Девять лет назад.
Антон лежал в своей постели, даже не в силах подняться. Каждое движение сопровождалось болью и жжением, а мысли не могли прийти в норму. Он не помнил, как дошёл до дома, как заставил себя сходить в душ и переодеться. Антону хотелось реветь от злости. Он понимал, что такое не могло произойти с ним случайно, что человек сделавший это — знает его. Но для Антона лицо незнакомо, однако теперь запомнится на всю жизнь и будет приходить в кошмарах после смерти. Антон ни с кем не общался очень долго. Он приходил на учёбу, садясь, как можно дальше, отвечал односложно, чтобы к нему не лезли и уходил домой в том же одиночестве. Все лица казались злобными, каждый человек словно придумывал план по его уничтожении. Любое прикосновение кожи к коже вызывало рвоту. Шло время, но лучше не становилось. Антону нужна была помощь. Его мама не была в курсе, что ему даже просто было плохо в последнее время, не говоря уже о самой ситуации. Он не собирался её расстраивать. А больше никому он довериться не мог. Илья оказался страшным человеком, однако, если Антон узнает, кто это сделал, то обратится прямиком к нему. Тогда у обоих на руках будет чужая кровь. Антона разрывало изнутри всё больше и больше, пока он не понял, что не в состоянии даже подняться. Он притащил себе кастрюлю с водой, стакан и пролежал так неделю, съев только одно яблоко. Он смотрел в стену, неморгающим взглядом, и понимал, что нельзя, чтобы так продолжалось. Жизнь поломана, но не закончена, а он достаточно сильный, чтобы это забыть. Сколько бы Антон себя не уговаривал, прийти хоть к какому-то стабильному состоянию не вышло. Его отчислили в выпускной год. Время продолжало идти. Мама забила тревогу из-за отчисления, поэтому Антон соврал, что ушёл сам и собирается поступать в другое место. Пришлось взять себя в руки. Всё начало налаживаться. Если исключить из жизни отвращение к прикосновениям, ночные кошмары и тонкую нитку внутри, имитирующую остатки нервной системы. Если забыть о не уходящей усталости и вечной слабости, боли изнутри и снаружи. Если не обращать ни на что внимания, то всё не так плохо. Антон возвращался домой, когда услышал хорошо знакомый голос. Дима с кем-то беседовал. Стоило пройти мимо, если бы не пролетевшее рядом: «Ты о Тоше?». Антон стоял достаточно близко, чтобы слышать всё, и далеко, чтобы его не заметили. Сначала всё звучало странно, два этих человека говорили завуалировано, понять их было непросто. Но когда Антон догадался, его прожгла боль от воспоминаний. Он представлял этот момент и думал, что узная, кто этот человек, то сразу кинется в драку и размажет череп об асфальт. И он точно не мог подумать, что его схватит такое бессилие, что останется только повалиться на землю. Он не чувствовал ног, а дыхание спёрло. Голова так резко заболела и закружилась, к горлу подступила тошнота. Антон достаточно давно знал Диму и совершенно не мог подумать, что он как-то связан с этой ситуацией. И даже сейчас не совсем понимал, как именно. Он кому-то заплатил? Зачем ему это? Звучит, как полный бред.
Девять лет спустя.
Антон сидел в обшарпанной квартире, где словно недавно произошла бойня. Он оттëр всю кровь, выкинул весь мусор, и привёл помещение хотя бы в не заброшенный вид, но жить здесь было тяжело. Она заставляла погрязнуть в боли от воспоминаний, от которых Антона выворачивало наизнанку. Он почувствовал подступающий к горлу ком и едва успел добежать до туалета, как его вырвало желчью, поскольку еды в желудок поступает мало, то она переваривается с трёхкратной скоростью. Он с трудом возвращается в комнату, падая на диван. Берёт телефон в руки и читает сообщения, отправленные вчера. Он вновь отказал Арсению. Но его тут же передëргивает. Нужно было согласиться. Хочется написать ещё, но Антон заставляет себя убрать телефон. Их встреча так близка, что время, словно намеренно, начинает тянуться в несколько раз медленнее. Антон заходит в интернет, чтобы убить время, натыкается на интервью и просматривает его трижды. Арсений, словно не находится с ними в помещении, с трудом присутствуя среди этих вопросов. Он почти не отвечал, но если это случалось, то только после явного, намеренного обращения к нему. Антона уколола вина и желание увидеться. Он сжимает кулак, вспоминая прикосновение к волосам Арсения. Уйти оттуда было не так тяжело, как совладать с мыслью о возвращении. Как решился двигаться дальше, когда покинул подъезд. Хотелось бежать обратно, хотелось прижать Арсения к себе. Антон вновь хватает телефон и долго думает, прежде чем решает отправить всего два слова. Они изменят всё.Тремя часами ранее.
