мой страх прогонял.       Колыбельную я в душе берегу.       Знаю век мой земной будет мал.       В ней место, куда все уйдём.       С последним дыханьем своим.       То место зовут люди раем.       Это так?       Прошу, Боже, пусть будет так!»       Самая грустная и болезненная песня, исполненная голосом, наполненным скорбью. Дрожащий голос делал её лишь более пронзительной. Снова ночью. В Цирке. С одним слушателем. Возможно, единственным, кто по-настоящему её оценит:       «Когда-то наш мир райским садом расцвёл.       Холмы зеленели вокруг.       Нынче лишь камень, и сажа, и сталь.       Карнавал грязных адских мук.       И с каждым днём больше страданий.       А ночью безмолвие и страх.       Разбудит меня голос твой.       Но я во тьме       Совсем одна»       Алиса всхлипнула. Чужая песня резала так, словно была о её собственной душе.       «Теперь, когда ложусь я спать       Молю я Бога меня забрать       Прошу, оборви мой путь на земле,       Спаси, пока я во сне.              Возможно, тебя я увижу.       В самом сердце Эдемских садов       Ты споёшь о чарующей жизни       Внутри облаков       Будет так хорошо…»¹       Песня стихла. Вместе с ней затихла и девушка, окончательно обмякнув в руках Человека. Он продолжал поглаживать её по голове. Проснувшиеся после её погружения старые раны ныли, как никогда, словно чертовка обрела способность взывать к ним с мастерством заклинателя змей. Особенно, когда сама погружалась во мрак уныния.       — Какая я, должно быть, сейчас жалкая и бесхребетная! — с горькой усмешкой вздохнула Лис.       «Чарли говорил, что нужно уметь продолжать улыбаться, получать удовольствие от жизни, а мне отвратительно даже от того, что имею наглость продолжать жить, и не горевать об Алексе и Зоуи каждую свободную секунду!»       — Это очень глубокая рана. Сейчас она терзает тебя больше всего, — тихо проговорил Человек, не выпуская её из объятий даже после попытки высвободиться. Впрочем, она не слишком рвалась на свободу. Казалось, проверяла, достаточно ли надежны его объятия.       — Двухсотлетний Демон снова скажет о времени? Разве он может что-то знать о боли? — доверительно ткнувшись лбом в его руку, спросила Лис.       — Демон едва ли. Но до демона был Человек, и он знает очень много. Со временем раны затянутся. Живые не виноваты перед мёртвыми тем, что живы.       — Меньше полувека Человек, больше двух веков Демон, — задумчиво проговорила Алиса, мысленно взвешивая все увиденные маски Директора, — что-то человеческое сохранится после такого соседства?       — Почему тебя интересует именно это?       — Хочу знать, что ты чувствуешь! — просто ответила она, дернув плечами. — Мы в чём-то похожи, но между нами внушительная временная пропасть, которая может свести все сходства на нет.       Человек отпустил Лис, чтобы она могла нормально сесть. Когда девушка удобно устроилась на траве, он с интересом посмотрел в сверкающие, после пролитых слёз, изумрудные глаза.       — Больше двухсот лет назад с созданием своей самой первой Маски я обратил боль в ненависть. Не только ту боль, что причинила мне Аннет. Даже после того, как огонь отнял её жизнь под восторженные крики толпы, для меня ничего не изменилось. Моя жизнь сгорела в пожаре. Я не был призраком, как ты. Люди меня замечали, но то как они смотрели было в сотни раз хуже небытия. Они желали только одного, — горько усмехнулся он, — чтобы уродство не вторгалось в их жизни. Я был уверен, что моё уродство никто не примет, и до самой смерти я буду обречён на одиночество. Я ошибался. Смертью кошмар не ограничился. Но первая Маска сделала слабость силой, обратила скорбь в ярость, боль в ненависть и вытеснила одиночество возможностью манипулировать любым смертным. Их всегда было забавно ломать… А потом появилась ты!       