Арсений бредëт по пустым улицам. Все магазины разграблены, а люди настолько запуганы, что сидят в своих домах, боясь даже сунуть голову в окно. А Арсений просто окончательно отчаялся. Он не ел несколько недель и больше не мог терпеть болезненное чувство в животе, слабость и тяжесть во всём теле. Он заставлял себя тащиться по улицам, надеясь найти хоть что-то, заставляя себя поверить, что тогда сразу станет легче. И он отыскал пищу. Решил есть медленно, чтобы желудок привык, но всё в пустую. Боль усилилась в тысячи раз, всё оказалось на земле, но уже в непригодном для употребления виде. Он ударил кулаком по земле, чувствуя, как силы сократились ещё больше. Обратно домой он не дойдёт. Но Арсений обещал Кьяре, что вернётся и принесёт ей еды. Поэтому несъеденное убрал в сумку, кинутую через плечо, и заставил подняться с земли. Потребовалось несколько минут, прежде чем удалось не падать. Обратная дорога оказалась в разы дольше. Он чувствовал, что идёт слишком медленно, время в пути увеличилось на пару дней. И по дороге попытался поесть. Всё прошло лучше, чем в первый раз, еда, хоть и немного, но осталась внутри. Он воротился полный энтузиазма, что наконец Кьяра сможет поесть. Арсений подошёл к ней с улыбкой и начал мягко толкать в плечо, чтобы разбудить спящего ребёнка. Кожа оказалась ледяной, когда на улице стояла адская жара. Арсений развернул её к себе лицом и увидел, что тело уже начало гнить из-за погоды. Шок застыл на лице. Вырвало желчью. Собственное сердце тоже захотелось выдрать. Он закричал из последних сил, не переставая до тех пор, пока просто не перестало получаться. Его голос исчез. Арсений проснулся в холодном поту. Он не сразу осознал, что всё это не по-настоящему. Сны становятся более пугающими и ещё реалистичнее, настолько, что после пробуждения не сразу понимаешь, как ты здесь оказался. Он поднялся с кровати, заглядывая в комнату к Кьяре. Она мирно сопела в кровати, и только убедившись, что грудь её поднимается и опускается, Арсений ушёл. Проснулась она всего через час и выглядела достаточно позитивно. Арсений приготовил лёгкий завтрак, и они немного поговорили, пока Кьяра уплетала свою еду, иногда восклицая: «Как вкусно! Ты должен стать поваром!». Потом Кьяра снова собирается пойти гулять. Она всеми силами отгораживает себя от проблем и одиночество, как можно больше проводя времени с друзьями. Скоро она уедет с папой в Питер, а там не осталось ни единого знакомого, поэтому придётся много сидеть дома. Значит, нужно гулять, как можно больше, пока есть с кем. Арсений сидит у себя и пишет Диме, интересуясь, где он находится. Он до сих пор ощущает сильнейшую пустоту. Ему больно каждой крупицей тела. Антон молчал всегда, не желал, чтобы его проблемы были кому-то известны. Но эти страдания, он пронес с собой через года, всё ещё не хотя это обсуждать. И только из-за понимания, что это нужно сделать сейчас или никогда, решился сказать. Кьяра стучится к папе в комнату прежде, чем зайти, и, услышав разрешение, влетает с озадаченным лицом. — А вы с дядей Антоном встречались? — неожиданно выдаёт она, слегка наклонив в сторону голову. Кьяра выглядит совершенно спокойной, но крайне заинтересованной в этом вопросе. Ни шока, ни порицания. Только любопытство. У Арсения все мысли разом вылетают из головы, поэтому он способен лишь тихо вымолвить: — Что? — Когда мальчик и девочка вместе, то они обнимаются, ходят за ручки и целуются, — она ненадолго замолчала, неуверенная можно ли продолжать, но всё же решилась, — А вы то же самое делали. У Арсения в голове тысячи кадров, но ни одного, где бы они с Антоном нежились у Кьяры на глазах. Она могла увидеть только их постоянно желающие прикоснуться друг к другу руки, но и там они сохраняли определённые правила. Любой очень близкий контакт состоялся, когда они оставались только вдвоём и никак иначе. — Ты видела, что мы целовались? — неуверенно спрашивает Арсений, продолжая пытаться понять, когда они спалились, но идей так и не появилось. Только если это произошло в один из срывов, Арсению снесло крышу настолько, что он просто не помнит. — Да! — уверенно заявляет она, ставя руки на пояс, — Так я права? — Права, — Арсений садится перед ней на корточки и мягко улыбается, кладя ладони ей на плечи, — Только об этом говорить никому не стоит. Вообще. Мы живём не в том мире. Обещаешь? Он не хотел скрывать от неё, но надеялся, что если она и узнает, то только тогда, когда будет постарше. Но никак не в семь! Арсений своей любви к Антону больше не боялся, но она могла принести много проблем, если станет общеизвестной. — Обещаю, — Кьяра хитро улыбнулась, — Только я соврала. Я ничего не видела! — она показала язык и быстро выбежала из комнаты, чуть не упав, запнувшись о собственную ногу. Арсений рассмеялся, когда понял, что полностью попался на её актёрскую игру. Его радовало, что Кьяра становится прежней. Неужели их отношения настолько заметны, что она просто догадалась? Или дело в том, что Кьяра — это Кьяра. Узнает всё, что нужно и не нужно, догадается обо всём, о чём можно и нельзя. Как только Кьяра ушла, Арсений вновь включил отрывок с шёпотом, желая понять, о чём говорят Илья и Антон. Если голос первого можно было расслышать, то второй был столь тихий, что даже уверенность в его существовании падала. Раздался вызов телефона. Это Дима, просящий впустить внутрь. Он стучится уже несколько минут, но безрезультатно. Арсений отпирает дверь, и сердце его проваливается в пол. Мозг отказывается верить, что их хороший друг, с которым они хоть и часто спорят, но всё равно в чудесных отношения, является столь гнусным человеком. Тем, кто способен на ужасный поступок. Дима здоровается, но ничего не услышав в ответ, понимает, что дело серьёзное, поэтому молча раздевается и проходит в гостиную. Арсений куда-то пропал на это время, а как воротился, то встал в проходе, облокотившись на стену. Он просто смотрел, собираясь с мыслями, прежде чем что-то сказать. И никто его не торопил. — Я послушал твою запись, — начинает Арсений, с трудом сдерживая злость. Он вскипает с каждой минутой всё больше. Ему жутко больно и обидно за Антона. — И что? — Дима не волновался, когда речь шла о нём, потому что совершенно не мог вспомнить, что такого ужасного сделал по отношению к Антону. Была только одна вещь. Старая и забытая. — Ты реально не понимаешь, что он о тебе рассказал? — от сквозящего льдом голоса стало не по себе. Дима задумался, но в голову всё так же приходило только одно, что правдой быть не может. А значит идей больше нет. — Антон всё знал. Все эти годы. Диму словно окатило холодной водой. Он совершенно не помнил, что им тогда двигало. Ради чего это было сделано? По истечению пары лет дружбы с Антоном, Диме начали сниться кошмары о случившемся тогда. Он несколько раз хотел извиниться, но не знал, как вообще завести о подобном ужасе диалог. Как в таком сознаться? Поэтому решил просто продолжать делать вид, что ничего не было. — Он не мог… Он бы не общался со мной, — Дима осел на пол, хватаясь за голову. Совершенно не подумав, что рядом стоит диван. В голове бегали мысли, проклинающие его самого. Он чувствовал к себе старому жуткое отвращение, ни с чем не сравнимое. Раньше всё казалось забавным. Теперь это ужас наяву. Арсений нервно выдыхает. Он искренне надеялся, что Антон соврал или что-то перепутал, и Дима не имеет к этому никакого отношения. Но всё зря. — Антон привязывается слишком сильно. И совершенно ни к тем людям, — в Арсении осталась такая брешь от каждой кассеты, что её ничем не залечить, — Когда будет твоя очередь, то ты поймёшь, что он терпел всех нас, несмотря ни на что. — Это тупо, — глухо произносит Дима, всё ещё отказывающийся верить в действительность. — Но правда, — немного поразмыслив, Арсений добавил, — Антон поступал тупо. И это глупо отрицать. Он не настолько жалкий и беспомощный, что не смог бы закончить со всеми общение. Просто не хотел. Возможно, на самом деле ему нравилось страдать и корить себя самого в слабости. Антон совершенно не тот человек, коим казался, и никому боле не известно, каков он настоящий. Арсений сжимает и разжимает кулаки. Так и чешутся ударить Диму по лицу, но он сдерживается, стараясь остановить себя тем, что рука так никогда не заживёт. Стоит там только появиться лёгкой корочке, как её тут разрушают ударами и кровью. Дима больше не в состоянии говорить. Он застрял в трансе прошлого. Оно полно сожалений. Тишина длилась множество минут, прежде чем Дима поднял голову, смотря Арсению в глаза. В них кипела злоба и непонимание. — Если хочешь, ударь меня, — глухо говорит Дима, поднимаясь с пола. Арсений не думает ни о чём, когда размахивается со всей силы, направляя кулак точно в чужое лицо. По всей руке, до самого плеча, разносится ноющая боль, почти заставляющая съëжиться. Она не проходит сразу, превращаясь в адскую и монотонную, раздражающую и неприятную. У Димы из носа тут же хлынула кровь. Он ничего не сказав, пробежал мимо, исследуя квартиру в поисках ванной комнаты. Арсений разматывает повязку на руке, находя под ней кровавое месиво. Возможно, если бы он каждый раз не бил бы ей снова и снова, всё выглядело бы куда приличнее. Сейчас же она была изодрана, немного посиневшей, опухшей, покрытой кровью, которая продолжает сочиться. И боль, настолько сильная, что, кажется, проще отрубить, чем вылечить. Арсений уходит на кухню, чтобы обработать и замотать обратно, потому что, что ещё может сделать? Ничего. Дима останавливает кровь, радуясь, что нос не сломан. Этот удар привёл его в чувства, заставляя думать более здраво, не утопая в ненависти, но её всё равно хватало с лихвой. Арсений понимает, что не должен был этого делать. Он не имел права бить Диму, вообще никакого, и сожалеет. Эта ситуация произошла не с ним, а Антон ни разу об этом не заговаривал, так что Арсений просто не должен был лезть. Хотя бы до тех пор, пока не поговорит с Антоном лично. Арсений застыл в раздумьях, сидя за столом на кухне, так ничего и не сделав с рукой, поэтому зашедший туда Дима сначала опешил, а потом совсем забыв о том, что недавно произошло, стал отчитывать. В конечном итоге, Дима несколько раз попросил отправиться Арсения в больницу, потому что выглядит очень не здорово, обработал, зафиксировал и замотал, после чего уселся напротив. — Извини, — сразу выдаёт Арсений, сверля взглядом столешницу, — Я не должен был. — Я сам разрешил, — Дима криво улыбается, — И облажался. — Зачем? — Я не знаю, — поднимает голову вверх, чтобы сдержать слёзы, которые так и желали выступить, — Я действительно не помню, что тогда было… Я просто решил, что если не буду вспоминать, то забуду, но нихера… Его корëжило с самого себя. Он сам желал понять — почему так поступил, но не находил ответа. Тот момент словно вырезали из памяти, оставляя только сам факт. Просто забавно. Так казалось. Они сидели в угнетающей тишине. Никто не хотел говорить, все слова казались неправильными и лишними. Потребовалось немало минут, прежде чем Арсений всё-таки продолжил: — Я предлагал Антону встретиться, — говорит глухо, будто самому себе, — Он отказался. — Когда? Как? — Дима не понимал, каким образом они поддерживают связь, и почему он впервые об этом слышит. — Вчера. Он прочитает сообщения, если ты напишешь. Не факт, что ответит, но прочтёт. И молчание вновь их охватило. Дима больше находится здесь не мог, поэтому он ретировался, поняв, что никто из них не продолжит разговор. Арсений помнит про уговор, поэтому уходит в спальню, чтобы продолжить слушать кассеты. Чем быстрее, тем раньше. А силы для ожидании давно закончились.Антошка, Антошка!
Арсений выключает. Это не последняя запись, есть ещё следующая. Но если это про самого Антона, то кто может быть дальше?Настало время последней истории. Я больше не хочу никого затрагивать, никого, кроме себя. Хотя, мог бы. Вы не единственные, кто занимался убийством моей жизни.
Антон говорит достаточно спокойно, что звучит очень контрастно на фоне прошлой кассеты. Там были лишь безумие и страх. Арсений шумно выдыхает, не уверенный, что готов снова слушать мысли Антона. Здесь не будет чего-то конкретного — ясно сразу, но это только заставляет напрячься от незнания, чего ожидать.Но вы те, кто был близок мне или худшими.