Последняя фраза была сказана почти гневно, заставив Лис невольно вздрогнуть. Честность Директора была непривычной, жестокой, но не могла не вызвать чувство сопричастности. Возможно, виной тому были разделённые между ними воспоминания.       — Один взгляд. Одно полное погружение. И все забытые раны начали кровоточить с новой силой. Словно не было Маски и двухсот лет! Мой персональный кошмар вернулся! И ни бледнолицый Демон, ни Маска, ни новый чудик не могут заставить старые раны затянуться! Внутри нас с тобой очень похожие язвы, Алиса! — закончил он, заключая лицо Лис в колыбель своих ладоней.       Девушка не отвела взгляда. Печальные глаза внимательно смотрели на него. А в мыслях один лишь вопрос:       «Моё присутствие причиняет боль?»       «По мёртвому Цирку с Мертвецом во главе бродит ещё живая девушка. Чем больше в тебе жизни, тем сильнее я чувствую её отсутствие в себе. Это мучительно, но если ты уйдёшь будет намного больнее!»       — Представляю, чего тебе стоило, — нервно сглотнула Лис, когда он отпустил её, — признаться в своей уязвимости.       — Уязвимость плохо сочетается с образом Великого и Ужасного Хозяина Цирка Уродов. Особенно если под боком прячется последний ковен ведьм, высматривающих мои слабости, чтобы избавиться раз и навсегда, — он театрально, хоть и с усталостью, представил рукой свой образ. — Можно ли ожидать что-то ещё от мастера масок?       — Порой, когда слишком долго носишь маску, становится трудно вспомнить лицо скрытое под ней. Или невозможно, — с грустной улыбкой проговорила Лис, где-то услышанную фразу. — А если маска прирастёт к лицу, то оно исчезнет навсегда.       — Посмотри на меня, — попросил Человек, не делая никаких попыток заставить Алису подчиниться.       Она не отрываясь смотрела на него, когда по идеальному лицу прошла рябь. Почти ничего не изменилось, но это почти значило для Человека всё. Глаза остались прежними, разве что сиять стали больше в лунном свете, но лицо покрывали шрамы, подаренные огнём.       — Думаешь, такое лицо можно просто так забыть?!       И снова этот спокойный изучающий взгляд изумрудных глаз. Не вздрогнула. В мыслях не промелькнуло и эхо отвращения. Она смотрела на его пороки, вспоминала пожар, желала прикоснуться, и это обескураживало.       «Почему?»       — Почему? — не выдержал он, когда вместо того, чтобы отпрянуть в отвращении, маленькая ведьма приблизилась к его лицу.       — Тсс, ничего не говори! — попросила она и, прожигая завороженным взглядом, робко коснулась подушечками пальцев его лица.       Почти невесомое касание будто запустило разряд тока по его коже, заставив давно мёртвое сердце заколотиться в безумном ритме. В том же ритме билось о грудную клетку и сердце Лис. Тишину на мгновение прервал рваный вздох. Испытывая странное волнение, она, слегка прикусив нижнюю губу, положила вторую руку на плечо Человека для равновесия и, еще приблизившись, начала осторожное движение пальцев по его лицу. От лба до скулы. От скулы до подбородка. Вниз до шрама на шее. Снова лоб. Пальцы мягко опустились на другую скулу, обводя каждый шрам. Вниз по линии челюсти. Скольжение по линии от носа до подбородка.       Алиса словно пыталась нарисовать его лицо заново, мягко водя пальцами по коже. Изучить каждый шрам. Коснуться каждого изъяна. Когда Лис осмелела настолько, чтобы коснуться его щеки всей ладонью, рука Человека накрыла её руку. Баритовые глаза жадно всматривались в изумрудные, пытаясь прочитать скрытые в ведьминой зелени секреты. Лицо, настоящее лицо Человека жадно впитывало ласку маленькой бледной руки. Время замерло, лишь громкий стук двух сердец отмерял проскальзывающие в небытие мгновения. Бережно он привлёк Лис ближе, не отпуская её руку из плена своей. Лоб Человека коснулся лба девушки.       «Так вот она какая безмятежность!» — донеслись до Человека мысли Алисы, когда она расслабленно прикрыла глаза.       Ночь. Цирк. Шатры. У самой границы два глубоко раненых человека тянулись друг к другу, пытаясь найти во взаимности желанное исцеление.