Арсений не понимал, к чему его можно отнести больше. Он определённо близкий человек, но и наговорил достаточно, чтобы быть худшим. Оставалось только надеется, что он скорее первое, чем второе. На телефон приходит сообщение, заставляющее отвлечься, но как только Арсений замечает от кого оно, то весь мир замирает. А содержимое заставляет впасть в отчаяние, смешанное с надеждой. Сейчас. Давай встретимся. Тело бросает в ледяной пот, а улыбка врывается на лицо.SMS
Да! Да! Да! Когда? Антон, когда?
Сейчас. Если ты не занят, то приезжай, как можно раньше. И снизу добавил адрес. У Арсения пересыхает в горле, и он сначала теряется от незнания, что делать. Его мозг не желает думать от вырабатывающегося дофамина. Перед глазами временно потемнело, прежде чем удалось встать, чтобы начать собираться. А потом закрался полный мрак. Арсений пришёл в себя, лежащий на полу. У него ужасно болела голова, и ныла левая нога. Он свалился в обморок. Как не вовремя! Пришлось временно не двигаться, сидя на полу, чтобы окончательно прийти в сознание. Прошло всего десять минут, потеряно немного. Уже стало спокойнее, Арсений продолжает собираться, вызывая такси. Его почти трясёт от волнения. Он почти сходит с ума от радости. Добраться быстро не удаётся из-за кучи пробок, ещё и место оказалось далеко, за городом. Антон явно не хотел, чтобы об этой встрече кто-то прознал. Весь путь Арсения мучил только один вопрос. Почему он передумал? Каждый раз наотрез отказывал, давая понять, что они увидятся, только когда все кассеты будут закончены. Осталось две. Непонятный полу-заброшенный дом, но достаточно целый на вид. Вокруг ни души. Всё выглядит, как в фильмах об апокалипсисах, отчего становится не по себе, но стоит заметить фигуру на крыше, как все мысли мгновенно уходят. Остаётся одна — бежать наверх, как можно быстрее.Два года назад. Август.
Антон влетает на порог, громко хлопнув дверью, скидывает обувь и тут же налетает, на только вышедшего из гостиной Арсения. Он обхватывает его шею руками и впивается в губы, но отстраняется быстро. Арсений ничего не успевает понять, кроме того, что, вероятно, случилось что-то чрезвычайно хорошее. Антон весел почти всегда, но сейчас он буквально сиял и излучал свою радость, улыбаясь так, что точно заболят щеки. — В чём дело? — недоверчиво спрашивает Арсений, укладывая руки на чужую талию, и слегка поднимает вверх голову, чтобы смотреть в глаза. — Я не знаю, но мне так хорошо! — он буквально искрит, — Amor meus, — выпаливает Антон, ехидно улыбаясь, и запечатывает на носу поцелуй. — Чего? — Арсений не был уверен в переводе услышанного, тем более прибывая немного в растерянном состоянии, понять оказалось сложнее. — Любовь моя! — повторяет Антон на русском, после чего целует в обе щеки и сжимает в объятьях. Арсения немного переклинило от услышанного. Он ничего не может сделать с тем фактом, что их отношения всё ещё сложная тема, но такой мягкий Антон заставляет забыться настолько, что оцепенение проходит достаточно быстро, тем более, что из-за объятий появилось время успокоить и сердце, и голову. — Латынь? — тихо шепчет Арсений, на что получает довольный смешок и новую порцию поцелуев по всему лицу. Под шумный рассказ Антона о том, как он добрался, они доходят до кухни, чтобы поставить кипятиться чайник. Арсений садится на стул, а Антон спокойно усаживается на него, обняв за шею руками, а носом зарывшись в плечо. Никто ничего не говорит, никто ни о чём не думает. Они отдыхают друг с другом, создают и впитывают тепло и энергию, благодаря которой смогут жить дальше. Антон поднимает голову, переводя её в такое положение, чтобы смотреть на Арсения. Он медленно пододвигается к его лицу и прикасается губами, так мягко и нежно, так аккуратно и сладко, что Арсений начинает плавиться от бушующих эмоций. Он Антона обожает. Стоит ему появиться перед глазами, как взгляд становится невозможно отвести. Стоит ему сказать слово, как слух навостряется и желает слушать лишь один голос. Стоит в голову закрасться воспоминанию о нём, как ничего другого не приходит на ум. Арсений в Антоне тонет. И ненавидит себя за все эти мысли и действия, но остановиться не в силах. Антон свои руки переводит к лицу, мягко поглаживая щёки, и чувствует такое спокойствие, какого не ощущал уже очень давно. Арсений расслабляется полностью, прежде чем медленно отстраняется. — Так что насчёт… — выдыхает со смешком, — Чая? Антон искренне улыбается и целует в лоб, легко слезая с колен, отходит в коридор, достаёт из рюкзака три банки с заварными чаями и возвращается, спрашивая, с какого начать.Два года спустя. Октябрь.
Антон стоит у самого края крыши, не двигаясь, смотрит прямо. На вход. И наконец появляется фигура, что знакома до боли, что не выходила из памяти всё это время, что преследовала, что появлялась в виде галлюцинаций, что была любима. Арсений замирает не в состоянии идти дальше. В нескольких метрах от него находится Антон. Тот самый, что пропал, что сбежал, что приходил во снах, что оставил послание, что хотел, чтобы его нашли, но не мог признаться, что сводил с ума своим отсутствием, что был любим, но не знал этого, потому что ему не сказали. Антон выглядит ужасно. На нём чёрная толстовка и какие-то джинсы, но они висят, как на скелете. На лице сплошные кости, обтянутые кожей, он худой, как смерть. Он почти серого цвета, а мешки под глазами, будто рисовали подводкой. Выглядит, как призрак. На улице холод, а он одет так легко, совершенно не выглядя замерзшим. — Нашёл, — голос так хрипит, что не зная, Арсений бы ни за что не догадался, чей он. Он делает шаг вперёд, а Антон назад. Как бы предупреждая — стой на месте. У Арсения сердце бьётся так, что сейчас сломает рёбра, порвёт кожу и ткани, вырываясь наружу, всё тело напряжено, дышать почти невозможно, ожидание чего-то неизвестного отбирает весь воздух, а глаза так и норовят выплеснуть слёзы. У Антона в голове тысячи мыслей и желанных действий, но он ни одного в реальность не превращает. Ещё два шага назад по тридцать сантиметров, и он полетит вниз. Считал. Что-то его останавливает, не позволяя подойти. Страх. Он овладел им впервые за всё то время, что Антон расхаживал по разным странам, где его встречали отнюдь не всегда хорошие события. — Что с тобой стало? — только и произносит Арсений, переступая с ноги на ногу. Ему хочется Антона ударить, потому что тот ушёл так резко, так надолго. Ему хочется Антона обнять, потому что он так долго ждал этой встречи. Ему так хочется упасть на колени и просить прощения, потому что он виноват в том, что не признался тогда, что всё испортил. Ему хочется плакать, потому что он скучал. Ему хочется его поцеловать, потому что он любит. Каждой клеткой. Антон не отвечает, бросая по полу зажигалку. Она катится как раз к ногам Арсения, но оказывается самой обычной, металлической с изображением логотипа какой-то группы. Заполнена бензином, работает. Выглядит точь-в-точь, как та, что была замечена в раздолбанной квартире с кассетами. — Ты ведь не прыгнешь? — Арсений надеется, хоть и видит готовность во взгляде. Понимает, что если играть будут не по правилам Антона, то вообще никакой игры не будет. Он совершит самоубийство, даже не раздумывая. От этого осознания кожа покрывается мурашками, всё тело обдаëт пронзающим холодом. Почему Антон собой не дорожит, даже самую малость? Он готов расстаться с жизнью, не имея в этом никакого смысла. Где он был? Что с ним сделало это время? — Ты вернёшься? — спрашивает Арсений, уже чувствуя, что ответ ему не понравится, что слова ранят. — Вряд ли, — тихо отвечает Антон. Руки нервно сжимаются в кулаки, ему хочется наброситься, прижать к себе и никогда не отпускать. Его взгляд горит болезненным пламенем, не позволяющем совершить необдуманные действия. Но так хочется, так хочется. — Почему? — у Арсения голос срывается, из-за чего он звучит через чур печально. — Я не могу, — тихо летит в ответ. Они смотрят друг на друга. Во взглядах напротив столько противоречий, сожалений и неуверенности, столько радости и безумства. Их тела дрожат от напряжения. И никто не представляет, чем эта встреча закончится. — Обещай, что хотя бы подумаешь, — Арсений надежды не теряет. Прекрасно понимая, что Антону возвращаться никуда не хочется, он говорил, что не жалеет. — Je promets. — Антон… — Арсений договорить не смог, но ему и не пришлось. Антон сделал два небольших шага вперёд и замер, потом ещё три побольше. Они медленно направлялись друг к другу. Они потеряли друг друга в марте двадцать первого года. А сейчас октябрь две тысячи двадцать второго. Прошло полтора года. Каждый изменился, стал и хуже, и лучше. Жизни потерпели серьёзные изменения, мысли теперь другие, но сердца пылают также сильно. Чувства заставляют сгорать, обдавая своим жаром всё тело, заставляя потеть в холодную осень. Оба замирают на расстоянии не больше, чем полметра. Остался последний шаг. Взгляды направлены друг на друга, ни на секунду не отвлекаясь, словно человек напротив может исчезнуть, стоит только моргнуть. Арсений в происходящее не верит. Считает, что глаза обманывают, а мозг выдаёт желанное за действительное. Антон не понимает, как смог уйти дважды, когда эта встреча была уже на ладони. Сейчас ни одна конечность не дëрнется, чтобы убежать. — Прости меня, — произносит Арсений, — Прости за всё, что я сделал не так. За каждое слово, за каждое действие. Последний шаг делают одновременно, буквально давя друг друга в объятьях. Весь воздух вышибает из лёгких. Это всё-таки произошло. Тяжёлые вдохи и дрожащие руки, сжимающие до боли в суставах. Они мягко опускаются на колени, не в силах стоять, но отпускать не собираются, готовые находиться так до конца жизни. — Всё в порядке. Тебе не о чем беспокоиться, — Антон обнимает крепко, но очень мягко, будто Арсения возможно раздавить. Он его давно простил и зла не держал. Он всех простил. Никто больше не отзывался в его сердце с примесью негатива, теперь каждый был чист, а воспоминания светлы. Антон не мог только простить себя самого. — Антон… — с трудом шепчет Арсений, стараясь унять идущие слёзы, уже намочившие чужую кофту. Он просто счастлив. Счастлив настолько, что эмоции не могут найти никакого выхода, их просто некуда деть. Хочется кричать, вопить во всё горло. — Арсений… — тихо отвечает Антон, прижимая ещё сильнее. Он всё ещё пребывает в другой реальности, совершенно не понимая, откуда в нëм столько эмоций. Где его отрешëнность, которую он вырабатывал всё это время? Почему он снова старый, желающий плескаться в эмоциях, Антон? Где его новое «Я»? — Я не хочу, чтобы ты уходил, — Арсений говорит тяжело из-за плача, но слова разборчивы, — Пожалуйста… Почему ты не можешь? Что тебе мешает? Антон Арсения слегка отодвигает, чтобы увидеть лицо, и сердце начинает болеть от этого страдающего человека. Не в силах смотреть, он прижимает с новой силой, ладонями обхватывая его голову и целуя в макушку. — Прости меня, прости, что я ушёл, — повторяет, совсем того не понимая. Антон лишь повторяет это раз за разом, пока Арсений не успокаивается, — Я не должен был, я сорвался. И тишина снова накрывает их, давая время на мысли. Столько, сколько потребуется; столько, сколько захотят; столько, сколько друг у друга попросят. Арсений немного отодвигается, чтобы была возможность видеть Антона, но руки не размыкает, только переносит выше, к шее. Колени у обоих начинают ныть. Они не сговариваясь, одновременно подгибают под себя ноги, садясь более удобно и менее болезненно. — Где ты был? — Путешествовал. Ответ честный, но непонятный. Звучит, будто Антон нежился под солнцем, отправлялся в различные интересные места и весело проводил время. На самом деле он скитался по множеству стран, проживая в них разное количество времени, от недели до пары месяцев. Тратил накопленные деньги, но всегда искал любую, даже лёгкую работу, чтобы не пришлось возвращаться раньше. Иногда приходилось голодать, чтобы жильё оплатить, а бывало, что можно было поесть достаточно дорого, потому что появилась хорошая сумма. И жизнь действительно можно назвать интересной. Проблемы в ней были, немало, но только одна стала серьёзной. Паспорт сменен на новое имя давно, некоторые визы тоже получены. Повезло, что всë прошло гладко. Когда его объявили мёртвым, то многое должно было стать сложнее, но оказалось, это случилось, лишь на словах, в базе на границах между странами ничего не спрашивали. Он не знал, в чём точная причина, но на Родине он считался вполне живым и здоровым, хоть его и схоронили. Несколько раз узнавали прохожие, которые тоже были приезжими, но после их игнорирования, они столь уверены не оставались. И Антон отыскал у себя неожиданный дар к языкам. Где он прожил дольше, то узнал его достаточно хорошо и продолжал учить, живя уже в другой стране. В некоторые он даже возвращался повторно. Антон на прошедшее время не жалуется. Кроме отвратно тяжёлых мыслей, периодического голода, редкого отсутствия жилья и пары незаконных дел — была только одна сильная проблема. В остальном нельзя жаловаться. Счастливым он себя не считал. Что Арсений был удивлён — это мягко сказано. Он уверен, что всё было не так просто, и слово «путешествовал» хранило в себе больше, чем он сказал, но расспрашивать не стал, видя, что Антон делиться не хочет. У Арсения в голове крутится желание не совсем уместное, но отделаться от него совершенно не удаётся. Сердце начинает стучать ещё сильнее, почти ломая ребра, а жар приливает с новой силой. — Я могу… Но Арсению договорить ничего не удаётся, Антон тянет его на себя, вовлекая в поцелуй. Он казался неправильным. Они не виделись долго, друг друга новых — не знали, поговорить нормально — не могут. И потому решили использовать глупый способ примирения. Антон действовал так осторожно, что казалось боялся. Он отстраняется слишком быстро и шумно сглатывает, смотря за реакцией Арсения. — Прости, я не знаю, что случилось, — тут же начал оправдываться, — Что ты хотел сказать? — он звучал так же спокойно, как и на их кассете, и лицо не выдавало ничего, но Арсений чувствовал его напряжение и страх в выполняемых действиях. Антон научился скрывать свои эмоции ещё больше, и это только расстраивало. Хотелось узнать, какой он настоящий. Арсений заставил замолчать одним жестом, прикоснувшись двумя пальцами к его губам. Антон от этого жеста замер. Всё происходящее казалось странным. Они не виделись так долго, но продолжают верить, желать и чувствовать. И весь мир для них остановился, оставляя места друг для друга и никого более. — Я спрошу ещё раз, — неуверенно начинает Арсений, — Ты вернёшься со мной? Но чувствует, как руки на его плечах сжимаются, а маска спокойствия на лице ломается. Ответа слышать не хочется, поэтому Арсений целует, но не хочет, чтобы всё снова закончилось так быстро, и отодвинуться не позволяет. Антон испытал все возможные сожаления, не зная, что сказать, но не был рад, когда его ответа дожидаться не стали, однако и сопротивляться такому способу замолчать не стал. Их губы изучали друг друга заново, стараясь подступиться к человеку рядом. От плавности и аккуратности, переходя к настойчивости и уверенности. Они спрятали неугасающий страх глубоко внутрь, чтобы он ещё не скоро мог вернуться. Мысли заполнены лишь одним. Арсений проводит рукой чуть вверх, чтобы она оказалась запутана в волосах и мягко давит на себя, чтобы Антон оказался ещё ближе. Разорвав поцелуй, Антон слегка поднимается, чтобы сесть на колени к Арсению, но тот вытаскивает из-под себя ноги, принимая лежачее положение, уперевшись локтями в пол. Антон устраивается сверху, наклоняясь вперёд, чтобы вернуться к поцелую. У обоих полностью отключаются мозги. В ход идут языки, изучая рты друг друга. Раздаётся вызов, Антон дёргается, выпрямляясь, но с тела не слезает. За несколько месяцев, что находится в Москве, он успел забыть о том, что телефоны умеют звонить, а не только писать другим людям. Арсений ложится на землю полностью, и достаёт менее затекшей рукой телефон. Увидеть имя Серёжи он точно не ожидал и не знал, стоит ли отвечать, но Антон медленно кивнул, приставив ко рту палец, прося молчать о происходящем. Губы его были покрасневшие и опухшие. Арсений дышал немного тяжело и надеялся, что слышно этого не будет. — Я хотел раньше позвонить, но не был уверен, как ты отреагируешь, — сразу выдаёт Серёжа, явно волнуясь, — Ты не обращай на Стаса внимания и… Как ты в общем? — Сейчас не лучшее время… — Да, я знаю, что у тебя там всегда что-то происходит, но ты ничего не говоришь, и я… — но слова повисают невысказанными в воздухе. Серёжа просто боится, что случится что-то непоправимое. — Я потом тебе позвоню, — спокойно отвечает Арсения, — Со мной всё хорошо. И спасибо. Арсений откладывает телефон в сторону и прикрывает глаза, раскинув руки в сторону. — Ego diligam te, — шепчет Антон, смотря за реакцией человека рядом. Сердце его грохочет так громко, что удары раздаются в ушах. — Антон… — Für den Rest Ihres Lebens, — продолжает говорить. Арсений разобрал то, что это немецкий и знал перевод только одного слова. Но сказанное до этого было другим языком, и значение осталось неясным полностью. — Я не понимаю тебя, — выдыхает он. — Я знаю, — с улыбкой отвечает Антон, закидывая вверх голову. Он ожидал всего от их встречи, даже самых глупых и абсурдных сценариев, но такой исход событий казался наименее возможным. Он не думал, что подпустит к себе. И не знал, позволят ли ему самому подойти. — Антон… — Арсений открывает глаза, видя, как голова человека рядом вновь опускается, чтобы смотреть друг на друга. — Не говори этого, — словно предупреждение, но Арсений обязан сказать. — Почему? Вопрос без ответа. Антон начинает наклоняться, чтобы Арсения заткнуть поцелуем, но оказывается остановлен вытянутой вперёд рукой. — Я люблю тебя, — срывается с губ, оставляя после себя сладкий вкус. Антон от услышанного напрочь замирает, даже перестаёт моргать. Его прошибает тревога. Ему нельзя было этого слышать, потому что теперь будет ещё сложнее уйти, потому что и так большое желание увеличится. Атмосфера заметно сгущается, но Арсений ни на секунду не жалеет, а даже напротив, рад, что наконец сказал. Он не позволял себе и ждал слишком долго, чтобы не произнести. — Eres la luz de mi alma, — спустя много минут молчания проговаривает Антон, — Eres la luz de mi sonrisa. — Я не понимаю, — у Арсения выбивается нервная улыбка. Это точно испанский. И он ни слова не понимает, но видит, что Антон божественен, когда на этом языке говорит. — Ты и не должен, — тихо летит в ответ. — Сколько языков ты знаешь? — Если хорошо, то французский, латынь, английский и немецкий, — недолго думая, отвечает Антон, но следующий вопрос заставляет впасть в сложные размышления. — А если не очень хорошо? — Арсений наощупь находит коленки Антона, кладя на них руки, продолжая неотрывно смотреть на его лицо. Оно изменилось. Стало почему-то выглядеть младше, немного пугающе из-за худобы, но всё равно потрясающее. — Я не знаю… — честно ответил Антон, почëсывая шею, — Где-то я могу составить лёгкие предложения, где-то ломано поболтать, где-то всего пару фраз… Но много. Ему искренне понравилось их изучать. Во Франции и Германии — он прожил дольше всего, поэтому знал их лучше других, латынь изучал сам, ещё до побега, а английский использовали везде. Остальные языки были изучены в зависимости от срока нахождения на территории, где он был государственным. Антон из прошлого, который с трудом понимал правила русского языка, никогда бы не поверил, что Антон настоящего стал полиглотом. На этом можно построить хорошую карьеру, но он знал, что ничего ему не светит, поэтому изучал ради себя самого. Арсений поднял корпус, упираясь одной рукой в пол, и неотрывно смотрел. Ему всё ещё не верилось. Прошло уже немало времени с начала их встречи, но страх, что это очередной сон, не покидал. Сны стали такими реалистичными, что их невозможно отличить от правды. — Это ведь ты? — тихо спрашивает, Арсений, другой рукой, перевязанной, касается чужого плеча, — Настоящий? Антон только наклоняется вниз и чмокает в холодный нос. Его любимое действие. — А если… — неуверенно начинает Арсений, — Если я уйду с тобой? Если Антон оставаться не желает, то почему бы им не уйти вместе? Заберут Кьяру, они будут сами её учить и путешествовать по странам. Лишь бы рядом. — Нет, даже не думай, — категоричный ответ, не принимающий возражений, — Даже не думай. Антон знал, что навлечëт беду, поэтому даже старался не рассматривать варианты, где он остаётся. Они были лучшими, но не правильными; желанными, но запрещенными. Он понимал, что своим появлением испортит жизнь всем, возможно, кто-то умрёт. Скорей всего, кого-то убьют. И допустить этого нельзя ни в коем случае. Антон нашёл проблемы сам, разбираться с ними будет один. И если повезёт, если жизнь повернётся к нему лицом, и от этих людей удастся избавиться, только в этом случае всё сможет вернуться в норму. Он снова будет жить в Москве или уедет в Питер к Арсению, но шансы настолько малы, что почти несуществующие. — Хорошо, — сдаётся Арсений, понимая, что всё бессмысленно, — Если ты всё-таки уйдёшь, то, пожалуйста, давай до этого момента встретимся ещё раз? И отвечай мне хоть иногда. Я хочу знать, что ты жив. Антон соглашается на все условия. Внутри у обоих расплывается так много тепла, что вырвись оно наружу, глобальное потепление усилилось бы в несколько раз. Арсений знал, что ему не договаривают очень многое. Сотни различных фактов. Он чувствовал, что не всё из этого законно, возможно, в этом всё же и проблема. Антон вернуться не может, потому что не с теми людьми связался, но Арсений наверняка знать не способен, если ему напрямую не скажут. И это огорчает. Никто из них не желал расходиться, даже когда светлое небо превратилось в блестящую тьму. Когда градусы стали ещё ниже, а ветер усилился. Когда и так пустое, выглядящее, как после апокалипсиса место, стало совсем безжизненным и пугающим. Арсений позвонил Кьяре не меньше пяти раз, чтобы убедиться, что она дома, всё хорошо, не голодная, уроки сделаны и уже лежит в кровати, отходя ко сну. Предупредил, что вернётся только ближе к утру, пусть не волнуется. — Эта ночь должна быть бесконечной, — шепчет Антон, устроившись головой на плече Арсения. Его глаза закрыты, а пальцы одной руки крепко сплетены с чужими. Он уже час мысленно уговаривает самого себя закончить сегодняшний день, но язык не поворачивается даже заикнуться об этом вслух. Он по Арсению скучал безмерно и сначала это признавать отказывался. Но каждый раз, когда он смотрел на него со стороны, растапливался тонкий слой льда на сердце. А слова, сказанные у могилы, причиняли почти физическую боль при воспоминании. — Возьми, — даёт какой-то листочек. Арсений разворачивает его одной рукой и находит там три слова и цифры. ФИО Антона, дата рождения и сегодняшний год. — Зачем? Ты ведь не собираешься умирать? — Арсений смотрит перед собой, чувствуя, как к горлу подступил ком. — На всякий случай, — немного грозным тоном, чтобы спорить не стали. Арсений листок аккуратно сворачивает и убирает в карман. На всякий случай. Чувство, что то, что скрывает Антон, куда опаснее и серьёзнее, чем можно представить. Это ведь не просто так. На небе ни единого облака, а луна яркая, как фонарь. Вокруг лишь тишина, прерываемая лёгким шелестом листьев и дуновением. — И, пожалуйста, не делайте надгробную плиту такой. Не хочу, чтобы там было лицо. Только имя, может, надпись какую-то. И чёрная, чтобы помрачнее, — Антон говорит полушутя, но никто из них это, как шутку не воспринимает. — Если я скажу так сделать, то меня пошлют, — отвечает в унисон Арсений, — Моё мнение мало кого волнует. — А ты им лист покажи. Скажи, что я так просил, — Антон поднимает голову, рукой поворачивая к себе лицо Арсения, — И пусть все думают, что хотят. А ты заставь сделать, как я попросил. — Во что ты ввязался? — сердце вновь начало ускорять темп ударов, — Почему так уверен, что всё не закончится? Но Антон не отвечает, только нежно чмокает в губы, потом в нос, лоб и щёки. Ему самому с каждой минутой всё сложнее от осознания, что, вероятно, его убьют. И скоро. Прожить целых полтора года казалось нереальным. Он рассчитывал, что протянет пару месяцев в лучшем случае. Что никогда в Москву не вернётся, что никого больше не увидит. Но ошибался. — Nu uita de mine, — Антон говорит достаточно тихо, но расслышать его легко. Правда, Арсений не понимает ни слова, и даже догадаться, что это за язык не смог. — Можно перевод? — с лёгкой улыбкой спрашивает Арсений. Ему нравится угадывать, что ему говорят, но когда он не имеет даже предположения, то наоборот бесится. Потому что интересно, а Антон обычно на русском не повторяет. — Ne m'oublie pas. — Je me souviendrai de toi même dans ma prochaine vie. Их губы снова встречаются, но вместо прежней лёгкости, чувствуется страх. Они боятся вновь друг друга потерять. Никогда не увидеться. Возможно, сегодня история закончится, и следующей встречи не суждено состоятся. Поэтому они так отчаянно ловят каждую минуту, поэтому не расходятся до сих пор. Как Арсений будет рассказывать другим, что Антона видел? Что они счастливо миловались друг с другом, пока остальные даже не были уверены, что Антон всё ещё в городе? Как всё объяснить? И нужно ли? Можно? Руки Антона лежали на плечах Арсения и аккуратно их поглаживали, пока губы нежно соприкасались с чужими губами, а мысли видели только одного человека. Арсений отстраняется первым, зубами слегка прикусывая и оттягивая нижнюю губу Антона, и улыбается, переводя сбившееся дыхание. — Я могу сказать им, что мы виделись? — аккуратно спрашивает Арсений, расчесывая пальцами волосы Антона. — Можешь, но только Диме и Серёже, — он недолго помолчал, прежде чем продолжить, — И желательно в месте, где вас никто не услышит. — На всякий случай? — спрашивает с ноткой издевки. — На всякий случай, — улыбается Антон, чмокая в щеку, затем долго смотрит, прежде чем его лицо приобретает печальный вид, — Нужно расходиться. Уже поздно. — Я не хочу, — ноюще протягивает Арсений, — Я не готов. Несмотря на сказанное раньше, они просидели ещё много времени. Расходится было до невозможного тяжело. Два такси, два пути, два человека. Антон оказывается в той квартире, и его тут же одолевает злость. Он не понимает, почему всё так сложилось. Разве он не заслуживает чего-то хорошего? Хоть немного? Почему он должен только страдать на протяжении нескольких лет, чтобы получить всего несколько минут расслабления? Арсений чувствует невероятную подавленность, когда оказывается дома. Первым делом он проверяет Кьяру, но та сладко спит, закутавшись в плед. Арсений своё отношение к Диме ещё не до конца понимает, но рассказать про Антона обязан. Потому что тот искренне волнуется. Арсений отправляет обоим сообщение, спрашивая, смогут ли они приехать завтра и что это очень важно. После чего идёт есть, поскольку ни разу сегодня не питался. Сон не шёл совершенно. Арсений ворочался, крутился, вставал, снова ложился и так до тех пор, пока не пришло уведомление, от которого сердце вновь начало биться чаще. Сейчас. Аeterno te amabo.SMS
Опять?
Сейчас. Да. Арсений копирует сообщение, вставляя его в поисковую строку, и узнав перевод, начинает улыбаться.SMS
I will love you for the rest of my days.
Сейчас. Good night.SMS
Bonne nuit.
Больше никто ничего не пишет. Антон попросил делать это только в крайней необходимости, а сам же нарушил своё правило. Арсений кладёт телефон под подушку и заворачивается в одеяло. Он чувствует раздирающую изнутри пустоту. Он видел Антона, общался с ним, обнимал, целовал, он был рядом с ним и чувствовал себя самым счастливым в мире, но всё закончилось быстрее, чем того хотелось. Они с Кьярой есть друг у друга и это главное. Уедут вместе в Питер, Арсений будет сниматься в новом проекте, а она будет учиться в хорошей школе, найдёт много друзей. Кьяра полностью привыкнет к жизни без Алёны. Будет помнить, любить и скучать, но справится. Арсений должен смириться, потому что иначе никак. Он не сможет двигаться дальше. Арсений чувствует себя жутко одиноко. Арсений уже скучает по Антону. Арсений хочет исчезнуть.